Малиновый закат в конце драмы

Арсений

      О случившемся мне сказали родители, но я не поверил. Они сообщили, что Антон покончил с собой, вскрыв себе вены. Я посчитал это бредом, поэтому рванул к телефону и начал отчаянно звонить абоненту, который был вне зоны действия сети. Снова и снова. Голос компьютера, говорящий, что абонент вне зоны. Моё сердце билось сильно-сильно, руки тряслись, а губы я кусал настолько сильно, что через какое-то время почувствовал вкус крови на языке.       Я молил Бога, чтобы всё было бредом или сном, потому что только вечером я говорил с Антоном по телефону. Да, его голос был подавленный, но он был! Однако его последняя фраза напрягла:       — Спасибо, что был в моей жизни.       После этого звонок завершился — он сбросил — и я принялся звонить снова, но телефон был выключен. Если бы я только знал, то непременно бросил бы всё и побежал к нему. Только для того, чтобы быть рядом и не дать умереть.       О смерти любимого я узнал поздней ночью, когда сон не шёл, поскольку приснился кошмар, который казался явью. Там был Антон и я, а ещё поток машин и дорога, разделяющая нас. Я стоял на мокром асфальте, ощущая неприятный и неестественный холод, сдвинуться с места не мог. Шастун был напротив, казалось бы, перейти дорогу и всё, мы снова вместе, но нет. Шёл дождь, отчего я плохо видел происходящее. Но отчётливо видел своего парня, чьё выражение лица было трагичным. Мы стояли друг напротив друга, пошевелиться не могли. Я так хотел перебежать дорогу и обнять своё Солнце, но не мог. А спустя время Антон проговорил губами:       — Помоги…       Я не понимал ничего: какого чёрта я здесь и не могу совершить действия, почему Антон так далеко и произносит это? Что происходит вообще? А когда он исчез, растворившись в воздухе, я почувствовал резкую боль в сердце. Зажмурил глаза, стиснул зубы и схватился за него. От бессилия я-таки упал на колени, опираясь одной ладонью о мокрый асфальт. В голове одна мысль — очень больно. Будто кто-то рвал моё сердце на части, причём делал это медленно и аккуратно, что мне казалось, что боль длится вечно.       И я проснулся от той же боли в сердце. Как во сне, зажмурил глаза и схватился за него. Стало больно дышать, поэтому я, найдя в себе силы, опустил ноги на пол и дотянулся до тумбы, на которой лежали таблетки и вода. Принял их и запил, боясь одного — умереть. Но уже через пару минут боль начала уходить и я смог дышать. А когда она и вовсе ушла, то глянул на часы. «2:57». Встал с места и направился на кухню, не зная зачем.       Удивился, что свет включен везде, но продолжил идти. На кухне были родители — мама сидела на стуле, а телефон её на столе, папа, облокотившись поясницей о подоконник, выглядел хмурым. Я сглотнул и понял, что что-то случилось. Прошёл внутрь и взглянул вопросительно на родителей.       — Пап, мам, что-то слу…       — Антона больше нет.       Меня охватил ужас. Я свёл брови, присел на первый попавшийся стул и дышал через рот.       — В-вы шутите, да? Я… я с ним разговаривал.       — Сынок, он покончил с собой, вскрыв вены в ванной. Майя нашла его уже мёртвым, — подал голос отец. Я перевёл взор на него, и боль вернулась. Она нарастала, и я понял, что лучше уйти, пока могу. Поднялся и ушёл в свою комнату, где сполз по двери, держась за сердце. С каждым вдохом боль становилась сильнее, что я думал, что сердце разорвётся и попросту остановится. Дышать было тяжело и невыносимо, но я терпел, прокручивая в голове слова родителей. «Он покончил с собой». «Нашла его уже мёртвым». «Антона больше нет». Как на повторе слышал их слова, заставляя сердце биться чаще.       Не знаю, как не умер той ночью, но сейчас, стоя там, где никогда не хотел, сдерживаюсь, чтобы не закричать в голос и не остановить их всех. Могильщики закапывают гроб, мама любимого плачет навзрыд, а мои родители — ещё держатся. Рядом стоят Дима и Серёжа, просто наблюдая за всем, но им, наверняка, тоже больно. А мне больно так, что я не могу пошевелиться. Смотрю за тем, как земля падает на гроб, а снег ложится на любую поверхность. Я хочу, чтобы всё оказалось сном, по окончании которого проснусь и услышу голос Антона.

«Шастун Антон Андреевич»

«19.04.2005 — 05.12.2021»

      И фотография улыбающегося Антона.       Может, я сошёл с ума? Я чувствую его присутствие, будто он стоит совсем-совсем рядом, держит за руку и не отпускает. А может, он действительно здесь. Его я так люблю, так хочу увидеть его глаза снова, что терплю это всё.       Мы приехали в квартиру Шастунов той же ночью. Тётя Майя была вся в слезах, не могла говорить что-то внятное, но бормотала себе под нос, когда успокоилась:       — Я виновата. Я.       Моя мама напоила её валерьянкой, от чего та не была похожа на сумасшедшую. Отец вызвал скорую, а я просто сидел на подлокотнике дивана, поглядывая на дверь в ванную, которая была приоткрыта. Повернул голову в сторону кухни, в которой собрались взрослые, засомневался, но плюнул на всё. Я должен самолично убедиться, что происходящее — не сон. Бросился к приоткрытой двери, застыл на мгновение, боясь всё-таки, что действительно найду его труп. Как же ему не подходит такое существительное.       Сделав глубокий вдох, вошёл и обомлел. Но закрыл дверь и совершил несколько шагов. В ванне с красной водой лежал Антон, чья левая рука несколько свисала. Смотрел и не верил. Глаза были закрыты, губы синие, а кожа — бледная. Опустился рядом на колени, испытывая странные чувства. Он был прямо передо мной, но мёртвый. Нет! Не верю!       Осторожно коснулся его холодных пальцев — мёртв. Я приподнялся, увидев на его запястье порезы, в которых застыла кровь и на коже остались следы вытекающей крови. Я просто не верил своим глазам, ведь несколько часов назад мы говорили по телефону и он был жив! Мой Антон благодарил за всё и, судя по всему, уже был в ванной, приготовившись свести счёты с жизнью. Я взял его за пальцы, слегка сжал, будто бы проверял, отреагирует? Свободную ладонь положил на мраморную щёку и осторожно погладил. Холодный и неживой.       Взгляд упал на его телефон, который валялся на полу. Взял в руки и зачем-то сунул себе в карман. Незаметно для меня слёзы подступили к глазам. Я сжал его ладонь в своей и надеялся, что вот-вот он откроет глаза. Но Антон не открывал и не дышал. Своими губами я прикоснулся к тыльной стороне его ладони, прикрыл глаза и оставил мягкий и лёгкий поцелуй. Кожа холодная, но для меня мой любимый парень будет вечно живой.       Я до сих пор виню себя в том, что не догадался раньше и не был рядом. Ведь знал, что он любит калечить себя, значит мог догадаться. Но я оставил его одного: со своими мыслями, с лезвием в руках и ненавистью. Я бросил его в самый тяжёлый момент. Ненавижу себя.       Когда образовался холмик с покрывалом из снега, то люди долго не уходят. Они плачут, что-то бормочут себе под нос, а я чувствую его присутствие и знаю, что он со мной. Происходящее вокруг меня не касается, потому что я веду диалог с тем, кого так сильно люблю.       — Тош, зачем? Почему ты это сделал? … Ты же обещал… Ты говорил, что мы встретимся завтра, но наше завтра так и не настало. Теперь ты там, а я здесь. Зачем мне такая жизнь, в которой нет тебя? Я не могу без тебя. Ты везде — в моей комнате, на улице, во снах, в голове и сердце.       Я дождался того момента, когда не останется ни одной души. Теперь я могу поговорить со своим парнем. Так вот почему он просил, чтобы никого у меня не было, кроме него. Пазл сложился.       Падаю коленями прямо на снег и смотрю на буквы, но не понимаю их смысла. На фотографии — не он. Антон не был таким. Он много улыбался и смеялся! Я знал его как облупленного, как никого другого. Этот человек не был таким, как на этом фото. Беру снег в ладони и вспоминаю всё.       — Антон, ну что это? — смотрю на рожок мороженого, которое предпочитает лучший друг.       — А ты не видишь? Это тебе, между прочим, — протягивает он сладость, а я фыркаю.       — Я воды просил, а ты зачем мороженое купил?       — Там не было без газа, а мороженое было. На говорю, — и вкладывает в мою ладонь рожок. Я вздыхаю, поджимаю губы и всё-таки говорю:       — Спасибо.       Шастун поедает пломбир, а в моей руке тает точно такой же, хотя я люблю больше фруктовое.       — Пошли, жарко, — делает он шаг. Солнце светит ярко и слепит глаза, а находится под ним — жарко.       — Но я всё равно хочу пить, — лижу мороженое, получая недовольный взгляд.       — Тогда на этот раз покупай за свои деньги. У меня больше нет.       — А я тебя не просил тратится на это, — чуть выставляю руку, которой держу рожок.       — Какое лето без мороженого, Сеня?       — Не называй меня «Сеней», — хмурюсь.       — Се-е-еня-я… — тянет он наигранно, улыбаясь и смотря на меня. — А мне нравится называть «Сеней». Когда ты «Сеня», то такой настоящий и глупенький.       — А «Арс» чем тебе не нравится?       — Нравится. Но «Сенька» звучит как-то по-родному.       Эта форма имени мне так не нравилась, но когда меня так называл Антон, то в груди теплело, а в сердце становилось хорошо. В наш первый и последний день отношений он часто называл меня «Сеней», чему я не мог не радоваться, потому что из его уст это звучало действительно по-родному.       Опускаю глаза на правую руку, на безымянном пальце которой покоится кольцо. Его мне подарил ещё лучший друг, но когда мы начали встречаться, то оно приобрело новое значение. Я принадлежу Антону. Я всё ещё его, а он — мой. В глазах скапливается влага, но я даже не думаю стирать слёзы.       — Если бы ты только знал, как сильно я люблю тебя, — говорю вполголоса, сжимая правую ладонь в кулак и поднося к области сердца.       Я и так пережил смерть Иры, несмотря на то, что мы не были близки, но её уход заставил задуматься о жизни. Она настолько коротка, что не успеваешь за всем, что происходит вокруг. Но я не хотел переживать смерть любимого человека. И подумать не мог, что так скоро буду сидеть на коленях на могиле Антона, для которого был готов на всё. Если бы я знал, если бы уберёг, если бы был рядом, то ничего бы не случилось. Мой Антон был бы жив, а наша любовь цвела и когда-нибудь обязательно переросла бы в крепкое дерево, корни которого плотно бы приросли к земле.       Но теперь я остался один, с мыслями о том, что я виноват, что не знал и не успел. Как тогда, когда он написал «Прости, Арс», я прибежал и нашёл его в той же ванной. Тогда он тоже хотел покончить с собой, но я вовремя увидел сообщение и примчался к нему. Тогда я успел, а на этот раз нет.       Я бы лёг прямо здесь, умер прямо тут, но мне не позволяют. Чёртово сердце даже не болит той ноющей болью, как пятого декабря. Чтобы я скончался сегодня рядом с могилой любимого. А присутствие его души чувствую до сих пор, будто он действительно здесь и сейчас. Он со мной. Моя любовь. Мой смысл.       И теперь мне незачем и не для кого жить.

***

      Вхожу в свою комнату, не видя смысла ни в чём, даже в том, чтобы переодеться. Плюхаюсь на кровать лицом в подушку и обнимаю её двумя руками. На этой самой кровати мы спали, целовались и обнимались в ночь на пятое декабря. Той ночью он стал моим, а я — его. Антон сам предложил попробовать сыграть в любовь, я же, не смог отказаться.       Почему он это сделал? Из-за ссоры с мамой? Но они и раньше ругались, причём так сильно, что он порой уходил из дома. Любимый всегда приходил ко мне, если было плохо… А если вспомнить поездку в другой город, когда я настоял на том, чтобы он поехал с моей семьёй? Тогда ему тоже было грустно дома и я захотел, чтобы он провёл осенние каникулы со мной. Самое опасное, что могло произойти, — это то, что я мог позволить себе слишком много. И я позволил.       Вспоминаю про телефон, который переложил в тумбочку. Встаю и вынимаю его, боясь включать. Это ведь чужое, так неправильно. Любопытство и совесть борются во мне. Кручу в руках мобильный и представляю, как он записывал мне голосовые сообщения, как говорил со мной по этому телефону. Я был так влюблён в голос Антона…       Всё-таки включаю телефон, блокировки нет, и открывается сразу окно ВК. Это наш чат. Его неотправленное сообщение: «Я люблю тебя, Сень».       Мне становится неожиданно больно, причём именно так, как было после того сна. Телефон кладу на постель, сгибаюсь пополам и левой ладонью держусь за область сердца. Хочется кричать от боли, взвывать, плакать и скрючиваться. Я падаю на пол, действительно скрючиваюсь и жмурю глаза до темноты. Сердце будто разрывается, готовясь остановиться. Умру. Точно умру. Рецидив. Я не дотянусь до тумбы и не приму таблетки. Нет сил и желания. Пусть я скорее умру и окажусь на том свете с Антоном.       Сознание мутнеет, но я ещё моргаю. Дышать тяжело, а перед глазами всё плывёт. Чувствую странный холод рядом, но и от него тепло. Боюсь закричать, ведь в соседних комнатах родители и Еся.       Я вижу его, любимого Антона, который опускается на колени, кладёт ладони так, что придерживает мою голову и приобнимает. Он в той же одежде, в которой я видел его в ванне. Боль притупилась и дышать стало легче. Непроизвольно улыбаюсь, ведь я чётко вижу свою любовь. Она смотрит и улыбается в ответ, шепча нежно:       — Я люблю тебя.       А я не могу ответить, потому что потерял голос. Но хочу сказать, что тоже его люблю!       Могу шевелиться, поэтому прижимаюсь к нему и хочу спрятаться, чтобы никто меня не нашёл, чтобы мы были вместе. Антон обнимает и не отпускает, в то время как я чувствую умиротворение. Он со мной. Могу чувствовать его тепло, дарить свою любовь и не думать о смерти. Всё это не правда. Антон живой и сидит сейчас со мной. Улыбается и поглаживает мои волосы. Он тёплый, как все живые люди.       Я обнимаю и не отпускаю, будто не желаю больше отпускать. Чтобы всегда-всегда мы были вместе.       «Я так тебя люблю, — думаю я и выдыхаю спокойно, забыв про всё на свете, — Не покидай меня больше никогда».