Фейство

Он снова здесь. Глаза светятся в темноте неестественным, почти неоновым беловатым светом, волны блестящих тёмных волос спадают на плечи, сквозь локоны проглядывают кончики по-эльфийски острых ушей. Баки подносит к вишнёво-красным губам стакан молока, делает глоток и облизывается нарочито медленным, соблазнительным движением, словно невзначай демонстрируя острые, пилообразные, как у акул, зубы. — Потанцуем? — спрашивает Баки, делая ещё глоток молока. Если приглядеться, можно заметить, что пространство у Баки за спиной рябится и гнётся, как плавящийся пластик, принимая неясную форму крыльев. — Нет. Стив усердно работает карандашом, затемняя тени деревьев на рисунке, смотря только на листок бумаги, но никак не на фею на своей террасе. Баки сидит на перилах террасы, свет луны падает на его лицо и придаёт его красоте таинственное сияние. Кожа у него бледная, как алебастр, с то ли зеленоватым, то ли голубоватым отливом. Стив задобрил его подношением, а потому Баки не опасен: допьёт молоко и уйдёт, заскучав. Вместо него Баки предпочёл бы свежую кровь. Лунный свет завораживал, и Стиву хотелось передать на холсте его мистическую, потустороннюю красоту. Стива с первого взгляда очаровал этот маленький деревянный дом: никаких соседей, только просторы бесконечно-зелёной лесной растительности. Вместо городских выхлопов — ароматы дерева и листвы. К сожалению, при продаже риэлтор умолчал о том, что к домику у леса прилагается компания в виде лесного фея. Плотоядного лесного фея. Реальные феи — совсем не те милые хрупкие создания с блестящими крыльями, которыми их рисовал Дисней. Реальность оказалась опасной и кровожадной. И вот теперь на террасе дома Стива каждый вечер оказывается молодой красивый мужчина, который, томно прикрыв веки, просит потанцевать. Вот только после страстного танца он разорвёт когтями плоть и вылакает досуха всю кровь. Никаких аккуратных дырочек от зубов, никакого чувственного поцелуя в шею. — Ты так напряжён. Почему не хочешь повеселиться? — капризно тянет Баки. Голос у него мягкий, мелодичный. Сексуальный и завораживающий. Страшно представить, что в понимании Баки «веселье». Может, содрать с человека кожу заживо. Стив хмыкает, нарочито громко отхлебнув чая. Вероятно, именно пристрастие к этому напитку и спасло Стиву жизнь. Когда он только въехал в этот дом, находящийся на кухне пакет с травяным сбором помешал Баки войти. Одна из входящих в него сушёных травок отпугивала фей своим запахом. На Баки укороченная, заканчивающаяся прямо над пупком футболка из тонкой чёрной, совершенно прозрачной ткани. Под ней спокойно просматриваются чётко выраженные грудные мышцы и маленькие тёмные соски. И неприлично короткие джинсовые шорты, обнажающие длиннющие босые ноги. Не совсем та одежда, которую ожидаешь увидеть на лесном фее. Впрочем, как и не ожидаешь, что его когти вопьются в кожу под ребрами, проникнут под неё, оставляя кровавые метки. Вдоль края крыши террасы Стив развесил садовые гирлянды в виде маленьких лампочек, и те сияют жёлтым светом, как светлячки. Баки всегда появляется, когда дом начинает укрывать тьма, словно тёмным туманом выползающая из леса. Чем темнее на улице, тем явственнее Стив ощущает чужое присутствие. С этим приходится мириться: Стив не находит в себе силы сжечь Баки заживо, как советуют старые книги. *** В один из вечеров привычная картина меняется. Когда Стив включает свет на террасе и выходит, собираясь порисовать, Баки уже там, но… — Это был мой леденец. Во рту у Баки леденец на палочке. Вскинув брови, он, обсосав шарик карамели губами, вытаскивает его с громким звуком и направляет на Стива. — Я не против поделиться. — Оставь себе, — бросает Стив, выдвигая из-за письменного стола деревянный стул. Этот леденец положили в подарок в его онлайн-заказ. Распаковывая днём коробку, Стив просто оставил леденец лежать на столе вместе с присланными акварельными карандашами, не догадавшись забрать в дом. Теперь уже поздно. Баки снова суёт конфету в рот, мягко посасывая. Его губы кажутся ещё темнее от красной карамели. Стакан с молоком стоит нетронутый. Стив включает настольную лампу, придвигает к себе альбом с незавершённой страницей комикса. Он углубляет тени карандашом, делает контуры чётче, добавляет ластиком яркости бликам. Прописывает присланные заказчиком диалоги. — Какая смерть на вкус? — вдруг спрашивает Стив, аккуратными печатными буквами дописывая последнюю фразу. «Ощутить вкус смерти — как грызть грязный камень». Звучит нелепо. По сюжету заказчика, главный герой попадает на необитаемый остров, населённый дикими кровожадными племенами. Он как раз убил напавшего на него каннибала, и сейчас зализывает раны, сидя в тёмной пещере. Стив добавляет пару летучих мышей на заднем плане. В пещерах обязательно должны быть летучие мыши. Баки чмокает леденцом, задумчиво прикусывает губу и крутит пластиковую палочку пальцами. — Вкусная, — ослепительно улыбается он острозубой улыбкой. — Хрустят кости, чавкает разорванная плоть, а кровь чуть горчит во рту. Покалывает язык, обволакивает его. Чудесно. Из горла у него словно льётся змеиный яд. Пространство за спиной морщится и деформируется, будто у Баки возбуждённо подрагивают невидимые крылья. В Баки, как и в любом представителе его вида, очаровательная непосредственность сочетается с жестокостью и коварством. Стив сосредоточенно рисует отблески костра на каменных стенах пещеры позади сгорбленной человеческой фигуры. Старается сделать так, чтобы они не выглядели просто светлыми мазками на тёмном фоне. *** — Пронзить пикой — это так скучно, — тянет Баки, заглянув в альбом Стива. Сегодня Стив добавил в его молоко ложку сахара. Кажется, Баки это оценил. Сегодня он разговорчивей, чем обычно. Бледная кремовая кожа мягко сатиново блестит в свете ламп. — И что бы сделал ты? — Рыболовный крючок, — тут же говорит Баки. — Большой. Прямо сквозь яйца. Привязать стальной леской к чему-то тяжёлому и сбросить в воду. Между прочим, у человека ещё будет пара минут, чтобы вытащить крючок и попытаться спастись. Сидя на столе, он болтает ногами в воздухе и хихикает. Стив терпеть не может это слово, но сложно иначе описать издаваемый Баки звук. Точно не та правка, которую Стив бы предложил заказчику. *** — Скучно, — ноет Баки, увидев главу о кровавых традициях диких племён. — Скучно, скучно, скучно, скуууучно! Стив закатывает глаза. Почти детская непосредственность Баки временами кажется даже забавной. Опаснейшее паранормальное существо ведёт себя, как беззаботный ребёнок. — Хорошо, и какое испытание инициации ты бы устроил? — Выследить врагов, отрезать им члены и пришить к себе! — Баки постукивает пальцем по нижней губе. — Не меньше четырёх за ночь, чтобы пройти испытание. А если число членов окажется нечётным, испытание будет пройдено, но проходящему его отрубят одну руку или ногу. Уже глубокая ночь. За деревьями слышен стрекот сверчков, шелест ветра и редкие крики какой-то ночной птицы. В глазах Баки, потустороннее светлых, вспыхивают золотистые искры. Кажется, что они движутся, как водоворот, заставляя пропасть в темноте зрачков. Хочется вызывающе уставиться в ответ, но Стив заставляет себя отвести взгляд. Стив чувствует его взгляд. Пронзительный, пристальный, немигающий. — Хочу танцевать, Стиви, — поджимает пухлые губы Баки. Баки постепенно подбирался всё ближе. Раньше он сидел на противоположном краю террасы, но даже так казалось, что протяни руку — и схватишь за подол футболки. А сейчас он — буквально в полутора метрах от него. И схватить его вполне реально. — Играть с едой — дурной тон, Бак, — возвращает подколку с именем Стив. Подслащенное молоко в стакане почти такого же оттенка, как и фарфоровая кожа Баки. Тело его — стройное, подтянутое, в меру мускулистое, гладкое и безволосое, с какой-то неественной змеиной гибкостью. Оно соблазняет лёгкостью и плавностью движений. Стив отводит глаза, с чуть большей силой давя карандашом на бумагу. *** На столе стоит срезанная ветка орхидеи. У неё крупные и яркие жёлто-салатовые лепестки с белым в красную крапинку язычком, который выглядит так, будто его забрызгало свежей кровью. Стиву нужно нарисовать диковинный тропический цветок. Он мог бы поискать в интернете, но предпочёл навестить цветочный магазин в городе. Орхидея цимбидиум. Самое экзотичное, что ему смогли предложить. Рисовать с натуры всегда было особенным, хоть и более трудозатратным удовольствием. Баки явно нравится орхидея. Он так и вьётся рядом, ходит кругами, бесшумно ступая босыми ногами по деревянному полу, так и не выпуская из пальцев стакан молока. В волосах у него блестят золотые отсветы ламп и зелёные тени леса. Невидимые крылья искажают пространство, словно водоворот. Баки так близко, что Стив чувствует, как от него веет лёгкой прохладой. Стив точит карандаш. Он предпочитает делать это по-старинке, лезвием. Ему кажется, что так острие грифеля получается более тонким, чем после точилки. Внезапно заточенное лезвие соскакивает. Стив роняет карандаш на стол и трясёт рукой, по пальцу течёт струйка крови. На чистый лист перед ним падают тёмно-красные капли, пропитывая белую бумагу. Стив чувствует изменение. Это сложно объяснить. Атмосфера вокруг неуловимо меняется. — Попробуй её, — Баки почти шипит, его глаза блестят лихорадочным блеском. Стиву кажется, что чувство страха притупилось, а может и вовсе исчезло. Сейчас он смотрит на фея, который застыл рядом, то и дело облизывая губы. Смотрит на чётко очерченные брови и длинные ресницы. На чувственные полные губы и ряд акульих зубов за ними. Он переводит взгляд на кровоточащий порез. В горле появляется мерзкое ощущение тошноты, поэтому Стив снова смотрит на Баки. Волнистые тёмные волосы покачиваются на ветру, совсем дикие глаза и искажающие пространство невидимые крылья, что только подчёркивают возбуждение во взгляде. В руке всё ещё сжат стакан сладкого молока, который сейчас совершенно забыт. Глаза смотрят в самую душу, поглощают и лишают воли. Завороженный, Стив подносит ко рту руку и медленно кладёт палец в рот, всасывая багряного цвета кровь. И, удивительно, но совсем не чувствует тошноты. *** Стив не думает об этом. Продолжает жить привычной жизнью. Потому что знает: если начнёт думать — свихнётся. И это касается даже не только странного эпизода с кровью. Несколько вечеров спустя он оглядывает письменный стол, ища глазами ластик, и раздражённо вздыхает, не обнаружив его на привычном месте. Перед лицом вдруг появляется раскрытая ладонь, на которой лежит ярко-голубой прямоугольник со сточенными, испачканными грифельной пылью краями. Кожа словно излучает перламутровое сияния, кажется, что она соткана из лунного света, и ластик на ней, отбрасывающий синюю тень, кажется слишком… земным. Светлые глаза Баки светятся неприкрытым озорством и весельем. Светятся в буквальном смысле. — Я на это не поведусь, — хмуро заявляет Стив, сведя брови на переносице. Баки лишь закатывает глаза. — Как грубо, — притворно обижается он, дуя губы. — Заманить тебя таким примитивным способом — ужасно скучно. Просто бери. Обещаю, что не съем. Его явно забавляет зрелище маящегося в нерешительности Стива. Он как будто обнаружил нечто необычайно интересное и теперь с удовольствием за этим наблюдает. Феям нельзя верить. Феи врут. Стив медленно протягивает руку. Пальцы нависают над ластиком. Стив осторожно, так, чтобы не коснуться Баки даже краем ногтя, берёт ластик и тут же резко отдергивает руку. Однако Баки и не думает тут же схватить его, дёргая на себя и вцепляясь в горло. Он снова закатывает глаза и подносит к губам привычный стакан с молоком. — Полечи нервы, сладкий. Стив не отвечает, начиная чуть резковатыми движениями стирать с бумаги лишний прочерк карандаша. Кожа горит. А Баки просто пьёт молоко и трогает пальцами лепестки всё ещё стоящей на столе орхидеи. Стив не знает, почему он не воспользовался возможностью утолить жажду. И ему не нравится, что от этого по венам растекается облегчение. Феи не способны выполнять обещания. Но Баки это делает. *** Через несколько дней Стив снова режет палец, но в этот раз он уже не уверен, что лезвие съезжает случайно. Неотрывно глядя в светящиеся в темноте глаза Баки, он слизывает собственную кровь. *** Когда это случается в следующий раз, Баки бесстыдно опускает руку вниз и сжимает сквозь шорты натянувший ширинку член. Стив облизывает губы, слизывая с них солёные капли собственной крови, смотрит на длинные пальцы с чёрными ногтями, что стискивают очевидно просматривающийся под тканью контур твёрдого члена. Стив чувствует, как пересыхает во рту. Сейчас Баки кажется таким… человечным. Будто его совсем и не заботит плоть и кровь Стива. Стив не знает, что делает. Но он вытягивает руку над стаканом, и капля крови с пальца срывается прямо в молоко Баки. Красное пятно медленно расползается, растворяясь в белой жидкости. Что-то глубоко внутри кричит, что он делает ошибку. Но Стив смотрит в сияющие светлые глаза и не может найти ни единой причины перестать. Баки пьёт смешанное с его кровью молоко, потирая свой член через джинсовую ткань. Он сидит буквально в полуметре, широко разведя ноги и бесстыдно, неотрывно глядя Стиву прямо в глаза. *** Орхидея на столе не вянет. Сначала Стив думает, что её стебель просто пропитан каким-то специальным составом, но потом начинает подозревать, что дело не только в этом. Баки не может забрать Стива. Поэтому он забрал орхидею. *** — Ещё, — возбуждено шепчет Баки, когда Стив снова мешает молоко со своей кровью. — Капни мне в рот. Только это. Обещаю. — Правда обещаешь? — Обещаю. — Точно? — Да, точно. Обещаю. Стив знает, что фея не может соврать три раза подряд. В чём бы ни был подвох, сейчас Баки не соврал. И Стив не знает, чем думает, когда вытягивает руку над запрокинутой головой Баки, так, чтобы капли крови попали прямо в его открытый рот, на высунутый розовый язык. Баки просто смакует алые капли, не делая попыток рвануть вперёд, чтобы вцепиться зубами в его руку. Стив чувствует, как твердеет под джинсами член. Он не находит сил стыдится собственной реакции. *** Баки стоит на коленях. Хочется положить ладонь ему на шею, ощутить прохладную кожу каждым пальцем. И это не кажется не просто ощущением. Это желание прожигает мозг и буквально сводит с ума. Коснуться. Стив держится и вместо этого двигает рукой по вытащенному из штанов твёрдому члену. Глаза у Баки сейчас такие светлые, что радужка почти слилась с белком, и Стив фокусирует взгляд на тёмных, как кусочки потухшего угля, зрачках. Баки так близко, что Стив чувствует его запах. Немного озона, немного лесной листвы и хвои. Этот запах становился, казалось, всё сильнее, окутывая каждую клетку тела. Стив двигает кулаком по стволу, большим пальцем размазывая сочащуюся смазку по головке. У Баки кожа, которая переливается, как перламутровая поверхность морской раковины. У него глаза, напоминающие портал в другой мир. И губы алые, чётко очерченные, за которыми видны тени острых зубов. Его член натягивает шорты, но Баки даже не думает потянуться к нему, хотя жёсткая джинсовая ткань наверняка неприятно натирает нежную кожу ствола. Стив знает, что коснуться феи — подписать себе приговор. Перестать сопротивляться чарам. И знает, что нельзя подпускать фею так близко. Но Баки обещает только смотреть. Обещаю. Обещаю. Обещаю. Белёсые капли спермы падают на лицо Баки, на жемчужную кожу, красные губы и доверчиво высунутый язык. Смотря на него снизу вверх, Баки обводит губы кончиком языка, собирая капли, смакуя белую жидкость, как смакует обычно молоко. Стив дышит тяжело, до сих пор сжимая рукой обмякающий член, наблюдает за Баки. На эти безупречные губы и нечеловечески светлые глаза. На тёмные волнистые волосы, пряди которых неопрятно склеились из-за попавшей на них спермы. Баки кажется человеком. Именно сейчас, когда, казалось бы, поглощает всем собой возбуждение Стива, а не его кровь. Сейчас Стив не помнит, почему не должен его трогать. Он просто не может пошевелиться, оторвать взгляд. *** Стив соврал бы, если бы сказал, что ни разу не представлял, как узкая талия Баки податливо изгибается под руками. — Давай потанцуем. Просто танец. Обещаю. Стив знает, что феям нельзя верить. Но Баки уже сдержал обещание. Он знает, что феи никогда не сдерживают обещаний. Он знает, что должен убедиться, что Баки пообещает трижды. Но молчит. Стиву всё ещё не нравится его вызывающая острозубая улыбка. И не нравится собственное спокойствие, когда он протягивает руку Баки навстречу. Его кожа прохладная и гладкая, как древесная листва. Когда Стив касается её, он чувствует себя… дома. Стив не может отвести взгляд от его лица, пока держит в своих объятиях, неумело покачиваясь в танце. Что-то внутри призывает очнуться, пока не поздно, прекратить. Стив посылает нахер здравый смысл, собственное хрупкое самообладание и всё то, что мешает быть вместе с Баки. Сейчас он думает, что глупо, чертовски глупо пытаться избегать его. Хочется чувствовать его ещё сильнее, острее, глубже. Баки сжигает, уничтожает последние остатки разума. Баки проводит заострившимся ногтем по своей бледной коже, оставляя тут же набухающий ярким кармином порез. — Я могу показать тебе другой мир, — шепчет Баки, поднося запястье к его рту. Стив пьет жадно и неаккуратно. Из груди вырывается тихий стон. У крови Баки нет знакомого вкуса железа: она кажется сладкой, как сок спелых лесных ягод, а ещё прохладной. Стиву кажется, что каждую мышцу, каждую вену, каждую клетку его тела омывает приливом необыкновенное ощущение всевластия и небывалой силы, а ещё — неуправляемой, первобытной страсти, средоточие которой пульсирует внизу живота. С каждой проникающей в рот каплей, с каждым глотком всё вокруг озаряется яркими красками, в которых он раньше и не представить не мог этот мир. Стиву не по себе. Он слышит каждый шорох ночного леса, видит всё до мельчайших подробностей: каждую крохотную травинку, каждое углубление в коре дерева, каждую прожилку листа. Чувствует все витающие в воздухе запахи, даже те, о существовании которых он и не подозревал. Мир пестрит красками. Реальность вертится вокруг, но Стив никак не может ухватиться за неё. Это — как весь алкоголь и все наркотики разом. Оскалившись, Баки вдруг резко наклоняется и вцепляется острыми зубами в шею не успевшего даже дёрнуться Стива, раздирая её и оставляя жуткие рваные раны. Так, словно Баки не так интересует сама кровь, как возможность разорвать плоть. Феи врут, сквозь морок думает Стив, ощущая, как темнеют края зрения. Последнее, что он видит сквозь пелену тьмы и боли — ярко сверкающие искры в глубине глаз Баки. *** Орхидея на письменном столе стоит нетронутая, всё такая же живая и прекрасная, пока в доме тухнут оставленные на столе продукты, пока перегорает лампочка на веранде и покрываются мелким лесным сором художественные принадлежности на столе. И лишь иногда можно услышать поверья местных жителей о том, что в лесу можно встретить двух неразлучных мужчин со светящимися глазами.