О тяготах совместной жизни

В последний раз они виделись утром. Очередная ссора перед долгим и тяжёлым рабочим днем. Кавех хоть и казался спокойным за двоих, но беспочвенные нападки и бахвальство Аль-Хайтама могли вывести из себя даже самого светлейшего достигнувшего нирваны и просветления мудреца. В последнее время Кавех и вправду перестал посвящать много времени домашнему быту, был занят подготовкой к сдаче нескольких старых проектов, попутно разрабатывая еще чертежи для нового обширного строительства, а еще ведь надо было решить вопрос с поставкой материалов, встретиться с заказчиком, уточнить и еще раз перепроверить все детали прежде чем начинать масштабную проектировку… Дел было невпроворот и, если быть честным, Кавех просто не успевал заниматься еще и мелкими домашними делами. Ну и что, что не помыл за собой кружку, не выхлопал коврик на который натащил песка и вещи выстирал не на третий, а на пятый день. Он за этим проблемы не видел. Видел Аль-Хайтам. Главный секретарь Академии никак не мог понять, что сложного может быть в том, чтобы поддерживать простую чистоту в их совместном жилище. Ведь работают они оба, Кавех и раньше пропадал на своем строительстве по несколько дней, но за хозяйством следил тщательно, а сейчас перестал даже посуду за собой мыть перед уходом. Да мелочь, пускай и не серьёзная, но вызывает сильное раздражение. Уговор был — Аль-Хайтам привечает нищего архитектора у себя, даёт ему кров, еду и возможность дальше заниматься своим любимым строительством без страха умереть с голоду. Кавех же в свою очередь должен был взять часть домашних дел на себя, чтобы «разгрузить» итак слишком устающего от умственной работы Аль-Хайтама. И только в том случае если у Кавеха появилась бы возможность начать обеспечивать себя самостоятельно их договор был бы растогнут. Но пока что миллиардов моры за архитектором не водилось, строительство шло медленно, а прибыль с проектов вся уходила на возвращение долгов. Они соседствовали уже много лет и, как думал Аль-Хайтам, за это время Кавех должен был уже привыкнуть к своей роли домохозяйки, а сам Хайтам добросовестно содержать их двоих на своё жалование. Теперь же вопрос стоял остро, Кавех не справляется со своими обязанностями, а значит лучше бы ему поскорее съехать и попытать счастье в поисках другого приюта. Аль-Хайтам может позаботиться о себе сам, так ведь? Было немного обидно, ведь он считал их отношения если уж не дружескими, то хотя бы прочными соседскими и серьёзно полагал что за все эти годы они достигли, понимая касающегося повседневной жизни. Кавех его надежд не разделял. А ведь несмотря на всю свою заносчивость и высокомерие Аль-Хайтам больше всех радел за успехи своего лучшего друга. Он даже несколько месяцев к ряду хлопотал над грантом, который Кавеху должны были вручить как самому выдающемуся архитектору Академии.Столько сил он потратил, грела лишь мысль о том, как обрадуется его друг и какие замечательные эмоции отразятся на его лице, когда он будет слёзно благодарить Аль-Хайтама за его помощь. Но теперь, когда они, как он думал, окончательно поругались и последней фразой для архитектора стало пожелание Аль-Хайтама «проваливать куда подальше и не попадаться на глаза» казалось, что все те усилия были напрасны. Аль-Хайтам не дурак и не неженка, он сумеет позаботиться о себе или незаслуженно он занимает должность первого секретаря Академии! Уж его то жалование побольше будет скудных доходов жалкого архитектора. Да и с домашними делами он в лёгкую разберется, ну или в крайнем случае наймет уборщицу, ведь не пристало ученому мужу марать руки черновой работой. И с такой твердой решимость он вихрем несся на работу, лишь чудом никого не сбив. С Кавехом он разберется позже, а вот совет мудрецов сам по себе не пройдёт. Но ни сегодня, ни завтра разговора не получилось. Кавех отсутствовал почти двенадцать дней и за это время напряжение между ними успело остыть, а обида, прочно укоренившаяся в сердце, постепенно забылась. Вечером тринадцатого дня Аль-Хайтам как обычно вернулся домой и первое что привлекло его внимание — полная тишина. Не было даже сквозняка от привычно распахнутого настежь окна потому что Кавеху смерть как был необходим свежий воздух, а Аль-Хайтам привычно ворчал на слишком низкую температуру воздуха, неприятную для цветов. Второе, что удивило его не меньше — отсутствие освещения. Ни одна лампада, ни свеча не горела. Будь Кавех дома, независимо от того находился ли он в спальной комнате, кабинете корпя над чертежами или на кухне, хлопоча за ужином, свет горел бы везде. Сейчас же, чем больше уходило за горизонт солнце, тем более непривычной и совсем неуютной казалась темнота. Она словно засасывала в себя пространство комнаты, пожирая стены и мебель, постепенно подбираясь к человеку, застывшему в дверях. Много еще чего непривычного было в доме, но то что окончательно заставило Аль-Хайтама подумать об ужасном была ЧИСТОТА. Абсолютная чистота, постиранная одежда, начищенный до блеска пол, протертая вековая пыль и самое главное вся посуда — чистая и аккуратно составленная возле раковины. Вообще складывалось ощущение что над домом основательно поколдовала бригада уборщиков. Чутье подсказывает Аль-Хайтаму что что-то стряслось, нехорошее чувство заворачивалось где-то под желудком. Он, даже не снимая обувь, вихрем проносится в кухню, кабинет, спальню попутно зажигая всё освещение и осматривая жилище на предмет взлома или вторжения. Но ничего даже близко похожего на борьбу или кражу нет. Все вещи и документы на своих местах, только разложены уж больно аккуратно и рассортированы по важности, пропала разве что грязь и вечно не затыкающийся Кавех в своей насквозь пропитанной строительной пылью распашонке, которую он обычно небрежно бросает где придётся. И в этом, пожалуй, и заключалась самая наибольшая странность. Аль-Хайтам обошел весь дом, но ни письма, ни записки от архитектора так и не обнаружил. Значит Кавех ушел? И надолго ли? «Может насовсем…?» — сперва подумалось Аль-Хайтаму, но эту мысль он решительно прогнал, сильно мотнув головой. Бред какой-то, ну и куда ему податься! Вернётся как миленький, прибежит голодный и побитый на порог уже к утру. Аль-Хайтам лучше всех знал, что бунтарь в Кавехе умер давно и больше своей бесполезной работы тот ценит только собственный комфорт, а потому и уверенность в том, что архитектор вернётся с извинениями в ближайшее время была железной. Почему именно Кавех должен был извиняться? Тут и не надо мудрецом быть чтобы понять. Потому что Аль-Хайтам за собой абсолютно никакой вины не чувствовал! Это не он, а глупый Кавех забыл о своих прямых обязанностях и перестал убирать и готовить. И пусть теперь попробует найти себе другой дом, а Аль-Хайтам всем расскажет какой он безответственный и ветреный неблагонадежный сосед. Что же до самого Хайтама, хотя он даже не знал где в доме лежали полотенца, а где кухонные приборы, но был полностью уверен в своей правоте. Так, за напускной уверенностью он выпил уже четвертый стакан воды и только успокоившись по-настоящему наконец скинув плащ на спинку стула, принялся разогревать ужин. Готовить ему было не нужно, ведь перед тем как идти домой он взял несколько готовых блюд в таверне «Ламбада». Вообще-то он планировал разделить этот ужин кое-с-кем, поэтому взял чуть больше чем нужно было одному человеку. Но раз уж теперь он живет один, как и раньше, то и делиться ни с кем не нужно, а значит и ему больше останется. Размышляя об этом про себя Аль-Хайтам как ни в чем ни бывало приступил к трапезе. Следующее утро началось в тишине. Никто не бегал, не кричал об опоздании и запах сбежавшего кофе и подгоревшего завтрака не витал в воздухе. Так спокойно, что Аль-Хайтам позволил себе полежать в постели с закрытыми глазами ещё несколько минут, а окончательно проснувшись поплёлся на кухню доедать остатки вчерашнего ужина и собираться на работу. Академия встретила его суетой и как всегда галдящими, снующими туда-сюда ученными и студентами. С кипами бумажной макулатуры которую эти людишки гордо именовали «научными трудами» и стопками книг они напоминали Аль-Хайтаму тропических птиц ужасно ярких и крикливых. От шума болела голова, добавляли периодически всплывающие в голове беспокойные мысли об одном человеке, но Аль-Хайтам тут же гнал их прочь. День только начинался и обещал быть долгим и трудным. Чтобы хоть как-то отвлечься Аль-Хайтам проходя мимо кучки студентов бессовестно стащил с самого верха стопки одного из них книгу со сложным названием «Демпфирование колебаний и вибрационных нагрузок при полной и частичной резистентности прыгучих грибов. Том 1.» и направился дальше внимательно, вчитываясь в написанное. Дел, как и предполагал Аль-Хайтам было много, а выполнять их не было ни сил, ни особого желания, сказывался то ли голод то ли испорченное еще утром настроение. Весь день он проносился по городу выполняя различные поручения и собирая информацию которую по возвращении в Академию еще нужно будет задокументировать, составить подробный отчет и передать мудрецам на проверку. Несколько раз ему пришлось нарушить правила Академии чтобы разыскать доказательства контрабанды знаний, дважды он рисковал жизнью. И все это для того чтобы потом матры спокойно могли выдвинуть свои обвинения и прикрыть лавочку незаконных торговцев знаниями. Проще говоря, Аль-Хайтаму пришлось идти на неоправданный риск подкрепленный лишь его расчетами и верой в собственный успех. Он был измотан физически и морально, казалось, что и за несколько прошлых месяцев он так не уставал как за один этот день. Всё чего он хотел сейчас это сытно поесть и как следует выспаться в мягкой постели, но придя домой его снова встретила пустота и гнетущая тишина в серых стенах. Без лишних церемоний Аль-Хайтам даже не раздеваясь проплелся в кухню где залпом выпил стакан воды. Испустив усталый вздох, он облокотился на столешницу слушая как громко урчит его живот, есть хотелось страшно, но он до того забегался что не успел купить хоть какую-нибудь еду. Готовить сил уже не было и потому не придумав ничего лучше он просто поставил стакан к чистой посуде и поплёлся в спальню, попутно снимая с себя одежду и обувь, а дойдя практически рухнул в объятия кровати мгновенно проваливаясь в сон. Последняя мысль, промелькнувшая в голове о том, что будь здесь Кавех, то по возвращении его обязательно бы ждал сытный теплый ужин, больно кольнула куда-то в область сердца. И мысленно пристыдив себя за это аль-Хайтам лишь плотнее закутался в одеяло старательно закрывая глаза и хмуря брови. Просто день был тяжелый, и он не успел купить еды, завтра всё обязательно будет. И он не какой-то там слабак, вполне может приготовить сам себе поесть. Он справится и без посторонней помощи и никакие Кавехи ему в этом не нужны! Но и на следующий день всё повторилось. Аль-Хайтам, по началу абсолютно уверенный в скором возвращении блудного соседа, теперь пребывал в сильном раздражении. Дом пустовал, от Кавеха не было никаких новостей, так еще и в Академии откуда-то взялись слухи о том, что некий архитектор успешно завершил крупное строительство для одного богача и получил в качестве вознаграждения баснословную сумму денег. Аль-Хайтам будучи скептиком по натуре этим слухам не поверил и на долю. Возможно какой-то другой талантливый архитектор из Кшахревара явил миру свой талант, а так… Он должен был лично во всем убедиться прежде чем делать выводы. Факты и доказательства явили себя к середине рабочего дня, когда на стол Аль-Хайтама лёг отчет об окончании строительства двухэтажного особняка в пригороде Сумеру. Едва увидев приложенную к отчету фотографию дома, Аль-Хайтам был готов рвать свои волосы. Это был тот самый дом, строительство которого Кавех запланировал давным-давно для себя, но воплотить его никак не хватало то сил то моры, а теперь оживший эскиз был закончен и ожидал одобрения Академии на столе первого секретаря. Там же было еще несколько завершенных проектов автором которых был также подписан Кавех. Просматривая эти отчеты у Аль-Хайтама начинал заметно дергаться глаз. Ну не бывает такого, чтобы человек, еле сводящий концы с концами, разбогател настолько что остальные могли бы только завидовать всего за три дня! Оказалось, бывает, и даже очень…- это понял Аль-Хайтам, когда по возвращении домой обнаружил под дверью подручного Дори с расчетным листом «для некоего господина Кавеха» указавшего в долговой расписке этот адрес. Аль-Хайтам даже не глянул в лист, молча принимая расписку, на которой двумя словами, скрепленными личной печатью было сказано об окончательном погашении долга. Проводив чересчур говорливого курьера за дверь Аль-Хайтам с силой хлопнул ей и со всей злостью и обидой, накопившейся за день, швырнул рабочую сумку об пол. Документы и листы отчетов разлетелись по всей прихожей. Ему понадобилось еще несколько минут чтобы вернуть самообладание и привычный внешний вид и всё же злость клокотала в его душе, в любую секунду грозясь вылиться наружу. Он то места себе не находил! Беспокоился за своего бестолкового друга и впахивал как вьючный як в Академии чтобы отвлечься от дурных мыслей, а Кавех разбогател и даже ничего не сказал. Выплатил долг, достроил дом, прыгнул на чемоданы и был таков… И даже лично не явился, подослал вместо этого кучку вонючих отчётов. Ух, если бы Аль-Хайтам умел метать глазами молнии, то сейчас непременно бы устроил грозу и обрушил пару десятков на голову одного беспечного дуралея-архитектора. Друзья так не поступали, а Аль-Хайтам как минимум считал Кавеха своим другом, столько лет прожили бок о бок, разделяя на двоих и ужин и порой ванную. И столько лет Аль-Хайтам содержал их обоих на свою довольно средненькую зарплату и ни слова не говорил, позволял Кавеху заниматься своей нищенской работой лишь с одним условием - за домом следить. А как архитектор разбогател так ему выходит, и секретарь с его домом особо-то были не нужны. В самом деле, ссора была лишь предлогом, Кавех уже давно задумал сбежать и ждал лишь подходящего повода… «Не нужен…» — мысль больно ударила по черепной коробке, Аль-Хайтам даже поморщился от такой резкой головной боли. Он так привык к тому что Кавех нуждается в нем, что был зависим в своем положении и соглашался на любые условия, а став независимым обрел самостоятельность. «Не нужен ему. Он сам по себе… А я — сам по себе.» — истина доходила до Аль-Хайтама словно раскалённый нож всё больнее врезаясь в сознание, задевая не только чертоги разума но надрывая тонкие струны души. На смену злости вдруг пришло абсолютное безразличие. В желудок словно свалился тяжелый ком печали, который тут же отозвался скручивающей болью и громким урчанием. В желудке было пусто уже третий день. Аль-Хайтам оглянулся в пустом доме, в темноте комнаты не было ничего что могло бы сейчас сделать ему лучше. Безразличие быстро сменилось чувством беспомощности, а за ней - уже накатывающей истерикой. Аль-Хайтам свернулся клубком прямо на пороге дома, плотно прижимая колени к груди и обнимая руками голову. Не плакал он с тех пор как был ребенком. Но здесь и сейчас у него был повод. Ведь Кавех, который успел стать почти что родным вдруг бросил его вот так, исчез даже не попрощавшись. Кавех, который обещал надоедать ему до старости и будить спозаранку каждое утро и готовить не слишком аппетитный подгоревший завтрак. От мысли о завтраке живот снова скрутило, Аль-Хайтам захлебнулся новой порцией слёз. Он уже даже не плакал, рыдал надрывно, роняя солёные капли на чистый пол и с каждым всхлипом всё больше злился на себя, свою беспомощность и свою абсолютную одержимость уже не нищим, но все ещё глупым и таким нужным Кавехом. Но нет… Нет! — сказал сам себе Аль-Хайтам, со всей силы ударяя в пол кулаком. Ушел и ушёл. Он бросил не его, не Аль-Хайтама, первого секретаря Академии того, с кем советуются мудрецы, он бросил свою лучшую жизнь! Сбежал, стоило указать ему на его бесполезность. Что ж, туда ему и дорога, а Хайтам просто заработался, устал вот нервы и сдали. Никакой Кавех ему вовсе не нужен, а жить одному даже лучше. Ему просто нужно забыть и отпустить всё то, что осталось в прошлом. «Забыть его…» — думает Аль-Хайтам вытирая рукавом заплаканные глаза. Нужно как можно скорее отвлечься, забыть того, кто нанёс ему такую глубокую обиду, а при возможности отомстить. Ух, зря он перешёл дорогу такому могущественному человеку как Аль-Хайтам! С его возможностями, он движением одного пальца может легко разрушить всё то, что Кавех строил годами. И уже тогда, они посмотрят кто от кого действительно зависит. Но сначала нужно отвлечься и расслабиться. Определённо. Аль-Хайтам редко пьёт алкоголь, но день был трудным, голова болела, а живот завывал от голода, пожалуй, лучшего повода у него в этом году уже не будет. Бутылка редкого цветочного вина, любезно припрятанная им на случай праздника. Аль-Хайтам планировал открыть ее в тот день когда Кавех наконец-таки получит свой первый грант. Они бы пили вместе всю ночь, разговаривали и смеялись, строили планы на дальнейшую жизнь. Но теперь лишь одно воспоминание об архитекторе вызывало у него желание врезать по наглой физиономии. Решительно сорвав сургуч Аль-Хайтам припал прямо к горлышку бутылки и залпом осушил почти половину, сделав всего три шумных глотка. Горло тут же обожгло пряностью цветочной настойки, а в голове помутилось. Вино оказалось довольно крепким, и махнувший его так резко, Аль-Хайтам опьянел в считанные минуты. Даже не удосужившись снять накидку и обувь, он сидел на полу в прихожей и большими глотками глушил вино, в перерывах бормоча что-то бессвязное. Не прошло и четверти часа, в бутылке с цветочным нектаром вдруг показалось дно. Убедившись, что вино в ней действительно кончилось, Хайтам раздраженно зашвырнул бутылку куда подальше и попытался встать. Ноги не слушались, разъезжались и подкашивались, но каким-то чудом ухватившись за дверной косяк он всё-таки смог подняться и выйти на улицу. Вечерние улицы города Сумеру освещал мягкий свет фонарей. С наступлением темноты в таверне «Ламбада» как всегда было людно. После рабочего дня сюда приходили самые разнообразные люди. От наёмников из Пустыни до уважаемых святил науки, все стекались сюда чтобы выслушать последние новости и слухи, поесть или просто хорошо провести вечер за чашкой чая. В самый разгар вечера открылась дверь, пропуская очередного гостя внутрь и все сидящие за столами гости тут же замерли, переставая даже дышать. Сначала в зал проник запах мощнейшего перегара, а потом нетвёрдой походкой вошел, или было бы точней сказать ввалился, его владелец. Казалось, что этот человек несколько дней к ряду посвящал все свое время распитию алкоголя, не прерываясь ни на сон, ни на еду. И каково же было всеобщее удивление, когда в заядлом пьянчуге они узнали первого секретаря Академии! Аль-Хайтам не обращая внимание на пораскрывавших от удивления рты и пребывающих в полном шоке от увиденного посетителей таверны прошествовал прямиком к барной стойке и тут же попросил выдать ему ящик самого крепкого что у них было, а затем, подумав немного, заказал еще два доставкой прямо до дома. На работу в следующие два дня он не вышел. Окончательно предавшись своей печали Аль-Хайтам планировал уйти в длительный запой и пить до тех пор, пока память о прошлом не сотрётся или Дендро Архонт не явится лично чтобы направить его на истинный путь. Заперевшись в доме изнутри, он оставил с обратной стороны записку, гласящую что хозяин дома в отъезде и жилище временно пустует. Убедившись наверняка что ему уж точно никто не помешает, Аль-Хайтам откупорил первый сосуд и залпом выпил его содержимое с горла. Напиток оказался горьким, так что в уголках глаз непроизвольно выступили слёзы. Аль-Хайтам зажмурился, продолжая глотать обжигающую жидкость, голова пустела, а печаль всё никак не уходила сильнее врезаясь в сердце. С каждым новым глотком мысль о том, что Кавех бросил его, все отчетливее оформлялась, занимая собой весь разум. Он уже не помнил сколько прошло времени с того момента, как он вернулся домой, сколько он выпил и сколько раз отрубался и проспал между каждой бутылкой. Он сидел и пил в одиночестве. Совсем один, в рубашке на голое тело. Аль-Хайтам раскис окончательно. Ту рубашку погладил для него Кавех перед тем как насовсем исчезнуть из его жизни. Кавех… Кавех. При мысли о нём Аль-Хайтаму вдруг стало нестерпимо холодно, он поежился, крепче обнимая себя за плечи, но надолго его не хватило. Прокравшись в спальню /бывшую спальню/ Кавеха он бесцеремонно стянул с чужой кровати одеяло и закутался им с ног до головы. Теперь он был похож на большую жирную гусеницу, с тем лишь отличием что от гусениц нет такого сильного запаха спирта. Зато как он был счастлив вдыхая такой родной знакомый запах. Воспоминания снова больно кольнули, предательские слёзы уже подступали к горлу, почувствовав, что вот-вот снова расплачется Аль-Хайтам поспешил вернуться к себе, прихватив одеяло и снова приник к горлу бутылки жадно впитывая «целительную влагу». Он и сам не заметил, как снова начал плакать. Слёзы смешивались с алкоголем, стекали с подбородка и впитывались в одеяло. Ему хотелось плакать, ему так хотелось рыдать навзрыд, и он мог себе это позволить! Пока он пьян, пока эту слабость никто не видит, всё в порядке. Всё было хорошо, пока ему становилось от этого легче. Но легче не становилось… На третий день непрекращающейся пьянки он понял, что не сможет забыть Кавеха. Не сможет забыть всё то, что они пережили вместе. Ему нужен Кавех. Жизненно необходим, он нуждается в нём — таком глупом, болтливом, надоедливом архитекторе что украшает его жизнь. Об единственном кто по-настоящему заботится о нем, кто переживает и поддерживает, когда это необходимо, кто терпит его невыносимый характер. А Хайтам знает, его характер и вправду невыносим. Чересчур самовлюбленный и самоуверенный, циничный до мозга костей, скептик и зануда, при этом совершенно инфантильны, не способный даже рубашку себе погладить или приготовить поесть. Ну кто еще такого сможет стерпеть?! Только Кавех мог. И теперь он последний, кто его покинул, кто оставил его одного, на верную смерть потому что без Кавеха, Аль-Хайтам уверен, он точно не выживет. *** Кавех явился на пятый день и по началу очень удивился тому, что дверь дома, обычно открытая, даже если там никого не было, была заперта на ключ. Предположив, что Аль-Хайтам просто сделал это нарочно, решив таким образом проучить своего соседа, Кавех особо не унывал, доставая из внутреннего кармана плаща запасной ключ. Как сейчас он был доволен своей предусмотрительностью! Расквитавшись с замком, он привычно дернул дверь на себя и, едва переступив порог чуть не рухнул замертво. В доме было ТЕМНО. Не горел ни один светильник. К тому же было неестественно тихо, лишь вода на кухне слабо капала, разбиваясь о твердый камень раковины. Воздух был сперт, во всем доме витали незнакомые нотки чего-то резкого. Принюхавшись Кавех распознал в нем слабый запах алкоголя. Но стоило только разобраться с этим, как внимание привлек слабый звук похожий не то на вой, не то на скулёж зверя доносящийся прямо из глубины дома. Больше не теряя ни секунды Кавех бросился в дом, вверх по лестнице, на второй этаж, откуда, как ему казалось, и доносился тот странный звук, странно похожий на завывание раненого зверя. Мысль о том, что в дом действительно пробралось дикое животное повергала Кавеха в ужас. И хорошо, что он пришел раньше, а как бы испугался Аль-Хайтам вернувшись поздно вечером с работы, даже думать об этом Кавеху не хотелось… Чем дальше он шел по дому, тем более тяжелым становился запах алкоголя. Становилось невыносимо дышать и Кавех машинально прикрыл нос рукавом, упрямо продолжая подниматься по лестнице. Наконец миновав последнюю ступеньку, он остановился перед длинным коридором и замер, прислушиваясь. Спустя некоторое время из-за левой двери, той что была ближе и вела прямиком в спальню Аль-Хайтама, донеслось новое протяжное «Ууу…уу…» которое тут же оборвалось, сменившись тихим шорохом. Кавех больше не раздумывал. Мгновенно очутившись возле нужной двери, он рванул ее со всей силы, лишь чудом не снося с петель, и вихрем залетел в комнату чтобы увидеть… Что.?! Полнейший беспорядок, хаотично разбросанные вещи — одежда, книги, какие-то детали, пустые бутылки, расправленную кровать, которая по виду больше напоминала большое гнездо, столько всего в ней было накидано, и копошащееся в ней, скулящее и завывающее…тело? Кавех обошел кровать кругом, стараясь как можно лучше рассмотреть то что он, возможно ошибочно, посчитал человеком. Тело крупно дрожало, сжавшись в плотный комок под одеялом. Лица не было видно, но звук, теперь уже отчетливый человеческий плач, перемежающийся с воем, глухо разносился по комнате. Кавех аккуратно подошел ближе, стараясь не запнуться о разбросанные то там, то здесь бутылки из-под выпитого крепкого алкоголя и осторожно позвал. Человеческий голос, сотрясавшийся до этого в рыданиях, вдруг стих, а затем куча одеял зашевелилась, являя на свет опухшее от длительного запоя раскрасневшееся лицо и мокрые от слез затуманенные глаза цвета изумруда. В человеке перед собой Кавех не сразу смог узнать своего постоянного соседа, но его Аль-Хайтам узнал. Он по-детски вытянул вперед руки и потянулся будто собираясь обнять, но Кавех внезапно шагнул назад и Хайтам поймал руками лишь воздух. Он снова сел ровно и жалко всхлипнул. В, и без того мокрых глазах, вдруг снова заблестели слёзы. Должно быть он решил, что ему привиделось и человек стоящий перед ним нереален, а лишь плод его разыгравшегося воображения. — Кавиии…не бросай меня…ты мне нужен… Я ничего не могу без тебя… — запричитал Аль-Хайтам, расплываясь в нервной пьяной улыбке. Он всё-таки снова заплакал, глупо растирая по лицу слезы рукавом мятой, как после сна, рубашки. Архитектор смотрел на него не моргая, от шока он вдруг растерял все мысли и казалось даже забыл, как говорить. Кавех с ужасом переводил взгляд с горы бутылок на полу на разбросанные вещи и обратно на Аль-Хайтама. В голове постепенно зарождались страшные предположения. — О, Архонт! Что ТАКОГО могло случиться? Сколько же ты выпил, Аль-Хайтам?! — вопрошал про себя Кавех, оценивая состояние друга как полностью невменяемое. — М, бутылки две, может три цветочной настойки и пару ящиков огненной воды…- неуверенно отвечал Аль-Хайтам пытаясь припомнить события последних дней, а Кавех вдруг понял, что задал последний вопрос вслух. — Но, это ведь ты бросил меня и сбежал. Я больше не нужен тебе! — вдруг обиженно продолжил Аль-Хайтам хмурясь и тщетно пытаясь спрятать новые слёзы. Сейчас он выглядел таким беспомощным и жалким, от былой напыщенности не осталось и следа. Сидя вот так в одной мятой рубашке, в гнезде из одеял и подушек с кровати Кавеха и пьяным настолько, что не мог связать и двух слов логически, он оставлял лишь желание покрепче обнять и позаботиться. Кавех тяжело вздохнул, мысленно представляя сколько ему теперь придётся объясняться со своим горе-соседом, ведь Аль-Хайтам — известный упрямец, он и факты не принимает. «Ну, если уж не получиться убедить словом, докажу делом» — заключает про себя архитектор и такое решение кажется ему наилучшим в сложившейся ситуации. Аль-Хайтам что-то еще хнычет про свою беспомощность и жестокость своего соседа, но Кавех уже не слушает тот пьяный бред что несёт это недоразумение. Он просто подходит насколько возможно близко и со всей силой крепко обнимает кокон с аль-Хайтамом бережно сжимая его в своих руках. Кавех склоняется ближе, он чувствует смертельное дыхание перегаром от Аль-Хайтама, но не подает вида и тихо, почти интимно шепчет: — Я никогда тебя не бросал. То была деловая поездка, прости что так долго, Хайтам. Я правда очень скучал по тебе… Аль-Хайтам слушает теплый и такой родной голос и с каждым словом его глаза открываются всё шире. Он замирает, переставая плакать и даже дышать, внимает объяснениям Кавеха и даже злость и обида проходят, сменяясь теплым чувством, зарождающимся где-то под рёбрами. «Кавех не бросал. Он рядом. Он здесь. Он вернулся к нему и совсем не злится.» — так думает Аль-Хайтам и слёзы, теперь уже радости, снова выступают на глазах готовясь сорваться в любой момент. Он всё-таки не выдерживает и рыдает пока Кавех лишь крепче сжимает его в своих объятия и успокаивающе гладит по спине. Аль-Хайтам не понимает себя, он вдруг стал так счастлив, но не может успокоиться, продолжая размазывать смесь слёз и соплей по нарядной накидке Кавеха. Уже намного позже, когда над городом Сумеру загораются ночные фонари, они сидят в обнимку на кровати Аль-Хайтама и тихо беседуют, делятся друг с другом событиями той недели что провели в разлуке и в какой-то момент лицо Аль-Хайтама из блаженно-счастливого вновь меняется на серьёзное и надменное. — Кавех, ты говоришь, что уехал не из-за нашей ссоры и что не бросал меня, а тогда… Где ты был всё это время, — тоном, которым впору вести допрос, спрашивает он и глаза смотрят пронзительно, так что архитектор не сразу находится с ответом. Он смешивается и отводит взгляд, краснеющие уши полностью выдают его волнение. — Нууу…это…на самом деле…- пытается подобрать слова Кавех и Аль-Хайтам не перебивает, внимательно слушая. — на самом деле…кхм…после нашей ссоры я многое переосмыслил…что нам бы нужно быть внимательнее друг к другу. И я хотел поговорить с тобой, а тут этот заказ. Ах, в общем я получил деньги и сразу же отправился за подарком для тебя. Хотел устроить сюрприз, но у тебя получилось удивить меня куда лучше. К концу фразы Кавех уже с большой осторожностью подбирал слова, боясь сболтнуть лишнего под испытующим взглядом Аль-Хайтама. — Подарок? Мне? У великого Кавеха что, есть совесть? — уже в своей обычной манере перечеркнул все откровение Аль-Хайтам. Кавеха язвительность Аль-Хайтама немного задела, он возмущенно охнул и резко разжал объятия. — Ну, вообще-то да! Хотел сказать «спасибо за то, что заботишься обо мне все эти годы» и искал подходящий подарок специально для тебя…- дальше говорить он не стал, смущенно поджав губы попытался выпутаться из хватки Хайтама и уйти, но снова был перехвачен и усажен на колени. -Да погоди ты, что за подарок-то? — любопытство было слабой стороной секретаря Аль-Хайтама сколько он себя помнил. Кавех смутился еще больше и покраснев уже щеками полез во внутренний карман накидки и вынул оттуда небольшую малахитовую шкатулку, на крышке которой тонкой филигранью был изображен бронзовый павлин с переливающимися вставками драгоценных камней на перьях и хвосте. Глаза Аль-Хайтама радостно заблестели, он вырвал шкатулку из чужих рук и сразу же открыл её. Под крышкой оказалось небольшое зеркальце и бархатная присыпка странно похожая на…пудру? — Помнишь ты как-то жаловался на то что от недосыпа у тебя появляются синяки под глазами? Так вот теперь можешь их спрятать. — Кавех неловко почесал затылок всё еще не понимая пришелся ли Аль-Хайтаму по душе его подарок. — Не синяки, а круги мудрости, бестолочь! — привычно начал выделываться Аль-Хайтам, но осекся на полуслове стоило ему увидеть разочарованный взгляд Кавеха. — Но, в целом неплохо. Спасибо. Но павлина я запомню. Кавех так и прыснул со смеху. Он даже не обратил внимание на украшение шкатулки, просто она была такой…в стиле Аль-Хайтама, но теперь не мог сдержаться, не переставая представлять друга с раскидистым пестрым хвостом важно выхаживающего перед ученными из Академии. Давно Кавех так не смеялся от души, а еще давнее не смеялся над Аль-Хайтамом. И глядя на его совершенно счастливое и беспечное лицо сам Аль-Хайтам тоже становился бесконечно счастлив. Обнимая Кавеха на своей кровати, в их общем доме, Аль-Хайтам наконец понял, что как бы сильно они не ссорились из-за грязной посуды Кавех больше не пропадет. Он останется с ним. Навсегда.