последний раз когда я..

— вань, приедь пожалуйста, — отчаянно, уже в третий раз, молвит в трубку под звуки протяжных гудков. ваня не слышит, у вани коктейли через край и шот один за одним, у вани мальчики сладкие на сцене выступают, которые, к счастью, мало его интересуют, но бёдрами в такт виляют и взгляд, как пчёлы на мёд, сам тянется как можно получше рассмотреть очертания тел, кожу которых вразнобой заполняют светодиодные лучи. у него музыка по ушам бьёт и на шее засосы вырисовываются, он соображает плохо, представляя шатена рядом, ведь уже неделя, как они вовсе перестали общаться. и серёжа не соображает. уже пятую таблетку парацетамола — первое, что нашёл — вперемешку с успокоительным глотает, совсем не щадит себя. на полу у кровати сидит, колени поджав и голову откинув, пока надоедливый женский голос в трубке молвит «абонент временно недоступен» — да сука, — кулаком по тумбочке прикроватной прилетает, но удар совсем слабый. рукой трясёт, в надежде снять ноющую боль в костяшках. рука к пачке сигарет тянется и первую тонкими пальцами выуживает. губами удерживает пока колёсико зажигалки крутит до появления первого огня. трудно, когда руки дрожат и в глазах плывёт. голова кругом идёт, когда первую тягу делает и дым заполняет лёгкие, тут же вырываясь наружу. пепел стряхивает на прозрачное дно пепельницы которую ему подарили, кажется, тоже ваня? да, именно. — ванюша, я соскучился, — по просьбе автоответчика оставляет сообщение после сигнала, в надежде, что до того дойдёт. глаза переводит и в темноту всматривается, будто пытаясь что-то разглядеть, или кого-то, но всё не выходит. смирившись, взгляд опускает в пол и продолжает смотреть, но не с целью, что преследовала его секундами ранее, а просто, не моргая даже, в голове прокручивая диалоги, что сами лезут один за одним. — серёж, мне надоели твои качели, я не понимаю, чего ты хочешь от меня? , — в который раз пытается донести до шатена. его достали вечные пустые обещания пешкова, резкие приливы энергии, которые сопровождаются чем-то за рамки выходящим, он хочет спокойствия, ему нужен отдых, но не физический, а моральный. отдых от парня. — я устал, понимаешь? я не могу быть уверен на сто процентов во всём, что ты говоришь, что так усердно доказываешь мне каждый раз. может быть, ты не впервые мне лжёшь, возможно, нам вообще не стоит продолжать начатое? но сережа любит, правда любит, просто ему, пока что, сложно разобраться в себе. — я тебя просил «давай сходим к психологу», а ты что? только «хорошо, вань» от тебя и слышно каждый раз, а что в итоге? да ты за неделю из дома ни на шаг не вышел. «такого больше не повторится» — ложь. ведь после неоднократно повторялось, а вслед пешков умудрялся выкинуть ещё пару пустых словечек, начиная от собственного самочувствия, до каких-то весомых обещаний. ваня третий шот в себя вливает и рюмку на барную стойку ставит, видимо, ему абсолютно по барабану, пока в кармане телефон от звонков разрывается, и плевать, что тот в режиме полёта, ему не до этого, так как уже два часа прошло, а он даже не удосужился вынуть его из кармана. на часах перевалило за двенадцать ночи и если обычно в это время все только собираются, то в ванином случае пора домой, потому что он уже вдоволь натанцевался, а алкоголь внутри явно мешает трезво мыслить, единственное, что он понимает — ещё пару глотков и его не остановить. хорошо, что понимает, поэтому к выходу движется, попутно телефон доставая, дабы вызвать такси и ненароком замечает на экране мелким шрифтом «20 пропущенных — серёжа» и ещё пару уведомлений о сообщениях оставленных шатеном. «прослушать» нажимает в недоумении и хриплый голос парня, о чём-то невнятно молящего, заполняет разум русого, его голос — как бальзам на душу, как чашка чая в холодное время года, как всё самое лучшее когда оно только надо. но дрожащий, будто того водой облили посреди улицы в минус двадцать. он пьян? или что хуже… прослушав три сообщения о том, как тот соскучился до ужаса, на четвертое нажимает, уже не зная чего ожидать, потому что, кажется, с каждым разом серёже всё сложнее давались краткие фразы, пока последняя не оборвалась на полуслове. только сейчас, сидя в одиночестве, я всё думаю…и действительно осознаю свои ошибки, первая заключается в том, что я отпустил тебя. я должен был вцепиться что есть сила и держать, крепко, до самого конца, я ведь люблю тебя, ванюша, — сквозь ком в горле сложно говорить, пока слёзы ручьём стекают по горячим щекам. руки судорожно удерживают телефон, потому что ещё чуть-чуть и он выскользнет, а там и недалеко до первых трещин на экране. правду говорят о том, что осознаешь как любил, только после того как теряешь. мне так плохо без тебя. я, дурак, всегда пропускал мимо ушей твои просьбы начать меняться, ты ведь, ради моего же блага старался. проёбывал сеансы психолога, думая, что ты не узнаешь. по кофейням прячась, зная, что туда ты точно не зайдёшь, потому что лишь рано утром забегаешь на пару минут за любимым латте. но несмотря на всё, в конце каждого дня я терпеливо ждал тебя, сидя на диване в гостиной, таком мягком и удобном, с ним столько воспоминаний накопилось. помнишь, как мы впервые поцеловались? это тоже было там, ты тогда пришёл, казалось бы, посмотреть безобидный фильм, а я, кстати, даже не успел его включить, — с улыбкой вспоминает все пройденные моменты, — мне так не хватает твоего угрюмого лица, когда ты в очередной раз меня ругаешь за то, что я не помыл чашку, твоих алых губок, искусанных до крови, твоих тупых шуток, с которых мы вместе смеёмся…смеялись. я исправлюсь, ради тебя, ради себя, в конце концов — ради нас, потому что я не смогу быть счастлив, пока… — сообщение обрывается, не дав парню дослушать до конца. ване до боли неприятно это слушать, только не из-за сказанного пешковым, а из-за количества слёз, которые, вероятно, он пролил за время пока рассказывал всё, что сейчас русому приходиться слушать, стоя у выхода из клуба. … он напуган и не знает, что может учудить пешков на эмоциях. до дома едет, всё время подгоняя таксиста. — быстрее можно, пожалуйста, — глаза слезятся, а руки хватаются за спинку переднего сиденья. — молодой человек, я ничего не могу с этим поделать, вы же видите, пробка, — абсолютно спокойно отвечает, несмотря на то, что вечный скулёж сидящего сзади парня начинает заёбывать. ваня на экран телефона поглядывает, не появилось ли новых уведомлений и снова взгляд на окно переводит высматривая нужную улицу. страшно, каждая секунда важна, боится не успеть — за серёжу переживает, потому что до сих пор любит, после разногласий постоянных, после обещаний пустых. все равно понимает, что нуждается в нём, в щеках тёплых, со слоем щетины небольшим, что покрывает нечётко выраженные скулы, в кудрях каштановых, что в лицо лезут вечно и жить спокойно мешают, поэтому завязывать приходится, усаживая парня к себе на колени и заплетая хвостик небрежный. в комнате стоит кромешная тьма, в которой с трудностью можно что-либо рассмотреть. таблетки из одной из пачек будто испарились, потому что парень вовсе не помнит, что сделал. и что его только сподвигло на это? ваня? нет. точно не он. серёжа сам виноват во всём, ваня ведь всегда старался сделать так, чтобы ему было хорошо, уделял тому всё должное внимание и даже больше, почему-то шатен этого не оценил на то время, а зря. с горем пополам доезжают. он двери захлопывает, даже не поблагодарив мужчину, тот, если бы знал, ещё на полпути высадил, а не выслушивал мучительные вздохи на задних сиденьях. — что за молодёжь пошла, — под нос ворчит, наблюдая за отдаляющейся спиной парня, вылетевшего со скоростью света в сторону светофора. а тот бежит сломя голову, как только лампочка зелёным загорается, сквозь небольшие скопления людей проворно лавируя, в неглубокие лужи, что оставил за собою вчерашний дождь наступая. штаны после этого явно будут не самыми чистыми. внезапно раздаётся звонок, приглушённый такой, еле слышно, но ваня в это время телефон тянет с кармана, время узнать, на экране белым шрифтом до боли родное «серёжа», он останавливается передышать и мнётся пару секунд, после быстро нажимая чтобы ответить. — серёж, ты в порядке? — в трубку, даже первых слов не дождавшись молвит. голос дрожит от волнения, препятствуя расспросам о самочувствии парня. — мне п…та-а-ак плохо, — гласные тянет, в словах путаясь. — я уже иду, потерпи немного. трубку кладёт и постепенно шаг ускоряя, до дома мчится. сейчас серёжа точно не врёт, потому что не способен на это, знает, что единственный, кто ему может помочь — это ваня. да и русый почему-то верит, даже не думая спешит поскорее к тому в квартиру, пусть даже если зря. не может бросить парня на произвол судьбы, он обязательно успеет и сделает всё, лишь бы тому стало лучше. фонари бледно-оранжевым освещают улицы между домами, у подъезда лампочка светит с перебоями, но ярко, да так, что глаза слепит. ваня по карманам штанов шарит в поисках ключей, которые так и не вернул серёже в день расставания, а потом ещё неделю спустя и… пусто. лишь мелочь звенит, а вместе с ней и ключи от собственной квартиры. в другом — чеки ненужные и пачка с последними сигаретами. русый психует, ведь точно брал их с собой, ну как, он их и не доставал оттуда, ворчит что-то под нос, всё никак не успокоится. время течёт как вода, уже полчаса прошло, а он всё ещё не попал в нужную квартиру: сначала пробка, теперь внезапная пропажа ключей, и людей на улице как на зло нет, ещё бы, ночь на дворе, многие спят, в ином случае — нечего им по переулкам шляться в такое время. карманы выворачивает, пока монеты не сыпятся об асфальт ударяясь. нашёл. небольшая связка ключей от разных дверей и брелок блестящий — сердечко маленькое, нежно-розовое — блестит на свету, переливается. к домофону прислоняет и дверь распахнув, открывает вид на тёмный коридор ведущий прямиком к лифту. не работает. — блять, — на кнопку в быстром темпе нажимает, а когда понимает, что всё бесполезно — кулаком по дверям ударяет, что-то попутно выкрикивая и направляется в сторону лестницы. пятый этаж и три двери, одна из них ведущая к серёже. на этаже тихо, лампочка освещает только половину всего помещения, а у окна, расположенном на лестничной площадке, стоит жестяная банка, если заглянуть — можно увидеть сигареты, что вероятно недавно были скурены, отчего запах табака стоит невыносимый. ваня в замочную скважину вставляет ключ, к счастью, долго искать нужный не приходится и поворачивает пока не слышит характерный действию щелчок, что говорит об успешном открытии. в квартире тихо, в коридоре пусто. обувь разбросана по всему ближайшему периметру. атмосфера нагнетающая, страшно сделать лишний шаг, ваня и вовсе забыл зачем пришёл. осматривается ещё пару секунд и скинув кроссовки, в сторону комнаты направляется. — серёж.? — обеспокоенно зовёт парня, в надежде, что тот откликнется. сложно увидеть что-либо в глубокой темноте, стоит непроницаемый мрак, даже свет уличных фонарей не пробивается сквозь шторы, да и не должен, потому что расположены те чуть в стороне. нащупав включатель на стене, одиноко расположившийся, нажимает и ждёт долю секунды, пока комнату не заполняет тусклый свет одной еле-еле горящей лампочки. как давно её меняли? но все вопросы мигом улетучиваются из головы, когда замечает тело парня, лежащее у кровати, да что там, русый моментально трезвеет после увиденного. подбегает и на колени опустившись голову чужую приподнимает, удерживая на ладонях. рядом расположились две полупустых пачки от таблеток и стакан, в котором, по всей видимости, недавно была вода. сам парень был бледен, словно мертвец, ни единая ресничка не подрагивала на веках что закрывали темные очи, а рот был приоткрыт, только теплого дыхания оттуда не последовало даже через время. от увиденного мурашки по коже пробегают и ты сидишь не в силах что-либо предпринять, потому что тело сковывает до невозможности. он растерянно осматривает лицо лежащего, быстро пробегаясь по сухим губам и белым, словно школьный мел, щекам. осторожно уложив голову хватается за телефон и в быстром темпе набирает по клавишам номер скорой помощи. гудки эхом пролетают в опустошенной голове, пока юноша не в силах думать о чём-то. — да возьми же ты трубку, сука, — раздражённо кричит в динамик телефона, руки невольно начинают дрожать, а за ними и голос, который парень совсем скоро, кажется, сорвёт, если продолжит так орать. линия занята. — что за бред?! — телефон отлетает в угол комнаты. по карманам чужой толстовки начинает лазить в поиске серёжиного. хотя, он быстрее сам его довезёт до больницы, чем дождётся ответа. — пожалуйста, серёженька, подожди еще немного, — пытается говорить чуть более внятно, потому что через ком в горле стоящий, сложно что-нибудь вымолвить, — не бросай меня одного, прошу. всё с рук валится, ваня в замешательстве, он даже сидя на месте будто мечется со стороны в сторону, не зная что делать, как поступить, ведь впервые видит перед собой подобное. он кожи бархатной несмело касается и ведёт от плечей до самых кончиков пальцев, вырисовывая узоры плавно, должно быть, серёжа сейчас ощутил бы мурашек на своём теле и улыбнулся. он только с надеждой на это и решается на данное действие. но, кажется уже поздно. пульс на руке нащупывает мигом, а толку, если его больше нет. сейчас происходит что-то подобное остановке сердца в различных сериалах, в ушах звук противный — непрекращающийся долгий писк, ладонями пытается сильнее надавить, дабы избавится от него, но все напрасно, потому что он где-то внутри, в его воображении засел, пока тот постепенно начинает осознавать что сейчас произошло. «сидя тут, с тобой на полу, я понимаю насколько ты на самом деле важен мне, к чёрту все эти ссоры, если бы я только знал чем всё обернётся, я даже не успел попрощаться с тобой, посмотреть в твои карие глазки, пощупать твои ещё пунцовые щёки. я всегда искренне желал тебе только всего самого хорошего, искренне говорил о том, как люблю тебя, жаль, всё так быстро оборвалось, но я и подумать не мог, что всё зайдёт настолько далеко. я не хочу сидеть с тобой рядом, тобой — которого уже нет, я мечтаю лежать в обнимку на мягком диване, расположенном в зале. твоё холодное личико так и просится чтобы я согрел его своими ладонями, ведь они в разы теплее. мечтаю проснуться и понять, что это всё был ужасный сон, пусть я до конца дней буду его помнить, лишь бы только знать, что ты на самом деле жив, гладишь меня по голове успокаивающе, проводишь по волосам, зарываясь в них подушечками, и целуешь, говоря о том, что мне это всё приснилось» . слёзы непрерывно стекают по щекам, капая на холодный пол, жаль, что этим ты уже никак не поможешь. он в последний раз наклоняется к шатену и накрывает чужие губы своими, контрастируя с противоположными — холодными, как кубик льда чуть подтаивший в руках, который серёжа любил кидать в чашку с чаем, чтобы он быстрее остыл, потому что «горячий чай — это хорошо, но остывший — ещё лучше» — девиз на всю его жизнь, печально, что последний раз ваня слышал его месяц назад, и всё бы ничего, если бы услышал ещё не раз, но, к сожалению, этого больше никогда не произойдёт.