белое.

«глотка уже горит, я не могу плакать больше, больно этих от слез... с ней мы оба причастны к детоубийству. она родила мертвое дитя, красный, блестящий этот сверток, завядший, как только издал первый вздох. сестрицины руки в крови. мертвая женщина выскальзывает, цепляясь волосами, головой из расслабленной петли. коленями бьется об пол, валится, разинув красные белки глаз и посиневшие руки. кому мне сказать? распахнута на груди ее сорочка. холодно босиком ходить по доскам, по ледяному полу в не отопленном доме. я слышал, как звякнуло с улицы, как хрустнуло об оконную раму. маленькая птичка сломала о стекло шею. белые кружева, холодные тяжелые простыни. мне жаль ее разбитых вкровь об пол губ. как мог сойти двоим нам этот брак, скажи. как могли допустить это кровосмешение? * я вижу иголки, которые руки вгоняют глубоко под кожу, пальцы, которые по доброй воле подставляются под швейную машинку, пробиваются насквозь с треском, с хлюпаньем, хрустом. как саван под иглой густо пропитывается густым алым. розовый младенец, никем не замеченный, рождается под покровом ночи в супружеской постели выкидышем. все белое окрашивается в красный. она не способна приготовить ужин и не забрызгать кровью разделываемого барашка кухню и свою белую сорочку. мясорубка проржавела так, что не провернуть... причина, по которой стряпать мне. наш сад изрыт и засажен этими крошечными надгробиями, но она все еще хочет родить и не оставляет в покое. безумная. я помню, она еще ребенком звала меня на наше семейное кладбище хоронить в носовых платках и гробиках из картона пташек и белок, которых находила. справляем домашние похороны нашим детям. * этой ночью я увидел ее. моя жена мертва.»