Зависимость

Ей нравятся стеклянные колокольчики — Сяо прекрасно помнит об этом. Она всегда заправляет за ухо веточку, унизанную этими фиолетовыми бусинами. Запаха у них практически нет, но они действительно красивы. Он срывает три стебелька с края обрыва. Доставать их всегда тяжелее, чем любые другие цветы, потому что растут они на отвесных скалах, но и Сяо не так прост. В конце концов, ему, как адепту, это не доставляет фатальных трудностей. Поэтому он охапками приносит ей колокольчики, не говоря при этом ни слова. Ей нравятся цветы циньсинь. Белые хрупкие лепестки всегда напоминают Сяо о ней. Их найти легче, чем колокольчики, и он давно выучил все места, где можно набрать пару букетов. Ему несложно, опять же. Ему в принципе несложно делать то, что вызовет ее улыбку. И иногда в голову Сяо закрадывается непрошенная мысль о том, что ее улыбка может, даже важнее его принципов. Скажем, если бы пожар в Ли Юэ мог бы заставить ее улыбнуться… Впрочем, нет. Колокольчики в его руках не звенят, но головы их клонятся понуро к земле, и слабый-слабый сладковато-горький запах щекочет нос. Он возвращается на «Ваншу» с привкусом горечи на языке, перебирая неосознанно сочные зеленые стебли, и сок пачкает перчатки. Солнце медленно ползет к горизонту, и между ночью и днем остается лишь небо, что окрашивает облака красным. Сяо переступает порог своей комнатушки с тяжелым сердцем, и букет в руках кажется гротескно тяжелым, словно кусок железа. Цветы, цветы, цветы повсюду, по всему полу, на крохотном столике, на кровати, на тумбочке, на стуле, цветы везде, и вся комната пестрит белыми, фиолетовыми и розовыми лепестками. Циньсини, колокольчики, лилии, шелковицы — Сяо утопает в цветочном море, и разноперый запах забивает нос. Цветы, цветы, цветы захлестывают его пахучею волной, и вся комната похожа на сплошное цветное пятно. Ему самому не слишком нравятся цветы, но это не так уж и важно, потому что они нравятся ей. Поэтому он добавляет в это цветочное безобразие новый букет. Переступает через сложенный аккуратно букет лилий и медленно подходит в угол комнаты. Кладет очередную охапку к ее сапогам, не поднимая взгляд, а она не улыбается, глядя стеклянно в стену напротив. Голова ее лежит безвольно на плече, и бледное лицо ни единой эмоции не выражает совершенно. Неудивительно, впрочем. Сяо может остановить время для одного тела, но вернуть к жизни труп — нет. Правда, сейчас она выглядит почти как живая: легкое ее платье, заплетенные аккуратно волосы, руки, сложенные на коленях. Сидит, словно живая, в своем плетеном кресле, только голова падает на плечи и грудь постоянно, как бы он ни старался поправить. Сяо требуется три попытки, чтобы взглянуть в мертвое лицо. А после — еще четыре, чтобы сделать сдавленный вдох. Ему теперь всегда будет так больно? Он протягивает руку к ее лицу. Касается мягко щеки, чувствуя холод сквозь перчатку. Если бы только увидеть ее улыбку, если бы только она улыбнулась ему… Хотя бы в последний раз. Сяо стыдно за самого себя, когда он подушечкой большого пальца аккуратно оттягивает уголок ее губ вверх. Это не улыбка, нет. Это пустая усмешка над его слабостью, над тем, насколько он жалок и бесполезен пред лицом чего-ты необратимого и высшего. Холод ее кожи жалит больнее, чем карма. Сяо убирает прядь волос с белого ее лица и смотрит, смотрит, смотрит так пусто и жалобно, потому что, быть может, необратимость не так уж и необратима, и чудеса случаются все-таки? Быть может, все вокруг него — сон, галлюцинация или мираж? Нет. И ее тело — прямое доказательство. Сяо знает, что однажды придется отпустить ее, ибо нет у него таких сил, что могут навеки сохранить ее хотя бы такой, и однажды… Нет, сейчас он не может думать об этом. Как не может думать о том, что будет, если кто-то случайно обнаружит труп в его комнате. Он мог устроить правильную церемонию, достойную одних лишь богов, чтобы должным образом отправить ее душу в вечное путешествие по землям вечного сна, но тогда он никогда больше не увидит ее, а это для Сяо смерти подобно. Эгоистично, глупо, отвратительно. Как и он сам. Он кладет букет колокольчиков на ее колени. Медлит несколько секунд, прежде чем поцеловать холодную кожу ее щеки. Кости вдавливает вовнутрь, когда он чувствует слабый приторно-сладкий запах разложения.