Тишина

Полковник Хендриксон воевал на Сириусе 6Б уже целую вечность. Нет, не «жил». Все они давно позабыли, что значит это слово. Только дежурства, приказы, звуки выстрелов где-то на периферии и оформление бумаг на очередной труп. Пылающие красным светом предупреждения о выбросе радиации стали родными. Как и холод. Вечный холод пост-ядерной зимы. Но все эти двадцать лет — от процветающей зелёной планеты, куда они прибыли зарабатывать деньги на перспективных шахтах, до нынешней, дремлющей в агонии, — у Хендриксона и других бойцов Альянса была надежда. Был смысл. Рано или поздно командование на Земле договорится, и тогда их эвакуируют отсюда. Домой. А теперь — этот корабль, случайно сбившийся с пути. Свежее «мясо» и ядерные заряды прямиком на Тритон-4. «Как, вы не слышали? Там нашли огромные залежи бериния», НЭБ и Альянс увлечённо расчехляют пушки, а Сириус 6Б позабыт, словно и не было. Вместе со всеми оставшимися на нём солдатами. Вот так внезапно Хендриксон оказался не просто командиром Альянса, а главнокомандующим. Одним из двух. Осталось пойти к главе НЭБ и договориться о прекращении этой, оказывается, никому не нужной войны. Почему он взял с собой именно рядового Джефферсона, единственного выжившего с того корабля? Всё просто. Во-первых, не хотел рисковать своими бойцами, их и так осталось слишком мало — в последний раз новых людей привозили то ли восемь, то ли десять лет назад. Во-вторых, мальчишке нужно было показать, как на самом деле выглядит война, куда он рвётся с таким энтузиазмом. Сразу после училища, да? Хендриксон уже и не помнил, что такое быть двадцатилетним. Оказывается, это значит быть тупым до предела! Ладно, мальчишка весь день приплясывал в наушниках, хрен с ним, Хендриксон не стал требовать, чтобы рядовой мгновенно превратился в выжженого тысячами боёв профи. Но легкомысленно бросить защитный браслет и погрузиться в эротические ролики, не замечая, что к тебе подкрадывается крикун, — это уж слишком! Они там, на Земле, вообще не знают, что такое опасность, да? Собрались они воевать на Тритоне-4, посмотрите на них! Но это неожиданно всколыхнуло что-то внутри. Ответственность за жизнь другого — не сидя в кабинете и отдавая приказы, а лицом к лицу, наедине в давно выгоревших катакомбах промышленных зданий. Оказывается, у полковника ещё сохранились остатки эмоций. Несмотря на костёр, ночью всё равно было слишком холодно, так что они с Джефферсоном прижались друг к другу: один сидит, наблюдая за редкими перебежками крикунов под серым песком, а другой спит. Когда наступила его очередь, полковник лёг, но сон, как назло, не шёл. Давно он не заходил так глубоко на территорию НЭБ, организм так и качало адреналином. Это тоже напоминало о прошлом. Том времени, когда Хендриксон был живым, молодым и полным эмоций — злости на НЭБ, надежды на скорое возвращение домой, тоски по ней, бросившей это бесконечное ожидание и вышедшей замуж за другого. Как оказалось, она была права. В попытке отвлечься от прошлого Хендриксон сосредоточился на текущем моменте. У них с рядовым есть задача. Выглядит легко: дойти до командного бункера НЭБ — главное, чтобы не подстрелили на подходе, — встретиться с их командованием, обсудить перемирие. Это будет просто, потому что делить им уже нечего. Новая война на Тритоне-4. Как там? Так же, как было когда-то здесь? Интересно, водородные бомбы уже сбрасывали? Может, и повезло этому мальчишке, Джефферсону, что он туда не попал. Здесь — сейчас — шансы выжить очень неплохие. Даже сквозь слои одежды чувствовалось тепло тела Джефферсона под поясницей. Время от времени рядовой шевелился, меняя положение, и тогда тепло исчезало. Но вновь возвращалось. И это тоже напоминало о прошлом. Смутное воспоминание из другой жизни: ты обнимаешь её за плечи, её рука теплом лежит на твоей пояснице, светит солнце, вы гуляете по парку, едите мороженое и обсуждаете планы на будущее. Хендриксон и не знал, что до сих пор помнит тот день. Назавтра стало хуже: оставшийся без наушников рядовой решил болтать о том о сём. Обо всём подряд. Бесконечно. Хендриксон лениво огрызался время от времени, но это не помогало. Хотя, может, на самом деле он и не хотел, чтобы помогло. Просто отвык от всех этих разговоров. Слишком мирных, слишком… обычных. Как раньше. Всё как раньше. И этот Джефферсон — словно из той, другой жизни. Как глоток свежего воздуха на этой отравленной планете. Живой человек. Это притягивало. Хотелось смотреть на него и удивляться, как такое возможно — здесь, сейчас, на фоне разрушенных городов и заброшенных шахт. Хендриксон смотрел. Тогда рядовой сбивался с болтовни и улыбался в ответ — с вопрошающим любопытством в глазах. Должно быть, не понимал. Хендриксон сам не понимал. Просто хотелось подойти ближе, чтобы не упустить ни слова чуши, которую нёс этот мальчишка родом из мирного времени. *** Но нет, всё оказалось не так-то просто. Война до того въелась в эти стены наравне с ржавчиной, что не собиралась сдавать позиции. До бункера НЭБ добрались крикуны — новые модели, эволюционировавшие, прикидывающиеся людьми настолько правдоподобно, что от этого безумия тошнило. От НЭБовцев осталось лишь три человека, вот с ними полковник и заключил мир. Словно мало было скрипучих визгов крикунов в командном пункте, один из этих солдат, Беккер, пристрелил другого. Якобы он робот. Джефферсон, судя по лицу, начал понимать, в каком аду оказался. Полковника волновало только одно — чтобы эти НЭБовские психи не стреляли в его людей. Ничего, как только они вернутся на базу Альянса, Беккера посадят под замок. *** Это уже даже нельзя было назвать неудачей. Это был конец. Теперь у него не осталось ни музыки Моцарта — проигрыватель сгорел вместе с бункером, — ни Чака, с которым они десятилетиями болтали о всяком, о прошлом и даже иногда о будущем. В темноте, наступившей после взрыва ядерного мини-заряда, его голос навязчиво звучал в голове: «Что будешь делать, когда вернёшься на Землю?». Что Хендриксон тогда ответил? «Не знаю, у меня там ничего не осталось». Теперь ничего не осталось и здесь. Лишь выжженная снарядами и сочащаяся радиацией планета. Но пока ещё есть человеческие голоса. Кто-то выжил, Хендриксон их слышал, хотя в ушах звенело после взрыва. Есть, ради кого существовать. Он тряхнул головой. Мальчишка, Джефферсон. Его голос неожиданно согревал и вновь шевелил те самые давно позабытые эмоции под толстым слоем пепла. Это хорошо. Хорошо, что жив. Но что он кричит?.. — Полковник, Беккер ранен! Его слова болезненно царапали неправильностью. Почему?.. Крики Беккера и в самом деле раздавались на заднем плане, не вызывая ни жалости — это как раз понятно, с чего бы полковнику тратить свой ничтожный запас эмоций на чужака? — ни рефлекторного стремления помочь. Они давили чувством опасности. — Ранен?.. — Сам не понял, что этот хрип раздаётся из его собственного рта, звучало будто со стороны — Ранен… Беккер орал живописно, как настоящий человек. — Всё нормально, сейчас, — Джефферсон бормотал деловито. Значит, уже влез прямиком в ловушку. Приподнявшись, Хендриксон закричал изо всех сил: — Рядовой, назад! Мальчишка поднял голову к нему. — Но Беккер… — В следующую секунду лицо Джефферсона изменилось. Стало отстранённым. Однако он всё же пробормотал на автомате: — Ранен… Хендриксон ненавидел это. Последние секунды человека, когда он уже обречён — а ты смотришь и ничего, абсолютно ничего не можешь сделать. Просто фиксируешь происходящее. Вот изо рта Джефферсона потекла густая тёмно-красная кровь. Вот взгляд затянуло плёнкой окончательного отключения от реальности. И вот — в одно мгновение черты лица обмякли, показывая переход от живого существа к трупу. Беккер без замаха отбросил мальчишку на несколько метров — тело глухо шмякнулось о металлический обломок самолёта и упало на землю сломанной пополам куклой. Конечно, Хендриксон начал отползать от приближающегося крикуна. Солдат должен выживать, обязан — ради всех других. Забыв о том, что больше никого не осталось. Нащупал под рукой ледяной ствол винтовки. Выстрелил. Беккер лишь дёрнул головой, словно в искреннем недоумении. Но Хендриксон продолжал шарить руками вокруг. Он воевал двадцать лет и не сдастся так просто. Гранатомёт. Зарядить. Выстрелить. Чёртовой железке вырвало внутренности, но, даже несмотря на это, Беккер не падал ещё целую минуту. Поистине идеальное оружие. Если б ещё не болтал так много о собственном превосходстве над людьми. Наконец-то, после очередного выстрела, Беккер заткнулся. Скоро стихнет и ленивое потрескивание огня на развалинах бункера. И не слышимый человеческим ухом шелест снежинок, кружащихся в воздухе вперемешку с пеплом. И тогда над Сириусом 6Б окончательно и бесповоротно воцарится тишина.