Изуку. Ты нужен мне.

Когда Мидория одной ногой и обеими руками вступает в могилу по собственному желанию, чтобы защитить нуждающихся в спасении, в который раз, сердце его друга детства не заполняется через края, пытаясь прорваться от недостатка пространства внутри, чувством искреннего, бескорыстного и абсолютно привязанного беспокойства, толкающего ноги по инерции в самый центр опасности, чтобы защитить. Однако, когда выдаются особенно тихие деньки, его сердце сжимается. Невольно, до болезненного ощущения. Деку, как любит он его называть, подчёркивая каждый раз всю его никчёмность и старания впустую, не появляется уже несколько дней. Он не был похищен и оставлен на дне давно закрытого и старого здания, которое забыли снести, его не отстранили от занятий, под домашний арест и ежедневную уборку общежития. Он уехал куда-то, по своим делам, о которых Бакуго, как его никогда не называет Изуку, предпочитая Каччан, никогда не хотел знать. Какое ему было до этого дело и почему вообще должно быть? Колкая фраза, очередной оскал, грубые окрики, добро приправленные яростным выражением лица, буквальный взрыв негативных эмоций – всего этого больше не было, ведь раздражитель сейчас находится где-то далеко. Разве это не должно радовать или хотя бы восприниматься нейтральным событием? Дни спокойствия, когда постоянно смотрящий свысока Деку даже при всём желании не сможет так на него посмотреть. Но Бакуго становится слишком спокойным, больше похожим на Тодороки, что явно не может радовать. Вокруг становится так тихо, что тишина разрывает перепонки изнутри. Неволей выученная наизусть парта пустует, во время обеда общая гамма не разбавляется зелёным перед глазами, групповые разговоры так естественны, как будто только он сошёл с ума и знает о существовании какого-то парня, который всегда учился вместе с ними и каждый раз делал выдающиеся успехи ценой собственных костей. Огонёк гнева вспыхивает изнутри, как под щелчок зажигалки, стоит лишь знакомому имени пойматься слухом, и медленно, постепенно потухает вновь, когда воздух вокруг снова вернётся в стабильное состояние без лишних колебаний от упоминания этой личности. Неважно, насколько Изуку покинет поле зрения и мысли взрывного друга, тот в один миг соберёт весь свой гнев вновь. Бакуго не позволяет ни себе, ни своим мыслям даже начинать обдумывать это, потому что это полнейший бред и бесполезная бессмыслица. Отрицает важность, он не видит смысла, или же очень пытается себе это доказать, в том, что во время отсутствия невыносимого Деку его настигает щемящее чувство в груди, что без него он постепенно становится как будто другим человеком, что всё вокруг становится иначе. В худшую сторону. Он взрывается рядом с ним, уже как будто в качестве защиты и меры предосторожности, а совсем без него постепенно затухает. Поддержка Изуку, добрая улыбка, его искреннее желание помочь, быть рядом – всё это по-настоящему выводит из себя и, кажется, никогда не станет чем-то желаемым, но без всего этого Бакуго в очередной раз, в пустой комнате, усаживается на край своей кровати, кладёт запястья на колени и безэмоционально, точно загнанный в угол, в чём он никогда и никому не признается, в первую очередь себе самому, смотрит в одну точку, борясь с самим собой, ведь ударить больше некого. "Неужели ты не видишь, что со мной происходит, когда тебя нет рядом?!", "Ты уже чертовски задолбал пропадать хер пойми где, почему ты не можешь постоянно быть рядом?!", "Насколько слепым и тупым ты меня считаешь, если думаешь, что я не вижу, насколько тебе дорог?!", "Почему ты настолько недалёкий, что не можешь понять, что мне нужна твоя опора?!", "Почему ты не можешь увидеть, что я стану беспомощен, если ты уйдёшь?", "Почему ты так и не смог увидеть, что единственный дорогой мне человек это ты?". — Изуку. Ты нужен мне.