Case 143

Все внутри него трепетало, пульсировало адреналином, смешанным с целым коктейлем чувств, в которых сейчас Хвану было крайне тяжело разобраться. Он стискивал букет вспотевшей ладонью, пожалуй, крепче, чем требовалось, пока поднимался на лифте, вдыхал легкий запах ромашек, а его разум неуклонно вело. К запаху цветов примешивался запах Чанбина: фантомный шлейф его одеколона и средства после бритья, отчетливо отпечатавшийся в сознании парня. Кожу все еще покалывало жаром в том месте, где ее коснулись чужие пальцы. Такое короткое, практически невесомое касание оставило незабываемый ожог на тонкой коже, который будет согревать Хвана долгими осенними вечерами еще пару недель. Он отпер дверь в свою погруженную в ночной мрак квартиру и ужаснулся тишиной. Его никто не встречал, а ведь он ожидал целой приветственной церемонии со шквалом расспросов. Ваза нашлась на самой верхней полке кухонного шкафа, заставленная крупами, которые никто не использовал, совсем запылившаяся. Цветы украсили подоконник их кухни, а Хван устремился в комнату с единственным желанием − завалиться спать. — Ну, как все прошло? Чонин валялся на их двуспальной постели в полумраке настольной лампы, по его потрепанному виду было понятно, что парень провел последние пару часов, бездумно листая ленту инстаграма. Легкая припухлость его лица насторожила Хвана, но недостаточно, чтобы тот легко смог выкинуть из головы события последних часов. Хёнджин завалился на постель, зарылся лицом в подушки и тихо завыл. — А словами? − хохотнул Ян, улегся на бок и подпер голову рукой. — Это было потрясающе, − наконец, когда с последним воем из его тела ушло все волнение, Хёнджин вернулся к человеческой речи. − Я еще никогда в жизни не чувствовал себя таким... Таким... Ну, понимаешь? Он был так внимателен и слушал меня! Мы столько говорили, он шутил, а потом купил мне цветы. Нини, я пропал... — Ну наконец-то! Неужели Хван Хёнджин в кои-то веки нашел себе нормального мужика, а не... Ну, ты знаешь, − Чонин состроил многозначительную мину. — А где Йеджи? Я ждал целого допроса. Лицо Яна вдруг дрогнуло и помрачнело. Хван насторожился, уселся на постели и требовательно потянул младшего, заставляя того принять ту же позу. — Это что за рожица? Что-то случилось? — Она где-то гуляет, вроде как у нее свидание, − приглушенным голосом сообщил Чонин. Он позволил усадить себя ближе, но всем видом показывал, что не получает никакого удовольствия от этого разговора. Затянулась пауза, а потом Ян вновь заговорил, да таким голосом, что у Хёнджина внутри все вмиг похолодело: − Ты знал, что она спит с нашим арендодателем? Кажется, у них все серьезно... То ли свет так отражался в больших глазах младшего, то ли Хвану и правда не показалось, что они наполнились слезами. Ну конечно. Конечно, он знал, что его сестра завела интрижку с молодым сыном крупного предпринимателя, кому, как не ему знать о подобном. И кому, как не ему знать, что его лучший друг влюблен в его сестру еще со времен средней школы. Сердце Хвана заныло тупой болью, он было потянулся, чтобы обнять Яна, но тот нахохлился, ощетинился и отверг физический контакт. — Прости, − выдавил Хёнджин. − Да, я давно знал об этом, но я просто не мог найти в себе силы рассказать тебе. Что бы ты сделал на моем месте? — Не знаю, − выдохнул Чонин и в этом тихом вздохе Хёнджин отчетливо расслышал непереносимую тоску и боль, которая съедала его лучшего друга изнутри уже почти целых восемь лет. − Думаешь, за столько лет она ни разу даже не заподозрила? — Она не глупая, Нини, и не слепая, а ты порой бываешь уж слишком очевиден. — Самое обидное, что мне даже некого винить, − горько хохотнул Ян. Он вернулся на подушку и натянул одеяло до самых ушей. − Я долгое время злился на нее, но потом до меня дошло, что она-то в моем дерьме вообще не виновата и злиться мне нужно только на самого себя. — Ты не должен злиться на себя за свои чувства, Нини, − стойко противостоя всем сопротивлениям младшего, Хёнджин пробрался под его одеяло, придвинулся вплотную и мягко обнял друга, устраиваясь головой на его плече. − Любовь та еще сука и если она решила тебя помучить, она будет делать это до тех пор, пока не донесет до тебя урок, который тебе уготован. — Ух ты, наобщался со взрослым и каким просветленным то сразу стал, вы гляньте на него! Они тихо рассмеялись, а после вновь воцарила мягкая тишина. Настольная лампа едва уловимо гудела, за окном проезжали редкие автомобили, а ветер ласково скользил по окну, довершая ночную симфонию. — Как думаешь, я когда-нибудь отпущу ее? − наконец заговорил Чонин. — Мне кажется, для начала тебе нужно отпустить себя. Просто смириться с тем фактом, что тебе не повезло, принять свои чувства, а не гнобить и отвергать их, и возможно тогда то тебе и станет легче. — Едрить твою мать, − протянул Ян, − он сходил всего на один ужин с мужчиной постарше и стал самым мудрым человеком в Сеуле... — Заткнись! − хохотнул Хёнджин и покрепче прижался к младшему, согреваясь в его объятиях.

***

Первый за долгое время реальный выходной наполнился меланхолией с самого утра. Ребята разошлись по своим делам и оставили Хвана наедине с кучей мыслей и проливным ноябрьским дождем. После первого свидания они с Чанбином еще несколько раз встречались вне формальной обстановки, чтобы выпить кофе или пройтись по парку после тяжелого дня. Они часто переписывались и порой даже созванивались перед сном, в общем и целом Хван мог с уверенностью сказать, что сближение шло своим чередом и это его вполне устраивало. Не устраивало его лишь свинцовое облако, нависавшее над ним еще с прошлой весны. И этим облаком было тяжелое расставание, к которому пришли не менее тяжелые отношения. И в такие дождливые дни он просто не мог перестать прокручивать в своей и без того перегруженной голове все те теплые и светлые моменты, которые были нещадно перечеркнуты его же рукой. Они познакомились на подготовительных курсах университета. Чон Уён уже учился на первом курсе и был куратором их группы − бесполезное занятие, чтобы занять первокурсника и дать напуганным вступительными испытаниями новичкам хоть какую-то мнимую опору. Хван не сразу обратил на него внимание. По правде сказать, вся инициатива целиком исходила от старшего − первый разговор, первое свидание, первый поцелуй. Все произошло слишком стремительно, Хёнджин и опомниться не успел, как сидел у Чона дома и ужинал с его чудесной семьей. С первого взгляда у них всегда все было в порядке: никаких ссор, никакой ревности или лжи, ничего, в чем можно было бы обвинить партнера и помочь себе скинуть с плеч груз ответственности за болезненный разрыв. Была лишь одна вещь, которая никак не давала покоя Хвану практически с первого дня их знакомства − бывший его бывшего. Уён часто припоминал его в разговорах, постоянно сравнивая досуг, который они делили с Хваном, с тем, как он привык проводить свое время в прошлых отношениях. Сперва это не казалось Хёнджину чем-то странным, он был еще совсем юн, только-только со школьной скамьи, до этого он даже не задумывался об отношениях − посвящал всего себя с головой учебе и друзьям − оттого и закрывал глаза на частые упоминания незнакомого имени, думал, что это вполне нормально − так трепетно помнить свою первую любовь. Но чем дольше это продолжалось, тем мрачнее становились мысли парня и тем острее он воспринимал эти, казалось, безобидные высказывания. "Мы гуляли тут с Саном". "Мы тоже ходили в это кафе с Саном, он всегда брал латте и пончики". "А Сан всегда соглашался поиграть со мной в приставку".

Пожалуйста, поговори со мной. Всего 10 минут. Я внизу.

Будто почувствовав, что о нем думают, Уён объявился по своему обыкновению − внезапно и без приглашения. Хёнджин тяжело вздохнул и поднялся с постели, чтобы наспех натянуть кофту и собрать растрепанные волосы в подобие пучка. Он вовсе не хотел разговаривать. Разговоры, разговоры, разговоры. Когда они с Уёном еще были вместе − они только и делали, что говорили. Казалось бы, диалог − залог здоровых отношений, но когда все ограничивается только разговорами, они перестают вносить ясность, а начинают только раздражать и становиться причинами бесконечных ссор. В первый год отношений Хван и не думал, что имеет право высказываться по поводу того, что его не устраивает: Уён старается изо всех сил, он любит его и Хёнджину нужно помалкивать в качестве благодарности. На второй год обида на старшего начала потихоньку придушивать, и когда Хёнджин вдруг начинал внезапно плакать от ее избытка прямо посреди свидания − скрытничать стало уже просто невозможно. И они начали говорить. Хвану казалось, что он доносит мысли ясно и четко, дает понять партнеру, как ему больно и обидно, что он чувствует себя лишь заменой, пробкой, которой решили заткнуть пробитую бочку. И Уён слушал, всегда просил говорить и слушал. Но слушать и слышать − разные вещи. — Привет, − Чон протянул ему худенький букет ромашек и виновато улыбнулся, − прости, что вытянул тебя в такую погоду да еще и под вечер. Я просто не могу перестать думать о тебе и о нас. — Нет больше никаких "нас", Уёни, пойми ты уже. Слова дались Хвану нелегко. И не только потому, что Чон стоял перед ним до нитки промокший с этим бедным букетиком и улыбался так искренне и виновато. Хёнджин, будучи крайне сердобольным в отношении всех, кто когда-либо был ему дорог, проходил через ад, говоря что-то подобное. Он знал, что разбивает сердце Чона в дребезги каждым словом, каждым отказом, каждым проигнорированным сообщением. Но он не знал, как донести до упертого старшего, что между ними все кончено. Кончено бесповоротно и Хвану не хочется даже "оставаться друзьями". — О чем ты хотел поговорить? − Хёнджин устало опустился на сухой край скамейки, попадавший под широкий навес подъезда, и бережно уложил ромашки рядом с собой. — Почему все закончилось именно так? Мне просто нужно знать, − Уён сел на противоположный конец скамьи, то ли нарочно придавая себе более жалкий вид, оставаясь под дождем, то ли ему и правда было плевать на все, кроме волнующего его вопроса. — Мы ведь уже обсуждали... — Да, ты говорил, что тебе чего-то не хватает, но чего? У нас ведь было все, это были идеальные отношения, Джини. — Знаешь, порой, идеальные отношения − не значит рабочие. И это признавать было печальнее всего. Им и правда было хорошо вместе. Они никогда не ссорились всерьез, Уён был замечательным, чутким и заботливым парнем, всегда рядом, постоянно на связи, готов помочь в любую минуту. Секс был потрясающий, свидания не ограничивались банальными походами в кино, даже после года отношений они не начали просто оставаться дома по вечерам, а продолжали ходить в парки развлечений, лазертаги и посещали танцевальные вечера. Танцы − страсть, которую они разделяли на двоих. Именно она и свела, сблизила их − они оба оказались на факультативе по хореографии, который выбрали еще на первом курсе университета. — Не понимаю, − искренне покачал головой Чон. — Ты замечательный, правда, − осторожно начал Хван. — Но? — Но тебе стоит разобраться в своих чувствах к Сану. — Ты это о чем? Мы с ним просто хорошие друзья, я ведь сто раз... — Сто раз говорил мне об этом, − согласно закачал головой Хёнджин, обрывая реплику, звучавшую из уст другого безчисленное множество раз. − Ты все еще любишь его, Уёни, ты так никогда и не отпускал его. Даже спустя три года отношений со мной ты продолжал вспоминать его не как хорошего друга. Может, ты этого искренне не замечал, но меня ранило каждое упоминание о тех временах, когда вы были вместе. Ты постоянно говорил только о нем, когда я хотел, чтобы речь шла обо мне. О нас, дорогой. Я искал в тебе поддержку, любовь, а ты во мне искал только его. Все воспоминания о испорченных вечерах разом наводнили память Хёнджина и он поджал губы в жалкой попытке сдержать слезы обиды, копившейся в нем все эти годы. — Знаешь, что самое обидное? Я всегда старался быть лучше. Я завидовал ему, боролся за твое внимание и любовь, а его даже не было там. Он и не подозревал об этом соревновании, в котором всегда побеждал заочно, а меня оно сводило с ума каждый вечер, когда я оставался один и начинал копаться в себе, пытался понять, что же со мной не так, почему меня недостаточно. Последний год я рыдал практически постоянно, потому что я знал, что мне не победить. И дело не в том, что я хуже Сана, дело в тебе, Уён. На место обиды и горечи вдруг пришла злость. Он никогда не выражал свое недовольство настолько открыто, никогда не злился Уёну в лицо, но сейчас, спустя полгода после разрыва и кучи часов самоанализа, Хван был преисполнен злобой. По большей части он злился на себя за то, что даже когда пытался обсудить эту проблему, всегда выставлял виноватым себя. Всегда оправдывал Уёна, ставил его чувства выше собственных, потому что не верил, что Чон делает то же самое. — Ты заставлял меня чувствовать себя ужасно. Ты был причиной, по которой я сомневался в себе и ненавидел собственное отражение, причиной, по которой я порой не мог выйти из дома, не задумавшись о том, как я буду выглядеть со стороны. А самое ужасное в этом всем это то, что ты понятия не имел, что делаешь что-то не так! И я не имею права злиться на тебя, потому что мы оба были полными кретинами. Точнее ты был кретином, а я − терпилой. Я был таким глупым и наивным, даже после стольких пролитых по твоей вине слез я все равно боялся сказать тебе об этом, я боялся обидеть тебя! — Я... − Чон осекся. По его лицу было ясно, что услышанное подкосило его: он побледнел, а нижняя губа предательски задрожала. А может дело было в холодном дожде, пропитавшем его одежду. − Я и не думал, что так часто вспоминаю его. Блять... Обидеть тебя − последнее, чего я хотел, Джини. — Я знаю, − с горечью вздохнул Хван, потому что это была чистая правда. — Я безумно люблю тебя. — Знаю, − Хван утер катящиеся по щекам слезы. Сейчас все, чего он хотел − просто уйти домой и больше никогда не возвращаться к этому разговору. — Я никогда не сравнивал вас, − после непродолжительного молчания выдавил Чон. − Но ты прав, я никогда не забывал его. Каждый раз, когда я был с тобой в моей голове непроизвольно проносились моменты, когда я бывал с ним и это не давало мне покоя. Я ненавидел себя за эти воспоминания, но ничего не мог с собой поделать. — Ты скучал по нему, я понимаю. Наверное, ты и в отношения со мной ввязался только чтобы попытаться забыть... — Нет! Не говори так. Я бы никогда так не поступил с тобой. — Не ври хотя бы себе, Уёни, прошу тебя. Повисла тяжелая пауза. Тихие раскаты удаляющегося грома и шорох капель об асфальт нарушали затянувшуюся тишину. — Ты когда-нибудь сможешь простить меня? — Нет, − Хёнджину пришлось сглотнуть горький ком перед тем, как он сумел сказать это. − Ты нанес мне охренительную травму, от которой я буду оправляться еще черт знает сколько. Я понимаю, что это было ненамеренно, но все же... Я бы хотел перестать контактировать с тобой навсегда. — Прошу, дай мне один единственный шанс! Клянусь, я все исправлю и... — Я уже кое с кем встречаюсь, − выпалил Хёнджин и тут же напугался собственных слов. — И с кем же? Он из нашего универа? — Нет, он уже... Выпустился. — Решил поднять планку "постарше" на новый уровень? − хохотнул Уён, но вышло уж слишком печально. − Ты не можешь просить меня просто взять и забыть тебя, Джини. — Да уж, с памятью у тебя все отлично... — Не ерничай, − закатил глаза Чон. − Ты был самым светлым пятном в моей жизни, я не могу просто взять и вырвать из себя целый кусок, это ведь ужасно больно. — Ужасно больно!? Это тебе-то больно!? − злость вновь ударила в голову и Хван подскочил с места, не в силах сдерживаться. − Ты, похоже, так и не понял ничего из того, что я сказал! Знаешь что, советую тебе найти себе хорошего психотерапевта, разобраться со своим эгоизмом и наконец вернуться к Сану, чтобы перестать трахать мозг окружающим и самому себе! На этом разговор для Хвана был окончен. Он поспешно вернулся в подъезд, хлопнув за собой дверью посильнее. Слезы градом катились по его щекам, пока он поднимался в лифте, а стоило парню войти в квартиру, как рыдания накрыли его с головой. Он плакал навзрыд, опустившись на залитый грязными подтеками с его обуви пол коридора. Вся обида, вся злость и усталость, казалось, собрались в один ком, рвущийся из него с этими слезами и Хван никак не препятствовал их выходу. Спустя полчаса исступленной истерики он, наконец, замолк. Приятная опустошенность и гул в ушах окутали его и заклонили в сон. На часах было около восьми и ложиться было слишком уж рано, а чувство, что его единственный выходной был напрочь испорчен и вовсе отбивало любое желание немедленно пойти в кровать. Он вернулся в комнату, взял телефон и с остервенением заблокировал Уёна во всех мыслимых и немыслимых социальных сетях, обрубая тому любые возможности хоть как-то выйти на связь. Он заблокировал его даже гугл почте, через которую сейчас общались только очень пожилые люди или умалишенные.

Не спишь?

Уведомление, всплывшее в верхней части его экрана вызвало неприятное покалывание в желудке, которое тут же превратилось в теплый разлив нежности, когда Хван прочитал имя отправителя. Еще нет.

Не хочешь присоединиться ко мне на вечерней пробежке?

Сейчас??? На улице льет как из ведра!!

Да? А у нас тут уже перестало... У меня неподалеку от дома есть небольшой лесопарк, там даже после ливня почти сухо Я собирался побегать перед сном, чтобы лучше спалось

Со Чанбин, ты сумасшедший... Заедешь за мной? Я не хочу тащиться на автобус по этой мокроте

Конечно, буду у тебя минут через двадцать Одевайся потеплее И обувь удобную!!

Хёнджин отбросил телефон на кровать и протяжно вздохнул. Ему нужно было срочно развеяться и плевать, что для этого он подписался на физические упражнения, которые на дух не переносил. Увидеться с Чанбином и сбежать от вечера наедине с самим собой − вот что было важно. Он выгреб из своего шкафа целую гору спортивных штанов, в которых посещал танцевальный факультатив или просто валялся дома, выбрал самые удобные, натянул бесформенный свитшот и переделал совсем развалившийся пучок в более-менее цельный. Повертевшись у зеркала парень пришел к выводу, что в его состоянии внешний вид − последнее, о чем ему хотелось бы переживать. Тем более с Чанбином, который уже видел его по уши в помоях.

***

Чанбин, похоже, тоже не особо заморачивался, ведь встретил младшего в растянутом костюме от адидас и уже заляпанных в чем-то беговых кроссовках. Приятным открытием для Хвана стало то, что без укладки и в сырости пропитанного озоном воздуха черные волосы старшего пушились и подкручивались, что выглядело совершенно очаровательно. — Как прошел день? Выглядишь уставшим, − легкая нотка беспокойства в голосе Со теплом разлилась в груди Хвана. — Дурацкий был день, − признался парень, глядя в окно на залитые водой тротуары. − Все из-за этого дождя, терпеть не могу такую погоду, в нее только вешаться... — Ничего, сейчас поднимем тебе настроение старой доброй физкультурой. — Физкультуру я вообще-то тоже терпеть не могу, − настроение дуться и перечить всему вокруг все никак не покидало Хёнджина, он скрестил руки на груди и стал поглядывать на старшего с хитрым прищуром в ожидании реакции. — А зачем тогда согласился? − удивленно вскинул брови Чанбин, не отрывая взгляда от дороги. — Тебя хотел увидеть, разве не очевидно? − реакция не заставила себя ждать и Хван расплылся в довольной ухмылке, завидев смятение, отразившееся на лице мужчины. − Тупица, − протянул он и тихо рассмеялся, когда смятение на чужом лице удвоилось. — Ах ты засранец, не был бы я за рулем, ты бы отхватил по полной за такие разговорчики! − рассмеялся Чанбин и тут же пожалел о своей угрозе, ведь чужие пальцы ловко схватились за его щеку, ласково трепля ее. — Ты жуть какой милый, офицер Со. — Ну держись, Хван, за подобное тебе сто штрафных кругов по лесопарку полагается! Они быстро добрались до места и припарковались на открытой парковке, прямо у опушки густого леса, в который уходила узкая тропинка, уводящая путников в самую чащу. Чанбин старательно размялся, следя за тем, чтобы и Хёнджин не отлынивал от разогрева своих мышц, а после пустился неторопливой трусцой к тропинке. — Эй, эй, стой! − окликнул его Хван. − Мы что должны просто бежать? — Разве в этом не вся суть пробежки? − Со обернулся, но темпа не сбавил, продолжая двигаться спиной вперед. − Давай догоняй, просто расслабься и получай удовольствие! — Получай удовольствие, − себе под нос буркнул Хёнджин и помчался вслед за старшим, уже зная, что через десять минут он свалится без сил в какой-нибудь овраг и поминай как звали. И чуйка не подвела его. Всего через полчаса, которые показались Хвану вечностью, дыхание начало покидать его изможденное тело. Тропинка вилась между деревьев, усыпанная шишками и толстым ковром опавших иголок, который укрывал подлые корни, выпирающие из земли и поджидающие невнимательного прохожего. Солнце уже давно село и стало совсем темно. Редкие фонари не спасали от непроглядной мглы чащи, поэтому Чанбин заторопился остановить младшего. — Закругляемся, слишком темно, боюсь, что ты можешь запнуться и пораниться. Он выглядел, как ни в чем не бывало, как будто бы даже ни капли не запыхался, в то время, как с Хёнджина сошло уже сто потов и он дышал так загнанно, будто пробежал суточный марафон. Он оперся о подошедшего мужчину и стал жадно глотать воздух, согнувшись едва ли не пополам. — Ты в порядке? — Похоже ли, что я в порядке!? Я сейчас, кажется, собственными легкими блевану... — Не дыши так отчаянно, расслабься, − Со мягко выпрямил младшего, устроил одну руку на его плече, а вторую − на животе, − делай глубокий вдох через нос, дыши животом, а потом еще глубже выдыхай через рот. Вот так... Чужая сильная рука обжигала живот Хёнджина через одежду. Он старался следовать инструкциям, пристально глядя в глаза напротив, надувал живот, а после выпускал весь воздух через рот, а вместе с воздухом улетучивался и последний негатив пережитого дня. Вдох. Он в безопасности. Выдох. В надежных руках человека, которому без оглядки можно доверить свою жизнь. Вдох. В полутьме леса ощущение расстояния искажалось, он упустил момент, когда чужие губы оказались в пределах досягаемости. Выдох. Чанбин поймал горячее дыхание парня своими губами и вернул его Хвану. Последний отчаянный вдох. Их губы медленно соприкоснулись и замерли, всего на мгновение, давая своим обладателям осознать происходящее, а после они медленно принялись изучать друг друга, увлекая пару в неторопливый поцелуй. Хван почувствовал, как сильные руки обвили его талию, притянули ближе и оградили от враждебного мира, заключая в безопасный кокон чужого тепла. Он обнял широкие плечи мужчины, поддаваясь позыву и позволяя себе буквально повиснуть на нем, растворяясь в силе и нежности. Они простояли так, казалось, полночи, утопая в ласке с головой, прижимаясь друг к другу, как к последнему оплоту тепла в этом мире. Когда их губы наконец расстались, оба рвано выдохнули, ощутив тотальное кислородное голодание. — Не дыши так отчаянно, расслабься, − спародировал слова полицейского Хван и оба рассмеялись. − Если каждая пробежка будет заканчиваться такими дыхательными упражнениями, то можешь звать меня на них почаще. — Ловлю на слове, − усмехнулся Чанбин. Он нащупал чужую ладонь и мягко сжал ее в своей. − Идем, пора отвезти тебя домой. — Да, давай уберемся отсюда поскорее, меня пугают ночные леса, − Хёнджин заторопился по тропинке обратно к цивилизации, стараясь не смотреть по сторонам во мглу сжимающейся вокруг них чащи. — Недавно в подобном лесопарке мой коллега наткнулся на тр... — Ни слова! Даже не думай сейчас выдать одну из своих полицейских баек! − от одной только мысли о том, что Со мог только что ему рассказать у Хёнджина все тело свело ледяными мурашками. − Тут и без того до усрачки страшно. И ты тут бегаешь один!? — Ну да, − буднично пожал плечами Чанбин и рассмеялся при виде взгляда, красочно описывающего все синонимы слова "безумец", проносящиеся в голове младшего.

***

— Спасибо, что вытащил меня, это и правда было мне необходимо, − Хёнджин наклонился к опущенному стеклу машины, сунул голову в салон и подарил старшему короткий, но полный чувств поцелуй. — Тебе спасибо за составленную компанию, − Со расплылся в довольной улыбке и ласково убрал выбившуюся золотистую прядь парня за ухо. − Надеюсь, ты сегодня хорошенько выспишься после такого. — Напиши, как доберешься до дома. — Обязательно. Доброй ночи. — Доброй ночи, Чанбин.