Дракон

Эймонд сбегает, когда Племенная Мечта извергает в его сторону столп огня, — воспоминания об этой трусости позорным клеймом остаются в памяти, проносятся через года. Он не Весенний Принц — хотя и делит с ним Вхагар — ему не хватит смелости бросить вызов дракону. Деймон такой же как его Караксес — могущественный, сильный, закаленный в боях, своевольный, но преданный тем, кому служит. Он не воин, а убийца. Эймонд не готов подставиться под его клыки. И он молчит, когда Деймон рассекает голову Велариону. Визерис похож на Балериона в его последний год жизни — в то время, что они разделили на двоих. В нем чувствуется сила, власть и подавленная ярость. Он устал и жаждет смерти, но ему хватает сил совершить свой последний полет, заставить придворных ужаснуться тому могуществу, что таится в этом немощном теле. Эймонд не похож на Весеннего Принца — наверное, поэтому Вхагар желала сбросить его с себя — ему не хватит храбрости задеть Балериона. Он может лишь наблюдать. Рейнира и Сиракс своевольны, сильны, еще не успели раскрыть весь свой потенциал и готовы бросить вызов дракону гораздо крупнее — Деймону и Караксесу — и подчинить его. «Рейниру стоит опасаться больше других, — думает Эймонд. — Может, мать и видит в ней Сейру, но где-то внутри нее скрывается безумие Мейгора». Семейный ужин — драконья пещера, где ютятся друг с другом одичавшие твари. И Эймонд — одна из них. Нет, он не Вхагар, — та была близка с Висеньей и разделила свою жизнь с ней, — но он тоже могущественное чудовище. И глупо было бы лезть к нему в пасть. Но стронговский ублюдок делает это. Бьет дракона своей мерзкий ухмылкой, словно это он — Весенний Принц. Эймонд давится злостью, будто Вхагар, заглотившая свое пламя, вместо того, чтоб его выпустить. Его сжигает изнутри. Он пока не хочет биться с Караксесом ни на земле, ни в небе — Красный Змей перегрызет ему глотку. И Эймонд не подходит к Люцерису, пока тот прячется за спиной Деймона. Но ловит его взгляд, давая безмолвное обещание убить. Эймонд поджидает Люцериса рядом с его драконом. Арракс подрос, стал гораздо сильнее и красивее. Из мелкой неказистой ящерицы, изредка извергавшей жалкое подобие пламени, он обратился в настоящего дракона. Люцерис тоже. Эймонд на секунду задумываешься о том, что мог бы ударить Арракса по морде, но ему не хватает безрассудства. Из них двоих Люцерис больше Весенний Принц. Он замахивается, чтоб ударить Эймонда по лицу. Тот перехватывает руку. — На что ты рассчитывал, лорд Стронг? — Эймонд сильнее давит на запястье. Арракс чувствует беспокойство и злость Люцериса и рычит. — Думаешь, такой дракон защитит тебя? — От тебя я могу защитить себя сам. Отойди от Арракса. Люцерис свободной рукой выхватывает кинжал — не тот, что принес с собой Джейс в тот день, но Эймонд, завидев блеск металла, все равно ощущает ноющую боль в груди. Этот жест — словно столп драконьего пламени, выпущенного в него. Слишком слабый, чтоб обжечь, но раздражающий. — Ты принес нож, чтоб я вырезал тебе глаз? Или попробуешь лишить меня второго? Ну же, лорд Стронг, я жду. Лезвие упирается в горло Эймонда, и тот довольно скалится. «Давай же», — шепчет он, наслаждаясь тем, как ненависть и ужас чередуются во взгляде Люцериса. — Можешь оседлать своего дракона. На земле, в небе — тебе нигде не хватит сил одержать вверх. — Эймонд хватает свободной рукой подбородок Люцериса, ослабляет хватку на запястье. — Я уже один раз это сделал. — Разве ты был тогда один? Может, Люцерис мнит себя Джейхейрисом, способным бросить вызов своему безумному дяде. Но он — смазливый отважный мальчишка Эйгон на своей ничтожной храброй Ртути. Ему суждено погибнуть в пасти древнего дракона. Эймонда даже веселит, что Рейнира выбрала своему ублюдку в невесты Рейну Таргариен, — будто знала, чью судьбу он повторит. История до забавного циклична. У Ртути не было шанса против Балериона, у Эйгона — против Мейгора. Арракс погибнет в пасти Вхагар, а Люцерис должен умереть от клинка Эймонда. Не сейчас. Арраксу еще рано следовать за Ртутью. Дракон, выслеживающий свою жертву, одержим ей. Но эти чувства проходят, когда клыки вонзаются в плоть, и проливается кровь. Эймонд не готов отпустить свою одержимость. Без нее он будет пустым. — Что именно ты хочешь, Эймонд? — Люцерис убирает кинжал от его горла, перехватывает за лезвие и протягивает Эймонду рукоять. «Режь себе или мне», — кричат его насмешливый взгляд и шальная ухмылка. Эймонд медленно берет кинжал, вертит в руке на пробу. «Ядовитая дрянь», — думает он, засматриваясь на Люцериса. В том все теперь выдаёт родство с Рейнирой — в юности она была столь же нахальной. Эймонд жаждет увидеть, каким вырастет Люцерис, поборов неуверенность и страхи. Но, вместе с тем, он хочет насладиться его отчаянием. Нужно сделать выбор — разрезать это ненавистное лицо, оставить уродливые шрам под глазом и в сознании, или позволить Люцерису удовлетвориться иллюзией превосходства, дать ему вырасти в нахального ублюдка. — Ну же, лорд Хайтауэр, я жду, — насмешливо повторяет он слова и тон Эймонда.