The Car

Сударь садится в машину к Диме и у него в голове крутится лишь одна фраза которую, то ли услышал, то ли прочитал где-то «как мужчина водит машину, так он и трахается». Некоторое время назад… Сударь сидит в студии после длительных съёмок, просто листая ленту какой-то заезженной социальной сети, абсолютно не вникая в суть происходящего в ней. Просто листает чтобы разгрузить мозг. Так проходит достаточно времени. Пока он не натыкается на одно видео с интервью, в котором шла речь о вождении машина, что очень заинтересовало мужчину:

Есть такое мнение, что как мужчина ведет… (мужчина улыбается и облизывает губы.) — … такой у него и характер. — Да вот и трахается, ты хотела сказать. Говори уж правду… — …Как мужик ведет машину, так он и трахается. Хорошаев Даниил Русланович, как вы водите автомобиль? — Строго в правом ряду, соблюдая все правила дорожного движения, не более 40 км/ч. — Следующий вопрос, Даниил Русланович, вы пиздабол? — Да

Сударь не ожидал, что речь в интервью будет именно такой, поэтому просидевши ещё пару минут в ступоре он продолжил листать ленту, как будто ничего он и не услышал. Но кареглазый понимал, что просто так, бесследно, это не пройдет… *** Следующие дни, недели, проведённые вместе с Масленниковым для Сударя, оказались очень напряжёнными. Но сложнее было, когда они со всей командой выезжал куда-то на съемки. Старший сразу же вспоминал интервью, и внимательно наблюдал как Дима водит машину. Долго за ним наблюдать он не мог, ведь не хотел, чтобы кто-то застукал его за этим делом. И так день за днём до этого дня. Наше время… Ну что ж, вот и настал твой счастливый день, Сударь. Именно сейчас ты узнаешь, как же главный охотник за приведениями на самом деле управляет автомобилем. «А значит, узнаешь, как он и трахается», — добавляет внутренний голос и делает еще больно, продолжая: — «Ибо почувствовать в действительности, как он любит, тебе никогда не светит». Никита отмахивается от этих жгучих мыслей, пристегиваясь. — Ты так возишься с этим ремнем безопасности, словно ну очень плохого мнения о моих водительских навыках, — с каким-то непонятным для Сударя огоньком в глазах Димы внимательно наблюдает за всеми его действиями и улыбается так, как мужчина в том проклятом интервью, которое хотелось быстрее забыть. — Ошибаешься, как раз, я думаю, что ты самый опытный водитель, — немного хрипло отвечает Сударь и пытается проглотить какой-то тяжелый комок, который теперь застрял в горле. Дима ничего на это не отвечает. Только продолжает улыбаться и заводит авто. Да пусть бы сгорело это треклятое интервью, потому что теперь любые разговоры о вождении звучат настолько двусмысленно, что Никита ерзает в кресле и молится всем богам, которых знает, чтобы у него не встал. А Масленников, все еще продолжая улыбаться, расслабленно выезжает с парковки возле их офиса, словно и секс он бы начал с медленных прикосновений, от которых все бы пылало внутри и отчаянно хотелось бы еще, и тут, и скорее, больше, ну… Блядь. Блядь. Блядь. Кареглазый невольно сжимает зубы и смотрит в окно, надеясь, что ночные улицы Москвы отвлекут его от этих мыслей. Конечно. Младший повышает скорость и в последние секунды успевает проехать на зеленый, Сударя немного вдавливает в кресло от перепада скорости. Ну вот и сокровенные желания о более откровенных прикосновениях выполнены: Дима едет дальше по Москве на разрешенной, но достаточно высокой скорости, и если бы это был секс, то от медленных и едва ощутимых поцелуев, они бы перешли к тем, где сталкиваются зубами, кусают язык, и стонут в рот, а еще стараются как можно быстрее избавиться от ненужной одежды. Потому что мешает. Потому что хочется еще большего. — Тебе же нормально, если мы на заправку сначала заедем, — кажется, сероглазый не спрашивает, а утверждает, поэтому Сударь лишь молча кивает. — У меня есть здесь одна любимая немного за городом — там для меня всегда держат горючее. А еще люблю туда ездить по трассе и наслаждаться вождением. — Да, тоже люблю на полной скорости, а еще под музыку… Они точно здесь говорят о своих вкусах в вождении? Дима лишь одобрительно улыбается, расслабленно держит руль одной рукой, а другой — включает у себя музыкальную панель. Салон заполняется фразой «I’ve always liked to play with fire». Ну нет, Вселенная, ты над ним издеваешься, что ли? Никита дергается, делает музыку тише, а Дима, черт его побери, наоборот снова тянется к панели — наверное, чтобы добавить громкости. Прикосновение пальцев обжигает кожу так, что Сударь громко выдыхает, но его стон теряется среди музыки. Масленников только снова смотрит на него своим странным длинным взглядом и ничего не говорит, только барабанит пальцами по рулю в такт песни. Проезжает на пару красных и уезжает за город, где еще больше наращивает скорость, точно нарушая запрет на разрешенные здесь 90 км/ч. Кажется, это самый момент в сексе, когда берешь член в рот и отсасываешь так, что болят щеки и пекут губы на границе с болью и удовольствием. Сударь открывает окно, чтобы немного отвлечься. Прохладный ветер ударяет по лицу, приводя в сознание. Никит, успокойся. Выкинь из головы уже вот эти все мысли о сексе, о долгой и счастливой любви, потому что у вас вдвоем ничего этого не будет. Ни хэппи энда, ни быстрого, только дружеского секса, о котором к утру стыдно вспомнить. Ничего. Ничего. Ничего. Сударю кажется, что, если бы повторить эти слова еще несколько десятков раз, он в них поверит. Но ведь это была как подростковая, наиболее опасная, влюбленность. Против нее — ничего не действует. И потому последние месяцы Никита только остается ловить и бережно запечатлевать в памяти незначительные для других, но такие дорогие для него моменты, как вот: прикосновения, объятия, улыбки, шутки, разговоры, задержки в офисе до полуночи, а теперь — то, что Масленников подвозит его домой поздно вечером, потому что они задержались до глубокой ночи, так и то, что усталость, была намерена свалить их с ног. Он, конечно, хотел взять такси, но Дима настаивал, и они оказались на заправке за пятнадцать минут до рассвета. Дима выключает радио и заправляет авто. Хорошо, что заправка пуста, иначе его бы уже обступила толпа желающих сделать фото. Сударь ждет его в машине. — Я взял нам травяной чай, — это первое, что говорит младший, когда снова садится на свое водительское кресло и протягивает один из стаканчиков Сударю. Тот чувствует сильный запах мяты. Снова быстрое прикосновение пальцев. Неужели Дима после секса проявляет особую заботу и нежность к партнеру? Это он первым приносит воды, спрашивает, что еще нужно, нежно целует в лоб, плотно обнимает и шепчет какие-то глупости, пока не сморит сон. У Никиты ноет где-то в области сердца. — Спасибо. Не только за чай. Сударь благодарит за эти маленькие моменты, которые принадлежат только им вдвоем. И пусть у них не будет ни настоящего романа, ни секса по дружбе, Никита все равно будет продолжать беречь их моменты. Случайные прикосновения. Беспокойство. Поддержка. И все эти слова, которые так и не были сказаны. Двухзначные действия, за которыми стояло нечто большее. Дима снова выезжает на трассу и превышает скорость. Дождь начинает громко бить по лобовому стеклу. Сероглазый обгоняет несколько автомобилей. Они въезжают в город, и Масленников сбрасывает скорость, но все равно недостаточно, потому что дороги пусты, уже несколько минут как ранее утро, и он, конечно, не может этим не воспользоваться. Поэтому слишком быстро они останавливаются у дома Сударя. — Я заеду за тобой завтра утром. — Хорошо, — кареглазый не хочет выходить, а потому добавляет: — Спасибо тебе за это. Они застряли в клише: в фильмах, когда герой подвозит героиню домой, останавливается у ее подъезда и ведет эти угловатые беседы — все это для того, чтобы как можно дальше отложить момент прощания. И, конечно, для того чтобы ее поцеловать. В тишине, зависающей между ними, Сударь смотрит на губы, которые Дима снова начинает облизывать. И так хочется сделать эту глупость, о которой он точно потом будет сожалеть — приблизиться, поцеловать, почувствовать вкус сигарет, мятного чая и Масленникова. Коснуться языком, поцеловать шею, спуститься руками ниже, расстегнуть ширинку и отсосать. Блядь, сделать уже хотя бы что-то, чтобы эти желания перестали его раздирать, съедать вживую и сводить с ума. Но вместо того чтобы сделать это все, Никита говорит: — Спокойной ночи. И выходит из машины. Потому что некоторым желанием так и суждено оставаться в нашей голове…