Кто вы?

Эндрю припарковал свой Мазерати, въехав на территорию особняка молодого бизнесмена — Натаниэля Веснински, который решил дать единственное интервью в своей жизни и только Эндрю Миньярду, пригласив того в свой дом, который, по меркам Эндрю, был даже больше особняка Рейнольдсов, хотя у них очень большое жилое помещение. С виду замок, именно замок, иначе его просто нельзя назвать, был чёрного цвета с красными шпилями, тянущимися в небо. Эндрю почувствовал себя крошечным по сравнению с этим угрожающим местом. Жила ли здесь прислуга? Определённо жила, ведь Эндрю ни за что не поверит в то, что Натаниэль убирает пыть и вытирает полы самостоятельно. Эндрю посмотрел на двух лисиц, стоящих на возвышениях около лестницы, лисицы смотрели друг на друга, соприкоснувшись носами, а их хвосты образовали собой сердце. Надо же, семейство Веснински довольно сентиментально. Эндрю подошёл к огромной, явно старой, но прочной двери, увидев там старинную версию звонка в виде рычага с маленьким колокольчиком. Ничуть не удивившись деланной аристократичности семьи Веснински, Эндрю проигнорировал этот рычаг, постучав в дверь кулаком. Тем не менее, дверь открыли сразу же. И не прислуга, как ожидал Эндрю, а сам Натаниэль Веснински во всей своей красе. Посмотрев на него, Эндрю не мог вымолвить и слова, беззвучно восторгаясь внешнему виду мужчины, на котором был красный костюм-тройка кровавого оттенка, рыжие вихры волос были в полном беспорядке, переплетаясь между собой, но это совершенно не портило образ, а скорее дополняло его. Дополняло точно также, как и глаза, которые нельзя было описать обычными словами. Эти глаза были не просто голубого цвета и напоминали ледники, эти глаза явно имели в себе долгую историю, которая уж точно не была радужной и прекрасной. На дне тех ледников была тьма. Страшная и непроглядная, будто созданная годами, или даже веками назад. — Добрый день, мистер Миньярд. — мягко улыбнулся Натаниэль, пропуская мужчину в дом. — Добрый день, мистер Веснински. — кивнул Эндрю, стараясь как можно быстрее отойти от первоначального шока, что не скрылось от Натаниэля, и тот усмехнулся, усмехнулся так, будто увидел что-то знакомое, что видел сотни раз, усмехнулся так, будто Эндрю Миньярд был предсказуемым человеком, которого он разгадал на раз-два. — Зовите меня Натаниэль, я ведь даже на два года младше вас. — По статусу вы выше. — спокойно ответил Эндрю, и Натаниэль кинул на него странный взгляд, в котором отчётливо можно было увидеть боль и злость, но явно не на Эндрю, а на что-то другое, внешнее, что не касалось их двоих. Если говорить о взглядах, которые бросал Натаниэль на Эндрю, то они были мягкими, заинтересованными, даже игривыми, если так можно сказать. Несмотря на всю репутацию своей семьи, Натаниэль не выглядел страшным, хотя опасным явно являлся, пусть и не показывал этого. — Я не верю в статусы, Эндрю. — ответил Натаниэль после напряжённого молчания. — Статусы — это ничто. Ничто, что губит слишком многое. — он провёл журналиста в комнату, где единственным освещением был камин, который придавал их разговору некой интимности. — Вы будете что-нибудь? — поинтересовался мужчина, мягко взмахнув кистью руки. — Чай? Может быть, кофе? Или же какие-нибудь алкогольные напитки? — Кофе, если можно. — попросил блондин, садясь в кресло. — Сейчас сделаю, — улыбнулся Натаниэль. — А у вас разве нет прислуги, которая этим занимается? — удивлённо задал вопрос Эндрю, уходящему мужчине. Натаниэль посмотрел на него: — С самой отмены рабства в США моя семья не пользуется услугами, как вы выразились: «прислуги». — в его голосе слышалась явная желчь, которую тот умело контролировал. Но Эндрю, как человек, который сталкивался с этим ядом долгие годы всё почувствовал, посчитав, что больше нельзя так выражаться в обществе этого гражданина. Эндрю завороженно смотрел на камин, пока Натаниэль делал ему кофе, а когда тот пришёл с чашкой горячего напитка и бокалом вина для себя, Миньярд сказал: — Я надеюсь, что вы мне ничего туда не подсыпали. Лицо Веснински на миг исказилось в эмоции глубокой боли, но он сразу же натянул свою привычную маску, рассмеявшись: — Что вы, Эндрю, у меня нет причин для вашего убийства. — Я очень надеюсь на это. — блондин сделал глоток, почувствовал такой приятный приторно-сладкий вкус, а затем вспомнил о том, что не говорил Веснински о своих предпочтениях в напитках, а точнее в дозировке сахара в них. — Я просто просмотрел ваши посты в социальных сетях, Эндрю. — прервал его размышления Натаниэль. — У вас часто на фотографиях мелькают стаканчики с кофе, на которых бариста указывают количество сахара. — Вы просмотрели мои соцсети? — нахмурился журналист. Натаниэль быстро сделал глоток вина, а затем поднял руки вверх: — Я не мог пригласить вас взять интервью, не проверив всю информацию о вас. Я приношу глубокие извинения, если это как-то вас задело. Эндрю только кивнул, спросив: — Знаете, у меня сложилось впечатление, будто вы не рады этому бизнесу. Натаниэль задумался на пару минут, а затем ответил: — Думаю, вы правы, но только частично. Я не рад своему бизнесу, но и не расстроен, мне плевать на него, он просто существует под руководством моего заместителя, которого я время от времени контролирую. — Многие бы отдали всё за то, чтобы владеть компанией. — Многие бы отдали всё, — согласился Натаниэль, делая ещё один глоток. — но не многие бы делали бы всё, чтобы стать владельцем собственной компании. Это разные вещи, Эндрю. Мои предки сотни лет владеют этим предприятием, и оно сотни лет на пьедестале. В этом и заключается суть бизнеса — в поддержании спроса и популярности. — Вы не управляете компанией… — Но я поддерживаю популярность. Вы выпустите интервью с «самым загадочным человеком десятилетия» и люди побегут скупать услуги и товары моей компании только потому, что я являюсь её лицом. — Так причина, по которой вы даёте мне интервью заключается в том, что вы хотите, чтобы ваша компания оставалась одной из самых успешных в мире? — Есть ещё одна причина, но я вам не скажу. Давайте пройдёмся по дому. — мужчина встал со своего кресла, направляясь в другую комнату. — Хорошо, — Эндрю последовал за ним, задавая вопросы дальше. — вы отдаёте очень большую сумму на благотворительность ежемесячно… — Для благотворительности не существует «очень большой суммы», благотворительность не должна делиться на количество денег, ведь каждый отдаёт столько, сколько может. В этом вся суть. — Конечно, — Эндрю кивнул, исподлобья зыркнув на совершенно спокойного мужчину, который явно чувствовал своё превосходство в этом разговоре. — но всё же, вы это делаете для поддержания имиджа, или же из-за своего добродушия. — Эндрю, — Натаниэль остановился посреди огромной залы, обвешанной разными картинами, на которых был изображён… он сам? — Мой имидж останется нетронутым независимо от того, помогаю я кошечкам или нет. Но я и не добродушный человек, далеко нет. Просто у нуждающихся нет тех благ, которые есть у меня. Почему бы и не помочь, особенно если для меня это ничего не стоит. — Натаниэль… — Эндрю огляделся по сторонам, всматриваясь в картины. — это вы? Натаниэль посмотрел на картины так, будто впервые их видел, а затем звонко расхохотался, сказав: — Нет, Эндрю, — он подошёл ближе к одной картине, на которой изображён он сам, а точнее его предок, дико похожий на него, а также двое брюнетов, у одного из них были ярко-зелёные глаза, а второй был очень высок, с серыми глазами и кудрявыми волосами. Все трое были в офицерской форме начала девятнадцатого века. — Это мой прапрапра…дед со своими лучшими друзьями. — Эта картина была написана во времена походов Наполеона, год так 1806, да, скорее всего. — Ого, — пробормотал Эндрю, на подкорках сознания борясь с чувством, будто он уже видел этих двух брюнетов. — картины очень хорошо сохранились. Натаниэль отмахнулся: — Да что с ними станется. Эндрю подошёл к единственному пустующему месту среди десятков картин, спросив: — Тут явно была ещё одна, где она? Натаниэль с некой любовью посмотрел на пустующее место, тихо сказав: — Она на реставрации, на неё попала влага и краска поплыла. Эндрю кивнул продолжая изучать картины, даже не замечая, что Натаниэль изучает его своим острым взглядом и маленькой ухмылкой. — Почему на картинах нет женщин? — спросил Эндрю, закончив любование. — Ни жён, ни дочерей, ни бабушек, почему? — Я точно не могу вам сказать, Эндрю, — протянул мужчина. — но в нашем роду девочки никогда не рождались, а мои предки очень давно забросили традицию сковываться узами брака. Впрочем, среди нашей семьи ходила легенда, что незадолго до отмены рабства в США мой прапра…дед, тогда ещё являясь молодым парнишкой, встретил одного из двух сыновей одной из рабынь, работающей на их семью. И влюбился в него без памяти. — Чувства были взаимны? — с интересом поинтересовался Эндрю. — О, ещё как, — Натаниэль нежно улыбнулся, будто вспоминает то, что произошло с ним самим, а не с его предком. — они были влюблены в друг друга без памяти, но были вынуждены скрываться из-за своих статусов, ведь моего деда хотели поженить с одной дворянкой совсем скоро. — он замолчал на какое-то время, быстро моргнул, будто пресекал появление слёз, а затем продолжил. — Говорят, что тот сын служанки был очень красивым: светлые волосы, карие, даже нет, медовые глаза, бледная кожа, на которой отчётливо виделся румянец, когда он смущался, веснушки, разбросанные по всему телу, а особенно на плечах... — Натаниэль резко отвернулся от журналиста, проводя какие-то махинации со своим лицом. — Прямо как у вас, Эндрю. — он снова повернулся, продолжив рассказ. — Но долго скрываться у них не вышло, отец моего деда застукал их одной ночью. И был в ярости. Всем ведь известно, что в те времена семья Веснински считалась очень жестокой. — Да, — кивнул блондин, завороженно глядя на мужчину. — я читал записи, тогда главой был Натан Веснински, который был известен своей жестокостью. — Именно. — кивнул Натаниэль. — Он придумал страшную месть для молодых людей, отравив мальчика-раба сильнейшим ядом, который разъедал его органы изнутри, заставляя парня мучаться последние дни своей жизни. А своего сына Натан посадил на цепь рядом с кроватью, заставив наблюдать за муками возлюбленного. — больше, чем на мгновение лицо Натаниэля исказилось в гримасе боли и страдания. — Вскоре юноша умер, а сын Натана должен был жениться, но он этого не сделал. Сначала он убил свою невесту, выколов ей глаза, а затем убил отца, напоив тем же ядом и посадив на цепь, срезая кусочки кожи с его лица. — Но Натан же был очень сильным, у него было немало союзников, — с недоверием сказал Эндрю. — как молодой парнишка смог его убить? — Говорят, что он заключил сделку с дьяволом. — пожал плечами Натаниэль. — Но я больше склоняюсь к тому, что он получил помощь извне или что-то в этом духе. Но суть в том, что он со злобы запретил своим потомкам жениться. — Как можно «запретить жениться»? — удивился журналист. — Он же заключил сделку с дьяволом. — хмыкнул Веснински. — Но я думаю, что мужчины нашей семьи просто не хотели быть обременены браком, вот и всё. Я считаю, что вы собрали достаточно материала для создания хорошего интервью, я провожу вас до выхода. — Хорошо, — кивнул Эндрю, понимая, что материала собрал он недостаточно, но спорить с этим человеком совершенно не хотелось. Всё же Натаниэль явно не был так прост, даже не пытаясь таким казаться, всем своим видом выражая главенство абсолютно над всем. — Приятно было с вами побеседовать, Эндрю, — улыбнулся Натаниэль. — Надеюсь, что это взаимно. — Безусловно, — ответил журналист. — всего доброго, мистер Веснински. — До встречи, Джозеф. — прошептал мужчина, и прежде, чем Эндрю успел полностью оглянуться, дверь захлопнулась. Блондин пожал плечами, думая, что бизнесмен просто оговорился, и направился к своей Мазерати. Если бы он обернулся на секунду раньше, то увидел бы проблеск ярко-красного цвета во мраке этого замка. Эндрю сел за руль, вспомнив, что он совершенно не сделал никаких пометок с интервью, совершенно забыв об этом в поместье Веснински. Блондин достал свой телефон, решая оповестить работодателя о том, что интервью закончено. Только он хотел позвонить, как наткнулся на новостную ленту, с ужасом посмотрев на фотографию, прикреплённую ниже: Экси-чемпионы Кевин Дэн и Жан Моро рассказали о секретах своих триумфальных побед — Что за чертовщина?! — вскрикнул Эндрю, залезая в свою сумку в поисках документов о семейном древе Веснински. — Так... — прошептал Эндрю. — Натан Веснински жил с 1779 по 1854, после его смерти главенство взял его единственный сын... Натаниэль Веснински Да, в их семействе было много людей с таким именем, ведь они желали сохранить наследственность, но всё же... Эндрю снова прокрутил у себя в голове момент с картинами, наконец выходя из транса, в который его ввёл Натаниэль своей обворожительностью и аристократичностью, слишком явной для нынешнего века. И пришёл у выводу, вводящему в мандраж и ужас: Предки не могут быть настолько похожими друг на друга. Всё это — один и тот же человек. — Этого не может, блять, быть... — прошептал Миньярд. Но это было. Натаниэль Веснински жил уже очень долгое время, непозволительно долгое для обычного мужчины. Натаниэль Веснински был бессмертным. В полной тишине салона автомобиля телефон громко пиликнул, оповещая в входящем сообщении с неизвестного номера: 16:09 Надеюсь, что ваши догадки останутся только в вашей голове, Эндрю. Иначе мы с вами будем говорить совершенно по-другому. Холодная капля пота скатилась по лбу журналиста, который отбросил телефон в сторону, быстро заводя машину. Нужно было как можно быстрее убраться отсюда. Раз и навсегда. К чёрту Натаниэля Веснински, к чёрту интервью, к чёрту это всё.

***

Натаниэль прошёл к свою спальню, сев на корточки напротив картины, на которой был изображён портрет человека, которого он ждал слишком долго, наконец дождавшись. Мужчина нежно провёл по портрету костяшками пальцем, считая веснушки на лице молодого юноши, шепча: — Я же говорил, что мы встретимся, Эндрю...