With you

      Через месяц Феликс и Сынмин снова стоят у зала, где проходит ежемесячная оценка. Сынмин спокоен как удав, в то время как Феликс весь как на иголках. Он всё ещё не продвинулся в своём стремлении набрать вес ни на миллиметр. Он хотел, очень. Старался есть всё, что предложит Чан, сдерживал свои порывы к рвоте, пытался быть нормальным. Но видимо из-за постоянного стресса это не приводило ни к каким результатам. И было страшно, потому что сегодня не просто обычный смотр, а настоящий экзамен, направленный на то, чтобы понять, как трейни продвинулись за полгода усердной работы. Сынмина вызывают первым, Ликс желает ему удачи и остаётся один ждать своей очереди. Ким достаточно быстро справляется с выступлением и выходит назад слишком довольным. Друг похлопывает Феликса по плечу, стараясь поддержать и показать, что всё в порядке, всё точно пройдёт отлично. Омега выдавливает из себя благодарную улыбку и заходит в зал. Внутри немного душно, такое ощущение, что кондиционер почему-то плохо работает. Сразу становится тяжелее дышать. За столом жюри, в самом центре, сидит до боли знакомая женщина, напоминающая одним своим присутствием об уродстве Ёнбока. Он кланяется в приветствии, и, не теряя времени, начинает выступление. Сердце бешено колотится, но он стоически держит лицо, не подавая вида, как ему страшно. Танец выжимает все силы, как моральные, так и физические. Пот льётся с омеги тонкими солёными струйками, стекая по чёлке и капая на чёрную футболку. Всё заканчивается довольно быстро, Феликс кланяется ещё раз, еле сдерживаясь, чтобы не начать дышать как загнанная лошадь, и ожидает вердикт судей. Ноги немного дрожат от усталости и нервов, всё никак не получается глубоко вдохнуть. Кажется, что ситуация повторяется, когда успевает высказаться каждый педагог, кроме неё. Омега сглатывает и сцепляет дрожащие руки в замок, предчувствуя что-то плохое. Ему не нравится, что всё идёт по уже знакомому сценарию, его начинает тошнить от нервов, по спине проходит дрожь.       — Ёнбок, мне кажется, у нас уже был с тобой похожий разговор. Смотря на тебя сегодняшнего, я не вижу твоих трудов над своим телом. Ты ходил к врачу? — дальше все звуки, вылетающие изо рта женщины, смешиваются у Феликса в голове в один сплошной гул. Паника нарастает, дыхание учащается. — Я даю тебе месяц, Феликс. Пойди и взвесься в кабинете, чтобы затем медсестра скинула мне результаты.       Ликс не может это терпеть, не может слушать эти слова, не может пойти и встать на весы, полностью отдавая контроль над своим телом и жизнью незнакомому человеку. Он так чертовски устал, и желание умереть появляется с новой силой, будто и не было тех прекрасных недель с Чаном, той поддержки и любви, которую он оказывал. Сил просто не остаётся. Он хватает жутко трясущимися руками свои вещи и вылетает из зала, даже не прощаясь. Плевать. Феликс пробегает мимо удивлённого Сынмина, не понимающего, что происходит. Эта небольшая заминка не даёт ему и шанса сразу же догнать друга, поэтому Ликс успевает выбежать из здания компании и сразу же ринуться домой. На улице зима, куртка осталась лежать перед кабинетом вместе с верхней одеждой других трейни, и как только он выбегает на улицу, распаренное в зале тело сразу же покрывается мурашками. Холод окутывает каждую клеточку тела, вдохи получаются слишком резкими, ледяной воздух режет горло, но Феликсу плевать.       Он врывается в свою комнату, закрываясь на замок, и забивается в дальний угол, пытаясь сжаться, чтобы никто не смог его найти и увидеть. Омега рыдает, из груди вырывается рваный крик, он воет как подбитое животное, упавшее от пули меткого охотника. Слёзы градом текут по лицу, нос сразу же забивается, не давая нормально вдохнуть. Он просто хочет исчезнуть. Панический ужас настиг своего апогея, удерживая в силках. Феликса трясло, словно в припадке, истерические всхлипы пронизывали всё тело судорогой, а пальцы до крови вцеплялись в плечи, оставляя на коже красные полосы. Он изо всех сил мотал головой, пытаясь избавиться от душащих мыслей. Однако они всё равно били набатом по вискам, превращаясь в оглушающий крик. Его будто охватила лихорадка.       Сынмин стоял за дверью и не знал, что делать. Он слышал крики, но не мог войти в комнату, сил выбить дверь не хватало. Просидев рядом с дверью больше часа, он, наконец, услышал, что Ликс успокоился. Лишь судорожные вздохи выдавали то, что омега жив и слышит его.       — Ликси, милый мой, пожалуйста, открой мне, — в сотый раз попросил Сынмин, скребясь в дверь. Феликс, всхлипывая, хриплым голосом ответил, что не хочет никого видеть.       — Скажи всем, что я заболел, — всё, на что хватило Феликса, прежде чем он вырубился, вымотанный длительной истерикой.       Ёнбок не вышел ни позже, ни на следующее утро. Сынмин не мог пропускать учёбу, потому что только недавно перешёл, поэтому ему пришлось уйти. Он лишь постучался в комнату к другу, предупреждая, что уходит, и что оставил еду на столе. Предсказуемо к вечеру ничего не было съедено, и Ким всё больше начал переживать. Чан, как на зло, уехал, и должен был вернуться только через сутки. Второй день прошёл по тому же сценарию.       На третий день Сынмин остался дома. Он позвонил в службу, занимающуюся взломом дверей, и ждал их прихода. Нельзя было больше ждать ни Криса, никого. Ким даже не был уверен, что Феликс хотя бы достаточно пил, поэтому паника с новой силой захватила его с головой. В середине дня до его слуха донёсся слабый писк, а затем звуки рвоты. Сынмин жутко испугался, ведь Феликс не ел всё это время, чем его могло тошнить? Звуки повторились, теперь уже смешиваясь с поскуливаниями, и Мин, не помня себя от ужаса, набрал Чана. Он должен был уже приехать в Сеул. Он должен был взять трубку. Чан ответил буквально спустя пару гудков.       — Привет, Минни, я только зашёл домой, ты будто почувствовал. Как дела?       Не то чтобы Сынмин часто звонил Чану. Он вообще ему никогда не звонил. Но они много разговаривали вживую, особенно после того, как Крис услышал пение Сынмина в одной из студий компании и захотел написать для него трек.       — Чан, Феликсу плохо. Он третий день не выходит из комнаты, а эти уродские службы всё не едут, я не могу открыть дверь. Его чем-то рвёт, но он не ел всё это время, Чан! — Сынмин начинает тараторить, повышая голос. Он судорожно цепляется за свои волосы и подходит к двери соседа, начиная стучать. — Чан, он молчит!       Ким от испуга плачет, начиная долбиться в дверь с утроенной силой. Плечо болит от тяжёлых ударов, но это не особо помогает. Крис кинул трубку, поэтому Сынмин бросает телефон на диван и идёт на кухню чтобы взять стул. Замахиваясь, он ударяет по двери со всей силой, на которую способен, но это не помогает, и Сынмин застывает от парализующего страха. Что, если он не успел? Он думал, что всё не так уж и плохо, поэтому сидел почти три дня и ничего не делал. Почему он не понял, что нужно было сразу действовать? Он же знал, что Феликс болеет. Знал, и промолчал. Никому не сказал, соврал Чану, что омега просто приболел, поэтому и не отвечает на звонки, что всё нормально. И сам ничего не сделал. В голове проносится тысяча вариантов решения проблемы, от помощи соседей до звонка Чонину, но всё это уже бесполезно.       Чан же после звонка вылетает из дома даже не вытащив документы от машины из большой сумки с вещами. Он просто берёт её с собой. На ходу альфа заново набирает Сынмина.       — Сынмин, успокойся, тебе нужна ясная голова. Что произошло? Почему он заперся?       Сынмин судорожно вдыхает, приводя мысли в порядок. Чан сейчас приедет и решит всё, нужно только подождать. Он рассказывает о смотре и о том, что произошло после. Крис кидает трубку и набирает руководство. Он узнаёт, кто был на экзамене, звонит главному преподавателю и просит рассказать, что случилось. После слов о весе Феликса у Чана в груди поднимается рык. От злости он бьёт по рулю, сразу же сбрасывая звонок, чтобы не наговорить лишнего. Сейчас главное, чтобы с его омегой было всё в порядке, с остальным он разберётся чуть позже.       Сынмину кажется, что Чан ехал вечность, хотя на деле не прошло и пятнадцати минут. Бета успел поковырять замок имеющимися в доме инструментами, ещё раз попытаться выбить дверь, и теперь просто сидел, облокотившись спиной на стену, и ждал. Крис влетел на нужный этаж по лестнице, не дождавшись лифта. Его сердце бешено стучало, в висках ломило от количества дурных мыслей в голове. Дверь в квартиру была открыта, поэтому он, не разуваясь, сразу прошёл в гостиную. Увидев Сынмина, всё внутри сжалось.       — Минни, всё будет в порядке, я рядом. Я сейчас выломаю дверь, а ты пойдёшь и заберёшь его документы. Мы вместе поедем в больницу, потому что я понятия не имею, что нужно делать в таких случаях. Хорошо? Ты меня понял?       Сынмин кивает и подрывается с места, вставая рядом с диваном. Чан, не имея больше никаких идей в голове, просто со всей силы прикладывается плечом к двери. Первый раз, второй, третий. Он понимает, что смысла в этом дальше не будет, поэтому просто отходит на небольшое расстояние назад и сильно бьёт ногой по тому месту, где находится замок. Через пару таких ударов дверь с оглушительным стуком открывается. В комнате темно и очень душно. Окна закрыты, от спёртого воздуха немного режет глаза. Феликс лежит на кровати, свернувшись в клубочек. Кажется, что он просто спит. Но Чан сразу же подходит, берёт его за плечо и переворачивает на спину. Омега без сознания. Страх холодит кончики пальцев, но Крис быстро отмахивается от плохих мыслей, берёт парня на руки и выходит из квартиры. Он спускается к машине и слышит, как сзади подбегает Ким.       Отдав Феликса врачам, Чан устало садится на диванчики в комнате ожидания и вздыхает. Ему тяжело и больно осознавать, что такое произошло в его отсутствие. Что он не углядел, что позволил себе думать, что Ёнбок, его милый и вечно смущающийся мальчик, который только начал ему полностью доверять, уже вот-вот пойдёт на поправку. Сынмин подходит к альфе, протягивает кофе, и садится рядом.       — Мне очень жаль, что я это допустил. Я не знаю, почему изначально решил, что всё будет хорошо. И не знаю, зачем послушал его и соврал тебе.       — Всё в порядке, ты не должен был знать всё наперёд. Никто не виноват в том, что произошло. Нам просто нужно решить, что делать дальше. — Чан благодарно принимает стаканчик и сразу же отпивает. Он был на съёмках, почти не спал и только вернулся домой после этой пары бешеных суток. Всплеск адреналина, а соответственно и энергии, схлынул, оставляя за собой лишь ужасную усталость и головную боль. Плечо ныло от ударов, и хотелось просто лечь прямо здесь на полу и уснуть.       — Я долго думал, смотря на него, его отношение к себе, к тому, чем он занимается. И мне кажется, что было бы правильно уговорить или даже просто заставить его уйти из компании. Это не то, чем ему нужно заниматься в жизни. Он в Австралии всегда хотел стать кем-то вроде воспитателя, или же выучиться на повара. Ещё он жутко любил рисовать. Он очень светлый и страстный. Он постоянно участвовал во всяких мероприятиях, развлекал народ, улыбался и никогда даже мысли не допускал о том, что его веснушки – уродство, что сам он толстый и никчёмный. И когда я прилетел, я не узнал того Феликса, которого знал всю свою сознательную жизнь. Хоть мы с ним и общались постоянно по видеосвязи, но в жизни он совсем другой. Ему столько комплексов здесь привили, столько боли заставили испытать, что у меня разрывается сердце. И была бы моя воля, я бы просто запретил ему появляться в стенах этого заведения. Но я не могу этого сделать, а сам он не знает, чем тогда будет заниматься, если уйдёт. Он не знает, кому нужен со своим австралийским паспортом, небольшим количеством денег и дипломом из школы для айдолов.       — Как думаешь, он согласится переехать ко мне? Я не могу просто забрать его вещи и поставить перед фактом, это всё-таки его жизнь и его решения. Которые я должен уважать.       — Я не знаю, Крис. Ему ещё нужно лечение. И не просто раз в неделю ходить к психологу. Может, ему нужен психиатр. А ещё проверить общее состояние организма. Он спрашивал у меня недавно, у всех ли омег, с кем я спал, выделялась смазка во время течки или при возбуждении. Естественно, я сложил два и два. Чан, ты сам знаешь, что его ситуация ненормальна. И запах. Я всё ещё удивлён, что ты хорошо его слышишь. Для меня он едва ощутим, как и для остальных.       Их перебивает вошедший в комнату ожидания врач.       — С ним относительно всё в порядке, — услышав облегчённый вздох, врач продолжил. — Он упал в обморок от усталости и голода. Ещё он заболел, температуру удалось сбить, но мы проверим анализы крови и назначим дополнительное лечение. У омеги была истерика или паническая атака, а затем нервный срыв. Он часто чешется, когда нервничает?       — Нет, я никогда вообще не замечал такого, — отвечает Сынмин, опережая Чана.       — Его руки, бёдра и часть спины расчёсаны до крови, некоторые раны покрылись корочкой, но некоторые совсем свежие. Видимо, он так пытался отвлечься от реальности. Я оставлю его до вечера, пока капельница не закончится. Но дальше мы держать его не можем, больница полная, мест не хватает. Я дам вам рекомендации, как за ним ухаживать и что давать пить и есть после голодания и нервного истощения, но затем всё равно настоятельно рекомендую обратиться в психиатрическую клинику. Я выпишу направление. И ещё. Я бы советовал не возвращать его туда, где у него случился срыв. Он слишком слаб для очередного потрясения.       Чан благодарно кланяется, выслушивая врача. Они с Сынмином возвращаются на диванчик. Оба о чём-то задумались, поэтому молчат. Тишину прерывает Чан.       — Я заберу его к себе. Ты не мог бы сейчас поехать со мной и помочь собрать его вещи?       — Конечно.       По дороге обратно до квартиры Чан звонит Чанбину и говорит, что берёт внеплановый отпуск на месяц. И просит того позаботиться обо всех последствиях. Бин шумно выдыхает, но не спорит и лишь интересуется, можно ли будет звонить и уточнять что-либо, если придётся. Чан отвечает положительно, обещая позже всё им с Джисоном объяснить. Сынмин сидит и бездумно смотрит в окно. Ему очень хочется, чтобы их план сработал и Феликс не сопротивлялся.       Ёнбок приходит в себя в больничной палате. Всё тело ноет и болит, голова разрывается, а место, куда вставлена игла с раствором, чешется. Он пытается перевернуться, чтобы найти удобное положение, но глаза снова сами закрываются, и он засыпает.       В следующий раз он просыпается уже не в больнице. Голова всё также будто набита ватой, и он с трудом отмечает про себя, что находится в квартире Чана. Этого достаточно, чтобы не начать волноваться, поэтому он лишь переворачивается на живот и снова забывается сном. Криса предупредили, что Феликс будет долго приходить в себя из-за успокоительных, но он совсем не ожидал, что долго – это почти целые сутки с их приезда в отделение скорой помощи. Феликс не приходил в себя даже тогда, когда Чан наносил на его раны мазь, передвигая парня так, как удобно.       Когда омега наконец-то полностью приходит в себя, на улице уже сгущаются сумерки. Чан сидит в гостиной и работает. Он в какой-то момент слышит раздающееся из комнаты тихое продолжительное шуршание, поэтому сразу же встаёт и идёт в комнату проверить состояние Феликса. Тот лежит на боку у самого края кровати и смотрит на дверной проход.       — Хэй, детка, привет, — Чан присаживается на корточки прямо напротив любимого лица. На бледных скулах веснушки выглядят ещё ярче, чем обычно. Феликс кусает свои сухие обветренные губы и молчит, смотря альфе прямо в глаза. — Как ты себя чувствуешь?       — Будто по мне проехался бульдозер.       — Мне очень жаль, что всё это произошло, и что меня не было рядом. — Чан проводит пальцами по лицу омеги, убирая потные прядки со лба, и целует его в лоб. — Я сейчас отойду сделать тебе сок, нужно попить, чтобы начать себя лучше чувствовать. Сейчас твоя главная задача – отдыхать и выздоравливать, договорились?       Феликс слабо кивает, прикрывая глаза, пока Крис выходит из комнаты, направляясь на кухню. Омега чувствует, что достаточно выспался, но тело всё равно вялое и жутко уставшее. Мерзкое ощущение.       Через несколько дней Ёнбоку явно становится лучше. Чан так и не нашёл в себе сил рассказать, что перевёз абсолютно все вещи омеги к себе, просто они лежат в комнате для гостей, поэтому Ликс этого ещё не заметил. Что забрал его документы из компании и уже даже нашёл по советам Джисона подходящего врача и клинику. Феликс не интересовался, почему он здесь, почему ему не надо никуда идти, а Чан и не настаивал. Крису было страшно наткнуться на ненависть и непонимание из-за того, что он без разрешения вмешался в чужую жизнь, решил всё за омегу, лишая права выбора. Он также боялся спровоцировать ещё одну истерику. Но Феликс лишь спросил, почему альфа не ходит на работу. Тот отмахнулся и сказал, что всё в порядке. Хотя в порядке совсем ничего не было. Спустя ещё пару дней молчать стало невыносимо.       — Феликс, нам нужно поговорить.       Пара сидела на диване и смотрела какую-то американскую комедию. Ёнбок уютно устроился под боком у альфы, обнимая того всеми конечностями и кутая обоих в плед. Он был расслаблен и почти засыпал. В последнее время он очень много времени проводил в кровати, он сам говорил, что в теле сил будто не осталось, поэтому сон казался ему лучшим лекарством. Крис беспокоился на этот счёт, но созвонившись с врачом, понял, что это состояние нормально для настолько ослабшего организма.       — Мы с Сынмином перевезли абсолютно все твои вещи ко мне в квартиру. Я не знаю, поймёшь ты меня или нет, но то, что с тобой происходит, очень плохо. Вся ситуация ломает тебя, и я не хочу в один момент уехать на съёмки клипа, вернуться и узнать, что с тобой случилось что-то более страшное, чем то, что произошло недавно. Я узнал причину твоего срыва, Ликс, и нам с тобой нужно серьёзно обсудить твою дальнейшую жизнь и лечение. На самом деле я взял отпуск на месяц, чтобы ухаживать за тобой, ну и в первое время возить в больницу и просто быть рядом. Я предлагаю тебе ко мне переехать, чтобы вместе жить, вместе разбираться с проблемами друг друга, вместе вести быт, ссориться, мириться. Я хочу иметь причину, чтобы не оставаться на ночь в студии, а идти домой. Хочу видеть тебя каждый день с утра сонным и растрёпанным, хочу готовить тебе еду, смотреть глупые сериалы и любить тебя.       Чан поворачивается к омеге, ложась лицом к лицу, и продолжает свою мысль.       — А ещё я очень хочу, чтобы ты выздоровел. Ты сам понимаешь, что всё не так радужно, как хотелось бы. Я порасспрашивал Джисона, куда нам с тобой записаться и что вообще он посоветует, и нашёл великолепных врачей. Я был бы счастлив, если бы ты согласился пройти общий осмотр, начать ходить к психологу. И ещё. Ты можешь меня за это возненавидеть, и я пойму тебя, но я забрал твои документы из компании. Это не то, на что следует класть свою жизнь и подвергать здоровье такой опасности. Это жестоко по отношению к себе. Поэтому я просто пока хочу, чтобы ты жил у меня, ни в чём себе не отказывая, а потом, когда наберёшься сил и желания, мы обязательно придумаем, чем тебе заняться. Я люблю тебя, Феликс. Я люблю тебя так, что чуть не задохнулся от ужаса, видя, как ты лежишь без сознания такой хрупкий и израненный у себя на постели. Я хочу, чтобы ты знал, что я всё ещё здесь. И я всегда готов подставить тебе своё плечо, всегда готов оберегать тебя, холить и лелеять. И ты можешь на меня положиться, можешь рассказать всё, что тебя тревожит. Потому что ты мой, и я заставлю тебя полюбить себя. А если не получится, я буду любить тебя за нас обоих.       — Спасибо, — просипел Феликс, утыкаясь в свои руки и начиная плакать. О нём так давно никто не заботился, что сейчас, понимая, что Крис не врёт, что всё будет именно так, как он и скажет, Ликс не может сдержать своих чувств. Да и сил на это нет, будто тот срыв с концами сломал ему всю оборону.       Чан нежно убирает в стороны руки Ёнбока и целует красную от слёз кнопочку носа, отодвигая переживания куда подальше. У них обязательно всё будет хорошо.