Перерождение

24 декабря 2021 – Скажи! Ну же, скажи хоть что-нибудь! – Сяо Чжань не узнавал свой голос, он будто слышал его со стороны, чужой, сухой, сломанный. Хотелось плакать, по горлу словно наждачкой проехались, настолько мерзкое чувство, что он чуть не скривился. Он до побеления костяшек сжал в ладони телефон, цепляясь взглядом за белоснежные тарелки с красной окантовкой, и ему тут же захотелось их разбить, чтобы чему-то здесь было больнее, чем ему. Тарелки ни в чём не виноваты, но он, Сяо Чжань, не виноват тоже. – Молчишь? Тебе даже сейчас мне нечего сказать? Тебе мало того, что ты предал меня тогда? Ты не можешь даже найти в себе силы извиниться! Хотя, знаешь что, да даже приползи ты ко мне на коленях, я бы не простил тебя. Никогда мне больше не звони! Парень не знал, откуда в нём сила воли не швырнуть телефон в стену, наверное, какие-то остатки здравости всё же ещё жили в его сознании, пускай ему и казалось, что он перегорел до основания, оставив после себя пепел разрушенных ожиданий и грёз. Плакать уже не хотелось, эту потребность вытеснило желание выть, завывать в голос, как зверь, которого неудачно ранили. Он не был уверен, что это хоть как-то поможет, но грудную клетку раздирало. Сяо Чжань – атеист, он не верит в существование души, но в эту самую секунду она кровоточит, ей больно, она плачет, что-то внутри него, на уровне грудной клетки, разрывается и вопит. Кажется, это он сам. Те самые тарелки только мозолили глаза, поэтому Сяо Чжань выскочил из кухни, чуть не врезавшись в проём двери. Плевать. Даже если бы и врезался, даже если бы и сломал пару костей, правда, для этого эффективнее было бы выпрыгнуть из окна. Больнее, чем в груди, уже не будет, ничто не перебьет эту агонию. Выскочив на балкон, он попытался успокоиться, морозный воздух льдом опалил его лёгкие, и в глазах немного прояснилось, пускай и долгожданного облегчения это не принесло. Ничего уже не принесёт, оставалось только верить, что то самое время, о котором все так говорят, на самом деле может исцелить. Он судорожно вцепился в оконную раму, делая глубокие вдохи, но на выдохах всё равно подступали позорные хрипы, которые, как не пытайся, не спрятать. Пальцами он ощущал легкую шероховатость, кожа горела, горело всё, он сам будто разом стал высоковольтным проводом, обугленной спичкой, уничтоженным, раздавленным, перегоревшим. Разве человеку может быть настолько больно? Разве это возможно вынести и не сойти с ума? Слёзы потекли по бледным щекам, капая с подбородка и только больше разжигая огонь раздражения внутри. Ему не нужно плакать, не нужно ничего, только исчезнуть, лопнуть как мыльный пузырь, раствориться в мареве ночи, стать единым целым с бархатным полотном неба, чтобы больше не испытывать эту боль. 3 сентября 2021 Оправиться в командировку в Сирию было не самой лучшей идеей, откровенно говоря – ужасной, но Сяо Чжань действительно думал, что им с Ибо по плечу справиться с таким опасным заданием, как работа в горячей точке. Услышав от начальства, что именно они оказались теми самыми «счастливчиками», он не понимал, с чего вдруг коллеги смотрят на них с таким откровенным сочувствием. Да, не самое безопасное место на планете, но они – пресса, а значит, защищены законом, так всегда было, их не тронут, надо только самим быть осторожными, аккуратно выполнять работу и не нарушать протокольные правила. Оставшись наедине в кабинете Ван Ибо, парень кинулся к нему в объятия, утопая в запахе родного человека. Младший одним своим присутствием умел подарить Сяо Чжаню уверенность и заставить землю не убегать из-под ног, солнце не светить прямо в глаза, ветер не дуть слишком сильно. Рядом с ним Сяо Чжань летал, иногда ему казалось, что в прямом смысле этого слова. Ведь невозможно так сильно любить и не вознестись от силы этих чувств. Иногда ему бывало страшно от того, как он ещё не раздавил Ибо этим огромным чувством, этой любовью, что текла в его венах вместо крови, и только она одна заставляла его сердце биться, только она одна и была в ответе за каждый удар. Два успешных репортёра, два лучших друга на публике и два самых любимых друг для друга человека за закрытыми дверьми. Об их романе не знал никто, но это только разогревало в них ещё большую страсть, они буквально не могли друг другом насытиться, и оба точно знали, что их объединяет – не похоть, не зависимость, не жажда обладать. Их объединила любовь. Эта любовь жила в каждом касании, лилась из каждого взгляда, сияла в каждой улыбке, пылала каждым поцелуем. Ибо смотрел на старшего и откровенно плыл, ему казалось, что он выглядит глупо и все уже о них знают, просто тактично молчат, но, прижимаясь к родной груди, ловя губами тёплые выдохи, деля на двоих вкус недавно выпитого мокко со сливками, он понимал, что ему настолько безразлично. На всё. На всех. Только бы и дальше обнимать его вот так, только бы он продолжал целовать его, смотреть влюблённым взглядом, только бы не отпускал руку. Ибо на всё готов, только бы жить всегда в этом моменте. 13 октября 2021 Всё изменил роковой день, когда они решили отъехать подальше от базы, так как знали, что нужно накопать сенсационный материал про одного из лидеров движения. По слухам, в деле была замешана торговля людьми, а потому эксклюзивные кадры можно было получить только выбравшись из безопасной, но абсолютно бесполезной базы, в которой расположилась вся их команда. Всё шло гладко и ровно до того момента, пока Ибо не решил пробраться максимально близко. Это стало его ошибкой. Он не был профессиональным военным, поэтому его маскировка не сработала как надо. Его заметили и его уже не забудут. Сяо Чжань запомнил этот день посекундно. Именно в тот момент в груди поселилось нехорошее предчувствие. Он понимал, что накручивает себя, но любые убеждения не помогали, все попытки успокоить себя и разбушевавшийся страх оказались тщетны. В тот день им удалось уйти и вернуться на базу. Лежа в своих кроватях в тот вечер они, пока никто не видит, они тайком держались за руки, осторожно поглаживая слегка прохладную кожу. Было страшно. Обоим. И оба молчали, стараясь передать всю свою поддержку другому в этом касании. Они смотрели в глаза друг друга, ловя там отблески света от зажженных ламп и фонариков коллег за спинами. Ибо всеми силами старался не уснуть, подольше растянув этот момент единения, когда он точно знает, что рука Сяо Чжаня крепко сжимает его собственную. Старший отгонял сонливость, только бы не упустить момент, когда Ибо уснёт, чтобы оберегать его сон. Ему казалось, он должен это сделать, просто обязан это сделать. Больше спокойной жизни у них не было, Ибо понимал, что на него открыли охоту и всеми силами пытался не допустить, чтобы Сяо Чжань попал вместе с ним под раздачу. Вот только не задалось. Сяо Чжаня поймали, когда он с одним из операторов выехал на съёмки репортажа о детях, пострадавших от военных действий. Оператора не тронули, а вот Сяо Чжаня взяли в плен, в котором он пробыл около двух недель и уже успел проститься с жизнью, но даже каждодневные избиения и крики на неизвестном ему языке не принесли столько боли, как то, что он увидел среди них Ван Ибо. Не связанного, не побитого, его Ибо, его!, который пришёл посмотреть на него. Тогда-то Сяо Чжань и узнал, что Ибо продал его в обмен на себя, потому что именно у Сяо Чжаня находились те самые важные снимки незаконных сделок, которые им тогда всё же удалось сделать, и из-за которых всех причастных к делу сирийцев ждал бы смертный приговор. Военные не пощадили бы ни одного сирийского наёмника, вопрос стоял жёстко. Он открывал рот, чтобы что-то сказать, чтобы сделать хоть что-то, но не вырывалось ни звука, словно эту функцию в нём выключили, заменив на одну единственную – страдать. Кто-то из них даже посмеялся, глядя на то, как глупо он выглядит, как пытается собрать воедино осколки того, что ещё минуту назад было жизнью, висевшей на волоске, но до сих пор не сломленной. Свет от лампочки бил в глаза, та колыхалась на проводах под потолком, как в фильмах ужасов, и Сяо Чжаню действительно показалось, что он сейчас в каком-то затянувшемся пранке, совсем несмешном, неудачном, больном, но всё больше походило на то, что это его реальность – жестокая и страшная, а хуже всего – настоящая. Сяо Чжань готов был терпеть побои ради благого дела, чтобы только не выдать местоположение заветных снимков, осознавал, насколько это важно, как им нужно сохранить это, чтобы спасти тысячи жизней. Он не супергерой, но он – человек. Человек не может остаться в стороне, когда гибнут дети. Но после удара в спину от самого родного, он не выдержал, сломался, как сухая ветка, разбился, будто прыгнул с разбега со скалы. Его словно размазали по стенке, в сознании пульсировала только одна мысль: «пожалуйста, я поверю даже в самую последнюю секунду. Пожалуйста, скажи, что это не так. Я жизнь отдам за тебя, только скажи, что это не так». Но Ван Ибо молчал, и Сяо Чжань потерял любую волю к сопротивлению, он задыхался, понимая, что бороться ему больше не за что и не имеет смысла. Ибо ушёл вместе с ними, так больше и не взглянув в его сторону. Сяо Чжань готовился к смерти, прикрыв глаза, в которые затекала собственная кровь, так сильно его избивали сразу после ухода того, кто забрал с собой ошмётки его сердца, но уже спустя час военные всё-таки нашли его, освободив из плена, но не сумев заделать дыру в его груди. Теперь там навечно зима, сквозняками холодя всё его существо. По тем самым венам, по которым струилась любовь, теперь металась вьюга. 24 декабря 2021 На другом конце города в тёмной гостиной сидел Ибо, в руках он крутил мобильный телефон, словно бы это могло решить хоть что-то. Он мог бы написать сообщение, мог бы дать разрешение остальным коллегам или друзьям выдать его секрет, но понимал, что не сможет. Как бы сильно он этого не хотел, у него не хватит сил. Лучше Сяо Чжань будет считать его предателем, он переживёт, поплачет, но переживёт. Он знает, что тому слишком больно, больно настолько, что страдания эти потухнут явно нескоро, но рано или поздно им непременно придёт конец. Но если бы Чжань узнал правду, он бы мучился каждый день своей жизни. 18 октября 2021 Когда Ибо поймали, ему предложили выбор, который и выбора не предполагал. Либо они убивают всех и каждого, его и Сяо Чжаня в том числе, либо Ибо заставляет своего напарника отдать им снимки. Стоя на коленях с заломанными назад руками, он сцепил зубы, стараясь не выдать, насколько сильно тянут сухожилия. В голове вспышкой мелькнула даже мысль плюнуть кому-нибудь из них в лицо, но мало того, что все они были прикрыты, так ещё и последствия этого могли быть слишком непредсказуемыми. Он не в фильме, он не солдат, а в реальной жизни унять дрожь по телу оказывается сложнее, чем ему бы хотелось. Парень знал, что военные уже в пути им в помощь, он успел нажать на кнопку экстренной помощи на часах, что показывала его местоположение, прежде, чем эти самые часы сняли и уничтожили, несколько раз выстрелив, и затем для надежности, наступив на них тяжелыми грубыми ботинками. И он понимал, что им не дадут уйти живыми, даже если они отдадут материалы. Но он знал Сяо Чжаня, знал его кристально чистую душу и понимал, что тот скорее согласится на смерть, чем позволит и дальше страдать невинным людям. Его парень всегда был таким, слишком открытым, слишком отзывчивым, слишком... Он всегда был слишком, и это сводило с ума. Всё его естество кричало и рвалось ему навстречу, но где-то на подкорке сознания он понимал, что Сяо Чжань ещё непременно жив. Пока они не отдадут материалы, их будут мучить, долго, но они останутся живы. Ибо нужно было потянуть время, поэтому он отказался от сделки, надеясь, что его сейчас поколотят, от чего он точно сможет оправиться, а там и помощь подоспеет. Ван Ибо ошибся. По-крупному. Ему отрезали язык. Он пытался вырываться, пытался кричать, молить о пощаде, но понимал, что это не поможет. Боль была настолько сильной, ослепляющей и жгучей, что на время он потерял сознание от шока, очнулся на твёрдой койке от укола какого-то наркотика, после которого уже не помнил себя. Наверное, вкололи что-то убойное, чтобы он не выл от боли, которая непременно его настигла после прихода в себя. Наркотик сделал из него практически овощ, он не понимал, где он, кто перед ним, мог только передвигать конечностями, даже не осознавая, что с ним произошло. В голове был не то, что туман, он не ощущал головы вообще, не чувствовал конечности, словно плыл в чем-то густом, тяжёлом, удавалось только дышать, все остальные функции организма словно выключили одним нажатием. Его отвели в какое-то здание, он переставлял ноги, смотрел перед собой, но не видел. В здании сидел привязанный к стулу кто-то смутно знакомый, Ибо не мог понять, кажется, он готов был упасть еще раз, но твердые руки на плечах не давали. Сквозь толщу воды он слышал звуки, голоса, которые слились в единую какофонию и от этого гула хотелось закрыть глаза. Почему-то глаза, а не уши, будто так что-то изменится. Ибо не понимал, что, поэтому и глаз не закрывал. Затем его наконец-то увели, бросили где-то на грязную койку, такую же твёрдую, как та, на которой он очнулся впервые, а потом он пришёл в себя уже на чем-то мягком, белоснежном. Он был в больнице. 21 октября 2021 Ван Ибо узнал, что Сяо Чжань тоже в этой больнице, но ещё не пришёл в себя. Ему вкололи мощные анальгетики, чтобы заглушить боль. Такое не лечится. Он понимал. Чувствуя, как по щекам текут слёзы, горячие, обжигающие, хотелось всхлипнуть, но всхлип оборвался где-то в горле, и парень перевернулся на бок, прижав ладони к лицу. Кожа на них была сухой, но он быстро это исправил, щедро смачивая её слезами, которые обрушились из него, как водопад и, кажется, даже не думали прекращаться. Сколько в нём слёз? Он был бы не против выплакать их все, иссушиться и перестать существовать. Наркотик уже вышел с его организма, вместе с ним вернулась память. Он определено не знал, что именно ему вкололи, скорее всего, местная разработка чего-то максимально тяжелого, но почему-то, несмотря на то, что тогда в моменте он не осознавал всего происходящего, сейчас воспоминания булыжником упали на его воспаленный мозг. Он вспомнил всё. И понял, что ни за что на свете не хочет заставлять своего любимого Чжань-гэ жить с инвалидом с искалеченной душой, который больше то и человеком себя не считал. Кто он теперь? Что он теперь? Плакать захотелось ещё сильнее. Он больше не знал, что делать, не видел ориентир, словно все маяки, прежде зазывавшие его к себе, теперь навсегда погасли. Сяо Чжань явно заслуживает лучшего, чем возиться с инвалидом, он не покажется ему на глаза, ни за что больше в жизни не покажется. Ибо понимал, что Сяо Чжань не бросит его, посвятив всего себя заботе о нём. Но он не хотел такой жизни для своей родной души. Лучше остаться тем, кого он ненавидит, так быстрее переболит, так быстрее забудется. Он только не мог не позволить себе иногда звонить, чтобы просто услышать любимый голос, даже если он полон гнева, сочится ненавистью, пропитан горечью и тоской. Не мог не позволить себе эту маленькую слабость, даже если ответить он больше был не в силах. 24 декабря 2021 Такси остановилось возле подъезда, подняв столб снежной пыли. Быстро расплатившись, Сяо Чжань выскочил на улицу, чуть не поскользнувшись, но едва ли это имело сейчас значение. В груди пылало, что-то со скрипом выло, болело, и избавиться от этого был только один единственный шанс. Ибо так и не переехал отсюда, наверняка думал, что Сяо Чжань не пожелает прийти, не решится, не рискнет. Но он здесь, стоит под домом Ибо и зябко дышит, выпуская облачка пара в воздух. Вдох-выдох. Не помогает. Ему так много хотелось сказать, накричать, ударить, чтобы стало легче, посмотреть в глаза, чтобы точно удостовериться, что не ошибся, что он сейчас не в каком-нибудь дурном сне и, когда проснётся, Ибо будет рядом. Его Ибо, его любимый, который никогда его не предавал, который вытащит его из затянувшегося кошмара, притянет к себе, поцелует и тихо прошепчет, что рядом. То, что он остался жив, говорило о многом, его действительно не тронули. Сяо Чжань сейчас может даже припомнить, что на Ибо и синяков не было, и ссадин, никаких кровоподтёков, а значит... Голос позади вывел его из ряда нестройных мыслей. Обращались явно не к нему, но он отчего-то обернулся. Обернулся ровно в тот момент, когда увидел Ибо. Тот внимательно смотрел на мужчину перед ним и, подняв руки на уровень солнечного сплетения, показал несколько жестов пальцами. Сяо Чжань моргнул, затем ещё раз, чтобы удостовериться, что ему не привиделось. Но лучше бы это было так. Прохожий же явно ничего не поняв, спросил что-то еще, после чего Ибо молча показал рукой направление, которое, по всей видимости, и нужно было мужчине. Хотя бы вектор правильный, а там уже найдёт у кого спросить дорогу дальше. Он поклонился и быстрым шагом засеменил прочь. Ибо перевёл взгляд на подъездную дверь и сделал первый шаг к ней навстречу, после чего замер. Сяо Чжань видел испуг, промелькнувший на его лице, черты заострились, а кожа своей белизной могла посоперничать со снегом. Ибо был напуган. Однако, он довольно быстро взял себя в руки, пониже опустил голову и быстро двинулся вперёд, намереваясь успеть проскочить в дверь. Как глупо с его стороны. Его потянули за рукав пуховика, и он закусил губу от желания взвыть. Ибо не может его оттолкнуть. Он так хочет, но не может. Это единственное, что ему не под силу, и он каждый вечер молился о том, чтобы этот момент настал, и каждое утро просыпался с мыслью, чтобы старший больше никогда его не увидел. Пришлось повернуться, мягко отцепляя пальцы от куртки и отходя на шаг назад. Дистанция, ему нужна дистанция, иначе он просто умрёт от желания прижать Сяо Чжаня к себе. Он уже умирает, достаточно было одного его появления здесь, одного касания, одного взгляда. Он слаб, он ничего не может противопоставить ему. Внутри старшего бушевал шторм, его грудную клетку затапливало цунами, а рёбра жгло пожаром, пепел которых смывался волнами отчаяния и горечи. Он во все глаза смотрел на родное, такое осунувшееся лицо, судорожно бегая взглядом от шеи к щекам, затем к глазам, возвращался к носу, и наконец, завис на губах, после чего его собственные губы задрожали. Это не возможно было вытерпеть. Но он терпел, терпел, потому что обязан был узнать правду. – Что они сделали с тобой? – Сяо Чжань действительно звучал жалко, голос сел, но он даже не пытался откашляться. – Это ведь они? Ибо, скажи мне, черт тебя дери! – он дернулся вперёд, словно в попытке сделать шаг навстречу. – Это они сделали с тобой? Я же видел, – он протянул руку, желая прикоснуться к щеке, но рука эта безвольно упала плетью вдоль тела. – Скажи мне! Почему ты не можешь мне ответить?! – он отчаянно переходил на крик, потому что сам УЖЕ знал ответ, но отказывался верить. Как вообще в такое можно поверить? – Или ты действительно не можешь... – он крепко зажмурился, перед глазами мелькали образы, слова, обрывки мыслей, кажется, ещё немного, и это точно сведёт его с ума. Его начала колотить крупная дрожь. – Кивни, пожалуйста, просто кивни, если я прав, – он уставился на младшего, будто пил его, настолько цепко всматривался в каждый сантиметр лица. Он одновременно желал ответа Ибо и больше всего на свете боялся его получить. Но парень не делал ничего, он продолжал молча смотреть на Сяо Чжаня, на его лице не дрогнул ни один мускул. Он смотрел так, что Сяо Чжань понял всё без слов, без кивков, без единого движения прочитал Ван Ибо изнутри, пропустил через себя. Он всё увидел во взгляде напротив, таком родном, таком прежнем, и таком незнакомом, полным затаённой боли, что вытекала чернилами из-под ресниц. Она сжирала Ибо, поглощала его, а он всё продолжал смотреть. А затем он внезапно вздрогнул, когда Сяо Чжань камнем рухнул вниз, обхватив его ноги руками и уткнувшись в колени. Он громко зарыдал, всхлипывая и икая, захлебываясь слезами, что не давали вдохнуть, и Ибо чувствовал как сильно того трясёт и штормит. Ему так жаль, так невыразимо жаль, что он не может никак его утешить, хочет так много сказать, но не может, хочет объяснить, попросить не плакать, но всё, на что он способен – задрать голову вверх и вглядеться в серые тучи, перекрывшие доступ к небу. Он пытался восстановить дыхание, но, словно жерло вулкана, его поглощала беспомощность. Он так страстно желал этого момента, молился о нём каждую ночь, когда терпеть тоску становилось невыносимо, но сейчас, видя Сяо Чжаня перед собой на коленях, он совсем не чувствовал страха, им обоим больно, но сейчас эту муку они делили на двоих. Она слишком велика, слишком огромна, слишком тяжела, чтобы нести её одному. Они оба ломались под этим грузом. Сяо Чжань хотел делить это с ним. Ван Ибо позволил. Он слишком сильно любил его, чтобы не уважать его желание. Теперь уже точно. Сяо Чжань понял, поэтому... Ибо медленно опустил руку на макушку Сяо Чжаню, вплетая пальцы в холодные волосы, безмолвно говоря: «всё хорошо, мы вместе, я здесь, не переживай, я с тобой, не бойся, я больше не исчезну». Сяо Чжань не мог поднять голову, слишком много чувств накрыло его сразу. Он не ощущал, как промокли и замёрзли колени, которые утопали в снегу, не замечал холода, что пробирался ему за пазуху. Внутри кипела буря, сносящая все преграды. Он словно отключился, он не здесь, не в этом мире, не стоял на коленях перед самым дорогим человеком от боли осознания, что произошло. Что тогда произошло с Ибо. В голове словно бы выключили все голоса, звуки, чувства, он потерял зрение, обоняние, чувствительность, погрузившись в темноту. Не замечал даже слез, что неровными дорожками стекали по щекам и капали с подбородка. Он отказывался принимать, так не может быть, но это так. Всё вокруг кричало о том, что это так, и он больше не в силах предпринять хоть что-нибудь. Горячая волна стыда окатила его, сбив даже неровный ритм рыданий. Он оставил Ибо одного бороться с этим. Он был обижен, зол, но Ибо... Ибо стоил каждой пролитой слезы, каждой секунды агонии. Он всего мира был ценнее. Внезапно на голову его опустилось что-то тёплое, что-то мягкое, что одним своим прикосновением развеяло темноту, утихомирило бурю, выключило на мгновение вспышку острой боли. Он замер. Замер, прикрывая глаза и чувствуя лёгкие поглаживания по голове. Сяо Чжань считывал их, словно бы каждое прикосновение пальцев было целой фразой: «я люблю тебя, я с тобой, теперь всё будет хорошо, не бойся, мы вместе». И, подняв взгляд на стоящего перед ним парня, он понял, что не допустил ни единой ошибки. В глазах стоящего перед ним Сяо Чжань вновь прочитал это слово в слово. 25 декабря 2021 Сочельник они провели вместе. Оба молчали. Ибо не мог ничего сказать, а Сяо Чжань... Он молчал, потому что любые слова уже были лишними, пустыми, ненужными. Их жизнь сломали, ею поигрались и выкинули, теперь они оба сломанные, кажутся живыми, но внутри пустошь. Ибо завел его в тот вечер в квартиру, отвел в ванную, чтобы Сяо Чжань согрелся после стояния коленями на снегу, а сам выключил свет во всех комнатах, оставив только гирлянду на ёлке в гостиной. Ему не до праздника, но без этого атрибута впору было завыть. Так хотя бы что-то напоминало ему, что он еще жив, потому что он не чувствовал биение сердца, не слышал своё дыхание, жил на автопилоте, не понимая, как вообще продолжает существовать. Ёлка ‒ только способ держаться хотя бы за что-то в этой жизни. Сяо Чжань всегда любил Рождество, Ибо не мог её не поставить. Когда старший вышел из душа, он нашел Ибо на полу под ёлкой. Тот укутался в плед и походил на маленького воробушка. В первую секунду захотелось даже улыбнуться, подбежать к нему, прижать к себе, услышать заливистый смех, выпить улыбку с любимых пухлых губ. Будто ничего и не было. Но реальность не отпускала, холодной рукой сжимая горло. В тот вечер он подошел к нему, присел рядом. Ибо поднял руку, приглашая к себе в объятия под плед, и Сяо Чжань, не медля ни секунды, тут же юркнул туда, прижимаясь к горячему боку. Они сидели весь вечер в обнимку, смотрели на перелив разноцветных огней и старались запечатлеть в памяти каждую секунду, отпечатать в сознании мягкость касаний, атлас кожи, то, как волосы щекочут щеку, если прижаться слишком плотно, как затекают ноги и они трижды меняют положение, не размыкая объятий. Оба прислушивались к биению сердца друг друга, впервые за столько времени ощущая, как зияющую пустоту заполняет что-то теплое, что-то живое. А утром Рождества они проснулись одновременно. Лежали, смотрели друг на друга, впитывали каждую черточку, будто видели впервые, ласкали взглядом любимое лицо напротив, боясь лишний раз моргнуть, иначе всё исчезнет, как дымка, но больше нет. Больше никогда. Больше ни за что. 19 марта 2022 Сяо Чжань проснулся от бивших в его глаза солнечных лучей. Весна в этом году была ранней, хмурых и пасмурных дней практически не было, зато солнечных стало хоть отбавляй. Он лениво потянулся и широко зевнул, поворачиваясь на бок. Половина кровати Ибо уже пустовала, тот всегда просыпался гораздо раньше него самого, Сяо Чжань к этому уже привык. На пустующей подушке ярким пятном красовался желтый стикер. Парень улыбнулся, протягивая руку и хватая тот пальцами. «Сегодня ужин на тебе. Завтрак на столе, не забудь разогреть. Люблю тебя.» Сяо Чжань улыбнулся. Не мог не улыбаться, когда видел любимый почерк. Вы когда-нибудь любили почерк? Сяо Чжань любит, он обожает каждую букву, каждый росчерк, каждую неровность. Он узнает его почерк из всех миллиардов, он видит этот почерк каждый день, он любит этот почерк каждый день. После душа он зашел на кухню, где на столе, заботливо прикрытые тарелочкой сверху, лежали блинчики с начинкой. Сяо Чжань закусил губу, чтобы вновь не расплакаться. Он обещал себе, что больше не будет, что он исчерпал свой лимит еще тогда, когда судьба раскинула их с Ибо по разные стороны, но они доказали, что даже жизнь не сможет их разлучить, ничто не сможет. На холодильник был прикреплен новый стикер. «Хорошего дня, душа моя. Я принесу твои любимые синнабоны.» Очередной стикер нашелся прямо на тарелке, которой были накрыты блины. «Я люблю твою улыбку, поэтому улыбнись. Если думаешь, что я не увижу, потому что не рядом, всё равно улыбнись. Я почувствую.» Сяо Чжань прикрыл глаза, потому что коварные слёзы всё-таки подступали всё ближе. Ибо ‒ это всё, что у него есть. Всё, что ему нужно. После завтрака, тепло одевшись, он проверил, закрыты ли все окна, не включен ли газ, после чего поспешно вышел из квартиры. Он не мог сидеть дома, зная, что Ибо совсем рядом. Невозможно прожить и часа, чтобы не видеть его. Сяо Чжань не всесилен, он всего лишь человек, у него могут быть слабости. До пекарни, которую Ибо открыл три недели назад, пешком идти было около десяти минут. Если быстрым шагом, то семь. Сяо Чжань дошел за пять. Издалека уже заприметил знакомую вывеску, перевел взгляд ниже, на полностью стеклянную стену и такую же дверь, и сразу заметил, что внутри толпится по меньшей мере человек десять, а то и больше. После того, как Ибо принял решение навсегда покинуть журналистику в любом её виде, он решился на открытие собственного бизнеса. Они долго не думали, Сяо Чжань знал, что бабушка Ибо еще в подростковые годы научила того правильно обращаться с тестом, он не раз сам лично пёк ему торт на день рождения, встречал дома свежими круассанами с умопомрачительным запахом, а потому вопрос направления бизнеса отпал сам собой. Переходя улицу на пешеходном переходе, его нос тут же уловил сладкий аромат выпечки, так всегда пахло рядом с его пекарней, и именно этот невероятный аромат всегда так привлекал новых и новых покупателей. Невозможно, просто из разряда невероятного было пройти мимо и не стать очарованным этим завлекающим запахом, атмосферой словно из книг, из самых уютных фильмов. Интерьером занимались вдвоем, выискивали кучу идей и лично ездили в строительный магазин, смешно спорили о том, какого цвета должна быть вот та подушка на диванчик в углу. Сяо Чжань выучил язык жестов довольно быстро, настолько быстро, что и сам удивился этому. Ибо тоже учил вместе с ним, это был его единственный способ разговора, и он хотел владеть им в совершенстве. Открывая дверь в пекарню, Сяо Чжань вспомнил, что Ибо всегда был таким. Он не умел не доводить до совершенства любое дело, за которое брался. Отличительное качество, черта характера, чем бы это ни было, его мальчик всегда был самым лучшим. Люди сидели за столиками, некоторые лицом к панорамному окну на высоких стульях у длинной столешницы, кто-то стоял у стойки в ожидании заказа, кто-то топтался в очереди, с завистью смотря на тех, кто уже с аппетитом уминал теплые булочки, нежные пирожные, сладкие синнабоны, тающие во рту слойки с мясом, сыром, грибами и морепродуктами. Сяо Чжань моментально почувствовал, как рот наполняется слюной, учитывая даже то, что он уже позавтракал. Ибо уходил на работу очень рано, чтобы успеть приготовить свежую выпечку для самых первых посетителей. Несмотря на то, что пекарню он открыл относительно недавно, молва о ней разошлась мгновенно, и место стало самым популярным в их районе. Сюда забегали студенты, заходили офисные работники, заглядывали мамочки с детьми, захаживали влюбленные парочки, фрилансеры с ноутбуками, здесь всегда было шумно, тепло, уютно. Сяо Чжань никогда не мог найти в себе силы уйти отсюда без Ибо. Тот оказался за стойкой, он с неизменной широкой улыбкой передавал очередной заказ в крафтовом пакете гостю, ловя такую же искреннюю в ответ. Сяо Чжань не ревновал, он знал, что Ибо полюбили, здесь у него есть уже постоянные посетители, и он точно мог сказать, что полностью понимает их. Они все были словно цветы, которые тянулись погреться в лучах солнца. Его персональным солнцем всегда был Ибо, он не переставал светить ему никогда, даже в самые тяжелые холодные ночи, даже в минуты отчаянной тоски, одно воспоминание о светлой улыбке разгоняло мрак. Парень протиснулся вперед, заходя за стойку к Ибо. Он поприветствовал Джонни, паренёк работал у Ибо бариста, и уважительно поздоровался с мистером Шеппардом. Мужчина был старше их обоих, и стал вторым пекарем, так как сам Ибо с таким наплывом не справлялся физически. Мужчина знал, что они вместе, и этот факт никогда его не трогал, он только улыбался, глядя на то, как начинали сиять глаза его молодого начальника, когда в поле зрения попадал Сяо Чжань. ‒ Спасибо, Ибо, ‒ молодая девушка расцвела улыбкой, принимая свой заказ у парня. ‒ Это тебе на поездку на море, ‒ она кинула пару купюр в баночку для чаевых. Ибо все чаевые всегда делил только между Джонни и мистером Шеппардом, не забирая себе ни копейки, но всё равно благодарно улыбнулся, затем прикоснулся кулаком правой руки сначала ко лбу, а после костяшками к подбородку. Девушка отзеркалила его жест, после чего отошла, давая возможность следующему покупателю подойти к кассе. Ибо встречал всех одинаково радостно. Сяо Чжань сел на небольшой стульчик, где обычно сидит кто-то из работников в свободную минутку, и молча наблюдал за своим парнем. В голове не укладывалось то, что еще совсем недавно они оба горели в огне страданий, и, казалось, что даже в Аду не испытывают таких мук. Сейчас же, глядя на то, как Ибо порхает от прилавка к кассе, от неё к холодильнику и к печи, он чувствовал, как тиски, иногда возвращающиеся к грудной клетке, всё же отпускали, таяли, словно снег ушедшей зимы. Зимы, которая вновь подарила им друг друга. Некоторых посетителей он и сам уже знал, они стали постояльцами, непременно забегая утром перед работой за свежей выпечкой. В это время у Ибо всегда было многолюдно, поэтому Сяо Чжань терпеливо ждал, пил вкусный раф, приготовленный Джонни, и не мог оторвать взгляд от того, кому навечно отдал свою душу. Еще недавно он готов был умереть, только бы не чувствовать больше эту раздирающую боль. Сейчас же, он не мог представить, что на планете живет человек более счастливый, чем он. Время близилось к десяти утра, когда толпа наконец-то поредела, и Ибо, отпустив последнего покупателя, облегченно выдохнул, оборачиваясь к Сяо Чжаню, что так и не сдвинулся с места. Ибо рано встал и с того момента даже не присел, старший видел, что тот уже немного устал. Он встал, размяв немного спину, после чего молча направился за Ибо. При аренде помещения они выбирали такое, где обязательно будет комнатка, которую можно будет использовать как маленький кабинет. Там не было ничего, кроме дивана и шкафа со сменной одеждой, не было даже стола, он оказался просто не нужен. Как только за ними закрылась дверь, Ибо тут же припал к губам Сяо Чжаня, ощущая сладкий привкус кофе и улыбаясь в поцелуй. Сяо Чжань осторожно прикусил его нижнюю губу, после чего оттянул её и вновь атаковал, проникая своим языком в чужой рот, исследуя уже знакомую территорию. В первые дни было неловко, странно, даже страшно. Ибо плакал, ему казалось, с ним больше невозможно целоваться, невозможно ничего. Но Сяо Чжань, вновь опускаясь перед ним на колени, убедил его, что это не так, что его губы всё еще самые теплые, мягкие, красивые, любимые и желанные, и для него нет ничего вкуснее их, и что его поцелуи для Сяо Чжаня ‒ самый большой мотиватор просыпаться по утрам. Тот в ответ кивал и вновь расцветал улыбкой, обещая себе больше никогда не сомневаться. И обещание он своё держал. В их доме никогда не бывало тихо, не смотря на то, что говорить мог только один, они часто переписывались, а Сяо Чжань болтал без умолку, стараясь заполнить собой всё пространство. Он сказал, что его болтовни хватит на двоих, так и оказалось. Ибо отвечал жестами или писал сообщения, тихо млея от своего счастья. Он навсегда выкинул мысли о том, что он неполноценный, что он неправильный, бракованный теперь, что он обуза. Сяо Чжаню даже не пришлось ради этого стараться каждый день. Он вернулся к нему, несмотря ни на что вернулся, сам пришел, и одного этого стало достаточно для Ибо, чтобы больше не заставлять любимого человека изворачиваться, доказывая свою любовь, показывая Ибо, что он её достоин. Сяо Чжань рядом ‒ это важнейшее доказательство. Ибо это крепко усвоил. Он любил, когда старший пел ему, особенно на ночь перед сном, когда после страстного секса они оба лежали еще разгоряченные, понемногу остывая. Сяо Чжань пел ему колыбельные, пел какие-то глупые песни о любви, убаюкивая своим голосом. Он никогда не давал Ибо забыть о том, что тот особенный. Младший же в ответ никогда не забывал отдавать всего себя без остатка, от момента пробуждения и до ухода ко сну ‒ каждый вдох он делал ради Сяо Чжаня. Они даже не ссорились. Ибо казалось, так не бывает, невозможно просто. А потом резко налетал на Сяо Чжаня со спины и целовал между лопаток, в шею, затылок, в приступе одуряющей нежности к любимому, коря себя за такие мысли. Бывает, конечно же бывает. ‒ Спасибо за завтрак, было очень вкусно, ‒ оторвавшись от вкусных губ, прошептал старший, прижимая парня ближе к себе. От Ибо пахло корицей, немного мукой и какими-то сладостями, не разобрать. Но этот аромат был лучшим, что Сяо Чжань когда-либо чувствовал. Если бы можно было разодрать свою грудную клетку, засунуть туда этот аромат и носить его всегда в себе, он бы сделал это, не раздумывая. Ибо в ответ промычал, затем слегка отстранился, чтобы спросить: «Ты про блинчики?». Сяо Чжань хорошо научился его читать.  ‒ И про них тоже, ‒ Сяо Чжань лукаво прищурился и, не сдержавшись, чмокнул того в нос, вновь прижимаясь к теплой груди. ‒ За десертом вот пришлось только идти сюда. Ибо снова улыбнулся, крепче сжимая руки на чужой талии. Он аккуратно повернул голову и несколько раз потёрся носом о шею старшего. Это было его признанием, Сяо Чжань помнил это, знал это, но каждый раз, как Ибо вновь делал это, забывал, что нужно дышать. ‒ Я тоже, родной мой, больше всего на свете.