I can't breathe

Феликс смотрел на своё отражение и не понимал, что ему хотелось сделать больше — кричать или разрыдаться. Он не мог дышать, грудь поперёк сдавило ржавой цепью, которая оставляла следы на коже. Глаза уже опухли от слёз, но в них больше нет прежнего блеска, уголки губ не могут подняться хоть немного вверх, нет сил. В душе бушевала вина, печаль, а в голове осознание, что уже поздно что-то менять. — Когда это все началось? Почему ты не смог это остановить? ПОЧЕМУ? — говорил Феликс своему отражению, тыкая в него пальцем. Губы, покрытые слюной, на сей раз скривились. Глаза почти закрыты, слёзы предательски катились по веснушчатым щекам, он не смог. Прямо сейчас малыш Ликси стоял в чёрном смокинге посередине своей комнаты, не мог перестать реветь и винить в случившемся себя. Он опустил стыдливо голову, чтобы больше не видеть собственного лица, ухватился руками за раму большого зеркала и продолжал всхлипывать. Крупные капли солёных слёз с характерным звуком падали на пыльный паркет и разбивались, так же, как и мир блондина сегодня. Зеркало хотелось сломать к чертям собачьим, разгромить всю свою комнату в пух и прах, но отчего-то Феликс не мог пошевелить и кончиком пальца на руке, вокруг тела парня затягивался густой туман, что сковывал абсолютно все движения. — Ты ведь видел, Фел… Почему ты такой эгоист, всё прекрасно видел и не сделал ничего. Ну и чем это закончилось? Ты этого хотел? ЭТОГО?! — в комнату зашла перепуганная криками сына мама Феликса. Та тоже была одета в чёрную траурную одежду, но стойко держалась в отличие от блондина. Пожилая женщина подошла к сыну и утянула его в объятия, нежно поглаживая потный загривок парня. Она понимала, как это тяжело — терять близких людей. — Феликс, милый, в этом нет твоей вины. Ты самый хороший человек, которого я только знаю, ты бы не смог довести друга до такого состояния, слышишь? — госпожа Ли медленно переминалась с ноги на ногу, раскачивая подрагивающее тело из стороны в сторону, успокаивая сына как делала это в детстве. — Он не был моим другом, мы… — Ли не смог договорить, к горлу снова подступил тяжёлый ком, но кажется женщина всё и так поняла. — Тшш, я понимаю, я всё понимаю, Ликс. Феликс не знал, сколько они так простояли, но очевидно, что долго, поскольку старший Ли крикнул им с кухни, что уже пора ехать. Пора ехать на похороны Хан Джисона…

⚫️⚫️⚫️

22 августа в 5:37 утра, в своей комнате Хан Джисон наложил на себя руки. В своих деяниях, он использовал револьвер сорок пятого калибра, предварительно украденный из отцовского кабинета. Воскресным утром в 5:37 утра был произведён один выстрел в левый висок, смерть произошла мгновенно. В 5:39 утра госпожа Хан поднялась в комнату сына на шум и была первой, кто увидел тело, бездыханное тело парня, из головы которого импульсивными толчками вытекала ярко-алая кровь, что впитывалась в белый ковёр. Вечером 23 августа в 17:00 часов были назначены похороны, куда были приглашены все семьи, которые были как-то связаны с семьей Хан или с самим Джисоном. Семья Ли была одной из них.

⚫️⚫️⚫️

На старом кладбище много людей, все либо плакали, либо тихо шептались, что мать во всём виновата. Возможно, Феликс бы с этим и согласился, но сделает это потом, сейчас он не способен трезво мыслить и на данном этапе он чувствует только вину. Сама семья Хан стояла почти в самом углу, подальше ото всех, чтобы не слышать, не смотреть. Не смотреть, как красивый чёрный гроб погружают в глубь земли на шесть футов. От этой «коробки» повеяло холодом и сыростью. Вот он конец, конец всех, все там будут. От этих заявлений у себя в голове ноги Феликса предательски подкашивались, хотелось плакать, но похоже, что слёзы уже закончились. Все эти показушные рыдания и слова сожаления, что сейчас из всех щелей лезут, казалось, никогда не закончатся, но парень уже понял, что всё в этой жалкой жизни резко обрывается. Он хотел уже пойти к машине, где сидели его родители, но чья-то костлявая холодная рука схватила его за локоть. По спине блондина пробежался холодок, он медленно обернулся и увидел мать Джисона, что была ниже его на две головы. Та поджимала губы и смотрела на Феликса отчаянно, позади неё стоял высокий пухлый мужчина — господин Хан, он держал что-то в руках. — Ты ведь Феликс, да? — голос госпожи Хан был твёрдым и холодным как сталь, совсем не подходил под образ опечаленной женщины, что только вчера потеряла единственного сына. — Да, это я, чем могу помочь? — Ликс удивился тому, что женщина не знала в лицо единственного человека, с кем общался сын до смерти. — Мы вчера разбирали комнату Джисона и увидели на подоконнике деревянный ящик, а рядом записка, что сундук принадлежит тебе. Мы попытались его открыть, но у нас ничего не получилось, так что можешь забрать это. — Госпожа Хан брезгливо обвела маленький сундук, что сейчас протягивал блондину старший Хан. Феликса охватила ярость. Как они посмели без разрешения открывать личные вещи, никакого уважения. Парень бы сейчас сказал пару ласковых этим двоим, но лишь вежливо поклонился, забирая ящик из чужих рук. Наскоро сказав заученные слова сожаления через спину, Ликс поспешил уйти к машине, пока его ещё кто-кто не задержал.

⚫️⚫️⚫️

Феликс положил небольшой деревянный сундук на идеально заправленную кровать. Под пальцами ощущались лёгкие покалывания, ему очень сильно хотелось его открыть, но он определённо задохнётся если проносит этот треклятый костюм ещё хоть минуту. Парню казалось, что в выглаженный пиджак впиталась вся сегодняшняя усталость и сырость кладбища. Костюм хотелось сжечь и никогда больше не вспоминать этот день, но Феликс лишь аккуратно сложил вещи на спинку стула, оставаясь в одной длинной футболке и шортах. По ногам побежали мурашки, за окном, несмотря на вечер, было тепло, но парень не ощущал эту теплоту ни душой, ни кожей. Блондин уселся на кровать и стал думать, как открыть ящик. Ещё в машине он увидел маленькую замочную скважину, но у него не было ключа. Феликс подумал, что ключ мог остаться на том самом подоконнике, где госпожа Хан и нашла шкатулку. Думая об этом, Ликс как обычно начал крутить чёрный потрёпанный шнурок у себя на шее. На этой верёвочке под футболкой висел ключ. — Точно, Ханни, как я мог забыть? — кажется, у Феликса появилась дурная привычка разговаривать с самим собой. Он снял с шеи верёвку с ключом, что уже нагрелся от тепла человеческой кожи, покрутил его в руках и со вздохом прислонил метал к приоткрытым губам. В голове всплыла картинка того самого вечера.

⚪️⚪️⚪️

27 сентября 2020 года с красными как рак щеками Джисон, как положено, встал на одно колено с цветами в руках и предложил солнечному мальчику Феликсу встречаться, пока смерть их не разлучит. Тот светился от счастья сильнее обычного, освещая набережную своей чистой энергией, а люди, что стояли на берегу, хлопали и радовались новой парочке. Феликс бросился на шею уже своего парня и горячо в ухо шепнул заветное «да», спустя мгновение их губы нашли друг друга, так же как и их судьбы. 27 сентября 2021 года счастливый Феликс стоял на всё том же берегу и смотрел, как солнце постепенно уходило за горизонт, оставляя после себя яркие блики на поверхности воды. Он стоял и ждал, когда подойдёт к назначенному времени Джисон, смотрел как люди гуляли со своими собаками, как бросали плоские камушки в море, как просто прогуливались по берегу и отдыхали после тяжёлого рабочего дня. Вдруг глаза Ликса кто-то закрыл тёплыми ладонями, прислоняясь к его спине торсом. — Угадай кто, малыш Ликси. — игриво протянул старший, пусть и на один день. — Джисони! — радостно прокричал Феликс, отчего на него косо посмотрели прохожие, но ему было всё равно. Он за секунду развернулся и прижался к накаченной груди Хана, утыкаясь носом в шею, позже услышал бархатный смех парня. — с годовщиной. — Спасибо, солнышко, кстати о годовщине. У меня есть для тебя кое-что. — сказав это, Джисон потянулся к карманам плаща, доставая оттуда чёрную бархатную коробочку, украшенную белой атласной лентой. Хан торжественно ее открыл, и Феликс увидел две парные подвески с ключами, в центре которых виднелись маленькие камушки, что из бежевого переливались в сиреневый на свету. Ликс замер, ошарашено открыв рот, подарок был просто восхитительный. — Но ведь мы договаривались не дарить друг другу подарки на годовщину, у меня нет ничего для тебя взамен. — сбивчиво пролепетал блондин, поворачиваясь к парню спиной, чтобы тот застегнул украшение на его тонкой шее. — И не надо мне ничего дарить, просто продолжай меня дальше радовать своим присутствием, солнечный мальчик~ — Джисон обнял Ли за плечи и уставился на горизонт, но, услышав тихое «спасибо», поцеловал парня в щеку.

⚫️⚫️⚫️

Феликсу хотелось вновь заплакать от этих воспоминаний, но его парень не любил, когда он плакал, говорил, что у него на душе затягивается смерч, как только он видит слёзы своего ручного солнышка. Недолго думая, Ликс попытался открыть ключом сундук, и у него это получилось. Означает ли это, что парень спланировал своё самоубийство ещё тогда? Феликс мог лишь гадать, ведь ответов он больше не получит. Хотя, может быть, после содержимого сундука, вопросов у него не останется и вовсе. В сундуке было мало вещей, из маловажных дешевые жвачки, что быстро теряли свой вкус, наклейки и самодельные браслетики из разноцветных резиночек. Бегло осмотрев все, что видел, Феликс зацепился взглядом за памятую пачку ментоловых сигарет. Ли прекрасно знал, что это за сигареты, они имеют особое значение.

⚪️⚪️⚪️

Феликс шагал босыми ногами по холодному паркету на кухню. Джисон отошёл попить воды, но вот уже минут десять где-то пропадал. Пройдя на неосвещенную кухню, Ликс увидел Джисона, что вытащил из халата пачку ментоловых сигарет и зажигалку. Пол был холодным, потому что парень открыл окно нараспашку, видимо, чтобы комната не провонялась табаком. — Ханни, что ты делаешь? — как только солнечное дитя увидело в руках любимого человека вредные вещи, то сразу же подбежало к нему и обняло со спины. На улице дул ледяной ветер, отчего открытая кожа Ли покрылась мурашками, а волосы встали дыбом. — Ликс, иди спать, я к тебе скоро приду. — устало проговорил Хан, повернув голову и коротко чмокнул блондина в лоб. — После того, как покуришь, вернёшься? Ну уж нет, доставай и мне тоже, — Феликс был зол на Хана за то, что тот добровольно хочет погубить своё здоровье, поэтому решительно вытянул раскрытую ладонь. — Доставать что? Сигарету? Не смеши, ты не будешь этого делать. — Буду! Если ты будешь, то и я тоже, мы же одно целое, так что давай. Джисон недовольно выдохнул и передал парню ментоловую сигарету, поджигая ее. Хан спокойно сделал первую тяжку, в то время как блондин просто набрал дым в рот, но тут же закашлялся. Глаза заслезились, а во рту привкус странный, как будто дерьмо пожевал, горло неимоверно саднило, отчего Феликс не мог перестать кашлять. — Хватит. — Хан не мог смотреть на то, как его парень мучается по его же вине. Поэтому быстро выхватил из рук все ещё кашляющего Феликса тлеющую сигарету и выкинул обе в окно, закрыв его после. Убрав другие следы ночных посиделок, Джисон подхватил Ли на руки, чтобы тот больше не стоял на холодном полу, будучи в одной растянутой футболке. — Ты больше не будешь курить? — хриплым после табака голосом спросил Феликс, утыкаясь носом в шею брюнета, он всегда так любил делать. — Нет, конечно нет. Пойдём лучше в кровать под тёплое одеяло, не прощу себя, если ты заболеешь по моей вине. — Ханни, если тебя что-то тревожит, говори мне, я выслушаю тебя. Ты же знаешь, что я могу стать твоей подушкой для слёз. Джисон замер на несколько секунд, о чём-то размышляя. После чего он пробубнил «хорошо» и понёс Феликса в комнату. С того момента и до самой своей смерти Джисон ни разу не рассказал, что его тревожило.

⚫️⚫️⚫️

Парень дрожащими руками открыл пахучую пачку и увидел, что там не хватало двух сигарет, его и Хана. Он не солгал, с тех пор ни разу не притронулся к упаковке. Но что лучше, прокуренные лёгкие или пуля в виске? Наверное, всё же первое. Дальше пухлые пальчики зацепились за край коллажа их совместных снимков из фотобудки. Их было всего четыре. На одной Феликс улыбался во все зубы, а Хан поставил ему рожки сзади. На другой Джисон надул щёки, а Ликс изобразил испуганное выражение лица и тыкнул маленьким пальцем в надутую щеку. На третьей же фотографии, Ли приобнял парня за плечи, смотря на его профиль, в то время как брюнет все ещё повернут к камере лицом и показывает пальцами сердечко. На последнем снимке они целуются, по-детски наивно, но в губы. Правда, конкретно эта фотокарточка была заклеена объемным стикером желтой звездочки. Феликс сначала удивился, но потом понял, что это скорее всего, чтобы мама не догадалась о них. Благо, у него был точно такой же коллаж, где этот прекрасный фрагмент не тронут и его хорошо видно. Ну и сколько же было попыток, чтобы уговорить Джисона сделать эти фотографии.

⚪️⚪️⚪️

— Ну, хён, ну пошли-и-и. — Феликс как маленький ребёнок начал капризничать и уговаривать сходить Джисона в фотобудку, на которую указывал пальцем. — Малыш Ликси, зачем тебе эти фотографии? У нас и так полно совместных. — лишь фыркнул Хан, продолжая искать в телефоне карту всех магазинов ТЦ, в котором они сейчас находились. — Все наши фотки в телефоне, а я хочу такие, какие можно пощупать, понюхать и на пробковую доску приклеить, понимаешь? — Нет, пошли с этого сектора, нам в другой надо, Ликс. — Давай сначала зайдём в фотобудку, ну пожа-а-алуйста — Ли специально растянул гласные в слове и скорчил самую свою милую мордашку, которая только была в его арсенале. Лёд в сердце брюнета не просто растаял, а лопнул на мельчайшие осколки, как только он увидел щенячью мордашку своего парня. — Отказывать тебе противозаконно, пошли. — Ликси на это лишь счастливо пропищал и потащил того за руках джинсовки к заветной маленькой фотобудке.

⚫️⚫️⚫️

Парню не хочется портить фотографию и убирать стикер, боится, что клей останется на ней. В любом случае, у него есть свои кадры, что сейчас висят на большой пробковой доске, на которой уже почти не осталось свободного места, настолько жизнь Феликса была яркой. Ли невольно засмотрелся на своё творение, но после быстро проморгался и вернул взгляд на сундук, в котором лежали ещё письмо и книга. К письму вообще не хотелось прикасаться, потому что у Феликса насчёт него было странное предчувствие. Поэтому он вытащил тоненькую книгу, с пожелтевшими страницами, которые шли волнами от самого корешка. Блондин неспешно открыл находку где-то на середине и увидел красивый гербарий полевых цветов, названия которых Феликс не знал. Это они с Джисоном его собирали.

⚪️⚪️⚪️

На дворе стояло жаркое лето, на небе ни одного облачка, так же как и людей на улице. Любой нормальный человек сидит дома, в прохладе. Но Феликс и Джисон никогда не были нормальными. Поэтому они в одних шортах и майках носились по полю, играли в догонялки. Жарко было очень, спелая трава неприятно колола ноги, по коже стекал пот, но Ли было плевать. Он бежал со всех ног от своего парня и радостно пищал, что тот его не догонит. Но стоит ему это сказать, как его сбивают с ног и валят на землю, прижимая к ней. — Поймал! — сказал Джисон, пытаясь отдышаться. Когда дыхание немного устаканилось, а сердце перестало бешено гонять кровь, парень помог Феликсу подняться и отряхнул майку от травы, Ли то и дело тихо хихикал от щекотки, после чего пальцем указал на сумку, находящуюся за спиной Хана, безмолвно прося дать ему воды. — Устал? На что Ли только кивнул и жадно припал сухими губами к горлышку бутылки. Пока парень пил, Хан достал из рюкзака книжку и присел на корточки. Джисон сорвал красивый бутон яркого цветка и принялся не торопясь рассматривать его. — Ну и зачем ты это сделал? — спросил Феликс, следом присаживаясь на корточки. — Запрещено законом? — Запрещено быть таким красивым, Ханни. — короткий чмок куда-то в уголок рта. — Тогда мы с тобой оба сбежавшие преступники, — Ли лучезарно улыбнулся. — я хочу сделать гербарий. — Ты поэтому взял книгу? Эх, а я думал, что мы найдём где-то большое дерево с величественной кроной и будем в обнимку сидеть в тенёчке, а ты мне будешь читать эту романтичную историю. — Это триллер. — оповестил Хан, прекрасно зная, как его парень не любит страшные истории. Именно из-за этого он ее и взял, потому что для других целей она ему не нужна. — Гербарий? Я люблю гербарий, есть что-то в этих сухих цветках благородное, как будто хранит в себе воспоминания. — спохватился младший, примирительно выставляя ладони к верху. — Да, ты прав, этот цветок увянет, перестанет жить, но в нем будет воспоминание о том дне, когда он погиб. Интересно, а у людей такое бывает? На этот вопрос никто ответа не дал, они лишь продолжили собирать разные цветы, чтобы оставить их между страниц книги навсегда.

⚫️⚫️⚫️

Хан Джисон был прав, маленькие цветки, которые уже начали терять свой цвет, действительно могут хранить в себе такие яркие воспоминания. Хотя сейчас ему кажется, что любая вещь в его комнате напоминает ему светлый образ парня, от этого в груди неприятно колит. Похоже, сегодня Феликс спит в гостиной, стены сейчас слишком сильно давят, как клетка. Чтобы взять в руки то самое письмо, что лежало на дне сундука, парню пришлось несколько раз походить туда-сюда по комнате и сделать несколько глубоких вдохов и выдохов. В этом письме может быть что угодно, и ему банально страшно, что станет еще больнее. Хотя тогда Феликс эгоист, раз думает сейчас о себе, так нельзя. В конечном итоге блондин залепил себе хлёсткую пощёчину и решительно распечатал конверт письма. Внутри он увидел лист А4, сложенный несколько раз пополам, Ли сразу узнал почерк Хана: крупные, крючкообразные буквы и большой интервал между ними. Феликс принялся читать:

Малыш Ликси. Я пишу тебе письмо про то, что больше не могу смотреть на то дерьмо, в котором оказался, куда привела меня жизнь. Каждый день начинался с того, что я опять себя ненавидел, кричал в подушку, чтобы никто не услышал, проглатывая горькие слезы, что жалкими каплями приземлялись на футболку. Дома проще должно быть, казалось, быт и суровость жизни съедали все самое лучшее. Ну давайте, сломайте меня ещё раз, вам не сложно убить меня здесь и сейчас. На моем ноющем, измученном сердце больше нет места для боли, слышите?! Я остался в глазах этих людей идиотом, что жить не умеет, пусть будет так, пусть думают, что хотят, мне больше нет до них дела. Мне было дико страшно, хотелось плакать, но я прятал слёзы, потому что мне нельзя было показывать эмоции, они этого не любили. Ждал устало, когда наступит день, чтобы превратиться в беззвучную тень, обнажая неровные зубы в кривой усмешке. Но свет в моей тихой комнате угасал, яркая улыбка блекла, я потерялся где-то на периферии своего разума, усталости будто не существовало, хотя только перед смертью я почувствовал ноющую боль в плечах. Я так долго врал, сам верил, что прокатит. В моих глазах застыла мука, что затуманивала мой взгляд. Пытался сломать эту стену из едкой пелены, но сломал лишь своё сердце. Пока пытался склеить дешевым клеем хрустальные осколки, упустил самое важное — тебя. Ради тебя я нагло притворялся, что мне весело рядом с тобой, что твой Джисони сильный, но мне было больно. Мне не хотелось, чтобы твоя живая улыбка покинула невинное лицо, поэтому проглатывал все свои переживания. Я создал красивую ложь для тебя. Я не чувствовал боль, но я чувствовал любовь. Я помню каждое твое слово, которое быстро слетело с прекрасных уст, каждый обжигающий след твоих пухлых губ на моей коже, каждую твою эмоцию на лице и как кривился твой маленький носик, когда ты злился на меня, но быстро расслаблялся, ведь ты не умел долго на меня обижаться. Ты спросил меня однажды, что я хочу на свой день рождения, а я ответил, что мне нужна бутылка соджу и твои губы. Алкоголь бодрил, но я сам себя губил, а твоя любовь как петля на моей шее, что затягивалась все туже. Костер наш догорел, я тебя не виню, виноваты они и только. Я звал на помощь, но ведь знал, что не придут. Ежели оставался один, с мыслью своей одержимой един. В комнате тогда было темно слишком, много пустоты, я сделался лишним и решил нырнуть в свою боль, взяв лезвие и «сигарету». Да, я курил эту пулю, это был крупный отцовский калибр. Мне уже совсем не жаль ни головы, ни тела, ведь отражение снова вызывало страх. В голове крутилась мысль: «завтра будет только хуже». Осознание, что становится страшно что-то менять, накатило как мерзкая тошнота к горлу, не могу ее сглотнуть. Малыш Ликси, порой все мы как дети, застрял на этой планете. Я улечу на рассвете, это наше последнее лето, прости. Долой предрассудки! Рассвет уже на пороге, рука с пистолетом дрожала, я уверен, но закрыл глаза и начал отсчет до одного. Я понимаю, что одна судьба у наших двух сердец, замрет мое — и твоему конец, но отпусти меня, просто прими это. Нет больше страха и боли — нет и человека, буду гнить в своей могиле. Завтра меня похоронят к пяти — любимое число мамы. Впереди меня ничего не ждёт, но я жду тебя, ты меня найдёшь, и в темном небе продолжай сиять, моя маленькая звездочка… Я люблю тебя, Феликс, прощай…

К горлу подступило тошнота, а истеричные вопли продолжали срываться с его губ, заглушая дождь за окном. Письмо стало последней каплей. Феликс больше не мог делать вид, что может держать себя в руках и что всё хорошо. Нет. Всё просто ужасно. Не был в самоубийстве он виноват, во всех бедах замешана поганная семья Хан, которая тиранили собственного ребёнка. Возможно, если бы Джисона любили больше чем один человек, всё бы закончилось иначе, парень бы не покончил с собой. И сейчас Хан бы сидел вместе с Ликсом на кровати и успокаивал того после очередного совместного просмотра фильма ужасов. Перебирал бы его блондинистые волосы, приговаривая, что это всего лишь выдумки режиссёра и в реальной жизни такого не произойдёт. А после Джисон спел бы ему колыбельную, чтобы тот поскорее уснул. Они были бы счастливы. Но прямо сейчас, Феликс лежит в своей кровати один в собственных слезах и орет от сильной моральной боли, что разъедает его изнутри. А там на небе среди множества звёзд, которые ярко сияют, нет его Джисона, потому что это все детские сказки, а душа парня где-то покоится, пока его молодое тело разлагается в сырой земле. А Феликс тут, гниет в своём омуте.