"мамины" проблемы

— было бы круто, если бы мы встречались. когда сана предлагает начать отношения, прям настоящие, серьёзные и очень даже да, она висит вниз головой на турнике. обшарпанном до безобразия всеми возможными цветами краски с примесью радиоактивного свинца и совсем немножко столбнячных палочек. висит и краснеет от смущения, от прилива крови под силой гравитации и решительности. от тяжёлого взгляда джихё, которая кутается в красную-красную куртку, чтобы занять руки хоть чем-нибудь. наверное, приятней было бы занять их чужими ладонями, но сана висит на своих перекладинах дальней жизни и кажется такой недоступной. такой такой со своими кудрявыми волосами и с персиковой краской, морщинками при смехе и безнадёжно прелестной влюблённостью. — думаю, это было бы однозначно круто. когда джихё соглашается, она наклоняется к висящей сане и видит её, как самую красивую девушку из японской австралии, где все ходят вниз головой и также сидят. видит близко-близко и красно-красно настолько, что тянется к губам просто по силе притяжения. тепло и влажно, смазанно и не получается попасть в губы друг друга, трогательно не перебившись волнением и смешками на пойманных выдохах. настолько хорошо, почти как в самом красивом кино про любовь-искусство. джихё отворачивается от окна и лениво потягивается. надо бы поскорее закончить все свои дела, потому что время не ждёт, пока в её голове это кино будет пересмотрено ещё раз и ещё раз. как заезженная пластинка, где потерялись звуки, моменты и части картинок, чтобы приятно было додумывать по настроению. сана, к счастью, не потерялась — она осталась такой же, только реже висит вниз головой, давно перекрасила волосы, но исправно целует. за руки практически не держит, предпочитая носить в них коробки игрушек по квартире, позволять кататься эри и заниматься игрой на пианино по выходным. в субботу, где-то после полудня; привычка следить за временем выцарапана у своей любви за все годы совместной жизни. за все годы эри даже успела пойти в садик — точнее, её с трудом записали и долго атаковали кабинет директора, логопеда и подготовительных занятий, чтобы в первый же день принести домой ветрянку, лёгкий кашель и украденную у кого-то куклу-зайку. на самом деле, такое случается и всё хорошо. это вписывается в пределы нормалей и колебаний между "ваш ребёнок гений" и "ваш ребёнок ужасен". по крайней мере, сана только посмеялась и ласково попросила эри вернуть в следующий раз украденное и извиниться. если это так, то всё хорошо? также хорошо, как сана выбрала имя их дочери, предварительно наорав на джихё на родном японском и всеобще матном для укрепления позиций. не то чтобы это помогло, потому что особо спорить не хотелось. джихё ультиматумом поставила выбор. йерин для девочки; джено для мальчика. ей не нравилось ни одно имя и она, как в прошлом джису и в настоящем совершенно другая, доверилась экспертному мнению. наверное, у саны помимо обаяния и умения настаивать на своём есть хороший вкус и знание любого дела. знание слабых мест и джихё от точки начала до точки конца тепло и влажно поцелуями по касательной. всё же, даже сейчас это кажется трудоёмкой задачей — и дело вовсе не в отсутствии компромисса. скорее в ответственности назвать ребёнка так, чтобы не перенравилось в этапе взросления от ясель до первых шагов самоосознания в средней школе. имя можно сменить — джихё только думает и заранее не доверяет, что эри догадалась бы. если бы это произошло. теперь эри четыре года и, наверное, это лучший вариант из всех возможных. кратко, лаконично и без дурацких издёвок и дразнилок в садике. даже эксклюзивно в какой-то степени — в прошлом джису знает, как это было. в настоящем сана знает, что можно скучать по японии множество лет, но найти дом в другом месте и оставлять затяжки-воспоминания на любимом свитере-прошлом. джихё часто вспоминает свою маму. которая на каждую её выходку или неудачу повторяла, что от осинки никогда не родятся апельсинки. интересно, где она находилась в суперпозиции между "ваш ребёнок гений" и "ваш ребёнок ужасен"? где гений это страшно и пугающе больше, чем убийца-мессия-политик, с тринадцатью дипломами об отличной учёбе и невероятном вкладе в науку с машиной времени для возвращения в потерянное детство. и где "ужасен" это самое мягкое и приемлемое слово, которое джихё подобрала в голове. смотря на маленькую себя и эри, вряд ли бы хотелось называть грубее и хуже. наверное, других детей тоже — они вроде как не заслужили; но, кажется, в чём-то мама уж точно была права, когда при этом часто упоминала, что для своих родителей их дети самые-самые. самые-самые лучшие, гениальные, глупые и одновременно плохие. настолько плохие, что в этом списке нет апельсинок. и когда они успели решить, что было бы круто завести детей? сана просит джихё почитать сказку на ночь и убегает зачем-то на кухню, оставляя их вдвоём в комнате из ещё не порушенных замков детских надежд, подростковых ожиданий и плюшевых криков "я никогда не буду похожа на тебя, мама! никогда, никогда, никогда! я — не ты!". наверное, эри ещё далеко до подобных сомнений и внутренних открытий, чтобы понять, что, может быть, джихё плохая мать и по системе хороший-плохой родитель она справа, когда сана продвигается далеко вперёд, никогда не повышая голос и только склоняя голову набок с тонко-нежным смехом. джихё просто любит загадывать наперёд и предвидеть будущее, с иллюзией контроля и толикой уверенности на десерт, за старания. за двойку с плюсом за тест. за новое любимое хобби. за каждую съеденную ложку с присказкой "за маму и за папу". за каждую вещь из. и никак не может выкинуть тяжкий груз, когда ощутила себя наравне с собственной дочерью — маленькой, беззащитной и заплаканной. с размазанными по щекам слезами от бессилия и непонимания, как объяснить и что сделать. эри в тот день капризничала невероятно много и не слушалась; не то чтобы злобный крик уставшей джихё чем-то помог. а сана сумела помочь. она всего лишь ушла на час в ванную отдохнуть и вернулась, чтобы исправить то, что случилось в её отсутствие. мило щебетала на ушко эри, что так себя вести нельзя, иногда маму может расстраивать подобное поведение и она умеет тоже обижаться и злиться. что подобное бывает раздражающе и никто не виноват, эри может покапризничать дальше, только уже со знанием, что такое право есть и у других — насколько вообще ребёнок в таком возрасте может знать такие слова — думает джихё. она вообще много думает. хотя бы о том, как сана умудряется оставаться вечно спокойной и находит слова, чтобы объяснить необъяснимое. как она является такой замечательной, любимой и откуда берёт столько выдержки не поддаться глупому бессилию и желанию сорваться на крик. потому что сама джихё не знает, почему иногда не может сопротивляться и плачет вместе с эри. она сама ведь уже давно переросла этот возраст и приблизилась к новым более взрослым проблемам. от осознания, что она как родитель и правда плоха, до глупой зависти, что сана, как будто, и не первого ребёнка воспитывает. или хотя бы находит в себе сил чуть больше, чтобы это выглядело со стороны категорически легко — для неё эри уже взрослая и поддатливая для разговоров, частично самостоятельных решений. а для джихё эри не взрослая, ничуть. это у их родителей получилось воспитать и сделать обеих такими, какие они есть сейчас. а у них — хотя бы у одной — может быть, не получится. как бы джихё не хотела, она искренне боится, что не сумеет дать то, чего у неё никогда не было. и между нормалей и орбиталей крутится равновозможные вероятности успеха, ёмкого труда и чего-то похожего на ненависть к матери, которая испортила юность и психику. в роддоме джихё забоялась даже коснуться новорождённой эри, только с осторожностью выглядывала из-за плечей медсестёр, подшучивающих над этим. боялась держать запеленатый в три слоя конверт со всем, что вложили они с саной под руки с печаткой будущего. — ты даже смешнее глаза выпучиваешь, чем она, — сана тянет за рукав на свою больничную постель джихё и рассматривает глупое лицо напротив. эри беззубая, красная и на удивление голубоглазая. в шапочке с рисунком из жирафов и широко раскрытыми глазами. не похожа ни на одну из них, на самом деле. может быть, искренним непониманием и страхом на джихё, выдыхающую в сторону через плечо. — я просто боюсь. она такая хрупкая, — когда джихё тянет за пелёнку, то думает, что это не живой ребёнок в руках её любви, а сгусток нестабильной материи, энтропия которого достигла таких пределов, что вот-вот и произойдёт взрыв. всё пришло с опытом и осторожным признанием саны посреди ночи. она уложила эри спать, а свою голову на плечо джихё и устало посмеялась, переплетая мизинцы. чтобы скрыть свои слёзы. — ты не думай, что я сама не боюсь её на руки брать. ещё как боюсь. я как-то начиталась статей, что у детей кости мягкие и несформированные. и как впечатлилась, представляешь? джихё целует сану в лоб и гладит по волосам, успокаиваясь ненадолго. естественно, представляет, ещё как. сама боится даже дышать в сторону кроватки и трогать эри. потому что она подозрительно упругая, подвижная и шлёпает губами с угуканьем, когда кто-то находится рядом. а сана, на самом деле, многого боится, но вовремя вспоминает о крепких руках джихё. для джихё всё же эри маленькая и смешная. с двумя хвостиками и заколками с небольшими фиолетовыми китами. похожая на шрека в процентном соотношении с замазанными пятнышками ветрянки и пижаме с зелёными динозаврами. смешная, потому что ей ещё трудно говорить быстро и чётко и она путается в словах, как в длинных шнурках, двух одеялах, где лево и право, где жёлтый и оранжевый. джихё внимательно слушает и даже специально охает и ахает, кивая на каждый недовольный возглас. сегодня эри села с противной девочкой, которая всё время чесалась и рассказывала, что заразит каждого, кто её обидит — есть надежды, что никто ничего не обещал и в группе будет карантин. хотя бы на неделю. джихё внимательно слушает и видит в эмоциональном счастье на кровати маленькую сану. всё-таки похожи. она также морщится, когда смеётся, также громко говорит и любит что-то вроде странных междометий или просто покричать от души. видит немножко себя в больших глазах и в том, как эри сжимает кулачки, вкладывая большие пальцы в ладони, а не вне. видит свои несбывшиеся страхи и осуществление ожиданий, невольный вклад собственных хотелок и неполученного из детства. помнит, как сказала сане испуганно, что хотела бы стать очень квалифицированной матерью, а та посмеялась и кивнула. идеальным быть невозможно, к сожалению. даже, когда планируешь детей осознанно и в двадцать пять. джихё не может считать себя хорошей после того, как плакала по ночам вместе с беременной саной, обнимающей унитаз и звонко воющей от того, как же ей плохо. красная акварель на белках глаз, склеившиеся от слёз ресницы и тонкоплёнчатые растяжки на животе — не может простить желание уничтожить всё, что заставляет сану дрожать и страдать. она послушно слушает и ловит себя на мысли, что ей хорошо и приятно, когда эри так дурачится и доверительно рассказывает с тысячей эмоций про свой день. вспоминает свою ненависть к медлительности, невнятной речи и необходимости терпеть — хорошие матери вряд ли иногда злятся на своих детей за такое? хорошие матери вряд ли чувствуют себя плохими. это абсолютно точно, ровно как два плюс два, которые джихё впитала в себя с любовью новой и непреложной истиной, пока они не так давно учились вместе по карточкам складывать простые цифры. тогда сана с улыбкой смотрела на них и гладила по спине с одобрением и радостью, что всё получается. её самые любимые люди учатся своему и вместе — джихё принимать участие в чужой жизни и нести ответственность, не бояться быть не такой для собственной дочери. для самой себя хотя бы тоже. и, когда джихё читает сказку на ночь, она наконец-то ощущает себя настолько на своём месте. потому что эри очень довольна и просит потом сонным шёпотом по секрету и никому больше, чтобы только она читала ей перед сном. потому что эри, кажется, не замечает ни одного внутреннего конфликта и переменчивости неразборчивой мамы. только признаётся честно-сонно в том, что сана невыразительно читает, но хорошо режет апельсины. а джихё наоброт. и любит преданно и в равной степени трепетно — однажды сана сказала, что для своих детей их родители лучше других. в подавляющем большинстве. по крайней мере, но они ведь стараются, правда? — было бы круто, если бы мы стали с тобой самыми замечательными родителями. квалифицированными по системе бонитировки крепкой почвы любви и доверия под ногами. когда сана говорит, они уже лежат в постели и соприкасаются плечами. близко-близко и темно-темно. от разговоров о прошедшем дне, о том, как они себя чувствуют и снова о джихё, которую сана почему-то любит очень сильно и очень ярко для криков за непослушание и несдержанности. — да, думаю, это было бы однозначно круто, — джихё чувствует глупое дежавю и наклоняет голову вбок. губы напротив правильно влажные, с нанесённой аккуратно и ровно по контуру гигиеничкой без вкуса. смазанно и так тепло и хорошо от этого — настолько хорошо, почти как в самом красивом кино про любовь, которая прошла многое. сана не перестала её часто целовать, поддерживать и быть всё такой же лёгкой и хорошей по всем системам от нормалей воспитания эри и до плохорошевости этих методов. на самом деле, она призналась, что даже не знает, как правильно и что важнее. сказала, что тысячу раз сомневалась и жалела, что решилась рожать самой. считает себя безалаберной и не такой, потому что позволяет эри не так уж и много — даже больше, чем это делает джихё, избегающая острых углов запретов. при всей строгости и тысяче ошибок, сана завидует, сколько раз они закрывали глаза на многие вещи. а вот им бы это с рук не сошло. так, может быть, они и смогли продвинуться дальше, чтобы не стать такими, как их мамы? вряд ли бы мама поступала также или делала подобное. вряд ли бы мама не сошла с ума, воспитывая детей, а потом желая пройти то же самое с внуками. "я делаю, как чувствую. как подсказала бы самой себе, знаешь" — сана не договаривает, что делает ещё и так, как подсказала бы джихё. маленькой джихё. с двумя хвостиками, ещё не обстриженными под каре волосами, в комбинезоне с одной незастёгнутой лямкой. не похожей на шрека, потому что ветрянкой переболела давно, только зачем-то перемазалась в зелёной траве собственных падений. как подсказала бы маленькой себе, в краснючих резиновых сапогах с маленькими телепузиками, с огромной кепкой на голове и вечно разбитым от падений носом. у них обеих чуть прибавилось морщин у глаз и безнадёжно глупых "маминых" проблем. — но, думаю, что по системе хороший-плохой родитель, я была бы плохой, — джихё жмёт плечами и чувствует щекотку под рёбрами. укус в плечо и хочется смеяться и брыкаться, но она старается не шуметь. не хотелось бы будить эри. — эй, я была бы хуже и безответственней! и знаешь что? люблю тебя, вот что. и эри тебя любит. это ли не главное? сана шепчет это удивительно милым голоском, а сама щекотит, как дьявол, заставляя джихё только кивать и путаться в одеяле.