Алая королева

      — У меня скоро мозг сломается, — Генри устало сел за стул, уткнувшись лбом в деревянный стол. И почему ему казалось, что будет легко? Уже два месяца они потели над этим посланием, но так и не смогли ни прочитать ни слова! Ситуацию усложняло и то, что Хайром вообще не умел читать.       — Может, мне принести вина, чтобы лучше думалось? — предложил Хайром. Это было единственное, чем он мог помочь решению проблемы. Принц бессильно кивнул, в знак согласия, что без выпивки он может сойти с ума.       — Ничего не понимаю, — он попытался ещё раз вглядеться в текст, который был не похож ни на один из известных ему языков. — Неужели это какое-то выдуманное наречие?       Слуга поднес полный бокал вина, и принц кивнул в знак благодарности. К его большому сожалению, это помогло не особо, и бессмысленные крючки на пергаменте не превратились в текст. Недавно смазанная дверь не издала никакого скрипа, когда маленькая девочка толкнула её, проходя в кабинет. Она едва ли доставала до пояса двум рослым юношам, из-за чего те заметили её, лишь, когда она была совсем близко.       — Что вы делаете? — раздался тонкий девичий голосок. — Это что вино? Генри, я всё маме расскажу!       — Не расскажешь, — буркнул он, одарив её гневным взглядом. — Иначе я расскажу, кто сломал её изумрудную диадему.       Девочка надулась, едва ли не топнув ногой от злости. Однако уже через секунду её внимание переключилось на что-то, лежащее на столе, и в ту же секунду она, дабы утолить своё любопытство, потянулась к вещице, попутно задев бокал с недопитым вином.       Содержимое в ту же секунду вылилось на стол, медленно стекая с края на пол. Остальная часть попала на зашифрованное письмо, превратив пергамент в мокрую тряпку. Глаза принца округлились, а брови подлетели наверх. Он тут же вскочил со своего места, крепко схватив сестру за плечи, и поднял её на уровень своего лица.       — Иззи, что ты творишь?! — вспыхнул он, тряся сестру, которая лишь улыбалась, думая, что брат играет с ней.       — Милорд, взгляните, — нахмурился Хайром, привлекая внимание своего господина. — Кажется, появились новые буквы.       Генри перехватил сестру по-другому, чтобы она удобно сидела у него на руках. Отпускать её сейчас было слишком опасно. Эти маленькие темные глазки бегали по сторонам, норовя ещё как-нибудь напроказничать. Принц вернулся к своему столу, склонившись над письмом. Он внимательнее вгляделся в текст, уже не обращая внимания на то, что Изабелла крутила в своих пальцах его волосы. Новые буквы и вправду появились, и теперь крючки представляли собой полноценное послание.       — Это латынь, — мгновенно определил он. — Мы можем ещё день просидеть над словарем, а можем сделать всё в разы быстрее.       Спустя полчаса в комнату вошла Екатерина. Непонимающе, с долей подозрения, она оглядела брата и его помощника. Ей сообщили, в чем суть её пребывания здесь, и принцесса сразу направилась к письму, решив не терять времени. Она бегло прочла текст, после чего устало вздохнула.       — Передай Хамфри, что глава роз в месяц Януса, — она сощурила глаза, пытаясь вспомнить перевод следующего слова, — отправится на оленью охоту, возьмет с собой казну. Палач и воин останутся на страже крепости, это может всё осложнить, — бровь Екатерины изогнулась в удивлении, но она всё же закончила. — Ведьма из Ла-Мота будет с ними.       — Бессмысленный набор слов, — тут же выдал Хайром, в то время как Генри молчал, погрузившись в раздумья.       — Спасибо, Кэт, можешь идти, — бросил напоследок принц. Сестра была озадачена, но всё же кивнула и ушла из комнаты. Генри сел обратно на свой стул, не отводя взгляда от текста, перевод которого теперь прокручивался в его голове.       — Вы знаете кого-то, кого зовут Хамфри? — нахмурился слуга, садясь на соседний стул. Принц отрицательно покачал головой, приводя Хайрома в замешательство. — Может, мы зря над этим работали? Вдруг письмо было личным?       — Личным? — переспросил Генри, саркастично усмехнувшись. — К чему тогда, скажи мне, надобность в шифре?       — Мне понятно лишь то, что кто-то отправится на оленью охоту, — согласился с ним парень. — Что за «месяц Януса» и «ведьма из Ла-Мота»?       — Ведьма — моя мать, это очевидно, — на его удивление ответил Генри. — Ла-Мота… замок, в котором она выросла. Резиденция арагонского короля. Насколько мне известно, месяц Януса — это январь.       — Как это связано? — удивился слуга, не понимающий, зачем так усложнять жизнь.       — Не бери в голову, — отмахнулся принц Уэльский. В голове юноши мысли мешались и путались, но ни одна из них не оказывалась стоящей. Кто такой Хамфри? Как королева связана с оленьей охотой, и кто стоит под маской «главы роз»?

***

      Колокола били во всю свою мощь, заставляя Вестминстерское аббатство содрогаться от громких звуков. Лондон слышал красивые мелодии, которые, однако, навевали ужас. Лишь осведомленные люди знали, что они оповещают о важном событии. Другим же оставалось гадать. Смерть? Рождение? Свадьба? Война?       Маленькую девочку, завернутую в легкую ткань, несли к архиепископу Кентерберийскому. На голове двухмесячной крохи уже виднелись несколько рыжих прядей. Однако короля не радовало внешнее сходство, ведь сожаление о рождении очередной девочки перекрывало все счастливые эмоции, которые у него имелись.       Мария помнила, как много шума поднял её муж, когда пришел в её покои после родов. Она лежала на кровати, уставшая, измотанная, с прилипшими от слез и пота волосами к лицу. Королева тяжело дышала, стараясь перевести дух после родов, которые длились около двух часов. А он пришел, бросил на свою жену взгляд, полный отвращения, недовольно оглядел новорожденную дочь и ушел.       Шесть. Шесть детей родила королева своему супругу. Она отчетливо помнила первые годы их брака. Они не были идеальными, но тогда она смотрела на мир другими глазами. Идеализировала мужа, королевский двор, свою жизнь. В те дни она боялась гнева своей свекрови, и осуждения со стороны придворных дам.       Прошло пятнадцать лет с того момента, когда она впервые вступила на английскую землю, наивно полагая, что теперь её жизнь станет легче и веселее. Могла ли она знать тогда, насколько противно ей будет прикасаться к своему супругу? Супругу, который общался с ней исключительно с презрением, и делил постель, лишь, когда тот был пьян, нередко называя её именами своих многочисленных любовниц.       Мария и сама не была святой, и она это прекрасно знала. Теплые объятья Джона нередко спасали её от грусти и злости. В его сильных и нежных руках ей хотелось утонуть. Она понимала всю опасность этой связи, хотя и пыталась успокаивать себя тем, что раз уж муж ей изменяет, то и она имеет на это право. Однако Ричард был королем, а значит — мог делать всё, что пожелает. Её же за такую дерзость могли лишить головы, а детей признать незаконнорожденными.       Королева часто разглядывала своих детей со стороны, пока они не видели. Укладывая их спать, или просто наблюдая издалека в одном из коридоров, она пыталась всмотреться в их лица, предугадать судьбу. Что с ними будет, найдут ли они покой в объятиях своих законных супругов, или будут, как и она, искать любовь на стороне?       В первые годы брака девушка отчаянно пыталась добиться невозможного всеми известными ей способами. Стал ли Ричард от этого любить её больше? Разумеется, нет. Иногда Мария задавалась вопросом, любил ли он её вообще. Изначально, с самой помолвки здесь и места не было для этого чувства. Она была молодой девушкой, романтизирующим каждое слова своего мужа, потом, став старше, гневом и слезами добиваясь хоть какого-то ответного слова, а вскоре и взрослой женщиной, которой просто стало всё равно.       Она ждала. За долгие годы ни одного ласкового слова она не услышала от своего мужа. Даже сейчас, когда он должен находиться рядом со своей женой во время крестин их третьей дочери, Ричард лишь передал через своего слугу о том, что он отбыл на охоту вместе с графом Девоном. Королеве не было бы так обидно, если бы король-муж не забрал с собой и Джона, с которым девушка мечтала побыть наедине. И вот она снова одна.       Радовало одно, муж больше не поднимал на неё руку. Сначала королева пыталась быть самостоятельной, попытаться управиться с ним в своем гордом одиночестве. Но когда тот переходил грань между тем, что супруг может делать со своей женой, а что нет, на него не действовали ни крики, ни слезы. Мария была рада тому, что родила троих сыновей. Девочки для Ричарда не имели никакого значения, он относился к ним, как к своему бремени и наказанию, посланному Богом.       Мальчики имели на своего отца определенное влияние. Королева видела, что король даже гордится ими, когда те проявляют свой характер. У всех троих он был вспыльчивым и эмоциональным, как у их отца. Только это было ему не в пользу, ведь все три сына всегда стояли на стороне матери, защищая её до последнего.       Три львенка медленно превращались во львов, в то время как их отец старел и уже не мог дать такого отпора, как в своей молодости. Под пронзительными взглядами подрастающих сыновей Ричард тут же умолкал, забывая, на чем остановился, пока оскорблял их мать. Это и радовало и пугало королеву, понимающую, что без них она бессильна.       И теперь, когда дождь крупными каплями бил в окно, у Марии всплывали ужасные воспоминания восьмилетней давности. Как она в неведении сидела в сырой и холодной камере, не в состоянии даже вымыть новорожденную дочь от крови, пока её сыновья прятались от мятежников в крестьянской лачуге. Она помнила, как дрожали её руки, и как громко билось её сердце, отдавая пульсацией в виски, когда Джона повели на эшафот.       Сейчас же ей сообщили о том, что король вместе со своей свитой попал в плен к своему кровному незаконнорожденному брату Хамфри. Всю его стражу перебили заговорщики, а остальная часть его армии двинулась в сторону столицы. На ответственности королевы были шестеро её детей, которых она должна была защищать и оберегать ценой своей жизни.       Ей не хотелось допустить повторения ранних событий. Мария не желала вновь быть отлученной от своих детей, сидеть взаперти, гадая, выживет она или отправиться к родителям. В надежде на то, что у брата её мужа осталось хоть немного чести и достоинства, королева приняла срочное решение отправиться в аббатство, где два дня назад крестили её младшую дочь.       Уповая на то, что этот человек верит в Бога и законы, Мария приняла решение просить убежища. Передвигаться по дорогам было слишком опасно, поэтому она, вместе со своими детьми, решила переправиться в аббатство по воде. Лодка казалась хрупкой и неустойчивой для семерых человек, пусть взрослыми из них были лишь двое.       Сопровождать их вызвались герцог Норфолк и граф Саффолк, которые должны были оборонять замок от наступления врага. Пар выходил изо рта её детей, которые пытались добиться от матери какого-то ответа. Мария дрожала, не в силах шевелиться, пытаясь укачать плачущую малышку Софи. Изабелла плакала, прижимаясь к Екатерине, не менее напуганной, чем младшая сестра.       Помогая младшим принцам забраться в мирно качающуюся лодку, граф Саффолк вдруг замер. Лишь спустя мгновение Мария заметила, что со стороны его груди выглядывает острое лезвие, теперь покрытое алой кровью. Королева едва сдержала крик от ужаса, когда изо рта Уильяма хлынула густая кровь. Он закашлялся ею, начиная задыхаться, а его глаза стали стеклянными, когда он замертво упал на колени.       Герцог Норфолк, стоящий рядом с ним, не растерялся, мгновенно достав из ножен свой длинный меч. Граф Солсбери быстро вытащил из тела Уильяма своё оружие, атаковав герцога. Несколько раз сталь билась друг об друга с громким звоном. В конечном итоге их быстрый поединок окончился истошным криком графа, только что потерявшим свою рабочую руку, держащую меч.       Не теряя времени, герцог запрыгнул в лодку, спешно гребя в сторону аббатства. Дождь стих, и ночь погрузилась темной пеленой на столицу Англии. Лодка приплыла к дверям аббатства через некоторое время. Дети молчали, безмолвно плача. Помогая королевской семье выбраться из лодки, герцог в один момент дернулся, закрыв собою Генри.       В ту же секунду в плечо Томаса попала стрела, но он не смог закричать, лишь дернувшись и зажмурившись от невыносимой боли. Лишь после того как двери аббатства закрылись за ними с громким и тяжелым звуком, королева почувствовала некоторое облегчение и безопасность. Дети были мрачнее туч, а Мария старалась не думать о том, что произошло с лучшим другом короля. Сейчас помощь нужна была живым, а не мертвым.       Королева усадила Томаса к стене, потребовав от настоятелей аббатства медицинские принадлежности, которые у них имелись. Она начала медленно и аккуратно извлекать стрелу из плеча герцога, передав детей на попечение старшим. Когда, казалось бы, опасность миновала, Томас внезапно начал кашлять собственной кровью. Перед глазами королевы всплыла картина с Уильямом, который задыхался точно так же, за мгновение до своей смерти.       Мария попыталась быстро найти рану, из-за которой, как ей казалось, герцог и начал кашлять. Однако уже вскоре всем стало понятно: дело в стреле. Наконечник, видимо, был смазан ядом, чтобы наверняка убить цель лучника.       Генри не растерялся, в ту же секунду потушив один из источников огня. Он перевернул железную подставку, и потребовал воды и какой-нибудь ёмкости. Высыпав ещё горячий уголь в мисочку, принц смешал его с принесенной водой. Не церемонясь, он поднес ёмкость к губам герцога, напоив его довольно мерзким на вкус лекарством. Королева смотрела на сына, как на опытного целителя, хотя на деле они имели дело с кантареллой, знаменитым ядом, которым Генри часто поил неугодных ему людей. Жаль, что он не додумался добавить его в вино графа Солсбери, когда была возможность.       Воссоединение с потерянным братом не особо обрадовало короля, которого теперь обвиняли в том, что тот бросил родственника на произвол судьбы. Заверения Ричарда в том, что он даже не знал о существовании брата, не особо влияли на Хамфри. Сейчас власть была в руках Хамфри, считающего себя более достойным королем для Англии. Он бы позволил Ричарду мирно сдаться, но тот был непреклонен и упёрт, как и всегда.

***

      Королева была потеряна и опустошена событиями сегодняшнего дня. Ей жутко хотелось спать, но при этом сон не шел. Мария пыталась успокоить себя молитвой, однако именно в этот момент казалось, будто Бога нет. Решив, что ей всё же надо вздремнуть, королева отошла от алтаря, двинувшись в сторону выделенных ей покоев.       В темном коридоре, освещаемом лишь луной, красиво переливающейся через разноцветные витражи, Мария заметила высокий силуэт. Это был незнакомый ей парень в оборванных вещах простолюдина, вероятнее всего, наемник, посланный убить её детей в святом месте. Не страшась ни Бога, ни греха, что он возьмет на душу, силуэт двинулся в сторону королевы.       Мария схватила подсвечник, направив его в сторону парня, чтобы сохранить расстояние. Одного тупого удара бы не хватило, чтобы его вырубить, но вполне — для того чтобы дезориентировать. Готовясь замахнуться, королева заметила движение справа от себя.       — Генри, иди в покои и запрись вместе с остальными! — приказала Мария, дрожащим от страха и паники голосом. Ей казалось, будто она медленно сходит с ума.       — Матушка, успокойтесь, — принц выставил руки впереди себя в успокаивающем жесте. — Это Хайром, мой слуга.       Когда королева вновь обернулась, чтобы взглянуть на парня, тот уже подошел к ней, резко опустившись на одно колено перед Её Величеством. Мария недоуменно оглядела его, однако расслабилась, опустив подсвечник.       — Мадам, клянусь служить Вам и Вашим детям до конца моей жизни, — пообещал он, не смея поднять на неё взгляд. Королева махнула рукой, принимая его клятву, и лишь тогда он встал в полный рост.       — Хайром — наемный убийца, он работает у нас в замке конюхом, — объяснил Генри, восхищенно осмотрев слугу, который смог проникнуть в аббатство незамеченным, даже с учетом того, что здание окружила стража по всему периметру.       — Как вы познакомились? — поинтересовалась королева, стараясь привести дыхание в нормальный такт. — И откуда ты знаешь о действиях яда?       — Вам не кажется, что сейчас не время обсуждать такие незначительные вещи? — вопросом на вопрос ответил Генри, уклонившись от серьезного разговора. -       Ты сможешь убить графа Солсбери? — сразу перешла к делу Мария.       — Смогу, только будет ли от этого польза? — Хайром поспешил объяснить. — У него целая армия, его одного убить недостаточно.       Мария опустила взгляд, смирившись с поражением, однако вскоре заметила ещё один силуэт. Сначала королева хотела разозлиться на герцога, за то, что тот так рано поднялся с постели, однако сказала совсем не то, что хотела:       — Скажите, Ваша Светлость, имеет ли смысл написать письмо моему брату?       — Безусловно, мадам, армия короля Филиппа сотрет крошечное войско Хамфри при первой же битве. Вот только… я не уверен, что с голубиной почтой письмо долетит до Сарагосы.       — Я могу отправиться в качестве посланника, — неожиданно ответил Хамфри, решительно кивнув.       — На это может уйти несколько месяцев, но другого выбора у нас нет, — согласилась королева, пытаясь сосредоточиться на своих дальнейших действиях. — Ты уверен? Такое далекое расстояние не каждый осилит, — обратилась она к Хайрому, понимая, что нужно будет дать ему денег на поездку.       — Ваше Величество, я готов умереть от самых страшных пыток ради Вас и Вашей семьи, — честно признался он. — Я буду только рад помочь Вам в этой ситуации.       Королева неуверенно кивнула, положив руку на свою шею. Через несколько минут она уже передала написанное письмо слуге, который взял из аббатства старую одежду монаха. Почему-то глядя в глаза этого парня Мария была уверена в том, что он готов служить ей до самой смерти.

***

      За то время, что королевская семья находилась в невольном заключении, Мария и её дети заметно похудели. Одежда больше не казалась блестящей и дорогой, а отрастающие волосы приходилось самостоятельно подкалывать подручными средствами. Несмотря на всю печальность ситуации, они вовсе не голодали. Королеву любили в народе, поэтому мясники жертвовали им говядину, а рыбаки — рыбу, по постным дням и воскресениям.       Пугало одно — неведение. Мария не знала, жив ли её венценосный супруг. Однако от настоятелей аббатства королева слышала слухи о том, что уже два месяца на английском престоле сидит Хамфри. Ричард же, если не мёртв, то заточен в Тауэре. Королева понимала, что герцогу Норфолку ещё тяжелее. Она видела, как он страдает при упоминании своей семьи, которую он оставил, чтобы помочь спастись королевским детям. Поэтому Мария обычно старалась не упоминать эту тему, чтобы не давить на больное место.       — Его власть в любом случае не продлится долго, — вздохнул герцог, подойдя к королеве, когда она рассматривала один из витражей. Мария оторвалась от довольно скучного занятия, и слабо улыбнулась. Томас подал ей локоть, и королева тут же подцепила его, чтобы прогуляться. — Папа никогда не благословит короля-узурпатора.       — Что ж, если слухи верны, то Хамфри это особо не мешает сидеть на троне моего супруга, — грустно усмехнулась королева, когда они медленно зашагали в сторону внутреннего двора. — Признаюсь честно, у меня порой возникают мысли, чтобы выйти отсюда и сдаться страже. Останавливает одно — Хамфри убьет моих сыновей, если получит их.       — Это вряд ли, — покачал головой герцог, выйдя на свежий воздух. — Насколько мне известно, у него нет детей. Лишь глупец подвергнет своё королевство династическому кризису. Он будет держать принцев живыми и здоровыми, по крайней мере до того момента, как сам не обзаведётся наследником.       — Это не особо меня утешило, но спасибо за попытку, — вымученно улыбнулась королева. — Так быть не должно, — тяжело вздохнула она, рассматривая проплывающие облака. — Мои дети не могут просидеть взаперти всю свою жизнь. Всё детство. Они ещё совсем маленькие, должны заниматься с учителями и играть на природе.       — Принцам тяжелее всего, — Томас сел на каменную лавочку, и королева разместилась рядом. — Они привыкли ежедневно посещать уроки фехтования и верховой езды, а теперь окружены лишь унылыми священниками.       — Девочкам уже изрядно надоела сестра Бланш, та монахиня, которая вышивает с ними по вечерам, — Мария сначала улыбнулась, но вскоре помрачнела. — Мне кажется, мы все начнем сходить с ума, если не придумаем что-нибудь новое.       — Вчера я пробовал провести урок истории для Ваших детей, но, кажется, внимательно меня слушали лишь Уильям и Екатерина, — вспомнил Томас, рассмеявшись.       — Чем же были заняты остальные? — поинтересовалась королева, сведя брови.       — Генри, если я не ошибаюсь, точил свой клинок, а Эдуард играл с Изабеллой, — пояснил Томас. Он глубоко вздохнул, вспоминая своих детей.       — Всё наладиться, я уверена, — кивнула королева, положив руку на плечо герцога. Тот кивнул в знак благодарности, хотя и понимал, что саму Марию эти слова не особо утешают. — Нам остается лишь молиться, ведь надежда умирает последней.       — Думаю, у меня уже и этого не осталось, — он порывисто вздохнул, а его губы задрожали. Чтобы королева не видела минутное проявление слабости, герцог тут же встал с лавки, направившись обратно внутрь аббатства. — Прошу прощения, — уходя, бросил он.       Глаза королевы наполнились слезами. Дышать стало труднее, и она обессиленно закрыла лицо руками, уже даже не пытаясь сдерживать эмоции. Много часов она бесцельно бродила по коридорам аббатства, предаваясь раздумьям и молитвам. Лишь когда все засыпали, Мария подходила к алтарю, будто бы стыдясь своей слабости.       Стоя на коленях, она глядела на иконы, пытаясь понять, за что ей шлют такие испытания. Первое время она старалась держаться до последнего, быть сильной, хотя бы при детях. Сейчас же она не могла справиться со слезами отчаяния, тихо плача по ночам, когда никто не видел и не слышал. К сожалению, в этот вечер один человек стал невольным свидетелем проявления её слабости.       На хрупкие женские плечи упал плед. Мгновенно стало тепло и уютно снаружи, но внутри так и осталось холодно и пусто. Кто-то опустился на колени рядом с ней, обнимая и гладя по спине и плечам. Не в силах сдержать чувств, королева уткнулась носом в плечо сына. Спустя несколько минут, когда слезы девушки стихли, она всё же взглянула в обеспокоенные глаза Генри.       — Матушка, когда Вы ели в последний раз? — принц вдруг припомнил, что матери не было на обеде, а на ужине она не притронулась даже к кусочку.       — Я пощусь, — кратко увернулась от ответа Мария, не желая выслушивать нравоучения со стороны сына.       — Вы долго не проживете, питаясь одним лишь воздухом и молитвами, — всё же пояснил он. — Я хочу, чтобы завтра вы нормально поели. Вы сильно исхудали.       — Дети спят? — поинтересовалась Мария, вытирая с лица слезы.       — Я их уложил, но не факт, что за время моего отсутствия они не проснулись, — вздохнул он, слабо улыбнувшись. — Вы им нужны. И мне тоже, — честно признался Генри.       — Я знаю, — кивнула Мария, чувствуя сильную вину за то, что в последнее время пренебрегала ими, сторонилась общения с детьми, что постоянно задавали вопросы, на которые она была не в силах дать ответы. — Прости.       — Вам не за что просить прощения, — он проглотил ком в горле. — Я уверен, справедливость восторжествует. Знайте, я им пощады не дам. Каждого собственноручно убью, и смерть эта будет не из легких.       — Чтобы я без тебя делала? — королева искренне улыбнулась, потрепав сына по его черным волосам. — Мы справимся.       — Мы справимся, — повторил он. Они с матерью соприкоснулись лбами, улыбаясь.