когда плачет Вару

Вару уже позвонили более сорока раз. Двадцать — Хелен, раз пятнадцать — Ару и может быть, где-то раз пять — Клеопатра. Излишнее внимание к своей персоне Ватанабэ очень не нравилось. Попал под машину — что теперь делать? Жив ведь! Так зачем же трезвонить без остановки и расспрашивать про состояние и самочувствивие сына по двадцать раз за несколько минут, зная, что он всего-то получил легкий ушиб, небольшое сотрясение мозга и перелом ноги? И обо всем этом «мама» уж давно в курсе. Не нужно строить из себя примерную мать, Вару все это уже давно выучил. Смешные спектакли — один смотрит, второй играет и так, все-таки, до боли фальшиво смотрится эта игра. Последнее, что увидел парень, прежде чем потерять сознание — яркий ослепляющий свет фар машины. Наверняка, в тот момент он выглядел подобно оленю, которого заворожил яркий свет, исходящий от фар машины. Вару, во время редких поездок на пикники в приюте, не раз замечал оленей, которые оставливались прямо на дороге, засмотревшись на манящий разум, белый ослепительный свет фар. — Бедняги даже не задумывались о своих действиях. — в который раз усталым голосом талдычила уборщица приюта, добрая старая женщина, по субботам в ночную смену часто расказывавшая детям всякие истории из своей непростой советской жизни. — Просто шли и все. На смерть шли, вот оно как. А кто на машину еще и в движении натыкается — считай, все, пропал, окаянный. Ох, они тогда, помнится, целыми стаями вот так гибли. В дверь настойчиво постучали три раза — Вару уже понял, кто это. Медсестра ему понравилась — темные рыжие волосы, подстриженные под идеальное каре, белый халат, очки с толстенными стеклами, выразительные глаза и добрая манера общения. Хоть он и редко допускал тот факт, что кто-то ему понравился как человек, все же, она была неплоха. Добрая девушка приносила ему сладкий зеленый виноград и, по мнению Ватанабэ, уж слишком.. опекала?.. наверное, опекала.. уж слишком опекала его. Все время спрашивая о состоянии пациента, первые три часа прибывания в больнице она не отходила от него ни на шаг и без умолку трещала о своем бытии, рассказывала о других пациентах этой больницы и своих веселых-развеселых закадычных друзьях среди них. Поминутно в драгоценных паузах без назойливого радостного голоса девушки, витавшего в тяжелом воздухе, Вару или что-то переспрашивал, или кивал, а может, просто мычал в ответ: мол, ясно; только для того, чтобы поддержать разговор. Лично в больницу пока никто из семьи не явился. Оно и ясно — Ару и Клео мучаются в школе, Хелен на работе, Джокер вообще не понятно в какой заднице, а одноклассники — кому из них он сдался вообще? Все же, они особой страстью к нему не пылали, да и любовью с первого дня не очень-то прониклись. И не стоит забывать тот простой факт, что у них тоже с утра идут занятия. — Войдите. — дверь тут же распахнулась и также быстро захлопнулась. Несомненно, это была медсестра. Или, как она говорила: «Николь, просто Николь!». С неизменно радостным лицом в палату легко залетела девушка. — Здравствуй, солнышко. Как твое самочувствие? Ничего не болит? — аккуратно присаживаясь на край койки, увлеченно-ласково поинтересовалась Николь, смотря в черные спирали. — Привет. Все хорошо. — Вару не горел особым желанием сейчас с ней разговаривать, потому, что еще не дослушал любимую песню. Все же очевидно нехотя отбросив черные проводные наушники на правую сторону постели, он мягко улыбнулся вошедшей. — У тебя как? — Все путем, Вару. Вот, недавно звонила твоя мама.. — парень демонстративно закатил глаза. — спрашивала, все ли у тебя нормально. — А ты что ответила? — недоверчиво спросил Вару. Николь обнадеживающе рассмеялась и потрепала парня по голове. От сего жеста он поморщился, но ничего не сказал. Он до жути не любил, когда его касаются. И не важно чем. — Конечно же, что все в порядке! Я рассказала ей о твоих травмах. Она была так взволнована. — Взгляд Николь с радостного сменился на задумчивый, казалось, она с головой утонула в своих потерянных где-то мыслях и недрах разума. Потеребив край неприятно пахнущего спиртом халата, девушка усмехнулась и посмотрела на черные наушники. У нее загорелись глаза. — Ого, ты слушаешь музыку? Что обычно предпочитаешь? — Николь подсела к Вару чуть ближе, отчего он едва заметно отпрянул от нее. — Всё нравится. Я меломан. — Ватанабэ почесал затылок и повернул голову к окну, украдкой все же наблюдая за реакцией девушки. Сначала ее выражение лица изменилось на задумчивое, потом на понимающее, а потом она улыбнулась той улыбкой, которая не задевает глаз. — Ты слушаешь отдельных исполнителей или группы? — Вару вновь повернул голову и посмотрел на Николь. — И то и то. А ты что слушаешь? — кивнул он. Медсестра замялась. — В общем-то, тоже все. — А твоя любимая группа или исполнитель? — Николь как-то загадочно ухмыльнулась, и Вару в один миг все понял. — Arctic monkeys. — сказали они в один голос. Глупо посмотрев друг на друга, они рассеянно рассмеялись. Николь, прекратив смеяться первой, посмотрела на парня. — Вару, почему ты не снимаешь свои очки? — не знал бы ее Ватанабэ, он бы подумал, что этот вопрос прозвучал как-то грустно, что ли? Нет, или серьезно.. может, грозно?.. Не-а, это был какой-то неясный никому бешеный микс разных эмоций. Глаза Вару чуть расширились, бегая по комнате в поисках причины сорвать внимание. — М-м.. Слушай, у меня что-то голова разболелась. — микс эмоций мгновенно рассеялся, как только слух девушки уловил последнее предложение, и сменился на обеспокоенно-заботливый. Она встала и быстро подойдя к двери, помахала парню рукой, улыбнувшись. — Ну что же, тогда отдыхай. Если что, я в соседней палате у мисс Бейли, она жаловалась на неважное самочувствие сегодня утром. Опять ворчала на меня за болтливость, и на судьбу за несправедливость.. ну ладно, я пойду! Заскочу, как только смогу. — получив кроткий кивок в ответ, Николь вновь улыбнулась и весело покрутив указательным пальцем правой руки у виска, удалилась, закрыв мощеную дверь. Вару тихо взял наушники и воткнул их в уши. Прошло тридцать минут. Какую картину можно наблюдать в пятой палате? Парень с темно-зелеными кудрями, ярко-зелеными очками со спиралями на глазах, в голубой больничной одежде лежит в черных проводных наушниках на койке, мило посапывая под доносящиеся из наушников аккорды старого рока восьмидесятых.

* * *

Апельсины в пластиковой белой миске мозолили глаза Ватанабэ уже достаточное количество времени, чтобы взять их всех и расплющить об стену, при этом зубасто улыбаясь. Тихо тикали настенные часы, показывающие без пяти девять часов вечера. Наушники, как и синяя спортивная сумка, бесполезно валялись возле стула, заботливо поставленного около кровати. Режущая слух тишина начала порядком раздражать обоих, и прервал ее недовольно-разочарованный цок. Голова Вару качнулась, показывая, что он слушает и весь во внимании. — Так и будем играть в гляделки, или ты все же соизволишь хоть что-нибудь сказать? — язвительный тон брата заставил Вару хмыкнуть и недоверчиво прищуриться, не прерывая контакта их глаз: он ли там сидит? Ару осторожно приподнял одну бровь. — Что именно? — парень вздохнул. С болеющим Вару, тем более валявшимся в больнице, всегда было очень сложно находить общий язык. — Как дела? — такой простой и непринужденный вопрос раздражал и нещадно терзал все изнутри когтями внутреннего зверя. Хотелось кричать. Вару откинулся на подушку, из сидячего положения перейдя в полу-лежачее. — Все просто ахуенно, мой дорогой братец. Попав под машину, я очутился в этом месте с этими чертовыми белыми обоями, от которых меня уже тянет блевать. Мать и вы прожужжали мне все уши со своим: «Как себя чувствуешь, Вару? Как твои дела?». Все было бы просто заебись, не звонили бы вы мне ежеминутно. Там мало этого, еще и мой скейт спиздила какая-то блядь. Франц задолбал меня с этим домашним заданием, которое я еще вчера сделал. Все мозги мне выебал со своими вопросами. Мое репетиторство у него, видите ли. Почему я должен вообще тут лежать? Я отлично чувствую себя. Скажи матери, чтоб меня выписали сегодня же. Ебись конем это тупое самочувствие. — Вару, кажется, произнес сию грозную тираду на едином дыхании. Он высказаться брату хотел уже целых четыре часа еще с того времени, когда потная Николь забежала в палату и радостно оповестила парня о том, что сегодня его придет навестить братик. Ару усмехнулся — примерно этого он и ожидал. Живя с Вару пятый год, можно уже абсолютно наизусть выучить все его выходки, пристрастия и привычки. — Кто виноват, что у тебя вечный психоз и тому подобная хрень? — Вару дернулся и оскалился. — Эйблист. — презрительно выплюнул он. — А ты не хочешь даже дать вылечить себя. — вздохнул парень. — А смысл, если в конечном итоге все равно сдохну в какой-нибудь канаве. — Ару передернуло. — Не смей так говорить. Зачем, думаешь, мать отвалила на тебя и твое лечение столько денег три года назад? — Вару коленом здоровой ноги пнул стул, на котором сидел Ару. Колено неприятно заныло, брат ойкнул и злобно посмотрел на парня. — Даже.. не напоминай мне об этом. Никогда. — Она любит тебя. Ты нужен ей. — Вару встрепенулся и его лицо вытянулось. Чего-чего, но ожидал он услышать точно не этого. Пиздеж чистой воды. Парень даже немного расстроился. Он никогда не подозревал, что брат может так нагло выплюнуть отвратительную сладкую ложь прямо ему в глаза, прямо в черные спирали вездесущих очков. — Мы оба знаем, что это не так. Я не знаю, с какой целью наша любимая мамочка собирает детский сад «Ромашка», но все эти слова про всякую надежду на мое исправление, хорошие оценки, бессмысленные дебильные обсуждения погоды, спектакль хорошей мамаши и семьи — развод чистой воды. Я в этом не участвую. Не могу поверить, что ты имел неосторожность купиться на все это дерьмо и погрязнуть в нем. — Ару затаил дыхание, внимательно слушая брата и трепетно откладывая каждое его слово в отдельную полочку своего сложного разума. — Но.. Вару, послушай.. — после минутной паузы робко попытался начать предложение Ару. Вару поднял руку в капитулирующем жесте. — Не хочу ничего слушать. — брат мгновенно замолк. — Мне интересны все темы наших разговоров, кроме этой. Она самая неприятная. Ничего не ответив, Ару встал со стула, взяв спортивную сумку и молча подойдя к двери, вышел, захлопнув дверь. Вару откинулся на белоснежные подушки и тяжело вздохнул, провалившись в пелену день ото дня изводивших нелегкий мозг мыслей и раздумий. Парень прикрыл глаза и представил себе Джокера. Единственного человека, понимающего его. Он улыбался. Должно быть, ему сейчас нелегко. Даже хуже, чем Вару. Ватанабэ улыбнулся ему в ответ и протянул руку. Услышав глухой звук, с которым обычно на пол падает какая-то вещь, на месте, где находится воображаемый Джо, юноша распахнул тяжелые веки и вздрогнул, растерянно уставившись на пол. По полу катился ярко-оранжевый чуть помятый, апельсин.