Ведунья: мир Наруто. Всё имеет свои последствия

      — Пусть её будут звать Эрика, — под плач новорожденного ребёнка утомлённо говорит новоиспечённая мать. Эрику тут же забрал лекарь. Роды прошли на удивление гладко, даже нашлось и успешно использовалось подобие анестезии в их-то маленькой деревеньке, да пара лекарей помогали. Действительно огромное везение. Один акушер откланялся, другой же остался для консультации. В проёме двери задумчиво стоял отец ребёнка.

***

      Теперь время шло очень быстро, тем более для Эрны, а точнее сказать Эрики, которая уже, можно сказать, была научена этим ожиданием, погружаясь в медитации или дельные дела для собственного благоприятного и мягкого перехода в новую жизнь. Только так она держала своё психическое, психологическое, энергетическое и все тому подобные состояния под лёгким контролем. Девушка могла спокойно оставить тело на «автопилоте», пока то адаптировалось, по сути будучи пока овощем. Вот и сейчас она преспокойно занималась своим делом, в данный момент не обращая ни на что вокруг внимания — ведунья прививала свой дух, лишь погружаясь в тело всё ещё наполовину. С прививанием духа она потихоньку кодировала в тело ребёнка свой опыт и информацию, которые после должны были переходить в подсознание, которым можно пользоваться через несколько лет, черпая информацию из даруемых им, этим подсознанием, ощущений. Делать это всё необходимо постепенно и ни в коем случае не нагружать сознание нового тела напрямую — в противном случае она себе как минимум заработает хоонические неумолимые мигрени, пищание в ушах, и это в наилучшем случае, что ещё и маловероятно. Дело опасное, посему работа требуется медленная и подконтрольная.       Затем Эрика заметила, естественно далеко не сразу, беспокойство и суету родителей. Ей потребовалось достаточно долго вдуплять, чтобы понять, в чём дело. Как оказалось, ребёнок практически совсем не плакал. Эмоционировать он эмоционировал, пускай скорее инстинктивно, порывами, но плача как такового не было. Ведунья лишь хмыкнула на это — гадать о причинах не приходилось. Это не она вручную что-то там могла подавлять самой себе, а скорее всего это из-за её не совсем естественного присутствия. Хотя могло быть и такое, что тельце могло просто перенять её сущность уже сейчас — в её прошедшем детстве была ровно такая же ситуация. «Забавно», — мысленно улыбнулась она. Но всё-таки нужно больше контролировать своё новое тело.       Постепенно равнодушие духа отметалось, а эмпатия ко всему вокруг, в особенности к родителям и, как следствие, к себе, у девушки повышалась, так как всё больше ощущения от нового тела сопровождались самим фактом наличия каких-либо ощущений — то поесть захочется, то полепетать на неизвестном языке, если это вообще от неё был язык, то переваривание съеденного могла ощутить. Ведунья натурально оттаивала. И так связь всё больше укреплялась, вплоть до того, что Эрика уже могла видеть глазами младенца. Стало безумно интересно разглядывать всё вокруг, разглядывать редко появляющихся родителей, особенно по редкости бил рекорды хмурый отец. От него иногда могло пахнуть либо рыбой, — вероятно, был на рыбалке, — либо перегаром, либо лесом и иногда чем-то ещё другим, странным и менее приятным, отдающим железом. Пока до Эрики не доходило, что это.       А какие у неё были красивые родители! Особенно мать. Что ж, у отца было лицо с резкими чертами, светло-голубые притягательные глаза, обычные брюнетистые волосы короткой стрижкой эдаким ёжиком, и всё это сопровождалось средней массой, на которой были видны мышцы небольшим рельефом. А вот в мать Эрика влюбилась — у нее были зелёно-карие глаза с северо-азиатским разрезом, мягкие черты лица, и всё это подчёркивалось угольно-чёрными волосами. Телосложением она была очень приятной — фигура мягкая, при том извилистая и будто бы гибкая. Общим словом — подтянутая. В её глазах была бесконечная теплота, однако на фоне вилась отчётливая тревожность. Из-за чего-то она себя ограничивала, особенно это проявлялось во взаимодействии с собственным чадом.       В участии в жизни их ребёнка родители прям вышли молодцами — они подходили к люльке в основном по мере необходимости, от чего становилось обидно и грустновато. Попросту приходилось самостоятельно учиться держать голову, переворачиваться, даже садиться, сопровождая это профилактическими потягушками, что походило на младенческую зарядку, чем это по факту и являлось. Эрика была готова биться об заклад, что младенец частенько по-смешному дулся, реагируя так на безучастие отца и матери. Хотя ничего смешного здесь не было.       Так прошёл уже год. Ведунья старалась разминать рот и язык, подготавливая их всё для речи. Однажды на неё столь долго уже не обращали внимания, пока родители на кухне повышали голос друг на друга, что Эрика аж выкрикнула, должно быть, на всю квартиру, своё первое слово, позвав маму. Наступила тишина, а затем шум — к ней спешила мать, ошарашенная данным событием. На этот раз в ней читалось проскользнувшее осознание ситуации и его сюра. Она взволнованно подняла ребёнка на руки, обняла и начала целовать, шепча что-то. Лишь сейчас ведунья поняла, что это за язык. Это оказался японский.

***

      Отроду прошло четыре года. С каждым новым месяцем Эрике открывались новые физиологические возможности. Детство бежало достаточно быстро, но в то же время медленно. И вроде ей докучало безделье при вынужденной её уже осознанности всего вокруг, и вроде было бесконечно весело. Редко это веселье прерывал отец, когда тот был чем-то недовольным. А вот мать всё чаще участвовала в жизни чада, который тому и радовался.       Шла активная практика преудобного языка. Ребёнок, который по своей сути слегка не был таковым, лепетал на нём, уже зная большое количество слов. С удовольствием Эрика подмечала для себя его мелодичность, складность и простоту. Японский язык ей нравился ещё с прошлой жизни. Естественно она его слышала в песнях и оригинальных озвучках сейю из аниме. Анимешницей её нельзя было назвать, но в единичных фандомах она заседала надолго. Но сейчас это уже не имело значения.       Сейчас девочка сидела с деревянными формами-пазлами который час. Странно, но ей никак это не надоедало, даже напротив — её смешило, что она это разбирает и собирает уже которую сотню раз. Оттого это занятие было ещё забавнее.       — Эрика, — позвала её мать, — пойдём кушать.       Она кивает, встаёт и начинает топать на кухню вместе с матерью. Девочку сажают на детский, вручную сооружённый стул, деревянный — правда запоздало сделанный, так как Эрика уже достаточно большая для него по возрастной категории. Поставили порцию. Она умело взяла палочки в свои руки, начиная трапезу как обычно.       Ведьме вспомнились её догадки о том, куда она попала. Что до рождения она засекала какую-то линию почти судьбоносную, что здесь море энергий — было интересно, как ею здесь распоряжаются. Может, физические способности у людей выше… Но её мысли оборвал отец:       — Тц… Шиноби опять здесь шляются, — заворчал едко он, а вот девочка заинтересовалась с этого момента, навостряя уши. Что-то было важное… Слово очень странное, она его впервые слышит, но знакомое всё равно до глубины души. «Шиноби»… Зацепиться за мысль и несуществующие воспоминания не дала простодумность детской головы и возражение матери:       — Мору, снова на них наговаривать будешь? И на меня потом переключишься?       — Йона, — грозно обернулся к ней «главарь семьи», — я ничего ещё не сказал, а на меня уже клевещешь.       — А кто это? — подключилась маленькая Эрика, прервав их только колыхнувшуюся перепалку. Язык лепетал сам, но, видимо, бездумно интересоваться всем новым бывает очень полезно, как позже выяснится.       — Да никто это, обычные мразо...       — Мамору.       — Убийцы это, дочка. Самые натуральные… выпендрёжники, которые будут пользоваться своим положением для своих нужд. Без принципов, без морали в жизни, без всего, — и затем он вернул давящий взгляд на маму. «Это ещё что за жест», — подумалось Эрике, девочка тут же нахмурилась.       — За что ты на каа-чан злишься, тоо-сан?       — Отоо-сан, Эрика, — теперь грозность отца перешла на ребёнка. — Когда обо мне говоришь и ко мне обращаешься, «о» приставлять нужно, это понятно?       — За что ты злишься, о-тоо-сан? — всё же исправилась и переспросила маленькая, а мысли все вмиг улетучились. Тело её само как-то виновато вжало голову в плечи.       — Может, в тебе гены каа-сан твоей взыграли, а? — он намеренно не слушал. — Шиноби, чакры, энергии, стихии, истины, праведники, несущие свою лепту в политике, а нам потом голодать из-за истреблённых зверей, сожжённых лесов и затоптанных полей. Кровь проливают только так…       Эрика шмыгнула. Стало страшно. Было чувство, что прямо здесь обвиняют во всём её саму, её родственников, которых, кроме матери с отцом, она никогда и не видела. Не знамо за что. В момент Мамору замолчал, замер, а с его глаз будто начала сходить пелена. А у девочки она только густела — она начинала плакать. Послышался всхлип. Его лицо в момент исказилось. Ему было неприятно. Отец вышел из комнаты, а Эрика с Йоной остались беспокойными.       — Почему тоо-сан так говорил? — девочка ковыряет палочками остатки риса на тарелке.       — Шиноби оборвали жизнь его родителей, Эрика, — тихо и нарочито мягко сказала она, опираясь спиной о столешницу. Она переживала.       Хоть до ребёнка не доконца доходили сказанные матерью слова, пазл в голове всё равно частично сложился. Она чётко ощущала, что знала об этих «шиноби» гораздо больше, что казалось странным, противоречивым. Но это было ярким показателем того, что пришла пора открывать своё подсознание и запрятанную память былой жизни. Скоро начнётся Путь.       — Я больше не хочу кушать, мам, — сказала Эрика, засуетившись на стуле. Ей хотелось уйти отсюда к себе.       — Давай тогда сюда, поднимай руки.       Йона сняла свою дочь со стула, опустила на пол, и та тотчас поплелась в свою комнату. Ребёнок прокручивал в голове то, что ей нужно сделать и как добиться полноценного результата, параллельно усаживаясь на кровать. Она очень надеялась, что её никто не прервёт по каким-либо причинам — уже можно было слышать, как в другой комнате переговариваются родители, на удивление достаточно тихо выясняя свои отношения. Глаза Эрики закрылись в успокоении, пошло погружение вглубь себя, в недра памяти. Перед закрытыми веками мелькали картинки, в мозг вливалась информация. Оно вспоминалось из ничего. Одновременно приятное и устрашающее ощущение.       Первым делом, по окончании такой процедуры, Эрика переварила информацию, не веря, что она сумела такое провернуть всерьёз. Пока полученная информация укладывалась, иная память через ассоциации, без воли самой Эрики, продолжала большими масштабами впиваться в молодой мозг. Девочка тихо взвизгнула, зажмурившись: она вспоминала, как работала с энергией, "магией", через что работала, как училась этому, какими знакомствами обладала. Она жмурилась, схватившись за голову, не замечая, как она упала спиной на кровать. Ведунья сумела прервать этот поток. Наступила звенящая тишина. «Ёпрст,» — пронеслось среди этой тишины в голове, пока девочка пыталась отдышаться и унять учащённое сердцебиение. Голова справлялась — всякого нового в ней было много, но оно укладывалось, хоть теперь ощущения были менее приятными. Она вспомнила, что прежде что-то такое, в прошедшей жизни, практиковала разве что с чем-то метафизическим, контактируя с существами тонкого или другого плана. Но такая серьёзная и чёткая практика… ей была в новинку. В этом мире ей, походу, всё будет в новинку, поудивляться она ещё пятьсот раз успеет. Очень много тонкого переходит в материальное и буквальное. А вот что касается полученной информации о шиноби…        Там была уйма интересностей. Эрика поняла также то, о чём говорил отец: шиноби владели чакрами и стихиями. Пока общее представление в голове есть только касаемо чакры, а про стихии ей вспоминать не хочется… Но сама суть того, где она вообще могла оказаться, казалась сенсацией, чем-то невозможным. Пока воочию ведунья не видела чего-то, что могло соответствовать миру, который она очень хорошо знала, если не считать язык и иные мотивы японской культуры. Но услышала от отца — шиноби, убийцы, чакры, стихии и что-то там ещё. Где-то в древности её мира ведь были такие личности в виде ниндзя и шиноби, но их вроде характеризовали несколько по-другому… В общем, это всё ещё предстоит перепроверить.       Выдох, Эрика окончательно успокаивается. Вернувшись в положение сидя, её лицо было хмурым, выдавая мысленный спор с собой и озадаченность. На данный момент ничего решить нельзя, поэтому, выдохнув, убрав угольно-чёрную чёлку с лица, тема мыслительных процессов, от которых мозг уже подустал, изменилась. Энергии. Насколько они физические здесь? Есть ли что-то помимо чакры? По идее — обязано быть. Вибрации тела, потенциальная энергия, которая в перспективе может смешиваться с этой волшебной энергией — чакрой. Если прислушаться к своим ощущениям, — это заняло больше усилий с непривычки, в этой жизни опыта в «шестом чувстве» доселе не было, но она справилась, — то внутри… почти ничего не было. Внутри тела должна же быть чакра, так? Эрика была не до конца уверена, что это она, поэтому концентрация усилилась — она словно смаковала, пробуя на вкус то, чего было весьма и весьма мало. И она была очень лёгкой, легче, чем предполагалось. Допустим, это можно обозвать «чакрой». Но её количество было равно тому, что просто витало в воздухе вокруг. Посмотри на неё со стороны какой сенсор, то увидел бы, что её энергия будто размазана по пространству. То бишь, она никак не выделяется, равна пустому месту. Несмотря на её малый физический возраст, очень маловероятно, что так должно быть. Что она там думала про последствия своего присутствия в новом теле в этом мире?.. Мутации, может даже отклонения, да? Ага, здорово, спасибо большое. Но, конечно же, хотелось верить, что это временно и положение дел исправится, ибо это явно была не норма.       Глаза на пару с шестым чувством теперь были прикованы к энергиям вокруг. Находясь в лёгкой прострации, хотелось ощупать то, за что было не ухватиться. Рука потянулась, как в трансе, вперёд.       И она ухватилась. Наваждение ушло резко, руку она одёрнула как от огня, когда, прикоснувшись к энергиям, глаза на физическом уровне засекли искажение воздуха прямо перед лицом. Небольшое — такое, как оно бывает при резкой разнице температур, например, от свечи. Но воздух колыхнулся от голых рук. «Может, показалось?» — подумалось девочке, пытаясь анализировать увиденное, насколько ей то позволял нынешний ум. Ведунья в маленьком теле попробовала снова. Ясное дело не просто пальчиками пошевелить, а взаимодействовать с… Ни то чакрой, ни то иной энергией, ни то непосредственно с пространством. Усиленно она вспоминала, как она это сделала секундами ранее — вдруг она действительно что-то необычное сумела сотворить?       Вновь колыхание, получившееся через несколько долгих минут стараний. Всё оказалось проще, чем она представляла. Эрика хмурилась вновь — она не могла понять, взаимодействует она с пространством, или управляет и направляет его? Контакта изнутри она не чувствовала, её энергия внутри не была задействована. Вроде как. Да и её, опять же, почти и не было. Как много… догадок, которые она уже не может переваривать. Тогда это откладывается в долгий ящик будущих её раздумий. Всё потом. Всё опять потом.       В данный момент её всё-таки мучили догадки о том, куда она попала, глядя на всё это. Мир сто процентов не являлся обычным в её понимании. Такие маленькие фокусы в своём мире она тем более не могла вытворять — разве что на уровне метафизики. Но иформации об этом месте было пока, откровенно говоря, никакой. Единственным выходом остаётся опросить как-нибудь маму — с отцом девочке не хотелось общаться. В голове роились бесполезные в данный момент раздумия: а что её ждёт, куда «судьба» её заведёт, в какие закоулки? А может она и вовсе понятие судьбы здесь сломает, сломает сужденный ход событий? Опять-таки, сравнивая с прошлым миром… «Да что такое уже, прошлый мир да прошлый мир!» — про себя психанула Эрика.       Снова напрашивались мысли, память о прошлой жизни искушала вспомнить ценное и пережитое. И уже будто не имело значения то, сколько ей лет в нынешний момент.

***

      — То есть ты «Наруто» прям пересматривала, да? И мангу дочитала? — улыбнулась девушка, заинтересованно наклонив голову. Чёрные волосы кудрями блестели под неестественным освещением.       — Ну… Да, — неловко сказала красноволосая. — Я и много работ по этому сёнэну перечитывала. Сейчас и в ближайшие полгода аниме буду досматривать.       — О, слушай, Эрн, — подал голос самый старший из них, со скрещенными руками сидя в кресле, поза его была расслаблена, — а я ведь тоже смотрел его год назад. Озвучка Анкорда, конечно, такая себе… Но чем-то лучше, чем та, что от дважды два.       По помещению раздался короткий смех. С полок широкого прилавка веяло с одной стороны запахом благовоний, с другой — восковыми свечами. В эзотерическом магазине были только они втроём: четырнадцатилетняя Эрна, семнадцатилетняя Вера и двадцати двух летний Лексей. Люди знакомились, в такой фриковой, но не менее волшебной атмосфере обсуждая самые разные темы за прилавком; они были скрыты от посетителей за обратной стороной стенки, тоже с полками, на которых были самые разные оккультные и сувенирные атрибуты. Шёл 2016 год. Молодой Новиковой, ещё сдержанной, уже активно следящей за своими словами, было приятно общаться на темы, которые ей нравились и были хорошо знакомы.       — А тебе какой персонаж больше всего из «Наруто» нравится? — спросила Эрна у парня, что работал здесь продавцом. Светло-голубые глаза сверкнули, глядя на этого ни то гекатианина, ни то на простого некроманта.       — Мадара. Прям здоровский персонаж с интересной историей, а как он раскидал всех…       — А потом его нагнул Куро-Зецу, да.       — Чего? — глаза Лексея округлились, а затем выражение лица сменилось страдальческим. — Ну спойлеры, Эрна…       — Да какие спойлеры, года два назад последние главы уже вышли в манге!       — Чертовка, — поморщил он нос, а брюнетка хохотнула. За их перепалками ей было интересно наблюдать.       — А вот у меня… — проигнорировала начинающая ведунья его недовольства. — Я не знаю насчёт любимого персонажа, мне сам сюжет больше понравился. Хотя вот волосы я в красный покрасила под клан Узумаки, он интересный. Я думаю опробовать в реальности фуин, его принцип.       — Что за фуин? — спросила Вера, пока парень задумывался над тем, не задирают и не таскают ли за эти же самые волосы Новикову в школе из-за интереса к аниме. В эти годы это был достаточно острый вопрос среди молодёжи.       Эрна начала объяснять общие характеристики, дополняя своими догадками и сравнивая с сигилами и принципом иероглифов. Графическая магия, имеющая многовековую историю, которая точно была во многих народах.              — А ты тоже выходит прошаренная в теме, — присвистнула брюнетка.       — Да, я всяким интересуюсь поочерёдно. Вначале выглядит, что все эти темы разбросаны по самым разным сторонам, но когда погружаешься в историю, то можно увидеть столько пересечений… Скоро и за японскую мифологию с синтоизмом ещё сяду. Интересно же.       — Ну, для той, кто это всё изучает лишь год — весьма недурно. Далеко пойдёшь.       Вера улыбнулась, глядя на этих двоих, и кивнула словам Лёши, сказав:       — Можем вместе пойти, далеко.       Внутри Эрны колыхнулось недоверие и опасение, но кто знает, что из этого может выйти? Возможно им можно доверять? Она себя утешила тем, что это наверняка будет взаимовыгодно. Новикова лишь молча улыбнулась.

***

      Она открыла глаза. Отстранённо оглянулась, обнаружив себя лежащей на кровати, как будто она проснулась ото сна. Маленькое тело утомилось, ибо, можно сказать, она много чего прожила сейчас, вспомнив и пропустив через себя заново навыки и фрагменты того, как начался её осознанный путь в прошлой жизни.       «Я не хочу забывать… — подкатывал лёгкий, но неизбежный страх в купе с чувством потери. На краях глаз скопились слезинки, не пренадлежащие ребёнку. — Не хочу забывать…»       — Эрика, — тихо позвала Йона, отворив дверь комнату дочери. В тусклом свете было сложно что-либо разглядеть, но никаких движений она не увидела. А затем она услышала сопение. — Спит… Ну хорошо, как раз ночь подступает.       Молодая мать тихо подошла к плоду своей слепой любви, присела. Недолго смотрела в затемнённое тенью лицо, после невесомо, оборванно поцеловала Эрику в лоб. Затем она беззвучно покинула комнату. Этот вечер был тихим.