Di ' qualcosa per me

      Плохие дни бывают у всех. Такие, когда к вечеру хочется исчезнуть, раствориться в чьих-нибудь теплых руках и услышать лишь, что все будет хорошо, что ты справишься и что завтра будет легче, даже если это абсолютная ложь. В такие дни кажется, что против тебя настроена сама жизнь, весь мир, хотя ничего через чур ужасного могло и не произойти. Просто плохо, просто страшно, просто сам в себе не уверен сильнее обычного. Плохие дни бывают у всех, даже если человек, казалось бы, вообще о проблемах не слышал, если ты завидуешь его беззаботности.       Сережа тоже ведь человек, у него бывает плохое настроение, и часто ему нет причин. Просто он просыпается без малейшего желания что-то делать и с кем-то контактировать, встает с кровати лишь для того, чтобы сходить в туалет, покурить и сделать себе очередную кружку чая. А на следующий день он возвращается в привычный ритм жизни, смеется громко и действительно искренне, мотает Дане нервы, а к вечеру обнимает аккуратно и засыпает, утыкаясь носом в плечо. Знает потому что, что за подобный моменты трепетной нежности ему простят все косяки, только дело не в этом, а в том, что хочется обнимать как можно чаще и дольше.       В плохие дни Даня Сережу не трогает, не достает вопросами о настроении и самочувствии, не пытается развеселить или что-то в этом роде. Заходит в комнату лишь для того, чтобы предложить чаю или чего-нибудь перекусить, иногда стоит рядом на балконе и курит, тихо что-то рассказывая, чтобы не дать Сережиным мыслям разгуляться в голове. А выходя с балкона мягко касается ладонью острого плеча и улыбается уголками губ, после чего снова садится за ноутбук в зале, погружаясь в написание отчетов. Ближе к ночи Сережа сам зовет его спать и, как и обычно, обнимает, утыкаясь носом в плечо. А на следующий день уже тащит гулять.       Сегодня — один из таких дней, когда в квартире как-то неуютно тихо, когда спасает только тихая музыка в наушниках. Даня тихо подпевает иностранной песне, бурча слова себе под нос, и иногда прикрывает уставшие глаза, чтобы буквы на экране не расплывались так сильно. Он давит пальцами на закрытые веки, почти мечтая о кружке хорошего кофе и отпуске, отключении электричества, метеорите — что угодно, лишь бы не сидеть с этим чертовым отчетом, который он переписывает уже в третий раз, потому что при проверке постоянно замечает какие-то ошибки. Единственная мечта из трех, что может сбыться — это кофе, и Даня убирает с колен ноутбук, намереваясь спуститься в кофейню в соседнем дворе.       Даня, давая себе пару минут просто полежать на диване и вытянуть затекшие ноги, не слышит, как тихо скрипит дверь спальни и как Сережа проходит мимо дивана, останавливаясь лишь на пару секунд. Осознает лишь когда слышит запах табака, плывущий по квартире, но не меняет позы, единственное — музыку выключает и откладывает телефон с наушниками прямо на пол. На кухне хлопает дверца шкафа и щелкает кнопка чайника, и Даня лишь улыбается, слыша ленивые передвижения в соседней комнате. — У нас остались те конфеты? — кричит с кухни Сережа — Ромашка эта ебаная. — На подоконнике пакет стоит, — посмеивается Даня, выдыхая — Принеси мне тоже.       Даня открывает чуть слезящиеся глаза, переводя взгляд к окну. На улице уже темно, и единственным освещением в комнате служит свет из коридора и горящий экран ноутбука. Чувство уюта возвращается медленно и будто нехотя в тот момент, когда Сережа, лениво шаркая ногами по полу, возвращается в зал и отдает Дане уже открытую конфету, вторую руку обтирая о домашнюю футболку. Вид у него усталый за счет взгляда, который незнающий человек может интерпретировать как «Нахуй сходи», но Даня видит просто уставшего от всего и сразу человека.        И его можно понять, у Дани и самого часто подобное происходит, когда он устает то ли от работы, то ли от самого себя, то ли от жизни в принципе. Сережа в такие моменты становится едва не самым милым и учтивым человеком на планете, часто теряясь просто потому, что не понимает, надо ему побыть рядом или уйти и посидеть в другой комнате. И у Дани этот потерянно-вопросительный взгляд частенько вызывает улыбку, он просто зовет Сережу лечь рядом и лезет обниматься, прекрасно зная, что никто ему в этом не откажет. И ведь прав, потому что Сережа с радостной готовностью прижимает Даню к себе, рассказывая что-то отвлеченное своим чуть хриплым голосом.       А сейчас Сережа довольно нагло выдергивает Даню из раздумий, когда кивает и чуть разводит в стороны его колени. Московский не противится, смотрит внимательно и выжидающе, чуть хмуря брови в легком вопросе. А Сережа на него не смотрит даже, действует уверенно и спокойно, устраиваясь между Даниных разведенных ног, а потом просто ложится сверху, тратя какое-то время на то, чтобы поудобнее устроить голову на Даниной груди. Московскому дальше диктовать движения не надо, он улыбается уголками губ, пропуская в эту улыбку трепетную нежность, и касается пальцами чуть жестких черных волос на затылке, перебирая тонкие пряди. Вторую руку кладет на острые лопатки, чуть поглаживая Сережу по спине, и усмехается в ответ на попытку Татищева просунуть под него руки, чтобы обнять. — Принцесс, — шепчет Сережа, прикрывая глаза, и все-таки находит удобное положение для своих рук — Скажи что-нибудь. — Что тебе сказать? — так же тихо, всеми силам стараясь не разрушить атмосферу, спрашивает Даня, отводя задумчивый взгляд к потолку — Хуй. Подойдет? — Очень смешно, Данила Михайлович, вам бы в КВН, — отвечает Сережа, не скрывая сарказма в голосе — Ты как-то базарил что-то на итальянском, вроде. Вроде на итальянском. Вот скажи что-нибудь. — А почему я сразу? — удивляется Даня, вскидывая брови — Включи аудиокнигу себе или что-то такое. — Я хочу тебя послушать, — бурчит Сережа почти по-детски, едва только ножкой не топает, и то только потому, что лежит — У тебя красивый голос, знаешь ли. Мне нравится тебя слушать.       Даня против воли переводит взгляд на кольцо на собственном пальце, чувствуя, как теплая кровь приливает к щекам. За несколько лет он так и не привык к подобным заявлениям, потому что Сережа говорит такое не особо часто, не давая привыкнуть. Он обычно показывает свои чувства действиями, загоняясь, что ему не хватает эмоций, чтобы передать все словами. А сейчас он говорит шепотом, будто засыпая, а у Дани внутри все переворачивается и летит вверх, словно на гелиевых шарах. Он смущенно прокашливается, стараясь собрать в голове нужные мысли и перевести их на другой язык.       Не хочется говорить что-то абстрактное и глупое, что Сережа все равно не поймет, не хочется рассказывать детские сказки, которые Даня специально выучил, чтобы подтянуть знание языка. Желание высказать свои эмоции и чувства, которые Даня вслух, наверное, и не скажет никогда, становится почти неправдоподобно большим. В голове выстраиваются крупные речи, в ответ на которые Сережа бы наверняка лишь фыркнул и назвал «слишком ванильными», а Дане так хочется сказать все это. Не то чтобы он боялся этой Сережиной реакции, все-таки в отношения они не вчера вступили и переживать о реакциях друг друга на что-либо давно разучились. Дане просто кажется, что все это глупости, которые порождает его скрытая сентиментальность. — Quando ci siamo incontrati, onestamente pensavo fossi un idiota, — усмехается Даня, отводя глаза, вспоминая их первую встречу, первую драку и последующие события, пока Сережа плотнее прижимается щекой к его груди, едва не мурча — Ma tu eri quasi la persona più sincera che conoscessi. Non hai idea di quanto mi sento bene con te. — И это все? — бурчит почти что сквозь сон Сережа — Слабовато. — Adoro il modo in cui cerchi di rimproverarmi per qualcosa e sembrare severo. Mi piace come ti perdi nell'appartamento La mattina e sembri un gufo, — продолжает Даня, не противясь даже. Его, кажется, уже не остановить — Sei diventato parte della mia vita. Non provare a lasciarmi, non farlo mai.       Даня замолкает, захлебываясь в собственных чувствах, что накрывают с головой так же сильно и безжалостно, как и в первые месяцы, и чуть опускает голову, нечаянно утыкаясь подбородком в Сережину макушку. Тот дышит ровно и спокойно, чуть реже, чем обычно, и Даня тихо выдыхает, с поразительной нежностью, которой за собой, наверное, еще не замечал, касается губами черных волос. Невесомо совсем, чтобы не разбудить, и рукой, что до этого лежала на затылке, прикрывает тыльную сторону тонкой шеи. Второй рукой продолжает поглаживать равномерно вздымающуюся спину, и чужой вес на себе совсем не ощущается, пока под ухом слышно тихое сопение. Даня не врал ни в одном слове, он действительно чувствует все это даже спустя несколько лет, это иногда немного пугает, но Дане и не хочется чувствовать чего-то иного, пока он знает, что Сережа его эмоции разделяет. -Ti amo, — шепчет Даня, будучи уверенным в двух вещах: что Сережа спит и что он не понял ни единого слова. — Anche io ti amo, — тем не менее отвечает Сережа, не скрывая улыбки.       И Даня, вздрагивая на груди, вжимает его голову в свою грудь, заглушая футболкой тихий хриплый из-за сигарет смех.