Ты в каждой моей мысли, ты — вирус

Гет
Заморожен
R
Ты в каждой моей мысли, ты — вирус
капитансарказм
автор
Пэйринг и персонажи
Описание
Ночь. Улица. Фонарь. Разбитые в кровь колени и мечты. Мне было проще ненавидеть, делать из себя ту ещё суку и мразь, чем признаться. Я никогда не умела говорить красиво и озвучивать свои чувства напрямую, но сейчас это было необходимо. — Слишком нервничаешь. Расслабься и просто скажи, что без ума от меня. — Ты не настолько мне нравишься, чтобы так явно тешить твоё самолюбие, Макеев. — Так я тебе нравлюсь? — Только если чуть-чуть.
Примечания
https://ru.pinterest.com/pin/721561171566870062/ - как-то так я представляю главную героиню.
Поделиться
Содержание Вперед

Да какая же это новенькая? Это плохо забытая старенькая!

      Аэропорт. Обычно, тут было шумно и многолюдно, но не сегодня, ведь рейсов в пол третьего ночи не так уж и много, а точнее, всего один — мой. Забрав свой небольшой розовый чемодан с изображением Хеллоу Китти в правом нижнем углу, я достала ручку и покатила его к выходу из здания.       На улице было холодно, не смотря на то, что было только начало сентября. Натянув капюшон зелёного платья-толстовки ещё глубже и закутав в миг замёрзшие руки в рукава тёплой и любимой вещи, я пару раз оглянулась в поисках знакомого чёрного лексуса. На парковке, да и у входа, машины не было, поэтому я решила не тратить время впустую и сделать то, что хотела на протяжении практически трёх часов полёта. Отойдя от стеклянных дверей и сев на чемодан, еле доставая поношенными классическими чёрными конверсами до асфальта, я открыла рюкзак, вдоль и поперёк увешанный значками с изображениями персонажей из кино, сериалов и аниме, и достала из потайного отделения в самой его глубине практически пустую пачку розовых «Black Devil». Ловко подцепив пальцами предпоследнюю сигарету и крутанув колёсико перед вылетом заправленной зажигалки, я сделала неглубокую затяжку, практически сразу же выпуская дым. Слегка навязчивое послевкусие смеси сакуры и никотина приятно коснулось языка, призывая повторить это ощущение, что я и сделала. Когда сигарета была выкурена практически до самого фильтра, я кинула её на землю, притаптывая носком кеда.       В кармане тихо звякнул телефон, оповещая о сообщении, которое мне пришлось тут же прочитать. Доставая шестой айфон с полуразбитым экраном и прозрачным чехлом, под которым хранилось фото, сделанное практически год назад, я быстро пробежалась глазами по смс от отца, который не знал, где меня искать и волновался. Плохо в это верилось, если честно, но я не стала провоцировать конфликт после десяти минут пребывания в родном городе, поэтому просто ответила, что иду и убрала телефон, переведя его на беззвучный режим.       — Привет, — повернулся в мою сторону отец, стоило мне только открыть дверь автомобиля. Он радостно улыбался, пытаясь заставить меня поверить в то, что действительно рад меня видеть, но выходило у него это хуёво, ведь я теперь не поверю ни единому его слову, ни единой эмоции, как бы хорошо он не притворялся. Актёр из него безупречный, но и я не сильно-то и отстаю, поэтому, приветливо ему улыбнувшись и оставив на гладко выбритой щеке быстрый поцелуй, я ответила на приветствие и дальнейшие расспросы о перелёте и моём самочувствии. Только после того, как он десять раз спросил, всё ли у меня хорошо и как часто я ем, отец завёл двигатель и машина тронулась с парковки аэропорта.       Говорить с ним и дальше мне не особо-то хотелось, поэтому я достала проводные наушники, узел из которых пришлось распутывать минуты две, и подключила их к телефону, наугад выбрав песню. Заиграла медленная, но тяжёлая мелодия, в которую я не стала особо вслушиваться. Мне вообще не хотелось сейчас слушать музыку, но дружелюбно улыбаться и в третий раз пересказывать свой рацион мне не хотелось ещё больше, поэтому пришлось потерпеть.       До дома мы добрались без пробок. По пути нам повстречалось лишь несколько машин, одной из которых была скорая, а другой — полицейская. Поднявшись на третий этаж, все тридцать ступеней сжимая лямку рюкзака, я подошла к деревянной двери и, не став дожидаться отца с чемоданом, коснулась пальцами металлической ручки и потянула её на себя.       В коридоре горел свет. Она сидела на кухне, подперев голову локтем, и тихо что-то бормотала себе под нос. Стараясь не шуметь, я разулась и мышкой проскользнула в свою комнату. Будить её и ещё час после слушать нытьё и лживые розовые сопли — я не собиралась, поэтому закрыла дверь на ключ и бросила рюкзак куда-то в угол.       За то время, что меня не было, здесь практически ничего не изменилось. Максимум, пыль вытерли и полы протёрли. Как я и просила, мои вещи не трогали. Гитара всё также одиноко лежала на кровати, дожидаясь моего возвращения, бита висела на стене, а кактус в горшке, который я попыталась расписать акриловыми красками, стоял на подоконнике. Сев рядом с ним, я достала из кармана худи упаковку и снова закурила.       Начало светать. Меня клонило в сон, но я упорно держала глаза открытыми, ведь до рассвета оставалось буквально десять минут. Я хотела впервые за долгое время посмотреть его отсюда, из места, которое когда-то могла назвать домом. Оттуда, где раньше меня любили, окружали теплом и заботой, но потом это всё резко забрали, оставив совершенно одну. Я ненавидела тот день, ненавидела тех людей, кто был в этом замешан, ненавидела себя за свою слабость и страх. Надо было всё рассказать, найти возможность и сделать это самой, раньше, когда всё ещё можно было исправить, а не сидеть, зажавшись в угол, и смотреть на то, как мать собирает вещи и, кинув в пьяного в стельку отца чёрными кружевными трусами его любовницы, хлопает дверью квартиры и уходит, даже не посмотрев на меня.       Рассвета я так и не дождалась, уснув с вытянутой в окно рукой, державшей между двумя пальцами тлеющую сигарету, пепел с которой падал вниз на асфальт.

***

      Стыд. Именно это чувство я испытала, когда Герман Алексеевич прижимал меня к себе и называл малолетней дурой, эгоисткой и всеми другими обидными словами, но я знала, что это было не со зла, ведь он просто не умел на нас злиться. Делать вид — да, но испытывать эту эмоцию по-настоящему — никогда, и все те, кто находился под его опекой в центре прекрасно об этом знали, поэтому иногда забывались и переходили границу дозволенного. Это сделала и я, заставив директор искренне беспокоиться и переживать о моей жизни, а у него ведь сердце слабое, поэтому волноваться никак нельзя.       — А если бы меня посадили, а центр прикрыли к чёртовой бабушке, чтобы стало с этими малолетними уголовниками? Ты об этом подумала? — наливая мне чай и усаживая в кресло напротив, спросил он, на что я лишь пристыжено опустила глаза на свои конверсы и трясущимися пальцами вцепилась в край юбки.       С такой точки зрения я посмотрела на эту ситуацию лишь сейчас, из-за чего мне стало ещё труднее поднять взгляд и столкнуться с добрыми глазами директора. Он столько сделал ради каждого, кто находится в центре, что и представить страшно, а чем мы ему отплачиваем из раза в раз за эту доброту и неравнодушие? Постоянными звонками из полицейского участка, пропусками занятий, да закладками в бочках унитазов. Любой другой бы давно бросил это дело, да даже бы не взялся за то, чтобы исправить нас, но Герман Алексеевич упёртый, не оставит дело на пол пути, до самой смерти будет гонять из туалета и доставать закладки, но ментам ни за что не сдаст.       — Простите, я об этом не подумала, — делая глоток чая с облепихой, тихо сказала я, всё также не поднимая глаз. Директор лишь устало вздохнул и придвинул ко мне корзинку с имбирным печеньем, от которого я отказалась, сославшись на то, что только-только поела.       — Ладно, поверю, — сказал он, поднимаясь со своего кресла, — но смотри, чтобы без голодных обмороков. Поняла меня? — он привычно щёлкнул пальцами, а я быстро кивнула, в тот же момент вскочив со стула, поправила юбку и с радостной улыбкой последовала за Германом Алексеевичем.       Экскурсию по центру он мне проводить не стал, сказав, что за год тут ничего не поменялось: в столовой всё также готовят чудесные булочки, в актовом зале до сих пор проблемы со светом, а туалет на втором этаже продолжает быть главным местом для грязных делишек.       — Ковалёв? Тот самый? — переспросила я, когда мне рассказали о новом физруке и кураторе группы «Б» по совместительству. — А у него реально стволы были в багажнике?       — Лучше у своих друзей спроси, — ответил мне директор, на что я лишь кивнула и мысленно поставила себе цель — выяснить, что тут без меня происходило.       Когда мы только вышли из центра и направились в сторону футбольного поля, я услышала громкий гул голосов, среди которого с лёгкостью смогла различить немного басистый тембр Макса. Кое-как удержавшись от того, чтобы не сорваться на бег и не бросится в тёплые объятья своих друзей, которых я не видела практически год, я задала Герману Алексеевичу ещё пару уточняющих вопросов, чтобы хоть как-то занять себя те жалкие три минуты, что мы шли до поля.       — Так, будущие уголовники, у вас новенькая! — ещё издалека сделал объявление директор. Я шла чуть позади, ведь хотела держать интригу до последнего, но Платонов, зараза такая, как только увидел мою ярко-зелёную толстовку и чёрные конверсы, сразу же забыл про мяч, который пинал до этого, и бегом кинулся в мою сторону.       — Да какая же это новенькая? Это плохо забытая старенькая! — подлетев ко мне, Егор резко схватил меня за плечи и притянул к себе, параллельно стягивая капюшон и таким привычно-родным жесток ероша мои чёрные волосы. Расплывшись в довольной и счастливой улыбке, я крепко вцепилась в его широкие плечи, кое-как дотянувшись до плеча, чтобы положить на него подбородок. И когда он успел так вымахать?       — Всё, Платонов, отвянь, — затылком почувствовав на себе любопытные и сканирующие каждую маленькую деталь взгляды, попыталась прекратить эти несвойственные нам телячьи нежности я, но подлетевшие Макс и Никита не позволили мне выбраться, набросившись сверху, громко что-то крича, превращая нас в маленькую капусточку.       — Лексус приехал! Живая! — когда мне уже стало нечем дышать, парни отстранились от меня и с довольными лицами уселись на траву футбольного поля, совершенно забыв о совсем недавно начавшейся тренировке, да и об остальных людях, находившихся здесь.       — В Германии хорошие врачи, сумевшие меня буквально с того света вытащить, поэтому я снова с вами, — заняв место между Бойко и Максом, я стянула с руки чёрную, растянутую резинку и собрала мешающие мне волосы в слабый пучок на затылке.       — Так, школота, я понимаю, радость и все дела, но у нас как бы тренировка, — выхватив из рук Егора сигарету, которую он только собирался поджечь, вмешался в наш разговор Антон Вадимович. Пацаны недовольно загудели, но тот быстро усмирил их парой ругательных слов, поэтому они были вынуждены временно попрощаться со мной и вернуться к упражнениям. — А ты у нас, собственно, кто? — он посмотрел сначала на меня, потом в журнал, потом снова на меня, а потом на Германа Алексеевича, который стоял недалеко от трибун и довольно улыбался, делая небольшие морщинки вокруг глаз более заметными.       — Алекса Петрова. Я есть в списках группы, — тыкнув пальцем в строку со своими инициалами, представилась я, на что бывший футболист кивнул и, громко свистнув в свой свисток, побежал разнимать дерущихся парней, которые валялись по земле и пытались разукрасить друг друга ещё больше.       — Какого хуя вы опять дерётесь, а? Я на пару минут отошел! — разняв Никиту и ещё какого-то пацана, начал орать на них Ковалёв. Благоразумно решив, что влезать в их разборки мне не особо-то хочется, я направилась к трибунам, чтобы познакомиться с девочками.       — Привет, — поздоровалась я, усаживаясь на перила напротив трёх девушек, которые были такими яркими, с хорошим и сложным макияжем, что я, сегодня решившая впервые не краситься, как на панель, и одеться более менее прилично, сразу же пожалела о своём решении, почувствовав себя белой вороной. — Алекса, — дружелюбно представилась я, доставая из рюкзака новую пачку сигарет.       Они тоже представились, и у нас завязался какой-никакой диалог, из которого я узнала имена остальных ребят из группы, кто с кем мутит и кого пацаны предпочитают пиздеть. Мне было интересно узнать, как изменился центр за время моего отсутствия, поэтому я говорила мало и по существу, больше слушая и составляя маленькое досье на каждого из ребят. Иногда со стороны поля доносились оскорбления, а следом и свист от тренера, но я не особо-то обращала на это внимание, стараясь сделать это фоновым шумом, похожим на плеск волн и крик чаек, какой я слышала, отдыхая три года назад с родителями на Кипре. Сначала, у меня это выходило, ведь я была практически полностью поглощена новой информации, но под самый конец тренировки разразилась драка, на которую я не могла не обратить внимания.       — Повтори, мажорчик, как ты её назвал? — Егор, прохрустев костяшками, уже нацелился врезать Дане в нос, но его опередил Никита, который буквально ураганом пронёсся мимо друга и, налетев на Макеева, сбил того с ног и сел сверху, нанося бесчисленные удары по его лицу.       — Так, блядь, разошлись, — Антону Вадимовичу еле-еле удалось снять Бойко с нового члена группы, но это его не остудило его пыл, ведь он стал вырываться. Двое других пацанов хотели вместо него набросится на пришедшего в себя Даню, но их остановил Фил, который, казалось, тоже не особо въезжал, что происходит, но дальнейший мордобой не одобрял. — Разошлись, я сказал, — рявкнул на них тренер и ребята, всё ещё в любой момент готовые растерзать новенького, послушно разошлись.       На этом тренировка и закончилась. Футболисты ушли в раздевалку, а девочки по домам, ведь это был последний урок на сегодня. Я осталась на трибунах и стала ждать старых друзей, с которыми нам было примерно в одну сторону. Достав из упаковки третью за сегодня сигарету, я снова вдохнула никотин в лёгкие, задерживая его там до последнего. Иногда, хотелось задохнуться им, чтобы только не возвращаться домой, но я понимала, что должна жить на зло этому ублюдку, который каждое утро смеет улыбаться мне в лицо и готовить чёртовы сырники, прекрасно зная, что я их ненавижу, так ещё и имею жуткую аллергию на лактозу.       — Привет, — чёрный рюкзак упал на землю рядом с моим, а тихий щелчок от колёсика зажигалки заставил немного повернуть голову вправо. Тот, кто сел рядом со мной и закурил до одури приторный чампен, распустил хвостик, и мокрые от пота волосы упали на его лицо, которое я пристально рассматривала боковым зрением.       — Привет, — сделав затяжку и стряхнув пепел на траву футбольного поля, поздоровалась я и развернулась к нему лицом, расставив ноги по обе стороны перил. — Алекса, — представилась я, протянув свободную от тлеющей сигареты руку. Многочисленные браслеты, что висели на ней, чуть колыхнулись из стороны в сторону.       — Даня, — приняв зеркальную моей позу, парень пожал руку, и мы одновременно затянулись, а потом также одновременно выпустили дым друг другу в лицо.       — И что же тебе нужно, Даня? — кокетливо улыбнувшись, я оперлась руками на перила и чуть поддалась вперёд, сокращая и без того маленькое расстояние. Этого его ни капли не смутило, ведь он приблизился на столько же, оставляя между нашими лицами чуть больше двух сантиметров.       — Познакомиться, — он положил одну руку мне на коленку и начал медленно, но настойчиво двигаться выше. Прикосновение тёплые пальцев к холодной коже сразу же вызвало табун приятных мурашек, от которых вмиг вскружило голову. Я всегда быстро завожусь, и это касается не только секса, а потом долго не могу остыть, что иногда выливается в беспричинную пассивную агрессию, которую я выливаю на первого попавшегося человека.       Закусив губу от предвкушения, я снова сделала быструю затяжку, выпуская сладковатый дым вверх, к небу. Поглаживая моё бедро, чуть приподнимая край юбки, Даня затушил тлеющий фильтр сигареты об ограждение, на котором мы сидели, и теперь уже свободной рукой притянул меня максимально близко к себе, заставляя тихо выдохнуть и слегка сжать ноги, чтобы хоть как-то сдержать нахлынувшее возбуждение.       Когда его рука уже вовсю блуждала под моей юбкой, задевая большим пальцем тазовую кость и находящуюся на ней резинку чёрных кружевных трусиков, я коснулась его плеча и, наклонившись к уху, слегка прикусила мочку, оттягивая её, а потом сразу же, будто извиняясь, провела по ней языком. Он тихо рыкнул сквозь зубы, а рука, став ещё смелее, уже оттянула ткань и проникла во внутрь, нащупывая большим пальцем клитор. Коснувшись его и слегка надавив, Даня наклонился к моему лицу, вглядываясь и готовясь в любую секунду приглушить мой стон поцелуем.       — Переспим? — немного запрокинув голову назад, я провела кончиком длинного наращенного ногтя от ярко выраженного уголка челюсти до слегка приоткрытых ключиц. Почувствовав горячее дыхание на шее, я томно прикрыла глаза, уже предвкушая, как он будет её целовать: медленно, кусая кожу и оставляя засосы, которые потом будут видны всем.       Мне это было нужно, я хотела этого, и в данной ситуации было абсолютно плевать, кто меня трахнет. Я практически год была послушной пай-девочкой, которая только и делала, что слушала нравоучительные речи врачей, осуждающе смотревших на меня, маленькую и глупенькую, по их мнению, девочку, которой недостаёт внимания родителей и поэтому она пытается выделится всеми возможными способами. Насрать на них, надоело! Я наконец-таки дома и предоставлена самой себе, как раньше, поэтому могу делать что захочу, спать с кем захочу и где захочу.       — Ты готова переспать со мной, зная лишь моё имя? — в этот момент я удивилась и даже на секунду растерялась, ведь по рассказам девочек, Даня — тот ещё эгоистичный мудак и бабник, пытающийся трахнуть Лену за кальян на вине, так почему же сейчас, когда это вообще ни к месту, в нём проснулся доблестный рыцарь в сияющих доспехах, верхом на белом коне? Решив не брать с него пример и не задавать лишних вопросов, я кивнула, обхватывая руками его шею, притягивая ближе и призывая вернуться к тому, на чём остановились. — Ёбнутая, — перебросив мешающие волосы на другое плечо, он наклонился и был в шаге от того, чтобы продолжить, но чёртов Платонов, так неожиданно и невовремя решивший закончить переодеваться, в один момент разрушил все моим планы. Быстро взвесив шанс того, что Даня выживет, если нас застанут в такой ситуации, я пришла к выводу, что он практически минимален, поэтому пришлось с разочарованным вздохом его остановить.       — Если он сейчас зайдёт сюда, то Ковалёв уже не сумеет спасти твоё очаровательное личико от встречи с асфальтом, поэтому, как бы грустно мне не было это говорить, надо остановиться, — похлопав его по плечу, я слезла с перил и, игриво подмигнув на прощанье, схватила с земли рюкзак, поправила задравшуюся юбку и быстрым шагом пошла в сторону ворот, из которых спустя буквально пару секунд должен был появиться Егор.

***

      Надеть в клуб шпильки было худшей моей идеей за последнее время, ведь танцевать среди огромной толпы пьяных людей и не упасть — задачка не из лёгких. В принципе, можно было посидеть наверху и пообщаться с ребятами, но они все уже давно были под шафе, а я алкоголь на дух не переношу, обходясь на вечеринках энергетиками, соками или же водой. Из-за этого, Макс прозвал меня великой трезвеннецей и той, кто будет всех разводить по домам после тус, как самый вменяемый член компании. Я была не против такого прозвища, ведь оно было абсолютно обосновано, но иногда я не могла не подколоть их тем, что у малолетки в виде меня, мозгов и благоразумности намного больше, чем у таких взрослых дядечек, как они. Егор всегда отмахивался, мол, год — это не такая уж и большая разница, как мне кажется, и что я всё утрирую. Может, так оно и было, но первое время после попадания в центр мне было до ужаса неловко и даже страшно находится в группе, состоящей из трёх пацанов, которые были на год старше меня.       — Всё ещё не пьёшь? — когда я всё-таки решила подняться на второй этаж и сесть за пустующий столик, на котором стояла начатая бутылка виски, ко мне подошёл Никита, залпом выпивший всё содержимое своего бокала. Я кивнула, ведь это мне было сделать проще, чем пытаться перекричать орущую из всех динамиков техно-музыку. — Вот и правильно, — приобняв за оголённые плечи, он быстро чмокнул меня в макушку и ушёл обратно к пацанам, которые столпились около перил и о чём-то перешёптывались между собой.       Раньше бы я, не стесняясь, влезла бы в их диалог, сморозив какую-нибудь тупую шутку, над которой они бы обязательно рассмеялись, ведь почему-то находили их безумно смешными, но не сейчас. Прошёл год, и я вижу, что мои друзья изменились, нашли себе новых знакомых, которые знают их такими, какие есть они сейчас, а не год назад. Я поняла это уже тогда, когда только зашла на футбольное поле и увидела их спустя долгое время. Разумеется, парни навсегда останутся близкими для меня людьми, но это не означает, что я останусь для них той младшей сестрой, которую надо оберегать и разукрашивать лица всем, кто хоть как-то на неё посмотрит. У каждого появилась своя личная жизнь или хотя бы намёк на неё, поэтому лица будут бить уже не моим обидчикам, но это и к лучшему, так и должно быть. Пока они будут встревать во всякое дерьмо, я, как единственный разумный человек, буду их из него вытаскивать. Такова уж моя миссия в нашем квартете.       Когда я начала думать о том, что вечер стал максимально скучным и пора бы собираться домой, произошло то, что я прокомментирую лишь одним словом — долбоёбы. Да, с новеньким у вас не складываются отношения, ведь он мажорчик, а вы таких, естественно, пиздите, но Женя тут причём? Она ведь правда поверила во всю эту хуету — нарядилась ради такого очень даже красиво, ей безумно шло, а сейчас что? Ни настроения, ни нормальных отношений, которые, вроде бы, начали выстраиваться, ни двух футболистов, которые в процессе драки эпично скатились вниз с лестницы и сейчас сидят в скорой, намереваясь продолжить начатое. На этой ноте вечеринка и закончилась, чему я была несказанно рада, ведь каблуки уже знатно заебали. Выйдя из клуба и попрощавшись с остальными ребятами, которые отправились на продолжение вечеринки, я с удовольствием сняла туфли и медленно пошла в сторону дома.       Идти босиком по асфальту было неприятно, но гораздо лучше, чем на каблуках. Домой не хотелось, ведь отец сегодня в ночную, а быть наедине с ней — я не хочу, поэтому, завернув в ближайший двор, я села на качели, которые противно скрипели при каждом движении, и достала сигарету. Привычным жестом подожгла её и затянулась настолько глубоко, что на секунду в глазах появились разноцветные искры. Закашлявшись, я потушила совсем новую сигарету о ручку качелей, ведь курить резко перехотелось. Да и делать этого на пустой желудок точно не следовало, ощущения после — не из приятных.       Экран телефона загорелся, оповещая о новом уведомлении, которое я тут же прочитала. Никнейм отправителя меня удивил и заинтриговал, ведь я не думала, что сейчас его будет заботить что-то, кроме руки и Фила. Быстро ответив на приветствие, я вышла из сети и на следующе сообщение ответила лишь через минуту. Даня секси футболист: «Не хочешь продолжить?»

Я:

«К себе приглашаешь? Не боишься, что я какая-нибудь воровка?»

Даня секси футболист: «Не боюсь. А стоило бы?»       Тихо рассмеявшись, я прикусила подушечку большого пальца и, ответив кокетливое «может быть», достала из рюкзака, который всегда ношу с собой в независимости от ситуации, наушники. Они, как всегда, запутались, поэтому ближайшие секунд сорок, а может быть и минуту, я потратила на то, чтобы вернуть им нормальное состояние. Даня секси футболист: «Ну так что, придёшь?»

Я:

«Приду, скинь адрес»

      Мне тут же пришло сообщение, поэтому спустя минуту я уже вызывала такси, а через полчаса сидела на барной стойке, куря сигарету и наблюдая за тем, как парень с лангеткой на руке пытался одновременно выдохнуть дым и налить себе виски. Это выглядело забавно и одновременно с этим нелепо, поэтому я усмехнулась, спрыгнула со стойки и, стряхвнув пепел в пепельницу (какие мы культурные!), подошла к парню, выхватив у него изо рта тлеющую сигарету. От дыма, отдающего ванилью и корицей, меня потянуло блевать, но я постаралась подавить рвотный рефлекс.       — Как ты это куришь? — делая глоток виски, спросил у меня Даня, намекая на мою ароматизированную сигарету с сакурой. Пожав плечами, я запрыгнула на стол, отодвинув свободной рукой бутылку с алкоголем, и снова затянулась.       — Точно такой же вопрос к тебе, — раздвинув мои ноги, он встал межу ними, кладя здоровую руку мне на талию, несильно сжимая её. Потушив сигарету о поверхность стола, я расслаблено закинула руки ему на шею и запустила пальцы в волосы, которые были такими мягкими, что во мне проснулась зависть. В этом мире вообще есть справедливость? — Мне нравится твоя толстовка. И цепь, — подцепив её пальцем, я притянула его к себе, целуя.       Инициативу, которую я проявила, у меня тут же отобрали, резко вторгаясь в рот языком. Он был напорист, заставляя меня подчиняться, следовать за ним, но я не могла долго быть пассивной, поэтому, чтобы добавить в поцелуй немного перчинки, слегка прикусила его губу, сразу же зализывая неглубокую ранку. Его рука, которые уже успела переместиться мне на бёдро, гладила его через лёгкую ткань платья, иногда задирая низ, прикосаясь пальцами к коже. У меня вскружило голову от того, насколько я хотела, чтобы он взял меня здесь и сейчас, но Даня тянул. Оставив мои припухшие губы в покое, он поцелуями спустился ниже, к шее. Парень целовал её именно так, как я представляла, как ждала от него — медленно, иногда кусая.       Душно. Хоть на мне было всего лишь одно платье, которое в общем-то и не прикрывало ничего, я задыхалась, ведь казалось, что в комнате резко стало на несколько десятков градусов выше. Захотелось избавиться от одежды, которая сейчас казалась лишней и неуместной. Чуть отдалившись, я подцепила бретели платья, спуская их вниз на плечи, оголяя грудь. Глаза парня быстро прошлись по моему телу, которое его сто процентов устроило и даже заставило зависнуть на пару секунд. Радуясь маленькой передышке, я облизнула пересохшие губы, ещё больше смазывая помаду, и вопросительно изогнула бровь, спрашивая, что ни так.       — Красивая татуировка, — он коснулся большим пальцем надписи, набитой на рёбрах под правой грудью, заставляя меня рвано выдохнуть и нетерпеливо заёрзать по столу, ожидая продолжения.       — Если ты так каждую будешь рассматривать, мы никогда не… — язвительно начала я, но меня быстро заткнули очередным горячим поцелуем, от которого башню сорвало окончательно и бесповоротно.

***

      Я проснулась от того, что мне было жутко холодно. Еле разлепив глаза и перевернувшись на другой бок, я увидела раскрытый настежь балкон, на котором, спиной ко мне, стоял Даня, куря сигарету и разговаривая с кем-то по громкой связи. Я уверена, что он слышал, как я ворочаюсь, но не обратил на это внимания, думая, что я всё ещё сплю.       — Да, я обрабатываю их обоих. С брюнеткой даже стараться не придётся, а вот с блондинкой придётся повозиться, но я справлюсь, так что думай, как вытаскивать меня отсюда, — затушив сигарету и сбросив трубку, он развернулся и на секунду застыл, не ожидав увидеть проснувшуюся меня.       — Проституция? — не стесняясь своего полностью обнаженного тела, я встала с кровати и, взяв валяющиеся совсем рядом, трусы, надела их на себя. Найдя платье, мирно лежащее в противоположном углу комнаты и нацепив его на себя, я попыталась самостоятельно застегнуть застёжку, но теплое дыхание, опалившее мою шею, и рука, мягко перехватившая моё запястье, заставили меня бросить это дело.       — Эскорт, — поправил меня он и одним движением застегнул на мне платье. Коснувшись пальцами выпирающего позвоночника, очертив контур лопаток и оставив лёгкий поцелуй на плече, парень отошел от меня и завалился на кровать, кладя руки под голову.       — И много платят? — продолжала интересоваться я, параллельно пытаясь привести в порядок свои волосы.       — Достаточно, — выйдя на балкон, где минуту назад стоял Даня, я закурила, хоть и знала, что делать этого на голодный желудок не стоит, но привычка курить по утрам никуда не делась и изменять ей я в ближайшем будущем пока не планирую.       — Хорошо, тогда я согласна.
Вперед