Сны

      Петербург успокаивающее поглаживал Москву по голове. Тот лежал на коленях Сашеньки и рассказывал о своей жизни. Много чего, теперь действительно с подробностями и Александр чувствовал, как его грудь ходит ходуном и сжимается ровно в те момент, когда голос Москвы начинал дрожать. Московскому определённо было сложно говорить о своих переживаниях и страхах. Было неприятное чувство того, что Саша после услышанного отвернётся, уйдёт из его жизни, и скажет, что он не особенный, что его чувства ничего не значат. Но были ли это мысли Саши? Нет, конечно же нет. — Всё было, как в тумане. Кровь на руках, синяки на лице и… Что-то ещё, не видимое со стороны… Словно безумие или скорее… Защитный механизм, который отключил способность здраво мыслить. — Миша старается удержать слёзы в глазах, но те всё равно стекают и впитываются в домашние Сашины брюки. — Я хотел быть столицей не из-за власти, а из-за того, что хотел обеспечить России безопасность, но в первую очередь я боялся, что снова будет кто-то сильнее меня, снова кто-то сделает меня своей… Подстилкой. — Михаил с трудом проговаривает слово, навсегда засевшее в голове. — А потом я много веков не вспоминал о событиях прошлого, они забылись, они мне не мешали, я жил совершенно спокойно. А сейчас… Сейчас почему-то стало так… Сложно. Прям отвратительно. Спать невозможно, кошмары преследуют. А когда не сплю сутками, то уже галлюцинации идут и это ещё страшнее… Саш, мне страшно. Я боюсь того, что случилось давным-давно, мне плохо лишь от одной мысли о прошлом, о детстве… — Миша, всё хорошо, я с тобой. — Александр смахивает вновь выступившую слезинку. — ты устал Миш, очень-очень устал. На фоне стресса у тебя появилась тревожность и возможно даже посттравматическое стрессовое расстройство. Ты работаешь на износ, переживаешь о событиях, что происходят сейчас. Твой мозг расчищает место для переживаний и выкидывает тебе фрагменты из прошлого, которые ты не смог пережить, которые давило на тебя постоянно, но не так, как сейчас. Тебе нужный хороший отдых, здоровый сон и запись к психологу, а в дальнейшем может и к психотерапевту. — Саша со всей нежностью смотрит в покрасневшие глаза Михаила. Тот впервые выглядит беспомощно и потеряно и от этого ему только хуже. — Я не могу взять отпуск. Особенно сейчас, ситуация и так напряжённая, без меня ничего путного не решат. Скоро ещё одно собрание столиц… Мне нельзя всё бросать. — Миша обхватывает Сашину ладонь, холодную и мягкую. Он прижимает её к своей горячей щеке, контраст играет свою роль. — Отстраним тебя от работы по здоровью. А если всё настолько критично, то я выполню твою работу, тебе не о чем беспокоится. — Петербург целует Москву в лоб. — У тебя жар. Вот отражение психического здоровья на физическом. Никакой работы, я запрещаю. — Москва и сам чувствует, как медленно плывёт перед глазами всё. — Мне надо градусник взять и кровать для тебя расправить. Миш, позволь встать. — Повременим. Сейчас мне нужен только ты, не больше. — Михаил обнимает Петербург и блаженно закрывает глаза уже и, не слыша противоречий Саши, не чувствуя своего тело он проваливается в сон.       Казалось, что ничего наконец-то не сниться. Он в пространстве, тягучем, тёмном, словно дно океана, только субстанция больше напоминает неньютоновскую жидкость, чем воду. Соображать сложно, но Миша не по своей воле начинает размышления. Чёрт возьми, всё вновь обретает какие-то краски. Вокруг вспыхивает пламя, Москва сидит на холодной земле, обнимая колени, вокруг кольцо огня и как бы ни хотелось от него сбежать, не выходит, ноги ватные, к телу, будто утяжелители привязали. Гореть невероятно страшно, но ещё страшнее это когда осознаёшь, что заслужил. Да, сейчас, именно если бы он горел сейчас (и не важно, что теперь полноценно не сгореть, больно всё равно будет), он бы знал, что заслуживает. Но когда его спалили ребёнком… Этого Михаил не прощал, ненавидел всем сердцем Орду, но при этом мысленно всё ещё от него зависел. Оглянувшись назад, попадается совсем небольшая деревушка, по сегодняшним меркам, со всеми составляющими в виде небольшой церкви и нескольких домиков. Смотря направо фрагмент другой, чуть более развитый, с уже воздвигнутым храмом Василия Блаженного, но всё ещё тянет максимум на село. Слева уже город, здания красивые и Кремль привычно из красного кирпича. Картина впереди слегка раздваивается. С одной стороны, недавно построенные сталинки, но вид размыт, словно Москва в очках и линзы запотели, словно не его глаза смотрят. А с другой, красивые, высокие башенки Москва-Сити. И всё в огне. Позади слышны потрескивания горящей древесины, спереди звуки пожарной сирены. И не страшно уже, даже не больно, душно до невозможности, но это он точно переживёт. Даже интересно. Вот как выглядит его сознание. Ну а как ещё. «Заслужил, заслужил» — вновь крутится в голове. Он, может, грубый, эгоистичный и расчётливый мудак, но разве это отменяет все его чувства? Разве это отменяет то, что Москве нужно, так же как и всем иногда пожалеть себя? Его ненавидят, и ненависть заслужена, но разве они знают так хорошо Мишу, как он сам. В сказках злодеев люди почему-то любят, но столкнувшись с ними в реальной жизни, они почему-то не так реагируют. Да и разве Михаил злодей? Он сделал много плохого, но разве герои не делали этого для хорошего конца? Когда вообще конец его сказки? Ещё лет через 200? 500? 1000? А может через месяц? Сейчас может произойти что угодно. Если Москвы не станет, будет ли кто-то переживать? Будет ведь? Саша, Алёша? Хотя бы они. Может Химки ещё? А все остальные дети? Наверное, тоже. Глаза слезятся из-за дыма. А может из-за мыслей?        Сзади подходит кто-то, садится рядом и обнимает за плечи нежно, по-семейному. Миша видит свисающую рядом рыжую прядь. Киев. Совсем не тот, кто сейчас столица Украины. Нет, что вы. Тот, что остался где-то на Руси, тот, что с такой нежностью поливал Мишу ледяной водой, после появления новых ожогов. Тот, кого нет рядом сейчас. Его кто-то аккуратно берёт за руку и крепко сжимает её. Каким-то чудом Москва узнаёт Смоленск. У него ладони слегка шершавые всегда, тёплые едва-едва больше Московских, и единственные в своём роде. Только в этот раз ладони меньше немного, Алёша точно без раненого глаза, без своей дурацкой (по мнению Мишки) повязки и с ещё слегка загибающимися к шее, не короткими волосами. Его треплют по голове и одновременно похлопывают по плечу. Камалия и Святослав, кто как не они. Нижний Новгород явно со времён смуты, рядом на островок безопасности Москвы капает капля крови со свежего шрама. Казань… Казань со времён Российской империи, с самого ещё начала, когда эти двое всё ещё были в браке. Она тогда носила роскошные серьги, которые сейчас задевают макушку Московского. Рядом, прямо перед Мишей, появляется Новосибирск. Маленький ещё совсем, только основанный, но уже имеющий амбиции. Он рядом с Москвой сидит, и трогать не смеет, права не имеет, но Миша сам на его руку кладёт правую ладонь. Данила ещё рядом, руку, которую сжимает Смольный, обнимает и ближе льнёт. Наконец на его щёки ложатся нежные, привычно холодные руки. Саша, любимый Сашенька прямиком из 21 века. Родной, как и все присутствующие здесь. Он всем сделал больно. Не важно, давно или сейчас он разбивает нежное сердечко. Совсем не важно, ведь не смотря на все преграды, они всё равно здесь. Всё равно любят его. Любили, всегда чертовски любили. И он их любит тоже, очень и очень, может и не сразу полюбил, но сейчас, сейчас их он очень сильно любит. Хочется каждого лично обнять и поблагодарить просто за то, что он был рядом, когда нужно было. Без них всё было бы хуже. Без них Москва бы не дожил до сегодняшних дней. Без них не стал бы тем, кто он сейчас. Не важно, какая любовь, важно то, как её выражают.       И на душе становиться теплее, спокойней, словно он и не волновался. Словно не было ничего. В груди, словно подснежники распустились, будто весна наступила и свежесть принесла. И огня больше нет. Тревога ушла и он следом. Из-за туч выглянуло ясное солнце, а вместо разных эпох чистое, бесконечное поле. Миша поднимает глаза. Перед ним стоит… он. Маленький. Без сажи на рубахе. Чистый и румяный. Глаза блестят, так, будто вот-вот заплачет, но улыбается он больно ярко, так что солнце способен затмить. По губам читается простое, — «спасибо», и молодой Москва, машет рукой, убегая куда-то вдаль. — Нет! Я ещё раз повторяю: бюджет был выделен на данный проект ещё в прошлом месяце, всё подсчитано до копейки! Вам не будет добавлена ещё сумма, куда вы дели деньги? Куда?! Вот сами решайте, что делать, но если проект не будет завершён на следующей неделе — пеняйте на себя! — Михаил просыпается под раздражённый голос Александра. Дверь в спальню приоткрыта, голос с кухни. Миша себя так хорошо ещё никогда не чувствовал. Впервые выспался за долгое время. Спину чутка ломит, но вероятно из-за долгого сна, кровать нагрета, но встать хочется. Рядом, на прикроватной тумбе, стоят лекарства, стакан воды и ковшик с мокрым, холодным полотенцем. Ну, Саша говорил что-то про температуру, сбить может, пытался. Миша встаёт, пол холодный, Москва больше взбодряется. — Доброе утро, — сонно тянет Московский, пройдя на кухню, и видя как Александр, наконец-то отложил телефон, — который час? — Миша! — Петербург вдруг слегка повышает голос и словно летя, подходит к Москве. Он крутит голову столицы, взволнованно осматривая, после приложил тыльную сторону ладони ко лбу, а затем, не веря самому себе, поцеловал Московского в лоб. — Слава Богу, в этот раз без температуры! Ты как себя чувствуешь? — Просто прекрасно, давно так не спал. — Да и давно не говорил подобного. Чаще звучало: «хреново». — Миша, моя радость, ты целый месяц в кровати с температурой валялся. Иногда просыпался, но был вообще не в этом мире, на меня не реагировал почти. Я чуть с ума не сошёл. В больницу решил не класть, но врач ежедневно приезжал, самый лучший в Москве! — Саша говорил довольно быстро. Действительно волновался, места себе не находил. Но вот выражение лица Миши сейчас оставляло желать лучшего. — Ты не переживай! Я на работе тебя заменил, все как шёлковые. Без тебя совсем не то. Меня Смоленск чуть не убил, когда узнал, что ты слёг. А Даня, знаешь, как он волновался? И все твои дети в принципе, каждый приехал! И Камалия была, и Святослав, даже Николай приезжал! Ты понимаешь, что без тебя мы не сможем? Не пугай так больше, говори, если нехорошо себя чувствуешь! — Давно он Романова таким перевозбуждённым не видел. — А мне сон снился, с вами со всеми теми, кого ты перечислил… Так хорошо было ощущать вас рядом. — Михаил нежно обнимает Александра и прижимает к себе. — Я так вас всех люблю.