Кирпичик за кирпичиком

Они попрощались, и она снова пропала. Каз старался не думать о худшем. Инеж подарила ему надежду, но надежда была опасной. Она расцветала в сердце грозным оружием, готовым прострелить носителя в любой момент и обрушиться лавиной, погребая под обломками. Но парень надеялся и верил, вопреки всему. Он позволил этому чувству наполнять его снова и снова. Что-то в нем неуловимо изменилось. Аника и Пим руководили Отбросами, пока он разбирался с проблемами в кабинете. Бреккер стрелял испепеляющими взглядами. Он не стал слабее. Он все еще внушал ужас. Чувства к Инеж, которым он наконец дал волю, наполнили его новой неожиданной силой. Они окрыляли. На второй день Ротти сообщил, что завтра в Равку отплывает корабль, но который чета Гафа приобрела два билета. Каз не повел и бровью. Сухо кивнул, продолжая изучать финансовую отчетность «Клуба Воронов», и махнул рукой, отпуская мужчину. — Босс, — учтиво попрощался тот и скрылся. Сердце Бреккра сжалось. Он откинул бумаги и вытянулся в кресле, потирая пульсирующее бедро. Завтра они увидятся. Несмотря на то, что он знал, что Инеж придёт — он все равно боялся. Подавляя страх, липким комом застрявший в глотке, раздавал привычные указания. Ночь провел беспокойно, то и дело проваливаясь в тревожный сон. Он ненавидел это чувство неопределенности. Но жизнь научила его терпению. Парень умел долго ждать. С восходом солнца под ложечкой у него яростно засосало. Желудок сворачивался тугой змеей и грыз его изнутри. Каз заставил себя подняться. Умылся, оделся. Распахнул окно. Встал у стола и замер, вглядываясь в пейзаж города. Он ждал. Его ноги и руки затекли, спина ныла. Бедро горело огнем, но Каз смиренно ждал. Стоял, ощущая себя сгустком боли, тока и надежды. Сердце билось тревожно. Инеж придет. И либо всадит в него кинжал, либо… Он боялся об этом думать. Он оставил после себя выжженное поле, на котором ничего не могло цвести. Без нее он ничто — только пустая комната. Наконец, она появилась. Глаза — красные от слез, волосы растрепаны. Но она улыбалась, и от ее улыбки сердце Каза сжималось. Сулийка изящно залетела в комнату, приседая на полу, и распрямилась, вглядываясь в его лицо. Что она там видела? Смерть и страдания? Зло? Надежду? — Ты пришла, — ржаво выдохнул парень, и в его словах сквозило такое окрыляющее облегчение, что воздуха в легких не хватало. — Я боялся, ты передумаешь. Инеж нерешительно шагнула ему навстречу, и Бреккер распахнул объятия. Он не задумывался, чего ему это будет стоить. Он лишь до хруста в ребрах хотел обнять ее. И никогда больше не отпускать. Сулийка быстро преодолела расстояние между ними и крепко прижалась к парню, ощущая под ладонями его напряженную спину. Каз постарался не вздрогнуть, сведя лопатки дугой. Она здесь, рядом. Его обнимали ее руки — а не руки мертвецов с Баржи Жнеца. Теплые. Живые. Он медленно выдохнул и сомкнул девушку в объятиях, прижимая к себе. По телу прошла дрожь облегчения. Его страхи отступили. Бреккер почувствовал, как Инеж заплакала, пряча лицо у него на груди. Ее слезы тоже были живыми и настоящими. Рубашка парня быстро намокла. Каз медленно опустил голову и зарылся носом в ее волосы, осторожно вдыхая родной запах. Девушка пахла разнотравьем, морем и свободой. Темные холодные воды плескались вокруг него, но он не позволял им подступить. Страх потерять Инеж был куда сильнее страха прикоснуться к ней. Парень крепко обнимал ее, ощущая под ладонями тепло ее тела, такого близкого. Чувствовал, как быстро бьется ее сердце — так же быстро, как его собственное. — Скажи что-нибудь, Инеж, — хрипло выдохнул он ей в макушку, цепляясь за ощущения жизни, расцветавшей в его руках. Больше никакой смерти. Сулийка усмехнулась: — Ты слишком беспечен. Бреккер удивленно замер. — Что? — Ты оставил окно открытым. Приглашая любого войти. Знаешь ли, в Кеттердаме не только я могу взбираться по крышам. Это опасно. Каз ухмыльнулся, проводя руками по ее спине. — Я готов пойти на этот риск. Он пойдет на любой риск, если это будет значить, что он сможет стоять с ней вот так просто, позволяя забираться под его броню. Ничто больше не имело значения. Ее руки, ее теплые глаза. И как он раньше мог это отталкивать? Как боролся с собой? Почему не позволял ей быть рядом? Он был полнейшим подонком. Они простояли так некоторое время, и Инеж рассказывала о разговоре и прощании с родителями, делилась своими чувствами и страхами. Она доверилась ему. Рискнула, и Каз должен был любой ценой оправдать этот риск.

***

Инеж скользила за ним неотступной тенью, пока он занимался делами. Уверенная и спокойная, гордо вздернув подбородок, она оставалась его Призраком. Каз знал, что она рядом, даже когда не видел ее. Он ощущал ее каждой клеточкой тела. Когда день закончился, он поднялся в комнату и плотно затворил за собой дверь. Сулийка уже ждала его там, уютно устроившись на подоконнике, и кормила воронов, разбрасывая по крышам зерно и кусочки мяса. Бреккер поглядел на нее, наслаждаясь ее чертами и движениями. Затем отставил трость, скинул пальто. Медленно стянул перчатки. Прошел в ванную и умылся. Такие привычные действия — они дарили покой. Он знал, что она никуда не уйдёт, и не торопился. Вернулся и медленно опустился на кровать, не отводя взгляда от девушки. Та обернулась, выбросила остатки еды и затворила окно, за которым с громким карканьем вспорхнули вороны. Аккуратно встала и подошла. Каз лёг на кровать, вытягивая ноги, и распахнул руки в немом приглашении. Инеж улыбнулась и легла рядом, устраивая голову на его груди. Сердце билось ровно и быстро. Бреккер выдохнул и обнял девушку, не позволяя себе отпустить ее и не выпуская демонов. Он медленно водил рукой по ее спине, изучая тонкие позвонки и пересчитывая ребра. Сулийка едва уловимыми движениями гладила его свободную руку. Они осторожно заново узнавали друг друга, подпуская чуть ближе, стараясь не спугнуть момент. Время от времени Каз замирал и закрывал глаза, отгоняя наступающую волну панического страха. В эти секунды Инеж не шевелилась и не дышала, ожидая, пока демоны отступят. Наконец, она тихо попросила: — Расскажи, что случилось с тобой. Бреккер сжал челюсть. Сулийка почувствовала, как он напрягся, и замерла. — Пожалуйста. Парень открыл глаза и рвано вдохнул воздух, успокаивая сердце. Эту историю он хранил глубоко в себе, не позволяя ей просочиться наружу. Она была его основой, его фундаментом. Каз не мог, просто не находил слов, чтобы начать говорить. Они застревали комом в глотке и больно жгли изнутри. Но… они ведь решили разрушить стены? Сжечь все дотла. Возможно, это тоже принесёт облегчение. — Я не знал свою мать. Отца раздавило плугом, когда мне было девять, — медленно начал он, по осколкам собирая свою историю из памяти и облекая в слова. — Джорджи продал ферму, и мы приехали в Кеттердам в поисках новой жизни, — он никогда этим не делился. Слова с болью отрывались от сердца. — Мы были глупыми неопытными детьми, жили на улицах и в дешевых приютах, искали работу и питались объедками. Были отчаянными приманками для жуликов и воров, — парень грустно усмехнулся. Его ржавый голос разрезал тишину темной комнаты. — Однажды Джорджи нашел работу. Его взял под крыло один предприниматель, Якоб Гертцун. Он пригласил нас в свой дом, подарил давно забытые тепло и уют домашнего очага. Его жена пекла вкусные пироги, а его дочь… — голос парня оборвался, и он глубоко задышал, успокаивая подступившую ярость. — Они стали нам семьей. Джорджи бегал посыльным, я помогал Маргит по дому. Мы были счастливы, — Каз сглотнул, подбирая слова. Он старался говорить кратко, чтобы донести самую суть. — Потом Гертцун вовлек Джорджи в глупую сделку. А тот, неопытный и наивный дурак, отдал ему все наши деньги, — Бреккер гневно усмехнулся и сжал кулаки. Инеж почувствовала, что его тело напряглось, налилось сталью. Парень снова переживал те дни. — Он ободрал нас до нитки и исчез. Мы остались без гроша. Мы искали его, молили о помощи, но тщетно, — голос парня сорвался на хрип и затих. Он словно отрезал от себя кусочек за кусочком, обнажаясь перед Инеж. — Это был Пекка? — тихо спросила та, стараясь не нарушить ход мыслей парня. — Да, — выдохнул тот и некоторое время молчал, выравнивая дыхание. — Мы остались на улице, — снова молчание. — Потом пришла огненная оспа. Инеж задрожала, представляя себе тех несчастных мальчишек, брошенных на произвол судьбы. Неужели некому было вас защитить? — Мы заболели, и помощи было просить не у кого. Мы заживо гнили на улице, скитаясь по водосточным каналам и подбирая объедки. В конце концов, мы умирали, — Каз устремил взгляд в потолок, и перед ним предстало лицо Джорджи. Но слова уже лились легче. Он слово пробил дыру в бочке, и теперь история текла потоком. — Мы лежали в канаве без сил, — вдох. — Джорджи умер, — выдох. — Я не мог пошевелить и рукой, не мог сказать ни слова. Не знаю, сколько мы так гнили. Потом нас подобрал сборщик трупов и бросил к остальным телам. Инеж выдохнула, в ужасе распахнув глаза. Она часто пыталась сообразить, что же выковало Каза таким, какой он есть, но это не могло и прийти ей в голову. — Я очнулся, окруженный гниющими мертвецами. Зловонные тела были подо мной, надо мной, вокруг меня. Джорджи был рядом, — парень провел рукой по спине Инеж, и она задержала дыхание. — Нас выбросили на Барже Жнеца и оставить разлагаться на солнце в ожидании новой партии трупов. Но я был жив. Я пытался кричать и звать на помощь. В конце концов, я выбрался из груды тел, но они цеплялись за меня черными руками, пытаясь утянуть за собой. Я ждал, но вскоре понял, что никто не придет за мной, — Каз перевел взгляд на Инеж и посмотрел ей прямо в глаза. Холодная сталь. Никаких сожалений. — Я знал, что в одиночку не переплыву канал и так и умру на этой чертовой барже. Тогда я взял тело Джорджи, погрузил его в воду и поплыл. Брат был скользким, гной и гниль пропитали его. Он раздулся и вонял. Но я плыл. Я цеплялся за него из последних сил, потому что знал, что должен выжить, чтобы отомстить, — парень закрыл глаза и откинулся на подушке, переживая самые страшные свои воспоминания. — Я выжил. Добрался до Кеттердама, а тело Джорджи унесло в море. И я отомстил. Бреккер тяжело дышал, вырывая из себя эту историю. — Я до сих пор ощущаю его на своих ладонях, — прошептал он хрипло. В его голосе сквозил страх. — Я до сих пор ощущаю мертвецов, обнимающих меня своими гниющими руками. Каждый раз, когда меня кто-то касается. Он крепче сжал Инеж и позволил неотступным водам накрыть его с головой. Он задыхался, захлебывался и барахтался в темноте. Его тянули на дно, легкие сжимались в агонии. Он видел молочные глаза, оспенные язвы, серые распухшие языки. Мертвецы шептали ему, приглашая в свои объятия. Давили на грудь, заталкивали в глотку соленую воду. Но было что-то еще: комочек тепла и жизни в его руках. Джорджи тянул к нему свои руки и молил о воссоединении. Уходи, брат. Я тебя отпускаю. Внезапно вода отхлынула. Мрак расступился, обнажая гладкую поверхность берега. Каз тяжело дышал, крепко сжав челюсть. Он был жив. Он был у себя в комнате. Он был с Инеж. Я прощаю тебя, Джорджи. Девушка сидела напротив, держа его мечущиеся руки, и что-то шептала. Молитву? Каз открыл глаза и посмотрел прямо на нее. В свете луны, пробивавшемся через мутное окно, она действительно казалась каким-то потусторонним призраком, пришедшим по его душу. Но Каз знал, что это не так. Он открыл сердце, выпуская из себя боль и страх, все потери и весь пережитый ужас. Он впускал ее. И она разгоняла тьму. Выплеснув из себя эту жуткую историю, Бреккер почувствовал… освобождение? Что-то в нем треснуло и обрушилось. Он сел, не сводя взгляда с Инеж. Сулийка тревожно смотрела на него, ее глаза были полны сострадания и печали. А еще любви. Сердце Каза сжалось, поглощая эту любовь, впитывая, как губка. Он поднял руки и обхватил лицо девушки руками. Демоны больше не кричали, не тянули его к себе. Его не накрывала волна. Сердце билось громко и яростно, пульс гремел в ушах. В горле пересохло, дыхание сбилось и стало тяжелым. Каз медленно приблизил свое лицо к ее и нежно коснулся ее губ своими. Отстранился. По нему прошелся разряд тока, но Инеж удержала его. Мертвецов не было. Была только она. Всегда — только она. — Продолжай, — выдохнула сулийка и подалась ему навстречу. И он поцеловал ее по-настоящему. Без страха и боли. С искренним вожделением. Он столько раз представлял себе это и так этого боялся. Но все происходило так правильно, словно вся его жизнь вела к этому моменту. Губы Инеж были мягкими и солеными. Она снова плакала? Ее руки скользили по его волосам и лицу. Она была светом, воздухом и жизнью. Он целовал ее, впитывая в себя каждое ощущение. Каз хотел насладиться этим мигом, запомнить его, отпечатать в памяти. Его стена рухнула. Кирпичик за кирпичиком. На выжженном поле поднималась трава и тянулась к солнцу. Они оба дрожали. Возможно, он тоже плакал. Каз Бреккер, подонок, мерзавец и главный ублюдок Бочки. Безжалостный убийца, вор и манипулятор. Грязные Руки, не гнушающиеся самого черного дела. Парень отдавался сполна этому моменту, забыв о боли и ненависти. С ней он был не Каз Бреккер. С ней он был — Каз Ритвельд. Инеж улыбнулась. Эмоции переполняли ее, точно пузырьки. Она была бомбой, готовой вот-вот взорваться. Она была сильной и сдержанной. Она была с Казом. Девушка подумала, что ей стоит навестить Пекку Роллинса в его загородном домишке и оставить четкое предупреждение о том, что она с ним сделает, если он еще хоть раз хотя бы подумает встать на пути у Бреккера.

***

Мне говорили: увидишь, и в горле затихнет звук, кудри черные обволокут плечо, и дракон, что живет в позвоночнике, тут же расправит крылья и опустит голову на твои ключицы. Мой позвоночник — 11 лезвий и 8 жал, ты ушла, и я ни словом не возражал, лишь ладонь разжал, когда стало тесно. Мне говорили: в глазах тех не сыщешь дна, пропадешь и не вынырнешь — и погубит тебя она, и беда с тобой приключится. Вот он я, кто ранил, а после — смиренно ждал. Оголённый провод, пустая комната и кинжал. Я цветы наши срезал и больше их не сажал, без тебя я — пустое место. Что любовь это дар, книги, конечно, лгут: тысячи брошенок ищут твой стылый след, но когда ты заносишь над ними свои слова — сердце за сердцем падает в талый снег. Падает, угасая. Я стою ближе всех, обожженная и босая, прикрывая подолом кусочек живой земли. Боль повсюду, куда бы я ни бежал, моё сердце никто так не обнажал, я бы вырвал его похоронить, сбежал, но за мною тень твоя следует, как невеста. Мы случились однажды — больше мы не смогли, и весна отказалась просить за нас. Катарина Султанова