Храмы-близнецы

Этой лодкой никто и никогда не пользовался. Сколько я ни приходила на пирс – она всегда была привязана одинаково. Чуть влажный от близости воды и хрустящий от соли, ее канат постоянно провисал и натягивался, откликаясь на морское волнение. Внутри, под лавочкой, неподвижно лежало длинное весло. Ровно так же и сегодня. Сажусь на корточки. Подтягиваю лодку поближе, аккуратно давлю ладонью на борт. Она качается. Из-под днища взметается горстка брызг. Трогаю еще, осторожнее. Внутри всё застывает, а руки горячие и вспотевшие, несмотря на прохладу осени кругом. И, хотя закат еще только начал выцветать, зыбкая гладь воды уже совсем почернела. Словно бездонная расщелина распахнулась прямо у моих ног. Только и ждет, когда я потеряю равновесие. Глупости, конечно. У берега явно неглубоко... но проверять не хочется. Здесь, на пирсе, в окружении забытых зданий и кранов, близость города кажется искусственной, как задник в театре. Невольно смотрю в сторону от берега, но вижу лишь красноватое свечение. Город рядом, но и безумно далеко. Он где-то там, в будущем, и он отбросил старое и ненужное гнить и рассыпаться здесь, на берегу моря, в небольшой бухте. Порт давно закрылся, но город, владеющий им – мой город, – продолжает жить. Работает железная дорога, в порядке содержится асфальтовая. Грузы прибывают и убывают. Но корабли теперь проходят только мимо. Самое большее, что получает стареющий причал, – катера да плоты. Рыбаки да отдыхающие. И, как правило, все движутся к одному и тому же месту. Вон оно: небольшой остров примерно в километре от берега. Говорят, там стоит какой-то заброшенный храм. Никогда не была там, да и не имею знакомых, чтобы подсесть лишним пассажиром в лодку... Но эта, бесхозная, кажущаяся антикварной из-за материала – натурального дерева, – давно уже манит сесть и поплыть туда, чтобы проверить всё лично. Храм. Любопытно звучит. Но знакомые скупы на рассказы, а хороших фото не найти даже в интернете, хотя, казалось бы, чего в нем только нет? Однако всё, что мне когда-либо удавалось отыскать, – лишь смазанные картинки. Что-то зеленоватое от лишайника, поеденное солеными брызгами. Ребристое, но не из камня, кажется. Отчетливо видна только крыша в буддийском стиле, с приподнятыми к небу краями, изогнутая, точно крылья ската. Ската... Моргаю – и понимаю, что все это время смотрела в шуршащую черноту у колен. От воды веет холодом. Но лодка странно теплая. Может, потому что сухая. Ну же! Сколько можно бродить вокруг да около, облизываясь на приключение, как кот – на свежую рыбу? Сколько можно таскать с собой фонарики, еду да теплую накидку в рюкзаке бесполезным грузом? Пора ими воспользоваться. Вздыхаю, выпрямляюсь – и шагаю в лодку. Она качается, подергивается, упруго колеблясь, как поплавок. Аккуратно сажусь на дно. Роюсь в карманах: что-то упирается в бедро, стоит подобрать ноги под себя. Ага: пара монет и носовой платок в придачу. Кладу их на дно: потом в рюкзак уберу. Подбираюсь к краю, отвязываю канат – и легкое течение подхватывает судно и несет вперед. К острову. Город с его багряно-оранжевым светом остается позади. Отворачиваюсь и снимаю рюкзак, тяну за молнию. Щупаю руками кругом. Но ни монеток, ни платка найти уже не могу. Достаю фонарик, освещаю дно, лавочки-перекладины – но нет. И впрямь пропали. Не в щель же упали, в самом деле? Лодка ведь абсолютно сухая и целая. Да и ладно, не жалко. Днем найдутся. А если нет – можно счесть за цену проезда, ха-ха-ха… Лодка плывет сама. Легко, как машинка, которую тянет за веревочку ребенок. Сизое небо едва освещает все кругом, цвета в сумерках искажаются, а над восточной стороной горизонта уже висит неширокая луна. Под воротник и в рукава забирается противный холод. Вынимаю из рюкзака накидку и застегиваю под горлом. Кутаюсь – и смотрю вдаль. Странное чувство. Будто нахожусь во сне. Вскоре лодку прибивает к берегу. Остров невелик: с этого края вижу противоположный. Утес по левую руку. Гребень камней, прилизанных вековым прибоем. И, разумеется, храм. Он и вблизи не очень-то запоминается, как будто не дает сфокусировать взгляд. Шершавые темные стены с четкими углами, ушедший в землю фундамент с парой ступеней, поросшая лишайником крыша. Изогнутая. Из любопытства дергаю за дверное кольцо, но дверь засела в косяке намертво. Обвожу пальцами странное изъеденное железо. На ум приходит пугающее: неужели кто-то его обглодал и здесь небезопасно? Озираюсь. Но нет, всеядным чудовищам здесь спрятаться негде. Куча мусора под утесом, и та не выше моего колена. Значит, это просто морская соль. Удивительно, как много со временем может сделать такая простая и безопасная штука... Обхожу храм по кругу, чутко слушая шорох травы под ногами и мягкий рокот прибоя. Море спокойно. Смогу вернуться на берег в любую минуту. Уже почти стемнело, и азарт горячит кровь, подогревает продрогшие пальцы. Фонарик выхватывает из полутьмы стройные ряды надписей на стене. Пробегаю взглядом одну из них – и чем-то скользким перехватывает горло. «Когда сядешь в лодку, положи в нее немного денег и любую личную вещь. Лучше использовать монеты. Это покажет им, что ты просто гость и хочешь посмотреть на храм. Они позволят тебе взглянуть». Мародерские надписи из баллончика местами перекрещивают этот странный список, где-то крайние буквы закрашены, но не более. Смысл легко уловим и без этого. Как будто незнакомцы с краской сочли эти записи достаточно любопытными, чтобы позволить им сохраниться. Лучше бы закрасили. Я же и впрямь обронила в лодку пару монеток и личную вещь – платок... Трясу плечами, невольно оборачиваюсь, но позади никого – и вновь веду пятном света по надписям, не в силах остановиться: «Обойди остров по кругу с запада на восток. Когда закончишь, встань лицом на север так, чтобы смотреть на море, и оставь на земле предметы, которые хочешь подарить. Не оставляй больше трех или меньше двух. Как только ты сделаешь свой выбор, немедленно возвращайся к берегу и садись в лодку. Не оборачивайся. Можешь взяться за весло, но не погружай его в воду. Лодка сама вернет тебя обратно на большую землю. На следующий день начинай поиски. В течение трех дней с ночи путешествия ты наткнешься в городе на такой же храм. Но дверь в нем будет открыта. Войди внутрь и поздоровайся. Можешь представиться, но больше ничего не говори. Если услышишь голос, который обращается к тебе, не отвечай. Иди прямо по коридору до первого проема. Войди в него. Ты окажешься в круглом зале, затопленном водой по лодыжку. В нем будут находиться предметы, которые ты можешь взять взамен оставленных – ровно столько, сколько ты оставил на острове. Бери их все и уходи из храма. Это безопасно и дозволено. На этом твое путешествие окончено». – А что, если я не захочу?.. – шепчу вслух и пугаюсь сиплого свиста в горле. Мне холодно. Очень. Дрожу под накидкой из плотной шерсти, заколка-фибула давит на горло: так тесно кутаюсь, будто в кольчугу, точно эта мягкая ткань меня защитит… от чего? Ведь это не сон, а на плечах у меня – не спасительное одеяло. Хочу проснуться. Увидеть, что просто с кровати спало одеяло, вот мне и холодно. Но под ногами – шелестящая трава. Даже чуть колет в пятки и щиколотки сквозь кеды. Кругом влажно, так что волосы у лица начали завиваться в колечки и на языке застыл неисчезающий привкус йода. А левая рука уже болит от давящего ладонь фонарика, который я так и держу направленным на стену, раз за разом перечитывая странные строчки. Странные. Но они делают понятными и наличие той лодки, и всё остальное. Похоже на ритуал. Это я люблю, хотя и предпочитаю в тепле, дома, о них почитать, а не бродить где-то ночами в гостях у неведомых сил. Но остров я уже обошла, хоть и не знала, что это нужно. И пока всё в порядке. Значит, можно попробовать продолжить... Где же север? Налево от луны, верно? Подумав, кладу на землю запасной фонарик: его жалко меньше всего. Встаю, выпрямляюсь – и с треском с плеч слетает накидка. Не успеваю поймать; содрогаюсь от холода, а с ним – и от страха, пробившего самоконтроль окончательно. Черт с ней, другую найду! Бросаюсь к лодке. Прыгаю в нее, ёжусь, еле слыша прибой сквозь набат в ушах и груди. Волна приподнимает лодку и влечет ее в обратном направлении. Лишь на полпути осмеливаюсь выпрямиться и взглянуть назад. Никто за мной не гонится. По вкусу пришлись подарки, наверное. А вот впереди, на берегу, – оранжевый сполох. Живой, трепещущий. Не фонарь. Скорее, костер. Об этом на стене ничего не было. Может, лучше будет вернуться назад? Но за весло не берусь: предупреждение на стене страшнее предчувствия. Сжавшись в комочек, смотрю на растущее пламя и мечтаю согреть над ним замерзшие до нечувствительности ладони. Хоть бы это оказалась очередная компания любителей ночных посиделок, а не продолжение того, во что я влезла, даже не зная зачем. Еще немного – и лодка стукается бортом о пирс, точно говоря: «Привязывай и выходи». Теперь уже можно взяться за весло, но это не нужно. У костра стоит всего один человек. Невысокий, пожилой, в длинном клетчатом пальто. Длинные пальцы безобразно скручены артритом. Но выглядит он безобидно. Стоит спокойно, только руки скрещены на груди. – Там холодно, – отвечает он на мой безмолвный вопрос. – Я развел для вас костер. Согрейтесь немного, заодно поговорим, если не возражаете. Вздыхаю и выбираюсь наружу. Человеческий голос рушит паутину около-сна, и теперь мне кажется, что записи на стене храма – просто чья-то шутка, а накидку и фонарик я зря там оставила. Может, завтра вернусь. – Понятно. Вы это на стене, там, написали? – интересуюсь, привязав лодку к столбику. – Я кое-что добавлял, – соглашается он, мгновенно поняв, о чем я. – Но автор не я. – Так это ваша лодка? Извините. – Не моя. Она тут давно. Еще когда порт работал, она тут появилась. Подхожу к костру и тяну руки к пламени. Ох, как приятно. – Просто появилась? Откуда? – уточняю, пока совсем не разомлела и мне не стало всё равно. Человек подкидывает в костер хворостину. Должно быть, ветка с берега: пламя громко трещит и частью окрашивается в синий. – Порт не пустой, вы это видели. Он полон мертвых кораблей. Вроде кладбища. Думаю, это как конфеты для усопших, которые вы оставляете по праздникам. Вы дарите что-то морю, а взамен получаете вещи, которые когда-то оказались в нем, но ему не нужны. Ему и ваши не нужны, я так думаю. Важен ведь не подарок, а внимание. То есть, мой фонарик, накидка с застежкой, пара монеток и платок – подношения морю? Почему-то я верю. Но это не то, что я хотела услышать. – Вы не ответили. – Я ответил, – пожимает он плечами. – И я не просто так пришел. Хотел попросить вас рассказать, что вы найдете в храме. Я уже давно живу тут, около порта, – он махнул рукой в сторону частного сектора. Там невысокие домики со скатными крышами примыкали к обветшалому забору порта и уходили в синюю шуршащую тьму. Фонари над ними не горели, а свет костра занимал практически всё поле зрения. Но он не лгал: я и впрямь много раз днем видела там дома. Не очень новые, но явно жилые. – И часто вы подкарауливаете прохожих? – Только тех, кто садится в лодку, – усмехается он. – Но днем она не ходит. Еще ей обязательно нужна луна, поэтому в новолуния я отдыхаю. – А еще она берет деньги за провоз, – не удержавшись, нервно хихикаю. Прочитанное на острове все больше кажется далеким и нереальным, как во сне. Ровно так же, как и происходящее прямо сейчас. – Да, берет, – соглашается незнакомец. – Ну как, согрелись? Тогда доброй ночи. Идите домой. Буду ждать вас тут. Три дня, не забудьте. Удачи в поисках. – Конечно, – киваю и, набросив на плечи холодный рюкзак, семеню по тропинке обратно в город. Старая набережная перетекает в современные улицы как-то внезапно. Просто спустя один из поворотов я уже шагаю по асфальту, слышу негромкую музыку из прибрежных кафе, которым повезло с видами из окна: не на развалины да ржавые краны, – и огибаю немногочисленных прохожих. Всё как обычно, как и везде. Привычная современность. Тут ходят люди, и им все равно, что происходит на берегу, в старом закрытом порту. И дома я долго не могу уснуть: кажется, все сны за сегодня я уже увидела наяву. Храм-близнец попадается на глаза на следующий же день. В промышленном районе с разбитыми дорогами и унылыми рядами старых цехов он смотрится органично. Даже удачно. Ни дать ни взять – всегда стоял здесь такой, с заросшими лишайником стенами и потускневшей волнистой крышей. Поднимаюсь по ступенькам, дергаю за кольцо – дверь с шелестом открывается примерно на четверть. Как раз достаточно, чтобы пролезть внутрь. Останавливаюсь, потирая затылок. Из-за двери веет знакомым влажным холодом. В голову лезут всевозможные опасности: от разломанного пола и шатких перекрытий до неизвестных существ, поджидающих внутри. А так ли мне это надо? Может, ну его, этот таинственный храм? Да и фонарик не захватила... – Ну вот вам, здравствуйте, – раздраженно бормочу, вытряхивая карманы. И впрямь забыла. Даже связку ключей не взяла – а там, на кольце, светодиодный брелок. Всё лучше полной темноты. Сквозняк из-за двери внезапно иссякает: будто закончился гигантский выдох. – Смелее, – вдруг слышу шепот. – У нас для тебя подарки. Разочарование разбавляется тихим страхом и – странно, но факт – удовольствием: вот оно, всё, что было в списке. Голос – предпоследний пункт. На него не надо отвечать, но он был обещан – и он есть. Значит, и подарки мне действительно где-то там. Глубоко вздыхаю и шагаю внутрь. Слишком поздно, чтобы передумать. Жалеть буду всю жизнь потом: себя я прекрасно знаю. Темно лишь в коридоре, и то, коротком: первый же проем в стене выводит меня в относительно светлый круглый зал. Он залит водой чуть пониже щиколоток. Вода в нем непрерывно рябит. Зыбь идет откуда-то из середины – не от моих шагов. Не обращаю внимания на странности: подумаю потом. Тут же нахожу в воде старинный фонарь, обросший светящимися ракушками на месте сосуда для керосина, и рядом – сверток. В свете люминесцентных раковин понимаю: это ткань вроде шерсти, скатанная в рулон. Цвет… коричневатый, кажется. И больше кругом ничего нет. То есть, совершенно. Зал выглядит старым, но не разрушенным: в нем ни алтарей, ни фресок, ни даже осколков отслаивающейся штукатурки. Как будто здесь прибираются время от времени. И подарки положили тоже… они. «Спасибо» сказать не решаюсь. Просто кланяюсь в пустоту и выхожу на улицу. При свете дня становится ясно: цвет ткани в рулоне пурпурный. Ткань немного ветхая, насквозь мокрая, но совершенно удивительного, глубокого красно-фиолетового цвета. В нее завернуто что-то твердое. Вытряхиваю – и на дорогу, звеня, падает черный от времени талисман-трикветр. Судя по блеску в процарапанных прожилках – серебряный. Судя по звуку – весьма увесистый. Дверь за спиною защелкивается, точно кто-то внутри заперся на замок. Оставив подарки дома, спешу в порт. Иду к пирсу – но там не оказывается никого. Лишь остатки костра гоняет по берегу ветром. Озираюсь кругом, подхожу поближе к домам, но и там не нахожу подсказки. Где живет тот человек, непонятно. Но теперь я хочу знать, откуда ему все это известно. Только так я смогу спокойно пользоваться вещами – или спокойно же выбросить их вон и, например, поставить дюжину свечей в церкви. Возвращаюсь сюда же к вечеру, и, о чудо – он снова ждет у костра. Мешает палочкой яркие дрова, заставляя пламя рассыпать вверх быстро гаснущие искры. Точно он: я отлично узнаю людей по силуэту. – Вы оставили эти вещи в том месте? Если ответит «да», готовлюсь тут же промолвить: «Зачем?» – и репетирую в голове интонацию. – Ты уже нашла его? – внезапно вскакивает он и втыкает палку в песок. Горячее дерево тонко шипит. – Дай посмотреть! Невольно пячусь. Зря я сюда пришла. Человек ведь всегда реальнее сверхъестественных сил. – Я… я взяла с собой фонарь. Вот он, – поднимаю за ручку повыше и освещаю чужое лицо. Человек напротив меня выглядит не слишком старым, глаза и вовсе горят. Что-то в них даже пугает. На всякий случай, отступаю вбок от края берега и прикидываю тяжесть фонаря в руке. Увесистый. Становится чуть спокойнее. – Фонарь там и оставляла. Так это ваше или нет? – Это подарок от моря, – отвечает он, пожирая глазами предмет в моей руке. Вдруг вскидывает руку, и на мизинце вспыхивает Полярной звездой топаз – или аквамарин – в обрамлении серебра: – Эти сокровища все оттуда. И они прекрасны. – Вы хотите забрать его? – пальцы на ручке фонаря ногтями впиваются в ладонь. – Не смогу. Они прокляты для всех, кроме их хозяина. Однажды я позарился на чужую добычу и поплатился за это. Тебе нечего бояться, я ничего у тебя не возьму. Спасибо, что пришла, как обещала. Тогда зачем он здесь? И зачем ему так нужно было взглянуть на мою добычу? Чтобы уговорить себя сходить туда снова? – Что ж, спасибо, наверное, и вам… Но почему вы не вернулись на остров, чтобы добыть еще этих… сокровищ? Раз вам так их хочется... – Туда нельзя вернуться. – Почему? – Нельзя, – повторяет он. – Не дозволено. Но мне нужно еще. Ты права. Я давно должен был туда вернуться. Человек устремляется мимо меня. Он забирается в лодку, бросает под ноги монету, туда же – ботинок и отвязывает канат от пирса. Лодка тут же стукается о причал. Он выдергивает со дна весло и отталкивается от столбика. – Мне нужно еще, – повторяет он, стискивая узловатыми пальцами длинную деревяшку. Лодка сперва буквально стоит на месте, как будто и впрямь не пускает… но в итоге неохотно отползает от пирса и устремляется вперед. Единственное мое объяснение происходящего уплывает – как будто бы насовсем. – Погодите! – и кидаюсь на край пирса следом: – Откуда вообще это берется? Что всё это значит? – Порта больше нет, но море осталось, – отзываются из темноты. – Оно к нам привыкло. Оно по-прежнему смотрит на нас и иногда платит нам за свое любопытство. И я собираюсь получить от него всё, что заслуживаю, за все годы своих мучений. Голос из темноты отрезвляет своей непоколебимой убежденностью – и я отступаю от кромки воды. Я стою с фонарем и смотрю, как он уходит вдаль. Серебряный трикветр согревает мне грудь. Я вижу над лодкой темнеющую полосу горизонта – и пытаюсь запомнить ее цвет, чтоб купить тесьму в тон для своей новой шерстяной накидки. Черное-черное море бесконечно и неразборчиво шелестит мне в ответ.