17.11 — ∞

Куроо

Волнительно. Как же мне, чёрт возьми, волнительно. До встречи с тобой остаются минуты, и я невольно начинаю вести счёт в голове: одна секунда, вторая, третья… Сбиваюсь, когда проходящая мимо женщина цепляет меня сумкой и просит прощения. Неловко улыбается, после узнавая, где находится нужная ей платформа. Запах перрона и гудки паровозов заставляют сердце биться ещё чаще. Я ждал тебя целую вечность. Вернее, привык ждать. Даже смирился, что нам суждено быть просто друзьями по переписке, которых жизнь раскидала по разным углам и постоянно дразнит оффлайном или «набирает сообщение». Нет, конечно, я ценю это. И благодарен всем тем обстоятельствам, что связали наши души. Кто бы мог подумать, что самая обычная игра подарит мне кого-то, кого я полюблю всем сердцем. Серьёзно, я даже не знал, что так бывает. В голове не укладывается до сих пор: чат гильдии, мой вопрос по прокачке персонажа и твой ответ мне в личку. Всё ведь с этого началось год назад, а сейчас я вижу «голову» твоего поезда, переминаясь с ноги на ногу. Тело обдаёт жаром. Не думал, что захочу раздеться до футболки в ноябре. Не предполагал, что в качестве подарка на день рождения я получу встречу с тобой. Я заранее знаю, что следующие три дня станут для меня самыми важными. И я не преувеличиваю, нет. Ни сколько в этом не сомневаюсь — что ты лучшее, что случалось со мной за эту жизнь. Мне от этого так странно, ведь влюбляться в человека по сообщениям, звонкам и коротким видео — необычно. Непривычно для меня. Я боюсь всё испортить, а оттого и волнуюсь: не хочу, чтобы мои чувства мешали нам. Бокуто — да, тот самый Бокуто из моих бесконечно унылых историй — спросил меня, не разочаруюсь ли я в том, какой ты в жизни, а я рассмеялся в ответ. И это я тоже знаю — что влюблюсь в тебя ещё больше. И дороги назад не будет. Ну, будет, конечно. Билет обратно до Гифу — тому доказательство. Её не будет для того, кем я являюсь сейчас, пока поезд до нуля сбавляет скорость. Пара мгновений, и я стану совершенно другим человеком. Нет, всего одно. Всего одно замирание сердца. Я застываю на месте. Мысли разбегаются, как все эти люди, что выходят из вагона вместе с тобой. Ты неуверенно ступаешь за ними. Поднимаешь на меня глаза и слабо улыбаешься, не решаясь сделать ещё один шаг — тоже волнуешься. Я беру себя в руки, которые тянутся к тебе, когда я спешу к тебе подойти. Это объятие — самое приятное в моей жизни. Понимаю, что больше никогда не хочу отпускать тебя, но признайся я в этом прямо сейчас — когда-либо, — рискую вовсе тебя потерять. Ты говоришь мне: «Привет», и крайне мило смущаешься. Я спрашиваю тебя о поездке и забираю из твоих рук сумку. Уверен, рюкзак, сдавливающий твои плечи, тяжёлый, помощь потому не помешает. Мы пробираемся сквозь толпу людей к выходу, блуждаем, потому что, видишь ли, я нечасто встречаю здесь кого-то, а езжу куда-то ещё реже. Да и работник вокзала вдобавок ко всему сбивает нас с толку: указывает неправильное направление. Начинаю нервничать сильнее, но как только свежий воздух сменяет духоту шумного пространства — становится легче. Когда вижу, как ты становишься ко мне ещё ближе. Но до конца не осознаю, что это со мной происходит. Теряюсь. Позволяю себе прикоснуться к твоим волосам, погладить их, оценить, какие мягкие они на ощупь. И спросить: — Господи, это правда ты? А ты отвечаешь: — Не знаю. Мне, наверное, это снится. Теперь смущаюсь я. Быть гостем твоего сна — к осознанию также весьма непросто. Даже если ты — герой моего. К слову, я до сих пор не привык к тому, что ты мне снишься. Но каждый раз жду наступления ночи и бесконечно благодарю её за возможность быть с тобой хотя бы в картинах, написанных сознанием. И эта — не одна из них. Реальность, отражающаяся на моём лице улыбкой. И сейчас я как никогда уверен, что не сплю. В своих снах я не могу взять тебя за руку, если очень хочется. И в эту секунду первым коснуться тебя не успеваю — ты прижимаешься ко мне, чтобы не мешать людям спускаться по ступенькам. Уйти отсюда спешим и мы. Я знаю, тебе до сих пор некомфортно, когда вокруг суета и места свободного не так много. Ты не любишь большие города, в Гифу население в тридцать пять раз меньше. Не знаю, помнишь ли ты, как мы это обсуждали, но с тех пор, в общем-то, я и начал бояться, что никогда тебя не увижу. Ты не хотел, чтобы я к тебе приезжал. По крайней мере, такой вывод я сделал. Спрашивать напрямую не стал, не хотел делать тот наш разговор более неловким. Да и неважно это всё. Ты сейчас здесь. На пассажирском моего автомобиля. Интересуешься нашими планами на день и тяжело вздыхаешь, когда я говорю, что придётся выходить из дома. Ты делаешь это специально, я знаю: на самом деле, хочешь погулять по Токио, был здесь всего пару раз. Я — хочу тебе его показать. Ещё хочу перестать вздрагивать, когда ты, рассказывая что-то, подтверждаешь важность сказанного касанием: кладёшь свою ладонь мне на колено всего на секунду. И этого, оказывается, достаточно, чтобы покрыться мурашками из-за того, как приятно. Ты знал? Мне уже сносит башню. Эмоции льются через край, и оставаться сдержанным делается сложнее. Утягивать тебя в водоворот чувств, которые я сейчас испытываю, — вряд ли то, за чем ты ко мне ехал. Ты всегда спокоен, даже сейчас. Смущение выдаёт лишь румянец на твоих щеках, который ты отчаянно пытаешься прикрыть волосами. Это мило. Начинаю жалеть, что не вызвал такси: отвлекаться от тебя на дорогу выматывает. Не могу смотреть на что-то, кроме блеска твоих глаз и самой обворожительной на свете улыбки. И как это бывает — понятия нет. Что в жизни ты ещё прекраснее. Будь я художником, ни за что бы не позволил себе рисовать других людей. Что-то, кроме изгиба твоих губ, ямочек на щеках, никогда бы не показалось на набросках. Утёр бы этому да Винчи нос. Никогда не понимал, что особенного в Мона Лизе. Да и в принципе не разбираюсь в искусстве. Знаю одно, искусство — не только картины, произведения композиторов или эти божественные скульптуры. В этом плане я приземлён, и я бесконечно люблю то, как схожи наши мысли. И искусство для меня — это родинки на твоей шее, шрам под левой лопаткой, когда ты упал с велосипеда; пирсинг в ушах, которым ты увлёкся в восемнадцать (мне приятно, что ты носишь украшения, которые я отправлял тебе почтой этим летом). Чёрт, я от счастья сейчас расплачусь. Но слёзы оставлю на потом. Приберегу их до момента, когда ты уедешь. Мы останавливаемся у моего дома. Не замечаю, как пролетает час. Курьер из доставки еды ожидает нас у подъезда, и можно расслабиться: до четырёх вечера мы просидим на кухне за разговорами. Подумать только, ты на моей кухне… Или вместе покурим на балконе, засмотревшись на крыши домов, которые тянутся до горизонта. С пятнадцатого этажа их хорошо видно. Мы заходим в квартиру. Мы. Не один я, глупо улыбающийся и не верящий собственному счастью. Вешаю твою куртку и следом на вешалку отправляю свою. А после ты спрашиваешь, каким полотенцем можно воспользоваться, хочешь принять душ, и просишь о чём-то таком, что сердце останавливается: — Дашь мне свою футболку? Всегда было интересно, как твои вещи смотрятся на мне. Останавливается от осознания, что ты тоже испытываешь это ко мне.

Кенма

Иду ва-банк. Мне будет проще, если ты откажешь прямо сейчас. На этот случай у меня есть билет на сегодняшний вечер. Если откажешь в плане чувств. Скажешь, что я всё неправильно понял, и за твоими попытками меня впечатлить стоит сугубо дружеское. А дружить с тобой я не хочу. Устал. Хочу любить тебя, зная, что у нас это взаимно. Возможно, стоило это обсудить, но я устал бояться, что тебя не увижу. Решился сделать это хотя бы раз прежде, чем навсегда разочароваться. Хотя бы до той поры, пока снова не смогу кому-то открыться; не смогу привязаться и полюбить. Знаю, это абсурдно, но твоего голоса и глупых шуток хватило, чтобы потерять внутренний покой. И сейчас, когда ты так близко, я готов разрыдаться. Я представлял нашу встречу каждую ночь. Последние полгода точно. Всё думал, что скажу тебе, когда увижу. И сейчас, если честно, мне совсем не хочется говорить. Хочется смотреть на тебя и касаться, не веря, что это правда ты. Сюжеты, выстраивающиеся в голове, всегда противоположны действиям. Планируешь одно — ведёшь себя по-другому. И я старался не представлять, что ты мне ответишь. За этим всегда следовало что-то, отчего я долго не мог уснуть: тело жаждало твоих рук на моей спине и бёдрах. Жаждало тебя. А мысли… в них нет ничего, свободного от тебя. Каждое слово, похороненное на подкорке или готовое вот-вот нарушить мой покой, ассоциируется с тобой. А этот взгляд… ты правда смотришь на меня влюблённо, или мне кажется? Осуждаешь меня или не можешь поверить в то, что слышишь, потому что тоже счастлив? И не уходишь. Отводишь взгляд, становясь ко мне на шаг ближе. Представляешь, нас отделял всего шаг, а не сотни километров… Нас отделяли ничтожные сантиметры, и теперь ты обнимаешь меня так крепко. Я чувствую твоё тепло. Мне наконец-то спокойно, хорошо. Ты не отвергаешь меня. Мои фантазии впервые совпадают с действительностью, и сейчас мне становится неловко особенно: почему мы никогда не обсуждали наши чувства? Ты, как и я, думал, что их нет? Какие же мы глупые… Спрашиваешь, можно ли тебе меня поцеловать, и я делаю это вместо ответа — прижимаюсь к твоим губам, теряя голову. Знаю, после этого нас ждёт долгий разговор, но не уверен, что смогу сказать тебе хоть что-то. Сочти моё сбитое дыхание и дрожащее тело за ответ на вопрос, который тебя так интересует. Только не отстраняйся. Продолжай целовать меня нежно, трепетно. Нетерпеливо. Как мало у нас времени… и как же много вещей, которые мы должны успеть сделать вместе. Друг для друга у нас — целая ночь. Нельзя приближать её сейчас, но я покоряюсь тебе, когда ты ведёшь меня в спальню. Ничего, кроме поцелуев. Ничем, кроме тебя, мне дышать не хочется. Приятно под тобой. Облизывать твои губы — слаще любого сна, в которых ты был гостем. А сны я начал видеть, только когда познакомился с тобой. И только тебя — в них. В тех редких, под вечер, когда вот-вот перед глазами покажется пустая комната, а тело всё ещё будет чувствовать твоё тепло. Мозг любит обманывать. И нам обоим диктует поддаться друг другу. Однако поддаваться друг другу сейчас нельзя. — Вау… — произносишь ты, утыкаясь носом мне в шею. Дышишь так тяжело. Я смотрю на наше отражение в зеркале шкафа, что сбоку. Это правда ты… Зарываюсь пальцами в твои волосы. Мы лежим так ещё сколько-то. Не могу сказать точно: время нелинейно. Оно движется по спирали, опьяняя нас. Только бы не приходить в себя, но ты находишь в себе силы подать мне футболку, а я убеждаюсь, что слишком слаб. Но всё-таки принимаю душ, пока ты разливаешь игристое вино по бокалам и накрываешь на стол. Руки трясутся. Виски сдавливает эмоциями, когда мягкость твоей футболки ласкает моё тело. Она такая большая, что я утопаю в ней. Заберу её с собой в качестве сувенира обратно и эти три дня буду спать в ней. И кстати о сувенирах. Тебе сегодня двадцать восемь. Прости, у меня нет для тебя серьёзного подарка, да и плох я в этом. Вернее, не настолько хорош, чтобы дарить что-то полезное. Выбрал запоминающееся, разбив себе сердце, когда перечитывал нашу переписку от начала до самого последнего сообщения: не знал, что ты тоже ко мне что-то чувствуешь. Я достаю из сумки коробку. В ней — десять конвертов, и первый «Открой прямо сейчас» ты с любопытством крутишь в руках. Не медлишь, с широкой улыбкой изумляясь, доставая из него скетчбук, почти до конца заполненный скринами наших переписок в «Инстаграме», «Телеграме» и «Близзард». Последние несколько страниц — пустые. Предлагаю: — Я привёз с собой полароид. Можешь доклеить туда наши фотографии. И ты соглашаешься, намереваясь сделать одну такую прямо сейчас. Фотографируешь меня в твоей футболке, а я даже не парюсь, что выгляжу как-то не так, что получусь плохо: мы привыкли обмениваться нелепыми селфи. Я их, к слову, распечатал тоже. И пока ты читаешь нашу переписку вслух, ожидая, когда проявится фотография, я растворяюсь в тембре твоего голоса. Смотрю на тебя неотрывно, отчего-то ощущая, что никакого расстояния между нами не было. Будто бы я всегда был здесь, с тобой, на этой маленькой уютной кухне. Пузырьки вина приятно тают на языке, когда мы выпиваем за встречу. Мне совсем никуда не хочется. Ни в четыре, ни в пять, ни завтра, ни обратно в Гифу. Надеюсь, что алкоголь сделает своё дело, расслабит тебя, и ты согласишься остаться дома. Хотя бы сегодня. Темы для разговора меняются одна за одной. Мы не успеваем обсудить до конца ни одну из них, перескакиваем с воспоминаний на воспоминания или делимся историями из жизни, которые за год не успели обсудить. Такие есть, представляешь? И я приятно удивлён. Рад даже, что необходимо долгие ночные разговоры не отняли этого волшебства. Хотя, его ничто не отнимет: мы ведь часами можем говорить об одном. Как тогда, о несовершенстве мира в контексте тупой онлайн-игры, в которую ты уже не играешь. Да и я перестал почти. Ты предлагаешь мне выйти на балкон: интересуешься вторым конвертом «Открой, когда захочешь покурить». Достаёшь из него пачку твоих любимых ванильных сигарет, которых уже несколько месяцев нет в продаже. Радуешься: — Господи, где ты их нашёл? — спрашиваешь с восторгом, вскрывая пачку. Вдыхаешь табачный запах. — Заказал на американском сайте, — отвечаю я, — я целый блок привёз, но в конверт только это поместилось. Ты целуешь меня. Ведёшь за собой на балкон, от удовольствия закрывая глаза, когда затягиваешься. Вкус у сигарет и правда приятный. Фильтр отпечатывается сладостью на губах. Твои — делаются слишком желанными. Я смотрю на тебя вопрошающе. И ты утягиваешь меня в долгий поцелуй. Дым вскоре снова обжигает лёгкие. Твои касания — кожу. Ты прижимаешь меня к себе, сквозь серую пелену выдыхаемого нами воздуха, пропитанного никотином, смотря на город. Проводишь мини-экскурсию с высоты, очень стараясь не ошибиться с названиями, а я делаю вид, что запомнил всё, о чём ты сказал. — Давай сегодня останемся дома? — решаюсь произнести, когда от твоего запаха голову кружить начинает сильнее вина и сигарет. — Давай, — не возражаешь ты. И я хочу остаться в этом моменте навечно.

Куроо

Никогда не думал, что ночь может быть настолько волшебной. Алкоголь циркулирует в крови. Ты — в моих объятиях. Кажешься мечтой, что столько времени разливалась тоской по душе. Так хорошо мне никогда не было. Либо я так никогда никого не любил. Боль от моих прошлых отношений… ты помнишь, как вытаскивал меня из них? Как необходимы были твоя поддержка и сонный голос под утро. Убеждение «ты будешь счастлив». Имел ли ты в виду себя и этот вечер? Нашу встречу?  Мы будто в фильме. Или герои романа, коих ожидает счастливый конец. Не классика, современность. Расстояние — не более простой иллюзии, через которую тянется наша любовь.  Ты ответил мне взаимностью. Спросил после очередной выкуренной вместе сигареты, чего я боялся всё это время, почему не признался в своих чувствах раньше. И я до сих пор думаю над ответом. Глажу твои волосы.  Ты лежишь у меня на груди, слушаешь, как быстро бьётся моё сердце, и усмехаешься, удивляясь, что в нашем возрасте любовь такая же трепетная, как у подростков. И это странно: ты так искренен. Просишь меня не переставать тебя касаться, а я до сих пор не могу выбросить из головы вопрос — почему мы не встретились раньше? Задаю его, но ты меняешь тему, смущая нас обоих: — Так удивительно: мы друг о друге почти ничего не знаем, но я будто ждал этого момента всю жизнь.  Тяжело вздыхаю. Целую тебя в висок, как бы не соглашаясь. Нет, с одной стороны, общение в интернете — нечто совсем иное, нежели в жизни. Но с другой… — Твой любимый цвет — белый. Он для тебя, как символ чистоты. Что-то недосягаемое, идеальное. Твоя любимая игра — «Скрежет металла». Это первое, что ты прошёл на третьей «плойке», которую тебе подарили родители на твой семнадцатый день рождения. Единственное блюдо, которое тебе не надоедает, — яблочный пирог. Ты постоянно заказываешь его из доставки по выходным. Ты обожаешь раннее утро, когда весь город ещё спит, а машины только-только начинают ездить у тебя под окнами. Ты провожаешь их взглядом, выкуривая две сигареты: первую — когда думаешь, что пора ложиться спать; вторую — перед тем, как через час ты всё-таки собираешься. И ты обязательно закидываешь одну ногу на подушку. И ещё — спишь в носках, чтобы ноги не мёрзли. А ты мёрзнешь по ночам. Даже летом, хоть и не любишь жару. Ты и холод не любишь. Обожаешь осень за вязаные свитера и дымящийся кофе. В твоей галерее миллион фото пожелтевших деревьев. И много котов. Ты сам хочешь завести двоих, но пока не решаешься, потому что часто переезжаешь с одной съёмной квартиры на другую. Копишь на свою, но не уверен, что сможешь долго прожить на одном месте. В свободное время ты ненавидишь выходить из дома, но любишь то, как тело ломит от усталости, если тебя вытаскивают погулять. Есть песня, под которую ты всегда засыпаешь. «Just dance», кажется. И я никогда не понимал, как под неё можно спать. А ещё тебе нравится петь. И я обожаю, когда ты поёшь мне в голосовых. А ещё в детстве ты ходил на кружок по вязанию, и твоя мама до сих пор надевает шарф, который ты ей связал, когда она болела.  — И ты всё это запомнил?.. — сонно, с улыбкой, протягиваешь ты. Ещё чуть-чуть, и мы оба поддадимся уговорам вина подчиниться убаюкиванию ночи.  — Ну да. Мне иногда кажется, что я знаю тебя лучше, чем себя. Так что я бы не стал утверждать, что мы друг о друге почти ничего не знаем.  — Ладно… друг о друге почти знаем всё. И я тоже о тебе столько всего знаю… что ты… например…  Неразборчивое мычание и тихое посапывание — после. Если это всё-таки сон, Господи, не дай мне проснуться.  Или сделай моё утро самым счастливым. Как сейчас. Спасибо.  Ты в моей футболке на кухне, готовишь завтрак. Разве это не чудо? Никогда в жизни я не испытывал чего-то настолько волшебного. Даже под Новый год. Или когда смотрел фильмы про того парня в очках со шрамом на лбу. И если бы сейчас мог загадать желание — попросил бы время остановиться. Жаль, над ним никто не властен. И не сдаться ему в плен, не стать заложником одних единственных минут, что бегут неумолимо, когда я обнимаю тебя со спины.  — Доброе утро, — слышу самое приятное пожелание в мире, а после таю от твоего нежного поцелуя в щёку.  Замечаю следы муки у тебя на лице. Смущаюсь: как ты можешь быть таким милым? Стираю их, проводя подушечками пальцев по твоей порозовевшей коже.  Запах мёда и свежезаваренного кофе пробуждают аппетит. Ты готовишь дораяки, почти закончил их выпекать. Вместо красной фасоли в качестве начинки добавляешь карамель, и я совсем теряю голову от восторга. Ты помнишь, что я люблю завтракать ими. Заморачиваешься для меня, ведь знаю, что ты не любишь готовить.  А вкуснее я ничего не пробовал. Чувствую себя чересчур сентиментальным. Сам не свой, и не то чтобы нам это мешает… просто в голове бардак. Мысли, словно вата, чем-то мягким заполняют пространство черепной коробки, и я теряюсь в нём, пытаясь сказать что-то внятное. Ты убеждаешь меня, что кофе поможет, взбодрит, и мы сможем пойти погулять, а я забываю маршрут. Хочу предложить остаться дома и сегодня, но разбросать воспоминания о тебе по людным улицам, чтобы каждый метр моей привычной дороги до центра не дал забыть, как в этом ноябре с тобой тепло, — необходимо. Я возьму себя в руки.  После выкуренной на двоих сигареты. Когда перестанут пробегать мурашки от твоих поцелуев.  Навсегда потеряюсь в мягкости твоих касаний.  Нет, я точно так не любил никогда. Что бы ты сделал, если бы я признался в этом? Наверняка бы посмеялся, не поверил бы, но чувств моих отрицать не стал бы. Ночью мы долго разговаривали на эту тему. Надеюсь, хотя бы сейчас ты спокоен, хотя бы в эти секунды, когда волна страсти накрывает нас, ты не думаешь о том, каким холодом тебя встретит Гифу.  Я стараюсь забыть о том, как пусто без тебя мне будет в Токио.  И какими обесцвеченными будут казаться улицы, по которым мы идём до станции метро. 

Кенма

Что может быть приятнее того, как ты перебираешь мои волосы и не перестаёшь меня касаться ни на секунду? Что бывает больнее этого? Что ещё однажды покажется мне таким же прекрасным, как блеск твоих глаз? С кем мне будет так же комфортно даже в душном вагоне, в котором место свободное кончилось три станции назад?  Ещё чуть-чуть, и я начну от чувств задыхаться. Их так много… мне так с тобой хорошо, что кричать хочется. Но вместо этого я закрываю глаза, утыкаясь в твоё плечо. Ощущаю на сердце невесомый взмах крыла бабочки — счастья, что так мимолётно. И сколько станций нас ещё ожидает прежде, чем мы сойдём?  Отвлекаешь меня разговорами ни о чём. Предполагаешь, могло бы метро стать безопасным местом при зомби-апокалипсисе. А я отвечаю, что ты бы умер первым. Но соглашаюсь — забавно было бы пройтись по тёмным тоннелям с фонариком и случайно обронить его, когда испугаюсь собственной тени.  Собственные мысли пугают не меньше. Но, знаешь, получается отдаться моменту в середине вечера. Светящиеся яркими цветами здания создают для нас атмосферу. В Токио неплохо и потрясающе красиво. Наблюдать за снующими туда-сюда людьми из окна заведения, в котором мы ужинаем, забавляет. А проходить мимо мест, особенно интересующих туристов, вдохновляет. Вдохновляет вернуться сюда, чтобы ещё раз получше всё рассмотреть.  Может быть, летом? Осенью руки мёрзнут, но я благодарен ноябрю, что твои ладони их согревают. И что пустые переулки отражают от стен наш смех. И я, кажется, бесконечно влюблён в то, как ты морщишь нос из-за кислого леденца в форме треугольника с ананасовым вкусом. Я и сам морщусь, представляя, каково тебе, хотя мои мармеладные яблочные жгутики довольно сладкие.  Острые ощущения вонзаются в душу восторгом, когда вместо пятнадцатого этажа твоего дома ты нажимаешь на двадцать пятый. Я и заметить этого не успеваю. Но вижу перед собой весь город, мерцающий огоньками. В Токио всегда так светло?  Стараюсь не смотреть вниз, впиваясь в перила. Боюсь высоты, ты же знаешь. Хотя с тобой мне совсем не страшно: ты крепко держишь меня, давая привыкнуть к мысли, что до земли головокружительно много метров.  Сигаретный дым поднимается к небу, растворяясь в чёрно-синем полотне. Курить — пагубная привычка, но отчего-то сейчас отравлять лёгкие никотином приятнее всего. Есть в этом нечто особенное, и я не знаю, как выразить это словами.  Они кончаются. Шум города не даёт тишине нависнуть над нами. Гул дорог ощущается чем-то ненавязчивым и даже необходимым. Я никогда не находился на такой высоте ни один, ни с тем, кто для меня столько значит. И я думал, что всё волшебное со мной уже произошло, лучше быть не может, но ты в очередной раз доказываешь обратное.  Надуваешь самые обычные воздушные шарики, крепя к ним разноцветные светящиеся палочки, и протягиваешь мне одно из своих изобретений. Говоришь: — Повторяй за мной. И выпускаешь шарик из рук, позволяя ветру нести его над городом. Отправляю свой вслед за твоим. Два маленьких фонарика плывут по воздуху. Три. Четыре. Пять. Шесть. Семь. Красиво. Надеюсь, тот, кто будет убирать их утром, простит нас за интерес, как далеко они улетят.  Мы провожаем их взглядом, пока все они не скроются за домами. Становится прохладно. Предлагаешь спуститься в квартиру, а я готовлюсь совершить самую большую — приятную — ошибку. Готовлюсь позволить телу запомнить тебя навсегда.  Три бокала вина — чтобы голову от тебя кружило ещё сильнее. Сигарета после душа — чтобы из-за стекающих по бёдрам капель стало холоднее. Бесполезно: тело горит из-за твоих поцелуев в шею.  Направить всё в нужное русло — не так трудно. Мы оба этого хотим, у обоих сердце вот-вот выпрыгнет. Грудь вздымается от того, как мало воздуха. Лёгкие пустеют вместе со стонами, когда ты поцелуями опускаешься к животу. Затем ещё ниже. Делаешь мне слишком хорошо, так, как ни в одной из моих фантазий о тебе.  От твоего языка горячо, влажно. Я желаю тебя так нетерпеливо. И так же хочу сделать тебе хорошо. Целовать тебя, гладить. Слышать, как тяжело ты дышишь, потому что приятно. И даже сейчас ты перебираешь мои волосы. В такой момент, когда я не могу найти в себе силы поднять на тебя свой взгляд: неистово смущаюсь. Смущаюсь особенно от ощущения скользкого сзади, внизу. И твоих пальцев.  Забыть себя — очень просто. Достаточно поддаться чувствам и довериться тебе, которого люблю. Ты всегда казался мне настоящим, будто бы всегда был рядом, даже когда я не попадал по буквам из-за того, что пьян. Пишу тебе о том, как хочу увидеться. А утром удаляю сообщения. По трезвости всё-таки удалось сказать тебе об этом когда-то.  А сейчас я стараюсь не быть под тобой громким. Кусаю твои губы, пальцами впиваясь в спину, прижимаю тебя к себе. Ты нежен, аккуратен. Чертовски красив. Влажные волосы липнут к твоему лбу. Смотришь на меня влюблённо, увлечённо. Обожающе. Смотрел ли ты так ещё на кого-то? Конечно, смотрел. Хочу, чтобы ты забыл их всех. Помнил, как я целовал тебя в шею, когда волна наслаждения захлестнула меня первым. Тебя — следом.  А я, в свою очередь, буду всегда помнить, как ты прошептал мне: — Чёрт, как же я тебя люблю…

Куроо

Я держу тебя за руку. Запах перрона и гудки паровоза отдают болью в душе. Мне так паршиво, пусто, хоть из себя лезь. Умоляю тебя остаться, но мы оба понимаем, что друг друга себе позволить не можем. Не в этот день. Быть может, в следующий, да не утешает. Слёзы удаётся унять лишь ненадолго. Я знаю, что разревусь, как мальчик, когда твой поезд уедет.  Эти три дня… вчерашний длится до сих пор, мы ведь спать не ложились. И, может, в нашем сегодня, пока не настало завтра, у нас мог бы быть шанс оттянуть неизбежное? Вряд ли. Ты сказал, что в нашем сегодня мы никогда не захотим застать «завтра». В том сегодня, где мы по раздельности, «завтра» — то, чего мы так отчаянно будем ждать.  И ты прав. Я жду нашей следующей встречи, прижимаясь к тебе. Вдыхаю запах твоих волос, глажу их напоследок. Почему время нельзя отмотать? Повторять из раза в раз наши ночи и навсегда остаться в моменте, где мы оба счастливы. Были бы они тогда так же ценны? Конечно. Я бы влюблялся в тебя снова и снова, чувствам ведь нет границ. Есть конец, но с тобой, я уверен, мы его не познаем. Тебя я ждал всю жизнь.  И это так забавно, знаешь. Мириться с тем, что километры снова тебя забирают. Но это пока, верно ведь? Мы это исправим, правда?  Исправим так же легко, как и поломанный в сердце механизм, что покрылся ржавчиной из-за тоски с прибытием поезда. Ты вручаешь мне конверт. «Открой, когда я уеду». И, отведя взгляд, чтобы я не видел твоих слёз, благодаришь за проведённое вместе время. После целуешь и оставляешь меня на перроне среди таких же одиноких, как и я теперь, людей.  Испытываю облегчение только потому, что больше можно не сдерживаться. Удаляющийся поезд расплывается из-за слёз. Вытираю их рукавом, открывая конверт. И читаю написанное аккуратным почерком письмо: не хватит терпения дойти до машины.  «Ты спишь, уткнувшись лицом в подушку. Любишь кофе, жить без него не можешь. Ты пьёшь его утром, на работе, за обедом, вечером, когда возвращаешься домой, и перед сном. Ненормальный. Я стал ненормальным тоже, ведь подсел на него после общения с тобой.  Ты любишь зиму, но ненавидишь то, какая она в Токио. И в августе ты обещал свозить меня на Хоккайдо покататься на лыжах. Я тогда не ответил, но знай: я согласен, если ты будешь греть мои руки.  Ты любишь яркие цвета. Под строгий костюм ты носишь смешные галстуки или носки с нелепыми узорами.  Ты хочешь завести собаку. Выбирай такую породу, которая уживётся с котом. С двумя котами, потому что на меньшее я не согласен.  Я тебе никогда этого не говорил, но Котаро — хороший друг. Он мне нравится, и я буду не против, если ты возьмёшь его с нами на Хоккайдо. И Кейджи. Мы с ним подружимся.  Ты очень внимателен к деталям. Чуток. И хорошо контролируешь себя. Я, вот, не очень, потому что плачу, понимая, что я знаю тебя лучше, чем себя. Пишу это, пока ты в душе, и у меня не так много времени, чтобы сказать о том, что я чувствую. Сказать, ну, не всё, что хочу. Хотя бы частично. Самую малую часть.  Я ненавижу всех твоих бывших. Особенно последнего. Я изо всех сил старался поддержать тебя, искренне хотел, чтобы ты был счастлив. Хоть и с ним. Чёрт, я реально видел в нём хорошее после всей той боли, что он тебе причинил. Пытался видеть. Не хотел, чтобы мои чувства делали меня заинтересованным в вашем расставании.  Теперь я хочу, чтобы ты был счастлив со мной. Хочу, чтобы у нас получилось. Я пожелал это, когда отпускал шарик в небо. И заговаривал каждый, который отпускал ты.  И я знал, что так будет. Знал, что будет больно. Поэтому не хотел, чтобы ты приезжал ко мне. Но сейчас понимаю, что это того стоит, верно? Я давно влюблён в тебя, и до сих пор не верю, что провёл с тобой три незабываемых дня.  А ещё я знаю, что мы только в самом начале пути. Я никогда от тебя не оправлюсь, не отойду от наших ночей, вечеров и первой встречи. Каждое утро я был счастлив просыпаться с тобой. Вернее, эти два.  Жду дня, когда снова смогу с тобой проснуться.  Жду дня, когда перестану бояться, что нам придётся расстаться.  Я люблю тебя». И ещё в конверте — фотография на полароид, где мы вместе. Помещаю её под чехол телефона, улыбаясь. Как же я счастлив…