яшмовая жертва

чжун ли рождается могущественным, практически всесильным. практически - просто потому, что собственный потолок - чей-то пол, а жизнь - отель с бесконечным количеством этажей, постоянная гонка за господство и власть. но если чжун ли и уступал, находился не на вершине; не был на последнем этаже, последним и завершающим звеном, то был катастрофически близок к нему. бесконечно. катастрофически - для проклятий. весь мир меняется с его рождением, маги благоговейно выдыхают и молятся. богов не существует - это знал каждый, и только глупец мог пытаться подтвердить не подтверждаемое. но богом нарекают чжун ли, и хрупкое равновесие появляется через кровопролитные и жестокие столетия, надеясь на его защиту. чжун ли рожден идеальным в безликом клане, чтобы прославить его и позволить войти в совет трех домов старейшин. его проклятая энергия резонирует со всем живым, окутывая и плавно возмещая собственные запасы сил; и ничто не противилось этому, и никто не мог отречься от новоявленного бога. но люди забывают, что боги жестоки. и могут обрекать на страдания. *** чжун ли сложно закрывать глаза, отдыхать. чжун ли не смеет убирать руки с пола, лежа ночами на тонком футоне. земля беспокойно отзывается под его пальцами, пока вены гоняют проклятую энергию, едва не просвечивающую сквозь натянутую кожу цвета слоновой кости. мысли в голове сбиваются, перекрикивают друг-друга и замолкают неожиданно, что начинает гудеть еще сильнее, а заснуть не получается из раза в раз. небо мрачно переливается темным, и чжун ли надеется затеряться, как звезды в нем. чжун ли думает : почему я? что-то монолитное, могущественное внутри него отзывается предупреждающе. оно диктует защищать, побеждать и оберегать. оно твердит : борись за честь семьи, слабых, за будущее. но никогда - за себя. слуги хлопочут вокруг него взбудораженные, приближенные. это честь - бестактно рассматривать выходца клана, но никто себе такого не позволяет, уважительно пряча глаза в одинаковых подолах платьев. но мельком каждый глядит с налетом восхищения - как на высшее божество магического мира, как на неоспоримо вершащего и непобедимого; совсем немного - как на ребенка с уже проявляющимися глубокими синяками, старше своих костей и кожи на тысячелетия. одна из женщин, мадам пин, мягко расчесывает его волосы гребнем с ручной резью, собирая их в низкий хвост. другие торопливо выбирают официальный дневной комплект, сочетающийся с одеянием главы. чжун ли говорит шелестяще, неуверенно, когда вспышки головной боли от бессонных ночей заставляют жмуриться : - я не понимаю своего предназначения. мысли, - чжун ли запинается, в детском жесте прикладывая холодные ладони к щекам, - отягощают. совсем юная служанка, старше его на жалкие несколько лет, улыбается с оттенками понимания, горечи, и мудрость в ее зрачках душит, стыдит. она трепетно поправляет оби его кимоно, тепло и всезнающе отвечает : - вы - необходимая часть мира. чжун ли знает и не смеет забывать. его обязанность, печатью сковывающая внутренности - залечивать, сглаживать убогое и уродливое. в чжун ли взращивают благоразумие и рациональность, забивающиеся в подкорки с малых лет, когда хочется безобразно кричать и требовать. чжун ли понимает : мир даровал ему слишком сокрушающие техники, чтобы просить еще что-то. знания затираются ему в кости, непонятное, неразрешимое срастается с ним. пока в измученном, изможденном сознании просто не сходится : чжун ли не существует в мире. чжун ли подобен эфемерному созданию, вынужденному защищать и жертвовать. постыдное и эгоистичное нежелание бьется в такт сердцу, совсем близко к нему. чжун ли хочет вырвать его с кусками мяса. *** чжун ли шесть. чжун ли старается, исправно занимается и грезит миром. ему до ломоты в мышцах хочется покоя для всех, но новости просачиваются и разбегаются крысами в имении, чтобы дать знать : никакого умиротворения. тогда чжун ли омывает слабая волна с грязными недостойными мыслями, но чжун ли - сильнейший, и фундаментальное спокойствие отгораживает, отворачивает. чжун ли кует оружие из собственной проклятой энергии, выжигающей кожу остальным и приятно холодящей его. проклятая энергия подобна чжун ли : вредит во благо, спасение. в руках чжун ли особо хорошо лежат копья и катаны, и старейшины строго замечают, что ими придется созидать, прерывать страдания и вершить судьбы. и эти мысли больше не вызывают могильный ужас, боязнь ответственности. чжун ли больше не реагирует на это, смиренно принимая судьбу. *** чжун ли изгоняет проклятье в восемь, будто следуя инстинктам из прошлой жизни. чжун ли тайком думает, что если и является громкой реинкарнацией забытого просветленного божества, то проживает вторую несчастную жизнь. юные тело и сознание не готовы принимать груз войн и жестоких проклятий, что, кажется, на его детских плечах давно лежит небосвод, грозящий раздавить его, и вернуть к жизни столетиями позже, как наскучат муки людей. катана звонко скользит в ножны, пропадая мгновениями позже в пыли яшмы. проклятие ушло бежало от него, от окутывающей проклятой энергии, туда, в недры земли, что, разрубив маленькое изворотливое подобие лягушки, чжун ли замечает край бездны. бездна - не бездонная яма, в которую страшно и светильник сбросить. бездна - глубинное, устрашающее. что выламывает кости людям и лелеет проклятия, гладя с материнской заботой. чжун ли знает, как опасна бездна. знает, что бездна хранит в себе потаенное, способное разбить его техники и сделать уязвимым, как на конце лезвия. почему абсолют может быть уничтожен? по ногам ползут низкоуровневые проклятия, сминая ткань выглаженных брюк, и оставляют гадкий липкий слой. чжун ли брезгливо ведет пальцами, призывая копье, и пробивает каждое, следит за копошением в стороне. на него смотрят затравленно, загнанным зверем. проклятия классом повыше сидят у воротника мальчишки и скалятся, обнажая несколько рядов клыков. чжун ли чувствует все : от его нечеловечески развитых органов не укроется ничто, и отсутствие проклятой энергии у… кого? бездновского отродья? бездновского отродья, уклончиво соглашается про себя чжун ли. она остаточным огоньком догорает у его ладоней с грязными ранками и омерзительными шрамами. волосы - плавленная киноварь, а глаза - тяжело металльный сплав с вязкой, густой злобой. чжун ли подходит к нему, и копье бликует на заходящем солнце. из бездны тянет холодным ветром, смертью и гнилью, что начинает легко мутить. от мальчика - тоже. так бывает, когда забираешь множество жизней магов, вырывая из них позвонки и хрящи. но у чжун ли - копье, переливающееся темным за спиной, а мальчик сам - поломанная кукла, осевшая в луже собственной крови и ненависти. - ты проклят? проклятье раскрывает пасть, норовя укусить чжун ли за голую щиколотку - в него врезается копье, земля под одобрительно гудит. мальчик рвано выдыхает, кончиками пытаясь дотянуться, и молчит. сколько придется убить людей? его придется убить. обязанность - искоренять не только проклятия, но и проклятых. как устранять грязь или опухоль. - нет, - пацан звучит разбито, по его лицу стекает кровь - она везде, - и сплевывает он тоже ее. стук низких каблуков чжун ли прерывается хлюпаньем - мертвые тела со сквозными ранами, напоминающие фарш. чжун ли аккуратен, по-божески милостив : вжимает руку в сплетение незнакомца и положительная энергия вихрем проносится. тот болезненно охает и хватается за кисть в попытке вернуть то мимолетное облегчение. раны медленно срастаются, и чжун ли кажется, что допускает ошибку, когда возвращает копье в яшмовое хранилище, не решаясь прекратить чужие страдания. так легко - дать надежду, зализать рубцы и пригладить. тяжело - не оправдать ту святую веру, растоптать ее. - аякс. чжун ли изумленно поворачивается, переставая рассматривать вымокшую одежду. отвратно. - чжун ли. аякс криво ухмыляется, продолжая сжимать больше не кровоточащий бок. фантомная боль. чжун ли замечает на нем ожоги и проступающие кости, пытающиеся прорезать кожу и выползти - в аяксе, наверное, много гнили. - что это было? аякс временит. - бездна. *** все обостряется, доходит до точки невозврата, ста градусов по цельсию, когда вместе с чжун ли у обрыва находят и аякса. чжун ли не сбрасывает его, зная, что в аяксе - темень, противоестественная божественному. но в аяксе зародыш бездны, дышащий и смотрящий через его тело, опасный для всего мира, для чжун ли. нет техник, способных обойти воплощения всевластной яшмы. есть артефакты, разбросанные по всему свету, которые чжун ли, не успев овладеть клановыми приемами, уничтожает безвозвратно. есть грязь, неблагородная и низшая, способная пробить абсолют защиты, контроля и еще немного. и в аяксе она есть. или аякс в ней. заляпанный, несчастный и способный выворачивать шеи. аякс тогда привалился к булыжнику, гулко дыша и кашляя. долг чжун ли - оберегать, но убивать; созидать, но разрушать. чжун ли хватает его за плечо, крошка гравия срывается вниз, в необъятное, и замирает. не сталкивает, отпуская с разочарованием - впервые что-то перевешивает долг. кренится, когда аякс предстает на сборе старейшин одичавший, изголодавшийся, и оказывается носителем техники грязного наследия. - техника грязного наследия - нейтрализатор любой формы яшмы, - скупо говорит отец, заводя чжун ли в тренировочный зал и любовно оглядывая семейные катаны, - это значит, что он способен убить тебя. чжун ли мягко проходит по скрипящим деревянным половицам, каждый скол на которых знает. чжун ли думает о недостойном. надеется, что аякс сможет его убить. - ты сделаешь это сам, - глава обнажает клинок с родовым кандзи и наставляет, - иначе он переродится. мир будет сохранять равновесие вечно. отец бьет уверенно, четко. его стиль схож с тотальной доминацией, упоением и является пугающей силой, все напирающей и напирающей. он отбрасывает его на пол, вспышка боли прошивает виски. чжун ли сгибается под ударами, как печальная ива у озера. тогда чжун ли унизительно и показательно проигрывает. занозы впиваются в нежную кожу, синяки наливаются зеленым и светло-желтым. у сёдзи появляется новая прореха, пропускающая ласковые лучи солнца. - я не стану его убивать, - глаза совсем мутные, руки дрожат и проклятая энергия буйно циркулирует, заставляя резко выдыхать сквозь сжатые зубы. хранилище не отзывается беспорядочным неуверенным приказам. чжун ли мечтает упасть мертвым грузом. - тогда ты будешь биться, пока не получишь права оставить его в живых. причудливые хлопья снега тонким, почти незаметным слоем ложатся в саду и кружатся в светлом небе радостно. чжун ли практически девять. с девяти лет чжун ли спокоен, будто мертв десятилетиями. с девяти лет чжун ли не проигрывает отцу. *** чжун ли и аякс становятся сокурсниками в магическом колледже, и пытаются в друзья - это неустойчиво и ломко, но для асоциального аякса походит на сказку. до этого они встречались лишь несколько раз на обрядах, в которых участвовали оба. аякс стал цепным псом чжун ли. в его глазах растекались шторм и ликование, будто он и не был против. аякс не был. - я поглощаю и выпускаю проклятия. форма наследия построена на этом, - он жмет угловатыми плечами под тонкой формой колледжа, - если я не буду иметь достаточно проклятий, не смогу войти в нее. - сколько ты должен, - чжун ли осекается, переводя взгляд вниз. аякс задорно и фанатично подхватывает словно планировал перебить, не дать продолжить. - тысячи. много тысяч. *** в шестнадцать лет яшмовый щит бликует и воинственно сияет золотым вокруг. его поддержание истощает все тело, перенагружает, от чего капилляры лопаются и кровь наперебой стекает по бледной коже, капает на траву. - здесь, - его наставник, аждаха, призывает из земли острую ветвь священного древа, жалящую аккурат в стопу, - зазор. нужно исправить. тогда они вдвоем старались лепить из яшмы, сделать ее послушной и заставить обволакивать всё тело. - ты должен освоить все ступени, - скупо отчитывает аждаха, пробивая тренировочным оружием слой топаза на его торсе. чжун ли заглядывается на высаженные у колледжа глазурные лилии, чутко раскрывающиеся на восходе. кровь заливает все лицо, булькает в сломанном носу и мешает любоваться маленькой террасой с диковинками. чжун ли лежит на тренировочном поле, слыша стук сердца слишком громко - голова становится тяжелой и непослушной даже для мыслей. вены заливаются золотым оттенком, выглядывают из под спортивной формы. голова повернута в сторону - аждаха так опрокинул, сломав несколько шейных позвонков. - вставай, - тон аждахи менторский, не терпящий возражений. в его сильных руках - точеное копье. не столь изящное, но убойное и могучее. он заносит его над сплетением чжун ли, собираясь ударить, пробить и ребра. до удара яшма налипает вновь, затухая и становясь невидимой. раны мгновенно проходят, как и контузия. наконечник врезается в кризос, растекающийся по телу. аждаха довольно скалится. риски всегда оправдывали себя. *** - ты теперь неуязвимый? - аякс щупает его руки и пальцы - до чего дотянется, стараясь восторгу не задерживаться на лице. из его волос не вымывается тень - остаются яркими, но грязными, с подтоном. их треплет ветер на крыше, и гессонит в его прядках забавно разлетается. чжун ли аккуратно приподнимает уголки губ, наблюдая за снующими магами внизу. - возможно, - легкий кивок. невозможно говорить о неуязвимости человеку, способному разбить ее в сияющую многовековую пыль. человеку ли? аякс хмыкает, следя за каждым переплетом проклятой энергии на запястьях чжун ли и выше. он носит перчатки, когда нестабильный кризос с лазуритом замешиваются в его плоть, отчего темные сосуды проступают, приковывая лишнее внимание. аякс видел, как чжун ли пытается освоить и нефрит - наложить щиты на других, контролируя все пространства и измерения, манипулировать больше, чем дозволено. за это чжун ли расплачивается истощением и слабыми капиллярами, ожогами от проклятой энергии на молочной коже. аякс видит в чжун ли бесконечно сильного, бесконечно утопающего. его глаза смягчаются, стоит счастливым и беззаботным людям показать улыбки полные уверенности в завтрашнем дне. глаза чжун ли не щурятся тепло при улыбке аякса - она у него горькая и вымученная. чжун ли всегда стыдливо и ненавязчиво переводит внимание куда-то вдаль, к небу, когда аякс улыбается, будто не должен видеть столь болезненное, сокрытое. *** в шестнадцать чжун ли получает особый уровень. аякс - в восемнадцать с половиной. ответы одновременно приходят в магический колледж, и им делают новые пропуски с фотографиями. *** гуй чжун осматривает чжун ли, как хорошо сохранившегося мертвеца на кушетке. в ее действиях - мягкость, несвойственная медикам, в зрачках - немое озеро упреков. - ты только губишь себя, - ей остается шумно выдохнуть, разозлиться. но злиться не получается, как и отчитывать. чжун ли - монолитная сила и контроль, разрушенная человеческая оболочка. чжун ли ведет плечами, жмет ими - как иначе. темные краски мира сгущаются, мазками беспорядочно ляпая и забивая. чжун ли давно смиренный и сильный. чжун ли давно - готовность, жертвенность и высеченный на костях долг. - мир создан для тебя, - она мрачно следит за его бедной мимикой и отворачивается, ища новые блистеры таблеток, - когда солнце и земля поменяются местами, ты должен будешь научить людей жить по-новому. - разве они поменяются? - горько выдыхает чжун ли. гуй чжун обводит его заостренный профиль с замиранием. - обязательно. *** солнце и земля меняются плавно, боясь спугнуть людей своим могуществом или концом. чжун ли просит так же бережно, скромно. аякс хочет взвыть. - я не смогу, - аякс хватается за его холодные впалые щеки, высокие скулы, - мир меня возненавидит. - ты из бездны, - чжун ли криво, болезненно тянет губы, чтобы разбитых и усталых, неполноценных его частей не было так видно, - тебя ненавидят все, - чжун ли выдыхает в его сухие губы, пытаясь сдержать дрожь в руках и ломоту в костях. яшма не подавалась, не хотела разоединяться с телом. теория развилась в четкое и длинное уравнение, решение которого знал только чжун ли. - я не смогу оставить мир без бога, - аякс подобно птице склоняет голову и шарит пальцами, нащупывая слой налипшего щита и судорожно сжимает до синяков и боли, которые не появятся. аякс все мог. в его теле убойная сила, позволяющая убивать, рвать и уничтожать - полная противоположность чжун ли. но ему никогда не говорили тёплых слов, и в этом грубом были собственные нежность, ласка. - я не бог, - нервно. - я не смогу, чжун ли. ты же останешься, правда останешься? - аякс лихорадочно вжимает его в стену, смотря с отчаянием, чуждой тоской. между аяксом и чжун ли - сантиметров десять разницы. аякс вытягивается, становится долговязым и видным. в чжун ли острота все заметнее, а нездоровый вид слишком обыденный, чтобы насторожиться. чжун ли молчит безучастно, беспорядочно водя узкими ладонями по крепким аяксовым плечам. аякс на грани, внутри разрывает, выедает от колючей горечи, от пыльной печали. чжун ли останется. конечно, останется. его место не в магическом мире, не среди проклятий и всепоглощающего нефрита. но чжун ли не знал, каково - быть в другом месте, в других обстоятельствах. какое лето в долине тяньцю? долина гуйли и вправду устрашающе пустая? сколько диковинок можно найти в горах аоцан? что за минерал водится там, напоминающий яшму? конечно, останется. ведь все в нем нуждаются. *** чжун ли сам недолюбленный и непонятый. чжун ли не знает любви. аякс хочет научиться ей вместе. чжун ли хочет плакать. *** чжун ли восемнадцать. практически девятнадцать. снег не укрывает толстым слоем землю залитую кровью, больше не кружится в любовном танце среди грязных облаков. - чжун ли был запечатан. чжун ли закрывает глаза, расслабляя тело. чжун ли больше не пристыжен, больше не эгоист. чжун ли кажется, что яшма в нем впервые за жизнь стабилизируется, не выжигая мышцы изнутри. что все становится хорошо. солнце и земля заменяют собственные места.