Синапс

Чикаго, штат Иллинойс. США.

      — Фильм говно, — тихо прошептал Феликс, приоткрыв глаза, пока Чонгук сидел рядом и в пол-уха слушал в наушниках очередной триллер.       — Феликс?! — Чонгук не поверил своим глазам, когда друг устало улыбнулся и моргнул. — Ты пришёл в себя! Чёрт, как же я рад! — от переполнявшей радости альфа искренне рассмеялся. Теперь он не один. От счастья Чонгук запрыгнул на койку к пациенту в ноги и стал обнимать Феликса, пока не понял, что друг хоть и улыбался, но кряхтел от боли. Он быстро соскочил обратно на пол и выбежал в коридор, громко зовя врачей. На крики прибежала сначала медсестра — проверить показатели пациента, а следом уже и сами врачи. Глядя на то, как три человека кружили вокруг Феликса, проверяя реакции его тела на раздражители, Чонгук тихонечко замер в углу и наблюдал. В груди ширилось тепло и искристая нега, которая заставляла его улыбаться, а счастье поднималось всё выше, пока не достигло глаз. Чонгук расплакался на радостях и, стыдливо прикрыв глаза рукой, отвернулся, пытаясь справиться с эмоциями.       Мысли об омеге теперь отошли на второй план и Чонгук вот уже неделю, игнорируя последнего целиком и полностью, проводил с Феликсом дни напролёт, пока тот проходил курс реабилитации. Разминал атрофированные мышцы, помогал другу вставать и не спеша двигаться. С момента убийства дяди прошло без малого три недели, но Чонгук оставался начеку. Рано или поздно к нему придут, поэтому страховка в виде пистолета спокойно дожидалась незваных гостей. В живых прямых наследников семьи Чон, кроме него самого, не осталось, но муж дяди — омега, который присутствовал на похоронах деда, — по слухам, всё это время старался удерживать власть в своих руках, как мог. В очередной визит к Феликсу в палату к ним всё-таки наведались. За Чонгуком следили, для него это не было новостью то, что как только Феликс очнётся, об этом узнают. «Наблюдателей» же альфа старался не замечать, но гости не заставили себя ждать.       — Давно не виделись, Чонгук, — омега зашёл в палату в окружении трёх телохранителей, осмотрел помещение, задержав взгляд на пациенте, и замер.       Чонгук тут же подскочил с места, завёл руку за спину, хватаясь за рукоять пистолета, чем дал понять, что он опасен. Угрозы в свой адрес терпеть не станет, и если этого потребует ситуация, без раздумий пристрелит омегу.       — Тише-тише, — тот выставил руки вперёд, а в глазах мелькнул страх перед альфой, — я с миром. Присядь, Чонгук, меня можешь не бояться. Я пришёл проведать твоего друга, слышал, что он очнулся.       — А на самом деле? Зачем ты здесь? — Чонгук убрал руку, внимательно осмотрев невозмутимых охранников и самого омегу, и расслабленно сел обратно на стул, пока Феликс испуганно следил за происходящим.       — Ты меня хорошо знаешь, Чонгук. Не зря ты вырос на моих глазах, пусть и не с самого рождения. Я пришёл сказать, что хоть ты и убил моего мужа и пасынка, но я всё же тебе благодарен за это. Зная, как он обошёлся со своим первым мужем, меня рано или поздно наверняка ждала бы та же участь. Поэтому я не виню тебя за их убийство. Но ты всё ещё член семьи Чон, не забывай. Вся власть на данный момент в моих руках, и, не буду скрывать, удерживать её мне очень сложно.       — Что с того? Какое мне дело до твоих проблем? Мне плевать на это.       — Что?! Ты убил своего дядю и этого урода?! — удивился Феликс, лёжа на койке и даже привстал, ошарашенно уставившись на друга.       — А он тебе не сказал? — омега скептично хмыкнул, глядя Феликсу в глаза.       — Чонгук, это правда?!       — Не важно, Феликс. Потом обсудим, — Чонгук сосредоточенно следил за каждым шагом омеги и его телохранителей с нарочито медлительными движениями. Он казался взведённой пружиной, готовой выстрелить в любой момент.       — Да, представь себе. Чонгук в тот же день, когда тебя ранили, пристрелил своего брата ради тебя, дружок. — Омега демонстративно указал на Феликса пальцем и улыбнулся, подмигнув ему. — А потом эта горячая голова отправился к нам домой и расстрелял в упор моего мужа и всю охрану в доме. Если бы я там был, думаю, он и меня бы на тот свет отправил. Верно, Чонгук? — на ехидное замечание омеги Чонгук не повёл и бровью, продолжая за ним следить в попытке понять цель визита. — Но к моему счастью, меня там не оказалось. Чему я безумно рад!       — Ближе к делу!       — Ладно. Вижу, ты мне не рад, но, как я и сказал, ты всё ещё член семьи и носишь фамилию Чон. А после твоей выходки на улицах был бардак. Мне стоило огромных усилий взять под контроль пошатнувшуюся власть семьи и навести порядок. Я пришёл убедиться лично, что ты не планируешь вернуться и забрать у меня эту власть, по праву принадлежащую тебе. Ты в ней не нуждаешься, знаю, но я должен быть в этом уверен.       — Меня это не интересует, я же сказал. Я давно ушёл, и возвращаться не собираюсь.       — Будешь и дальше грабить сейфы? Зачем тебе это, Чонгук? У тебя и так есть деньги! Честно, никогда не понимал этого, — омега пожал плечами, не разделяя глупое увлечение семейки сейфами, и хитро улыбнулся. Вопрос с общими счетами оставался открыт, а Чонгук был прямой угрозой его состоянию.       — Не твоё дело, чем я буду заниматься. И ты прав, дядя, у меня есть доступ к счетам семьи. Я могу снять все деньги до последнего цента, оставив тебя ни с чем, но, к твоей радости, они мне не нужны. Мне достаточно денег моего отца, а сейфы — просто хобби. Я согласен не трогать теперь уже твои деньги, если ты подаришь моему другу ночной клуб за моральный ущерб. Феликс не должен был пострадать. А я дам тебе слово, что никогда не стану претендовать на твою власть, дядя.       — Что? Чонгук! — Феликс был ошарашен настолько, что не мог даже рта закрыть, пока друг сверлил дядю взглядом и торговался. Чонгук перестрелял всю свою семью, устроил бардак в преступном мире и теперь хотел получить клуб — даже для него это было дерзко.       — С чего ты решил, что я буду разбрасываться такими деньгами и дарить тебе клуб? Это очень прибыльное место, ты и сам знаешь, — омега недовольно фыркнул в ответ и скрестил руки на груди.       — Потому что, дядя. Смотри шире. — Чонгук наконец-то расслабился, лениво потянулся, прикрыв глаза и зевнул, улыбнувшись в конце. — Мне достаточно пойти к главе северного района и заявить своё кровное право на власть — возможно, именно это я и сделаю, — с лёгким намёком на вступление в союз с ними и обещанием поделиться чем-нибудь в торговле. Не принципиально для меня, знаешь ли. Все прекрасно осведомлены, что это я убил альф. Ко мне даже полиция не пришла с допросом! Так что давай не будем делать вид, что никто не в курсе произошедшего. Я не сделаю то, что мог бы, не заберу у тебя власть, хотя это вполне в моих силах, потому что мне не интересно. Я не такой. Меня волнует только мой друг, и я хочу клуб для него — на этом всё. Слово своё держать я умею, Чон как-никак. — Чонгук ехидно ухмыльнулся омеге, продолжая сверлить его взглядом, и надавил на внутреннего зверя. Тот недовольно скривился, проигрывая в немой борьбе, и засуетился, пытаясь инстинктивно спрятаться за более сильным.       — Почему бы мне просто не пристрелить тебя и твоего друга, Чонгук? — дядя продолжал сопротивляться напору, пока охранники, почувствовав угрожающую ауру, загородили омегу спинами.       — Тогда у тебя не останется и малейшего шанса удержать власть в своих руках, дядя. Сейчас ты можешь прикрываться моим именем и тем, что ты член семьи, а я якобы тёмная лошадка, отдающая приказы за твоей спиной. Думаешь, я не слышал разговоров в барах? Твоё положение шатко, я это понимаю, а ты и подавно. Ты не пришёл бы сюда, если бы не боялся меня и не боялся потерять всё, что имеешь. А если бы мог, то пристрелил бы меня ещё в день убийства, не раздумывая. Тебе просто это не выгодно. Как и мне. Пока я жив, ты, прикрываясь моим именем, продолжаешь всё контролировать, а я не вмешиваюсь.       Омега раздражённо цокнул и выдохнул, опустив руки. Пройдясь пару раз туда-сюда за спинами альф по палате, он шагнул к двери и остановился в проёме.       — Договорились, — омега с ненавистью выплюнул последние слова Чонгуку, чуть повернув голову в сторону. — Завтра сюда принесут бумаги для твоего друга. А ты сдержи своё слово, Чон! — дядя стремительно вышел из палаты, оставив друзей наедине. Чонгук, довольно улыбнувшись, хлопнул по койке ладонью, наслаждаясь своей победой, а Феликс продолжал непонимающе хлопать глазами.       — Чонгук, что это сейчас было? Что ещё я пропустил, пока был в отключке? Может, ты уже и детей со своим призраком настрогал, а?       — Каких ещё детей, куда мне?! Да и вообще, я с ним пока не разговариваю. Сложно там всё. А так-то я всего лишь перестрелял парочку ублюдков — зато теперь ты владелец клуба, дружище! Завтра мы с тобой это отпразднуем! Так что поднимай свою ленивую задницу и дуй на тренажёр разрабатывать мышцы, пока я тебя с койки пинками не вытолкал! Считай, это мои извинения за то, что я не пошёл с тобой тогда на встречу.

***

      Прошёл где-то месяц с момента, как Феликс пришёл в себя, но Чонгук продолжал игнорировать Тэхёна. Хотя тот уже и не пытался с ним поговорить, но внезапные случайные мысли вскользь у того всё же мелькали в голове. Ненавязчиво, совсем недолго, но всё равно беспокоили ему сознание. Омега обиделся, и это было очевидно, а потом попросту перестал о нём думать. Чонгук заставил его смотреть на секс с другим и при этом вынужденно испытывать удовольствие, которое тому было не по душе. Мельком, изредка, Чонгук всё же позволял себе пересечься с Тэхёном взглядом или даже парой слов. В моменты грусти или радости тот появлялся на пару секунд и исчезал. Когда очнулся Феликс, а обида была совсем свежей, он видел омегу в палате. Тот хоть и хмуро смотрел на него, не желая разговаривать, всё же улыбнулся при виде очнувшегося Феликса и исчез. Иногда, сидя в баре, на пьяную голову он видел омегу, скользящего мимо в шикарном дорогом костюме, будто призрачное видение. Глаза Чонгука в такие моменты становились по-кошачьи таинственными, взгляд покрывался туманной поволокой, а с губ не сходила блаженная улыбка. Он любовался чужой красотой и тайно позволял себе приходить в чужое сознание, когда зверь отчаянно тосковал и скулил, желая хоть на пару секунд ощутить аромат жасмина в груди.       Подглядывать за омегой захотелось чаще, когда он полностью осознал, что испортил ещё не родившиеся отношения между ними. Тэхён, бывало, сидел на работе в медицинском халате, увлечённо разглядывая что-то в микроскоп, и, замерев, принимался оглядываться по сторонам, а Чонгук, боясь быть рассекреченным, тут же разрывал связь. А иногда омега неспешно ходил по рядам продуктового магазина, выбирая продукты к ужину, или ковырялся в различных побрякушках, пока альфа тайно наблюдал за ним со стороны. В такие моменты Чонгук был не в силах отказаться от него. Он влюблялся, наблюдая за маленькими мелочами из жизни. Медленно, но верно.       Феликса выписали из больницы, и жизнь снова стала привычной. Чонгук, сидя на скамейке в парке, наслаждался мелким дождём и уже не таким тёплым ветром осенней погоды, подставляя лицо каплям. Рядом шелестела листва ещё зелёного дерева, пахло свежестью и мокрой корой. Он ждал друга, пока тот, прихватив с собой омег, поплёлся за очередной бутылкой шампанского в магазин.       — Боже, опять мокнешь под дождём! Ты неисправим, — за спиной послышался знакомый голос.       Чонгук косым прищуром взглянул на него мельком и снова закрыл глаза. Тэхён был в пижаме, утирал салфетками нос, а по красным глазам и гнусавому произношению стало понятно, что омега болел.       — Тебе же холодно! Капли на лице эти… Что может быть приятного в этом, я не понимаю. Ещё и холодный ветер, от которого озноб по телу пробегает, — бурчал омега, шмыгнув сопливым носом. — Я скучал, — добавил он тихо после небольшой паузы, пока Чонгук не оборвал связь.       Альфа тяжело вздохнул, наполнив грудную клетку до краёв дурманом жасмина, и, выставив ладонь под крошечные холодные капли дождя, уставился на свою руку. Кап-кап-кап — стучал дождь по кожаной куртке и поверхности асфальта, собирая воду в небольшие лужи. Лицо Чонгука блестело от влаги, а вьющиеся волосы ожидаемо слипались в единые пряди, когда он повернулся к омеге и вперился в него взглядом. Минута, две… он продолжал смотреть на чуть припухшее после сна лицо, разглядывал поочерёдно большие карие глаза, подметив родинку на нижнем веке, скользнул взглядом к носу, губе, насчитав уже три, и сдержанно улыбнулся.       — Я тоже. — Омега просиял радостью, его глаза засветились и, хохотнув, Тэхён улыбнулся.       Чонгук невольно заулыбался сам, любуясь детской непосредственностью Тэхёна и тем, как легко тот признался в своих чувствах, немного побурчав перед этим. Он скучал по омеге и действительно радовался встрече, но попытка не показать этого провалилась. Альфа был пьян, поэтому умиление не давало ему держать себя в руках.       — Уходи, не сиди под дождём, — Чонгук по своему обыкновению отталкивал, но делал это с какой-то меланхолией во взгляде.       Всего-лишь пара слов, а глаза омеги снова потухли, и улыбка сползла с лица, когда он вытер о джинсы мокрую ладонь и спрятал руку в карман куртки, намереваясь встать со скамьи и отправиться за другом в магазин.       — Подожди! Ну почему ты всё время так? — обиженно крикнул Тэхён и схватил себя за руку.       — Как? — Чонгук застыл, не желая поворачиваться и видеть в глазах очередную обиду.       — Всё портишь…       — Не знаю, натура такая, не умею я с омегами по-другому, — альфа развёл руками в стороны и обречённо хлопнул по бёдрам, сделав ещё один шаг прочь.       — Не-е-е-т, ты не такой, Чонгук. Я знаю это! Знаю! — протянул Тэхён игриво своё отрицание с надеждой в голосе.       Чонгук, поджав губы в тонкую линию, пьяно ухмыльнулся. Альфа резко обернулся, сделал шаг навстречу и, расставив руки по обе стороны, облокотился на спинку лавки, нависая над вжавшимся в подушки своей мягкой кровати Тэхёном. Шёлковая пижама, пачка салфеток и милый держатель для волос с плюшевыми ушками делали омегу преступно очаровательным. Чонгук не сдержал эмоций. Чувства вырвались наружу, и глаза альфы посмотрели на Тэхёна с обожанием — так искренне и ярко, что захватывало дух. Тэхён это почувствовал.       — Знаешь? — Чонгук склонил голову ближе, рассматривая красивое заспанное лицо, едва припухшие губы и алеющий румянец на щеках омеги. Расширив ноздри, он снова затянулся полной грудью, прикрыв глаза, а на выдохе едва сдержано прорычал.       — Знаю! В тебе скрыто нечто хорошее и прекрасное — также как и во мне есть нечто тёмное и коварное… Я понял одно: в ту ночь я готов был растерзать того омегу, которого ты трахал, и глазом не моргнул бы! Правда! Не знаю, что на меня нашло, но я осознал, что способен на это! — Тэхён потянулся к чужим губам, лишённый всякого самолюбия и тщеславия. Он знал своё место перед этим альфой: смотрел на него с обожанием снизу вверх и так преданно и с вызовом шептал.       — Ты? Убил бы?       — Да! — на выдохе.       — Тогда мы идеальная пара, — подыграл ему в ответ Чонгук.       — Может и так, — омега отвёл стыдливо взгляд. — Но я не свободен… Мы можем хотя бы разговаривать иногда, Чонгук? Подружиться? Прошу!       — Нет! — Какая-то дикая ревность поднялась из глубин души и в мгновение ока затмила разум. Чонгук резко выпрямился, сжал кулак и со всей силы ударил им по дереву, отрезвляя себя болью, тут же разрывая связь.       Он забылся. Так хотелось увидеть Тэхёна снова, почувствовать его божественный аромат жасмина, обволакивающий негой лёгкие, но упоминание другого альфы всё испортило. Он намеренно избегал, не спрашивал и старался тайком даже не смотреть, лишь бы не испытывать этих чувств. Минутная слабость и тяжёлый вздох. Жасмин рассеялся из лёгких.

***

Сеул. Южная Корея.

      Прогуливаясь на выставке картин, Тэхён внимательно рассматривал детали и мазки на работах художников. Богом ходил рядом, переговаривался со знакомыми, в то время как омега, увидев одно полотно, замер напротив. Дневной свет, просочившийся внутрь здания сквозь окна и гуляющий по холлу галереи, делал картину убийства не столь тягостной, но оторвать взгляда Тэхён не смог. Голова и шея измученного животного были детально прорисованы, тогда как хвост только обозначен небольшим мазком краски на поверхности полотна. Над умирающим в агонии волком с окровавленными руками нависал человек с искажённым от муки лицом.       Символ порабощения внутреннего зверя цивилизацией, нормами и благами жизни ярко предстал перед глазами. Художник открыто заявлял, что в нынешнем обществе внутренний зверь умирал от рук своего же хозяина. Тэхёна настолько впечатлило увиденное, что его ладонь непроизвольно потянулась к собственному горлу, поправила своеобразное для омег украшение в виде чокера, которое просто захотелось сорвать в ту же секунду и отбросить как можно дальше от себя.       Словно ошейник...       Омега начал задыхаться, почувствовав тяжесть невесомой побрякушки, символизирующей невидимую власть над ним. Сейчас он, как и этот человек на картине, убивал своего внутреннего зверя негласными обязательствами перед обществом. Тэхён, растирая горло, поспешил в туалет. Плеснув в лицо холодной водой, омега судорожно пытался расстегнуть «ошейник». Получилось, но не сразу. С облегчением вздохнув, он вымыл руки и поднял на себя взгляд. Несчастное создание с замученным видом смотрело на него в отражении зеркала, словно умоляло о спасении, и это так было не похоже на него прежнего. Взгляд переключился на обстановку вокруг, и Тэхён понял, что рядом с ним Чонгук. Радостная улыбка озарила его лицо, когда он увидел чужой затылок. Его редко пускали в своё сознание. Волна захватывающей радости обожгла Чонгука изнутри, и альфа повернулся к нему, принюхиваясь.       — Опять ты, омега. Какой же ты настырный всё-таки, — пьяно пробормотал Чонгук, едва столкнулся с глазами Тэхёна, в которых плескалось удовольствие от встречи с ним.       — Почему снова туалет? Неужели нельзя подумать обо мне в другом месте, Чонгук?! — бурчал Тэхён за спиной, пока щёки трескались от улыбки: даже несмотря на то, что он снова оказался в грязном клубном туалете, омега был рад альфе. С прошлого раза минуло несколько дней, и Тэхён всё чаще стал задумываться над своими блеклыми отношениями. При виде Чонгука от радости каждый раз в душе волчком крутился внутренний зверь, и скрыть это или подавить никак не получалось. А от присутствия идеального Богома хотелось выть. Чонгук же поднимал в нём бурю эмоций одним своим появлением, а когда исчезал, жизнь погружалась в серые оттенки безразличия. — Как ты?       — Неплохо. Пьян, как видишь. — Чонгук обернулся, приветливо кивнул и замер, разглядывая элегантный кружевной жакет, надетый поверх чёрного гольфа, и классические брюки-клёш, подчёркивающие соблазнительные бёдра Тэхёна. Сосредоточившись на ощущениях, Чонгук задохнулся от желанной нехватки воздуха, от красивых глаз, смотрящих прямо в душу, и от красоты спрашивающего.       — А ты? — еле выговорил заплетающимся языком, умиротворённо улыбнувшись.       — Гулял по галерее, и мне взгрустнулось. Я увидел одну картину и вспомнил о тебе. А ещё меня повысили и дали новую должность! — Тэхён старался вложиться в тот короткий промежуток времени, что ему удавалось урвать от альфы.       — Хм, видимо, быть женихом хозяина компании выгодно… — Волшебство пьяной неги рассеялось, и Тэхёна окутала жгучая ревность к самому себе. Чонгук, как всегда, больно задевал. — Ладно, мне пора в туалет. Уйди! — Альфа резко отвернулся и зашёл в открытую кабинку.       — Чонгук! Ну почему всё должно быть так? Почему так сложно с тобой?       Чонгук молчал, легонько постукивая кулаком по стенке кабинки. Не зная, что ответить на это, альфа упорно молчал.       — Почему не может всё быть как тогда, на крыше, как в кафе во время дождя? Или как в баре, когда мы пели? Почему я не могу поговорить с единственным человеком, которому хочется что-то сказать? Почему, Чонгук? — Тэхён нежно коснулся своей скулы, медленно провёл пальцами по коже и призывно посмотрел на чужой профиль.       — Потому, что у тебя будет своя семья с другим, и ты заслуживаешь счастья… — Чонгук старался не смотреть на омегу, слова давались с трудом. — Я не буду тебе другом, забудь об этом. И прекрати меня доставать.       — А вдруг я не хочу такого счастья, а чего-то другого? Как мне понять, если ты отказываешься со мной даже разговаривать! Знаю, что не стоит об этом говорить, не стоит даже думать о таком, но вдруг я хочу чего-то другого, Чонгук? Я ведь немного прошу… Просто говори со мной, меня тянет к тебе. Помоги мне понять себя… — всхлипнул Тэхён.       — Хватит меня мучить, омега! Ты мой истинный, что тут непонятного? Мы не можем быть друзьями и обсуждать, как страстно провели ночь с другими! Тебе не хватает смелости сделать выбор и принять тот факт, что ты не любишь своего жениха, тебя тянет ко мне! Определись, наконец, и тогда мы поговорим! Не раньше! Я не буду решать за тебя ничего, ясно тебе?! Исчезни! — Чонгук на эмоциях ударил в стену кулаком и с грохотом захлопнул кабинку, разрывая контакт.

***

Сеул. Южная Корея.

      Спустя несколько дней, проведённых наедине со своими мыслями, Тэхён понял одно: Чонгук не давал ему покоя. Совсем. Вот никак не хотел этот несносный альфа выметаться из его головы. Сомнения в собственных чувствах терзали и не давали покоя в его однообразной жизни с Богомом, а честолюбие и амбиции наоборот кричали, что он может потерять не только жениха, хорошую жизнь, а ещё и любимую работу, если решится попробовать что-то с другим. И не факт, что Богом его ещё отпустит, а Чонгук примет. Жизнь у последнего явно не сладкая. Сознательно выбрать убийцу с его преступным прошлым и семьёй гангстеров вдовесок — то ещё удовольствие.       А неуверенность в себе тем временем подкидывала едкие замечания: он на самом деле всего лишь марионетка в чужих руках, ему дают только видимость важности на занимаемой должности. Неужели Богом попросил кого-то из руководства повысить его только потому, что он будущий муж владельца компании? Может, и так… и от этого хотелось пойти наперекор всему и проверить. Не только прочность его положения в компании, но и собственные чувства, которые Тэхён точно испытывал к Чонгуку. Хотелось упрямо попытаться наладить контакт с альфой. Страх перед неизвестным хоть и сковывал, но, ощущая неудовлетворённость, Тэхён стремился к мечте: познать и вкусить запретный плод со всей бурей чувств.       Проворочавшись на кровати до глубокой ночи, он бездумно пялился в потолок своей квартиры. А после напился, но не помогло. Танцы на пьяную голову в два часа ночи тоже решению головоломки не поспособствовали... Пижама прилипала к груди, а чувство духоты не покидало, даже несмотря на открытое окно спальни. Одеяло с кровати полетело на пол, а за ним последовала и шёлковая пижама. Сбросив последний элемент одежды, Тэхён направился в душ. Первые прохладные капли брызгами упали на лицо и, пока тёплые струи душа снимали напряжение с тела, Тэхён смотрел на запотевшее стекло душевой кабины и старался прогнать Чонгука из головы. Не выходило. Он пьяно усмехнулся своим воспоминаниям, представив, как альфа появился голым у него на свадьбе — эпично всё-таки. Может, ему ответную любезность оказать? Такие уместные сейчас мысли и схожесть ситуации подкидывали картинки со стекающей водой по голому, идеальному торсу альфы тогда. Тэхён вспомнил эти капли и то, как проследил за одной до самого низа…       Тэхён решился на большее.       Прислонившись лбом к стенке, пока вода обтекала нагое тело, он глубоко вдохнул и задержал дыхание. Как можно дольше стараясь продержаться без кислорода, омега концентрировал свои мысли на Чонгуке, пытаясь достучаться.       Чонгук резко распахнул глаза, ощутив влагу кожей, и не сразу понял, что происходит. Горло сдавило от лёгкого удушья, а в голове настойчиво и уже так привычно заскрёбся Тэхён. Последний раз нечто схожее он чувствовал, когда сорвал омеге свадьбу. Сейчас настырный паренёк платил ему той же монетой, что и он когда-то, привлекая к себе внимание задержкой дыхания. Чонгук игнорировал назойливые мысли, но вдохнуть не было сил.       — Чёртов упрямец! — выждав ещё немного, Чонгук всё же забеспокоился из-за столь долгого отсутствия дыхания у омеги и, сконцентрировав мысли, пустил чужое сознание к себе. Сдался. — Что ты делаешь, Тэхён?       Перед Чонгуком появился мокрый, совершенно голый омега, который сделал глубокий вдох и удовлетворённо улыбнулся своей маленькой победе. Пожирая взглядом обнажённое тело, по которому продолжала стекать вода, бросая отблески, Чонгук подвис. Никогда раньше ему не приходилось видеть Тэхёна полностью раздетым. Тогда, во время вынужденной ласки, омега был в белье, хоть и удовлетворял себя на его глазах. А сейчас стоял с распахнутым ртом под струями воды и молча смотрел. Лучше бы Чонгук никогда его таким не видел: это зрелище на миллион навсегда теперь останется с ним в его фантазиях и мыслях, — вместе с сожалениями, что омега достанется другому. Дурман жасмина тут же забился в нос и заполнил собой лёгкие, будоража даже кончики волос на руке, подчиняя тело и разум внутреннему зверю. Будучи не в силах оторвать взгляд от чужой фигуры, Чонгук не спеша заскользил глазами вниз и, запоминая каждый контур тела омеги, отпечатывал его в памяти. Красивое лицо, изящные длинные руки, белоснежная кожа, по которой струилась вода, выпирающие ключицы, подтянутый живот и пах… Чонгук сглотнул, заметно облизав губу.       — Я пьян, но пытаюсь быть храбрым… — Тэхён тихо прошептал признание и, медленно приподняв руку, провёл ей по своей коже. Продолжая смотреть Чонгуку в глаза, пока альфа сглатывал скопившуюся слюну и хищником следил за его движениями, он гладил себя. Ладонь поползла от плеча вниз, по локтю к кисти и, огладив тыльную сторону ладони, соединилась в замок со второй рукой, переплетая пальцы.       Чонгук молча наблюдал за прикосновениями Тэхёна к себе, приоткрыв рот, а подушечки пальцев ощущали покалывание и бархатную кожу омеги. Лёгкое сжатие ладони в замке заставило нахмуриться, невольно опустив взгляд уже на свою руку. Растирая пальцы, Чонгук всё чувствовал.       — Когда нахожусь с тобой в одном сознании, — омега продолжил водить пальцами теперь уже по мокрым от воды губам, пока глаза напротив темнели от похоти, а язык альфы скользнул по отрастающим клыкам, толкнувшись в щёку. Шёлковая простынь на чужой кровати в области паха откровенно топорщилась, подтверждая догадки Тэхёна. Чонгук спал нагишом, и он продолжил свою провокацию. — Все правила и вся логика моей жизни, всё, что было для меня важно, уходит… Я чувствую только одно: как быстро бьётся моё сердце, когда ты рядом.       Страстно сжав себе шею, Тэхён скользнул ладонью к затылку и зарылся пальцами в волосы, прикрыв глаза от удовольствия. Глубоко внутри него ощущалось, как поднималась волна чужого возбуждения, как альфу ломало от острого желания овладеть им, и как горели лёгкие у обоих одновременно из-за природных запахов тела. Облизнувшись, Тэхён поднёс изгиб руки к губам и поцеловал, с напором пройдясь по нежной коже языком.       По спине Чонгука побежали мурашки от маленькой хитрости омеги, и тот прекрасно это понял, фантомно ощутив всё на себе.       Желая сравнять ощущения, Чонгук и не думал сдерживать напор и желание омеги его соблазнить. Условия игры были приняты. Он с вызовом откинул гладкую простынь в сторону, продемонстрировав свою эрекцию и, ступая по холодному покрытию квартиры, пошёл в душ. Повернув кран с водой, альфа закрыл стеклянную дверь душевой, сосредоточив мысли на Тэхёне. Его открыто соблазняли. Теперь и по его коже струилась вода, а непослушные брызги оседали на лице и стенах. Тэхён стоял рядом, когда альфа полностью промок, и, прикрыв глаза, заложил влажные вьющие волосы за уши. Член вызывающе крепко стоял, прогонять видение и приходить в себя совсем не хотелось, а омега смотрел на его тело с откровенным вожделением.       — Ты с ума сошёл, омега! Прекращай, пока не поздно. Был бы ты рядом, мой зверь тебя не выпустил бы живым… — на пылкую речь Чонгука Тэхён с поплывшим взглядом только едва заметно улыбнулся и взял два пальца в рот, усиливая чужое возбуждение.       Горячо и мокро прошёлся языком по фалангам и, причмокивая, напряг губы, посасывая пальцы. Альфа глубоко вздохнул, судорожно сглотнул слюну, прикрыл глаза и усмехнулся.       — Засранец!       — У меня есть имя…       Тэхён, выпустив пальцы изо рта, прошёлся ими по подбородку, размазывая по лицу слюну, которую тут же смыла вода, и, снова обхватив губами пальцы, демонстративно их пососал.       Глубоко дыша, Чонгук наслаждался жасмином в груди и, ощущая каждый миллиметр чужого языка на пальцах, не остался в долгу.       — В эту игру можно играть вдвоём, омега, — альфа провёл рукой по своей груди, подметив, как загорелись чужие глаза от страсти, и коснулся своих сосков под струями воды. Натирая ореолу и саму бусинку круговыми движениями, он резко сжал чувствительно место, стиснув его между пальцами. Тэхён простонал от наслаждения.       — Ты прав, можно, — омега выпустил мокрые пальцы изо рта и, медленно поглаживая собственное тело, опустил руку вниз по животу; огладил бока, чуть кокетливо повернувшись в сторону. Горящий взгляд альфы заворожённо наблюдал, как он завёл руку за спину и сильно сжал свою ягодицу, потянув ту вверх.       — Так не честно! — Чонгук рассмеялся от осязаемого удовольствия и прикрыл глаза на секунду, наслаждаясь моментом.       Альфа крепко обхватил пальцами возбуждённый член и опустил сжатую ладонь к паху, натягивая крайнюю плоть под голодным внимательным взглядом омеги.       — Такой твёрдый, такой большой, — на выдохе прошептал Тэхён. — Я так возбуждён. Сожми его.       Чонгук внял просьбе и, усилив трение, надавил на головку пальцами, Тэхён последовал примеру. Омега, наблюдая за развратными действиями альфы, толкался в кольцо из пальцев и постанывал.       — Сожми ещё раз. Узел... Сожми его, Чонгук, — омега не мог оторвать взгляд от скользящей по члену руке, наблюдая за неспешными поглаживаниями головки, натираниями пальцем уздечки и крепкой ладони, скользящей по стволу.       Чонгук дрочил, глядя на омегу и то, как ломало Тэхёна от ощущений. Омега взглядом требовал большего, требовал напористости в движениях с распахнутым от возбуждения ртом, и Чонгук жадно себя гладил, поддавшись чужому желанию. Ладонь прошлась по мышцам пахового треугольника, огладила лобок, дразня, скользнула по мошонке, и Чонгук обхватил налившийся кровью узел. Только когда пальцы разжались, а подушечки закололо, он осознал, насколько сильно стискивал их, зато Тэхёна проняло судорогой возбуждения.       Омега с вожделением следил за каждым новым движением. Сладко облизывал губы и смотрел с похотью на его плоть, на руку, крепко обхватывающую член, и неосознанно гнулся в спине, оттопыривая задницу. Тэхён на глазах Чонгука завёл руку за спину и, чуть выгнувшись, вставил в себя палец.       Опустив руку на стекло, Чонгук сделал шаг ближе, создав иллюзию, будто бы прижал омегу к стенке кабинки, и навис над ним, шепча в губы:       — Какой же ты сексуальный, Тэхён. Твои губы… Как же я хочу тебя поцеловать, укусить, прижать, дотронуться… Чёрт!       Альфа продолжал дрочить и неосознанно водил носом, пытаясь уловить запах жасмина, засевший глубоко в груди. Обман ощущений, но тело всё равно пыталось поймать чужие нотки возбуждения в воздухе и впитать в себя запах секса сквозь воду, льющуюся на тело.       На лице проскользнул оскал от удовольствия, искривляя лицо мукой от каждого всхлипывающего стона омеги, пока тот кое-как пытался удовлетворить себя уже двумя пальцами и дрочил. Чонгук тихо застонал, продолжая рвано надрачивать крепко сжатой ладонью поверх члена, проезжаясь по узлу. От этого неизведанного ощущения Тэхёна вело. А омежье удовольствие от натирания простаты, от поступательных толчков и такой узости на пальцах альфе сносило крышу. Омега трахал себя пальцами, дрочил, глядя на его член, и их возбуждение сливалось в одно.       Помутившийся взгляд омеги снизу вверх и издаваемые им звуки — такие протяжные, гортанные, и едва сдерживаемые — лишали всякого контроля. Сознание сливалось, омега неосознанно подчинялся его воле и двигал рукой с альфой в одном темпе, пропуская раскрасневшуюся головку сквозь кольцо стиснутых пальцев всё чаще. Взрыв удовольствия, как и оргазменные судороги, взбудоражили Чонгука, когда омега, раскрыв рот, задрожал, глядя ему в глаза, а сладкий спазм прошёлся по его телу и зеркальным эхом отразился на нём самом. Тэхён кончал, протяжно заскулив. Чонгук сжал свой член сильнее, несколько раз дёрганно провёл и, сымитировав сцепку крепкой хваткой на узле, не выдержал. Оргазм прошёлся по телу импульсом и сосредоточился в паху, обильно выталкивая сперму, а Тэхён в ответ лишь отчаянно простонал и, из последних сил выпячивая зад, насаживался на собственные пальцы. Ощутив вторую волну, омега выгнул шею от яркого удовольствия, сжимающего горло, а Чонгук сквозь зубы на выдохе прохрипел его имя:       — Тэхё-о-он…