A ray of light in the darkness

      Сегодня Честер был каким-то не таким. Майк это заметил почти сразу, как только Чез вошёл в студию. Он не улыбнулся во всю ширину своего лица, не пошутил какую-нибудь очередную идиотскую шуточку, которые он, казалось, специально хранил в каком-то дальнем углу сознания, просто для того, чтобы потом к месту и не к месту хвастаться. Он не сделал ничего из того, что делает обычно. Он просто дёрнул уголками губ, невнятно поздоровался и прошел прямиком в комнату для записи. Майк встревоженно проследил взглядом за своим другом, но ничего не сказал, приняв неозвученные правила сегодняшнего вечера: никаких вопросов, только работа.       Однако слишком долго это все продолжаться не могло: запись не шла. Честер путал слова, сбивался с ритма, его голос нередко срывался, обнажая чистые эмоции, рвущиеся из самой глубины души, и как бы Чез ни пытался запихать их подальше, ничего не выходило. Это раздражало Беннингтона все больше и больше, черная стена ненависти всколыхнулась в груди, перекрывая горло вплоть до невозможности дышать. Майк терпеливо записывал каждую попытку, молча принимая все ошибки и недочеты. В конце концов Чез не выдержал и, резко дёрнув с себя наушники, с размаху бросил их об стену. Хрупкое устройство с жалким треском развалилось на части, брызнуло пластиком в разные стороны. Майк даже вздрогнул, настолько неожиданным и громким был этот звук. Мужчина тут же отодвинул в сторону всякие мелочи, которые обязательно должны присутствовать в студии звукозаписи, и внимательно посмотрел на вокалиста. Честер стоял, опустив голову и сжав кулаки, и тяжело дышал. Его плечи напряглись, а спина застыла в неестественном положении. Майк обречённо вздохнул, провел рукой по своим волосам, забавно растрепав их на затылке, медленно поднялся из кресла и пошел в комнату записи.       Ни за что нельзя было оставлять Чеза одного в таком состоянии, это было ясно как день. Намного тяжелее было найти способ достучаться до него, пробиться сквозь все стены бесконечной тревожности и паранойи, страха открыться другому человеку и оказаться в итоге оставленным. И сколько бы раз Майк ни напоминал своему другу, что он для него семья, а семью не бросают, Чез лишь горько усмехался и неуклюже переводил тему. Чаще всего Шинода на это вёлся, стараясь не нарушать личное пространство вокалиста, но сегодня он четко решил, что не позволит Честеру в очередной раз остаться наедине со своими проблемами.       Казалось, что за накатывающими волнами гнева Беннингтон не видел и не слышал ничего, что происходило вокруг. Майк протянул руку и мягко коснулся плеча Чеза, который от неожиданности тут же отшатнулся в противоположную сторону. Его темно-карие глаза, которые не выражали сейчас абсолютно ничего, уставились Майку прямиком в душу. Тот прокашлялся и начал: — Чез, ты... — Я в порядке, Шинода, — резко прервал его вокалист, отводя взгляд в сторону. Майк только устало вздохнул. — Честер, ты можешь притворяться перед кем угодно, но только не передо мной. Иногда мне кажется, что я почти не знаю настоящего тебя, но с уверенностью могу сказать, что так, как я, тебя не знает никто. И сейчас я точно знаю, что что-то произошло. Ты можешь врать сколько угодно, но знай, что я тебе ни капельки не верю, — все эти слова уже давно копились в Майке, так как такие случаи происходили далеко не редко.       Шинода молча смотрел на своего друга, глубоко в душе надеясь хоть на какой-то ответ, хоть на какую-нибудь реакцию. На секунду ему показалось, что очередная его попытка пошла крахом, но тут Чез тяжело вздохнул и поднял взгляд на Майка. В его глазах читалась капитуляция. Он уже устал бежать от всех и всего в своей жизни. В конце концов, заслуживает же он хоть какую-то поддержку? — Прости меня за грубость, Майк. Ты же знаешь, что я не хотел тебя задеть, — тихо проговорил Чез, опустив глаза в пол и нервно сглотнув. — Знаю, — вырвалось легко, естественно, ведь это было правдой. Майк давно уже перестал воспринимать любую грубость со стороны Честера на свой счёт. Уж он-то знал: когда напряжение заполняет всю твою сущность — срываешься на всех подряд, кто только подвернётся под руку. — Я... Наверное, я просто очень-очень устал. Устал постоянно бороться с самим собой. Устал чувствовать себя чужим в собственном доме. Обузой. Единственной проблемой, омрачающей всю жизнь, — горько усмехнулся Честер, обхватывая себя руками, будто пытаясь защититься от всего, что его съедает изнутри.       Майк снова сделал попытку прикоснуться к своему другу, и на этот раз тот не отстранился, а, наоборот, качнулся вперёд, ища защиты, тепла и спокойствия в руках, наверное, самого близкого человека в своей жизни. Действительно, никто его не знает так хорошо, как Майк, с этим спорить бессмысленно. Так кому же открыться, если не ему?..       А объект сих размышлений, искренне обрадовавшись предоставленной ему возможности, осторожно обхватил Чеза за плечи и потянул его на себя. Тот лишь сделал шаг вперёд, к Майку, и обессиленно ткнулся носом куда-то в его шею. — Ты такой идиот, Майк, — пробубнил Беннингтон, закрывая глаза. — Видишь же мое состояние, и все равно лезешь. Не боишься, что если я взорвусь, то и тебя заденет?       Майк лишь фыркнул на подобный вопрос, крепче прижимая Честера к себе. — Я никогда не побоюсь к тебе приблизиться, Чез. В каком бы состоянии ты ни был. Ты понял меня? Никогда. Запомни эти слова и держи их у себя в голове.       Честер кивнул и наконец-то обнял Майка в ответ, сцепив руки в замок на его талии. Вокалист старался вдохнуть в лёгкие как можно больше уже ставшего родным запаха Майка. Почему-то каждый раз, когда ему было особенно плохо, Майк приходил на помощь и укрывал его в своих объятиях от всего мира. Будто знал, чувствовал, когда именно Беннингтон готов был сломаться, и бросался его спасать. И это было лучиком света в непроглядной тьме.       Наверное, единственным лучиком.