Когда взойдёт солнце

Можно сказать, что с самого своего рождения Ники сорвала куш. Ведь для альбиносов вполне естественно оказаться брошенными собственными родителями сразу же после рождения. Её же семья была другой — они, даже увидев особенность своей маленькой дочурки, твёрдо решили оставить и воспитать из неё достойного человека. Это была маленькая победа в масштабах большого и сурового мира, что окружал их. Ники росла маленькой звёздочкой — так её ласково называла мама. Девочка, казалось, целиком состояла из неудержимой энергии и позитива. Ещё в совсем юном возрасте она не могла усидеть на месте, исследуя каждый уголок их небольшого дома. Родители всей душой любили свою звёздочку, оберегая её от ненужных взглядов и жестокости за стенами уютного семейного гнёздышка. — Мама! Мама! Смотри! — зовёт Ники свою маму, протягивая в маленьких ладошках немного кривоватого, но сделанного с большой любовью журавлика. — Ах, Ники, какая ты у меня мастерица, — отвлекаясь от мытья посуды, присаживается на корточки женщина. Она аккуратно, стараясь не повредить бумажную птичку, забирает её из ручек дочери. — Он очень красивый, спасибо тебе. — Но мама всё равно красивее! — довольно улыбается девочка, падая в тёплые и нежные объятья. — Ты тоже у меня самая-самая красивая, — нежно смеётся женщина, обнимая свою маленькую звёздочку. — А чего это тут за обнимания и без меня? — слышится насмешливый голос со стороны дверного проёма. — Папа! — радостно смеётся Ники, протягивая одну свободную ручку в сторону высокой фигуры. — Вы ж мои красотки, — по-доброму ухмыляется мужчина, присаживаясь за спиной жены и заключая её и дочь в свои медвежьи объятья. Ники росла в атмосфере полной любви и взаимопонимания. Её родители души не чаяли друг в друге и были оплотом семейности в глазах маленькой девочки. Маленькая звёздочка никогда не знала призрения, которому подвергнуты все альбиносы с самого своего рождения. Она смотрела на этот мир своими чистыми и не замутнёнными глазами, видя в нём лишь безмерное количество возможностей и новых, интересных вещей. И всё же, её особенность вносила свои коррективы в привычную жизнь семьи. Родители понимали, что в мире много людей, которые считают детей, подобных Ники, демонами. Сами они воспринимали это как полный бред, но выносить свои революционные мысли было опасно. Именно поэтому Ники не разрешали выходить на улицу днём и без присмотра родителей. Конечно, девочке подобное не нравилось, ведь она видела, как там, за окном, резвятся её одногодки. Родители видели печаль своей звёздочки, но, к своему большому сожалению, ничего не могли с этим поделать. Впрочем, недолго она жила в одиночестве. Однажды, когда её папа вновь вернулся с работы, он отчего-то выглядел более серьёзным и задумчивым. Легонько потрепав дочурку по светлой макушке, он попросил её пойти и поиграть в своей комнате, так как ему нужно о чём-то поговорить с мамой. Однако Ники не была бы собой, если бы так просто последовала этой просьбе. Исследовательский интерес забурлил в маленькой головушке, и девочка, стараясь не шуметь, прокралась к приоткрытой двери родительской спальни. — У него не осталось никого, — слышится напряжённый голос папы. — Его мать умерла от пневмонии, а родственники не хотят забирать его к себе. — Но, у нас же Ники, — с беспокойством дрожит голос мамы. — Он тихий мальчик, я видел его пару раз, — выдыхает мужчина, по звукам присаживаясь рядом со своей женой. — Я просто не смогу жить, зная, что где-то на улице умирает ребёнок такого же как и Ники возраста. — Я… — запинается женщина, видимо, испытывая сильные сомнения на этот счёт. — Он станет ей братцем и другом, которого ей не доставало, — приводит новый аргумент мужчина. — У меня будет братик?! — не сдерживает своего восхищения Ники, выдавая себя. Родители мигом оборачиваются на дверной проём, встречаясь с двумя горящими от восхищения огоньками рубиновых глаз. — Да, Ники, у тебя появится братик, — сменяя удивление на нежную улыбку, кивает мама. Муж лишь благодарно провёл ладонью по её руке. Уже на следующий день в их доме стало на одного жильца больше. Маленький мальчик, как оказалось, лишь на год младше Ники, смущённо мялся на пороге, сжимая свою потрёпанную куртяшку. Его белокурые завитки неловко спадали на худое лицо. В бездонных карих глазах дрожал страх и неуверенность — он маленьким зверёнком оглядывался по сторонам. — Знакомьтесь, это Жираф, — довольно ухмыляется мужчина, по-отцовски кладя ладонь на дрогнувшую макушку мальчика, — теперь он будет жить с нами, — папа смотрит на выглядывающую из-за угла дочку. — Ники, ну же, иди, познакомься со своим братцем. — А! — вздрагивает девочка и, впервые чувствуя странное смущение, несмело шагает в сторону пришедших. Она с любопытством осматривает низкую фигуру. — Привет! Меня зовут Ники! — довольно резко выпаливает девочка, протягивая ладошку к дёрнувшемуся мальчику. Жираф смотрит на неё большими, будто блюдца, глазами и несмело переводит взгляд на протянутую ладонь. Видно, что он не понимал то, что от него требовалось, и поэтому продолжал молча буравить взглядом этот непонятный жест чужого дружелюбия. — Ха? Не хочешь здороваться? — с каплей обиды возмущается Ники, и её родители незаметно напрягаются, готовясь к первой буре своей дочери. — Тогда давай сразу обниматься! — довольно ухмыляется девочка и резко сокращает оставшееся расстояние и заключая дёрнувшегося в сторону мальчишку в свои цепкие объятья. Взрослые тихо выдыхают, смотря на то, как расширяются карие глаза, хотя, казалось бы, куда больше. Жираф некоторое время стоит, не двигаясь, возможно, даже не дыша, и лишь спустя пару десятков секунд он несмело тянет свои руки к тёплому скоплению энергии. Ники, кажется, даже не замечает этой заминки, с широкой улыбкой принимая ответные несмелые объятья своего названного брата. Так они и начинают новую жизнь вчетвером. Ники души не чаяла в своём первом друге — она буквально ни на миг не отпускала Жирафа, водя за собой и придумывая кучу совместных игр. Возможно, иногда мальчику и хотелось покоя и умиротворения, но его сестрёнка с удивительным упорством игнорировала эту потребность. Впрочем, спустя месяц или два, Жираф и сам с удовольствием вникал в разнообразные игры и даже порывался создавать свои, дабы удивить Ники и получить похвалу от приёмных родителей. С последними, конечно, его отношения долгое время оставались непонятными. С одной стороны, мужчина и женщина старались не проводить черту различия между детьми, давая им всё поровну, но Жираф не был маленьким ребёнком, поэтому уже чётко осознавал, что они не его родные родители. Конечно, мальчик никогда не высказывался по этому поводу и тем более не пытался как-то использовать чужую жалость на своё благо, но было заметно, что ему всё ещё очень некомфортно называть их «мама» и «папа». Именно поэтому муж и жена не требовали от ребёнка таких обращений, разрешая называть их по именам. Жираф был действительно по-детски искренне благодарен им за то, что они безвозмездно дарили ему любовь и тепло, при этом, не требуя соответствующего отношения. Мальчик действительно поставил себе цель привыкнуть к новой семье и начать воспринимать их как родных, тех, кого он в будущем назовёт родителями. С Ники всё было намного проще — неугомонная девочка с первого дня завладела его вниманием и всем свободным временем. Её природное обаяние и позитив не оставили мальчика равнодушным и, пусть и не мог её называть «сестрой», но вот в мыслях не стеснялся подобных сравнений. — Мама! Мама! Можно мы с Жирафом пойдём погулять в саду? — Ники действительно любила те недолговечные мгновения, когда стрелки часов давно ушли за десять, а улицы их поселения заметно пустели. Только в это время она могла выйти из четырёх стен и насладиться дуновениями свежего и живого ветерка. — Конечно, папа как раз чинит лавочку, — с улыбкой кивнула женщина, откладывая свою книгу и трепля по макушкам двух ребятишек. Ники довольно встрепенулась, а Жираф невольно зажмурился — он всё ещё тяжело шёл на телесный контакт. — Ура! Жираф, пошли быстрее! — дёргает ручку друга девочка, уводя его в сторону задней двери. У них был замечательный небольшой дворик, в котором родители растили овощи и простенькие цветочки. Первое являлось их подмогой в особенно голодные времена, а второе просто нравилось маме и детям. Ники особенно любила бегать и резвиться среди белоснежных цветочков, название которых она даже не знала. Она чувствовала странную связь с этими нежными и хрупкими растениями, которые расцветали лишь под светом луны. — Папа! Папа! — зовёт его Ники, выбегая через заднюю дверь. В ночное время она могла не бояться быть обнаруженной — ближайшие соседи находились в сотне метров от их домика на окраине старой дороги. — Ники, Жираф, опять не спите? — по-доброму журит детей мужчина, поднимаясь с корточек и смахивая капли пота со лба. Перед ним стояла изящная белая скамейка, которая сейчас была разобрана. Из-за времени и суровых погодных условий она развалилась, но глава семейства не желал так просто оставлять вещь в разрухе. — Ага, — довольно ухмыляется девочка, кружась среди кустов разномастных цветов. Вокруг неё пролетали яркие светлячки, встревоженные ворошением травы и шумом звонкого голоса. — А я бы предпочёл поспать, — показательно зевает Жираф, присаживаясь на небольшой садовый камень. — У-у-у, какой ты скучный, — тянет Ники, упирая руки в боки. — Так не пойдёт! Мы только вышли на улицу! — решительно заявляет девочка, в пару лёгких прыжков приближаясь к своему названному братцу. — Давай, потанцуешь со мной! — Я не умею танцевать, — недоверчиво тянет Жираф, смотря на протянутую светлую ладошку. — А здесь и не надо уметь, — хихикает девочка, самовольно хватая в нерешительности повисшую ладонь паренька и дёргая его на себя. Жираф неловко семенит за Ники, пытаясь удержать равновесие. Новая порция светлячков вспархивает в небо. — Вот, просто повторяй за мной! Девочка уверенно перехватывает вторую руку своего невольного партнёра по танцам и, подобно картинкам в фильмах, ведёт Жирафа за собой. Это был по-детски неловкий и порывистый танец — в нём не было ни грамма взрослых вдумчивости и изящества. Ники просто наслаждалась шорохом травы под их ногами и тёплым ветерком, что ерошил светлые волосы. Её яркая улыбка невольно передалась и Жирафу, уголки губ которого дрогнули и потянулись вверх. Так они и кружились, задорно смеясь и распугивая случайных светлячков, заставляя их подниматься с насиженных мест и устремляться в темнеющее небо. Вокруг, будто излучая блёклый свет, своими лёгкими головками покачивались те самые белые цветы, которые с такой любовью выращивали их родители. Это была их небольшая радость, момент, когда вокруг ничего не существовало, кроме неловкого танца и запаха свободы. Шли годы, дети росли, а их связь становилась лишь крепче — Жираф действительно всей душой полюбил свою сестру. Ники стала тем неиссякаемым источником жизненной энергии, которой так не хватало пареньку. Именно она тянула его в светлую и радостную жизнь, помогая скинуть оковы собственного страха. Жираф также полюбил и своих родителей — в шесть лет он впервые назвал их «мама» и «папа». Оба они не смогли сдержать искренних слёз счастья. Они стали настоящей семьёй. — Эй, Жираф, смотри, как могу! — задорно кричит Ники, забираясь на стул и уверенно наступая одной ногой на его спинку. Предмет мебели опасно накреняется, замирая в шатком положении на двух ножках из четырёх. — Осторожно! Разобьёшься же! — вмиг взволнованно подскакивает к девочке Жираф. Он не знает, как бы схватить эту дурёху, чтобы она не свалилась вместе с этим несчастным стулом. — Ха! Ты просто трусишка! — усмехается Ники, ловко избегая чужого захвата и ещё больше раскачиваясь в своём шатком положении. — Вообще-то мальчики должны быть храбрее девочек! — Просто я не хочу, чтобы ты пострадала! — возмущённо надувается Жираф, всё ещё неотрывно следя за чужими раскачиваниями. Каждый раз, когда стул особенно резко дёргался, его сердце невольно ухало вниз. — Ну Ники! Ну хватит! — Не-а! Я — храбрая пиратка, что бороздит океаны на своём корабле, — абсолютно не слушает чужие просьбы девочка, самодовольно выпячивая грудь и задирая нос. Внезапно, стул дёргает и две единственные опоры скользят по деревянному полу. Ники вмиг пугается, вскрикивая и ощущая, как летит прямо вниз. Жираф реагирует мгновенно — ринувшись к подруге, он успевает схватить её. Однако, из-за её превосходящих размеров, мальчик не удерживается и летит на пол. Приземление для него выходит не из приятных — спина ударяется об пол, а сверху его придавливает Ники. — Жираф! — обеспокоенно восклицает девочка, опираясь на руки и оглядывая распластавшегося под собой паренька. — Ты зачем полез? Убился бы! — Ники принимает сидячее положение и тянет морщащегося от остаточной боли паренька на себя. Девочка быстро осматривает белокурую макушку и ладони, дабы найти возможные ссадины. — Но ведь, тогда бы пострадала ты, — неловко шепчет Жираф, позволяя Ники убедиться, что он в порядке. — Надо думать в первую очередь о себе! — недовольно хмурится девочка, резко заключая не ожидавшего подобной прыти мальчика в крепкие объятья. — Дурачок ты, Жираф. И всё же, Жираф не мог избавиться от своего волнения за эту гиперактивную девчонку, которая, кажется, могла залезть в самое опасное место с лицом, будто отправилась на обычную прогулку. Паренёк действительно волновался за Ники, которая выглядела, как те самые хрупкие и нежные цветы в их саду: бледная кожа, которая могла просвечивать крупные вены, красные, будто дорогие камни глаза и белоснежные, тянущиеся до самого пояса волосы. Девочка была похожа на принцесс из сказок. Эти двое были действительно близки, и родители не могли нарадоваться такому единению. Они с счастьем наблюдали за тем, как растут их дети, проводя всё свободное время вместе и наслаждаясь тихой и мирной жизнью. Взрослые не желали нагружать их серьёзными темами будущей жизни, оставляя это на потом. Всё равно в их жилой местности не было школы, поэтому всё образование приходилось получать дома и из случайных книг. На самом деле, Ники не очень интересовалась чтением и изучением неизвестных предметов. В отличие от Жирафа, который, как только научился читать, стал часто задерживаться в зале, склонившись над очередной книгой. Конечно, желающая чужого внимания девочка не очень любила такие моменты, но тут на выручку пришёл папа. Мужчина, заметив хмурое настроение дочери, когда ей приходилось терпеливо сидеть рядом с увлечённо читающим Жирафом, предложил ей заняться спортом. Как оказалось, ранее глава семейства работал в правоохранительных структурах, поэтому владел некоторыми навыками рукопашного боя. Именно ему он и решил научить дочку. Конечно, поначалу жена негодовала по этому поводу, считая ненужной подобную дикость, но уверенный блеск в глазах Ники заставил её отступить. Так и у девочки появилось её личное увлечение, которому она отдалась целиком и полностью. Так, вместе с сезонами, прошло несколько лет. Ники выросла в такую же активную и позитивную девушку, какой и была в детстве. Со временем, она взяла на себя часть обязанностей своей мамы, помогая ей по дому. Жираф же превратился из неловкого паренька в не менее неловкого подростка. Его длинные руки и ноги смотрелись нескладно, будто пришитые пьяным мастером, однако, Ники всё равно называла его самым красивым парнем на местности. Впрочем, если учитывать, что девушка видела лишь два примера, — своего отца и названного брата — то всё становилось немного комичнее. — Ники, Ники, — зовёт её тихий голос Жирафа. Девушка отвлекается от рассматривания бегущего возле её босых ног ручейка и переводит взгляд на друга. Родители стали отпускать их куда-то подальше, нежели крохотный задний дворик. Конечно, всё это происходило под пологом ночи, но подростки были рады даже такой свободе. Они сразу же с интересом исследовали ближайший подлесок, находя небольшую речушку, возле которой можно было отдохнуть и напиться прохладной водицы. — М? — вопросительно выгибает бровь девушка, смотря на странно смущённого друга. — Что такое? — Я… — мнётся Жираф, отводя взгляд в сторону. Он глубоко вздыхает и протяжно выдыхает, видимо, собираясь с мыслями. — Короче, вот, — он резко придвигается к Ники и, мимолётно коснувшись её волос, кладёт на макушку что-то лёгкое. — А? — удивлённо тянет девушка, касаясь пальцами нежных лепестков. — Венок? — удивление мигом сменяется тёплой улыбкой счастья. Ники смотрит на неловко перебирающего запачканные соком растений пальцы Жирафа. — Спасибо, он очень красивый, — тянется она к парню, заключая того в ставшие привычными для них объятья. И всё же, как бы не старались родители оградить своих детей от жестокого внешнего мира, но это не получилось. Ники узнала о своём отличии случайно — просто однажды переключая каналы на их стареньком и полу-рабочем телевизоре, она наткнулась на странную религиозную программу. В ней в подробностях расписывалось то, что альбиносы являются посланниками дьявола, и каждый сознательный гражданин мира должен оберегать покой окружающих от этих монстров. Тогда девушка впервые не вышла на ужин, проводя всю ночь в тяжёлых раздумьях. Лишь на следующий день, подойдя к своему отцу, она завела этот тяжёлый, но нужный разговор. Мужчина, понимая, что юлить бесполезно, честно рассказал всю жестокую правду их мира. Ники стойко слушала эту историю и лишь под конец пара горьких слезинок упала на её ладони. Опечаленный родитель только и мог, что беспомощно обнимать свою дочь, которой пришлось познать это разбивающее разочарование. Только после этого Ники поняла, почему же родители никогда не позволяли ей и Жирафу покидать пределы дома днём. Дело было не только в особенностях её кожи, но и в том, что подумают люди, увидев альбиноса. Девушка вдруг осознала, что всё это время родители подвергали себя невероятной опасности, выращивая «демона» в глазах общественности. Позже Ники узнала и о том, какое наказание ждёт людей, посмевших связать свою судьбу с подобными ей — «очищающее сожжение на ритуальном костре инквизиции». Тогда она впервые задумалась о том, что её существование несёт такую угрозу. Мысль эта была неприятна и отравляюща, будто яд, впрыснутый в кровоток — она не давала ей спать, заполняя всё сознание. Жираф сразу заметил изменения в вечно бодрой и оптимистичной девушке, поэтому поспешил узнать причину. Ники не смогла скрыть от него всей правды, поэтому, как на духу, выложила всё, что узнала и надумала. — Это ужасно, — под конец, спустя пару минут напряжённого молчания, выдохнул Жираф. Ники понуро опустила голову. Они вновь сидели на берегу того самого ручейка. — И всё же, ты наша семья, — решительно поворачивается к подруге парень и смотрит в её полные недоверия глаза. — Пусть хоть весь мир считает тебя монстром, но для меня и для родителей ты остаёшься всё той же Ники. — Спасибо, — только и может выдавить из себя девушка, падая в успокаивающие объятья. Ей действительно нужно было услышать эти слова. И всё же, это стало лишь началом в треснувшем рае их жизни. На некоторое время Ники действительно забыла о той тяжёлой правде, раскрывшейся в один день. Она старалась жить в прежнем ритме, наслаждаясь общением с семьёй и любимыми бытовыми делами. Однако, в один вечер, когда они с Жирафом вновь вышли прогуляться, вдалеке, среди старых деревянных домов, они увидели яркий свет. Интерес оказался выше инстинкта самосохранения. Что ж, впервые Ники пожалела, что просто не может игнорировать интересующие её вещи. Вряд ли бы она когда-то пожелала увидеть бушующий костёр, возле которого, будто завороженные, ходили толпы людей. Сначала, ни девушка, ни парень не поняли смысл происходящего, пока… пока откуда-то сбоку не выволокли жалко выглядящую женщину. Её одежда была порвана и испачкана, а на лице виднелись гематомы. Следом за ней тащили маленького мальчика-альбиноса. Он был совсем маленький, поэтому мужчине, что схватил его, подобно котёнку, не составляло никакого труда держать его высоко над землёй. Ники с немым шоком наблюдала за тем, как люди о чём-то активно переговариваются, изредка переходя на отчётливый крик. Девушка не могла уловить точных фраз, но точно слышала слова «дьявол», «грешница» и «сжечь» — это пугало её больше всего. Сидящий рядом Жираф тоже не шевелился, полностью ушедший в рассматривание представившейся картины людского зверства. Внезапно, плечистый мужчина, что держал кричащего от страха и боли ребёнка, шагнул в сторону полыхающего костра. Женщина, скрученная двумя такими же амбалами, дёрнулась, плача и крича, видимо, моля о спасении своего дитя. Однако, самовольные вершители судеб не обратили на неё никакого внимания. Ники с застрявшим в горле криком наблюдает за тем, как мужчина кидает ребёнка прямо в огонь. В это же мгновение женщину отпускают и та, даже не думая о последствиях, бросается за своим малышом. Слышится душераздирающий крик агонии двух заживо сгорающих людей. Толпа же остаётся безучастной, все лишь смотрят за предсмертными мучениями этих двоих несчастных. Ники приходит в себя лишь тогда, когда Жираф настойчиво хватает её запястье и тянет в обратную сторону. Девушка так и не может оторвать взгляда от искрящегося огня, где только что сожгли двух беспомощных людей. Ей не нужно что-то придумывать или искать ответы, она точно знает, что только что увидела. Это было именно то сожжение, которого она так не желала для своих близких. После увиденного жизнь Ники уже не могла стать прежней — каждый день она всё больше и больше задумывалась о том, что ждёт её семью. Повезёт, если внимательные взгляды других людей обойдут их стороной, но вечно надеяться на удачу нельзя. Девушка понимала, что эти шестнадцать лет покоя были подарком небес, не иначе. Ведь её родители очень рисковали, просто отпуская Ники гулять в саду или в подлеске. Она поняла, что больше не может ставить жизни близких на кон своего счастья. На исходе второй недели своей апатии, она приняла серьёзное решение — уйти из родительского дома. Сама мысль об этом наносила невидимые раны на её душе, но девушка просто не могла позволить себе довести всё до того момента, когда к костру приволокут её родителей и Жирафа. Это был единственный способ уберечь их от «расплаты» перед запуганными инквизицией людьми. Ники обязана была взять на себя этот груз. Она решила уйти тихо, так, чтобы никто об этом не узнал — в ночи тихо собрала вещи и также тихо вышла из дома. В горле першило, а глаза щипало, но она уверенно отвернулась от родных простор и шагнула в сторону тёмного и неизведанного леса. За её спиной прошли жизнь и счастье, а впереди лишь одинокая неизвестность. Впрочем, это лучше волнительного существования, на грани панической тревожности… — Ники! — неожиданный окрик заставляет девушку замереть, напряжённо вглядываясь в тьму расстилающегося за ней поля. Там она со страхом замечает знакомую фигуру. — Ники, постой! — Нет! — отступает девушка, выставляя руку перед собой, будто она сможет остановить несущегося на всех порах Жирафа. — Уходи! Ты должен остаться с родителями! — Но я не могу бросить тебя! — кричит ей в ответ Жираф, тяжело дыша и откидывая растрёпанные кудри с лица. — Ты тоже моя семья! — Со мной тебе и родителям грозит опасность! Разве ты не видел?! — срывается Ники, ощущая, как по щекам текут горячие слёзы. Её душу разрывает на части — сердце тянется домой, а сознание гонит в лес. — Тогда я пойду с тобой туда, где нас не найдут! — решительно заявляет парень, делая шаг вперёд. — Нет, ты не должен вставать на этот путь, меняя свою нормальную жизнь на скитания с «демоном»! — не слушая чужие доводы, качает головой девушка. — Но ведь ты и есть моя нормальная жизнь, — порывисто выдыхает Жираф, сокращая оставшееся расстояние до дрожащей подруги. Ники смотрит на него затравленным взглядом, кусая покрасневшую губу. — Я никогда не оставлю тебя, слышишь? Куда бы нас не завела судьба, я всегда буду рядом, — как клятву шепчет парень, аккуратно обнимая плачущую Ники. — Жираф, — всхлипывает девушка, цепляясь за его кофту. Так они и отправились в это опасное и тёмное путешествие вдвоём, оставляя позади тёплые воспоминания, счастливые моменты детства и дорогих их сердцам людей. Первые дни им действительно было тяжело — всё свободное время они занимали себя дорогой, дабы не окунаться в печальные мысли о прошлом. Лишь компания друг друга помогала им держаться и идти дальше, в поисках нового пристанища. Изначально Ники рассчитывала уйти глубоко в леса, поближе к тёплым южным местам. Там будет проще переживать холодные времена года, да и найти съедобные растения не составит труда. Жираф тоже поддержал её идею, беря на себя обязанность по добыче еды. В отличие от Ники, его знаний хватало, чтобы отличить что-то съестное от опасного и ядовитого, поэтому они, к большому счастью, не голодали. Так они и добрались до идеального места, в котором, наконец, смогли разбить лагерь. Поначалу он был маленьким и ничем не отличался от случайного пристанища на одну ночь, но, спустя пару дней упорной работы, они смогли возвести своеобразные деревянно-листвяные домики. Конечно, в них было также «тепло» как и на улице, но зато они могли защитить от лёгкого дождя или ветра. Ники тогда впервые почувствовала запах налаживающейся жизни. К их удивлению, во время очередной вылазки за едой, им удалось наткнуться на беглых блондинов, с которыми был и один альбинос. Эти молодые люди выглядели истощёнными и напуганными, поэтому пара добродушно предложила им приют. Те с радостью согласились, входя новыми постоянными членами их странной группы «отщепенцев». Вскоре лагерь пополнился ещё парочкой домиков, в которых поселились новоприбывшие. После этого жизнь пошла своим чередом — они рыскали по лесу, добывая нужные ресурсы, а их новые товарищи, иногда выходили в жилые местности, дабы получить медикаменты и другие незаменимые лесом вещи. Ники даже позабыла о гнёте, что по пятам преследовал альбиносов. Конечно, от нового «собрата» она услышала немало печальных историй, но, всё же, теперь у них началась другая, более спокойная жизнь. Незаметно к их группе прибавилось ещё парочку новичков — то были такие же отщепенцы, которые по тем или иным причинам покинули своё поселение. Среди них было уже целых три альбиноса, которых Ники приняла с особым радушием — основываясь на прошлом опыте, она понимала, сколько боли и страданий те пережили. Она действительно поставила себе целью создать уютное и безопасное место для всех тех, кого не принял окружающий мир. И всё же, как по подлым законам судьбы, такой покой не мог длиться вечно. Однажды в жизни Ники произошёл крупный переворот, который сравним лишь с уходом из родительского дома. Тогда ей только-только исполнилось семнадцать лет. Она была юна и неопытна, поэтому даже не поняла, почему её сердце вдруг пропустило удар, стоило ей взглянуть на случайного путника, вновь найденного в лесу. Это был вполне обычный светловолосый парень, чуть старше её самой. Они с Жирафом вновь радушно приняли новенького в свой лагерь, размещая его в свободном домике. Однако, в отличие от других, Ники почему-то не могла выгнать из головы мысли о нём. Это было что-то странное, что-то выше её нынешнего понимания — девушка чувствовала непонятный трепет каждый раз, стоило в поле её зрения появиться знакомой фигуре. Лишь спустя месяц подобных странностей она внезапно осознала, что влюбилась. Да, вот так внезапно и по уши, будто девочка-подросток. Хотя, конечно, по факту она и была таковой, но суровая жизнь заставила её вырасти морально, поэтому эта слабость была очень странной. Поначалу Ники всерьёз решила задушить в себе эти чувства, так как в их ситуации опасно влюбляться и отдавать всё своё внимание одному члену группы. Всё же, она была негласным лидером, поэтому такое отношение неприемлемо. Однако, её чувства впервые оказались сильнее голоса разума — Ники просто не могла выгнать из головы те лёгкость и смущение, которые возникали, стоит ей увидеть его. Девушка чувствовала, как трепещет её сердце, желая ощутить вкус настоящей, опьяняющей любви. Она невольно сравнивала это с тем, как любили друг друга её родители — одного лишь взгляда хватало, чтобы осознать глубину их чувств. Ники всегда хотела нечто подобного — найти своего одного единственного и создать с ним идеальную семью, построенную на любви и взаимопонимании. Впрочем, не всё было так легко — неожиданным препятствием стал Жираф, который точно определил причину тех изменений, случившихся со своей подругой. Он долгое время молча наблюдал, подмечая разные детали и накапливая информацию, которая пригодиться ему позже. Ники настолько ушла в свои мысли и чувства, что не заметила надвигающейся бури, очнувшись уже перед самым её разгаром. — Ники, я, конечно, всё понимаю, и не в праве учить тебя жизни, но это… — Жираф глубоко вздохнул, складывая руки на груди — это был его привычный жест защиты. — Ха-а-а, пойми, сейчас у нас существует немало задач, которые требуют твоего прямого участия. Вряд ли ты сможешь все их решить, если продолжишь летать в облаках. — Я думаю, что это уже мои проблемы, — довольно грубо буркает Ники, хмурясь от чужих слов. Она не ожидала, что самый близкий человек не поймёт её чувств и будет их упрекать. — Ну уж нет, если это касается тебя, то автоматически становится и моим, — фыркает Жираф, недовольно оглядываясь в сторону входа в домик. — Тем более, пока ты тонешь в своей влюблённости, то совсем не замечаешь того, что ему всё равно. — Ты не можешь об этом судить! — вмиг срывается Ники, которую задевают грубые слова о предмете своей любви. — Я даже ничего ему не сказала — естественно он ничего не замечает. Впрочем, и это тебя не касается! — Да что ты говоришь?! — тоже не сдерживает себя Жираф, повышая голос. Да, их могли услышать некоторые товарищи, но сейчас ему было глубоко плевать на это. — Я пытаюсь тебе помочь, открыть глаза, наконец, а ты продолжаешь не замечать очевидного! — выразительно взмахивает руками парень. — Он тебя не любит! Если бы любил, то хотя бы чем-то ответил! — Да что ты вообще понимаешь в любви?! — взвилась Ники. Её порядком разозлили чужие слова, задевающие тонкие струны собственного беспокойства. — Ты сам-то никогда такого не испытывал, а ещё лезешь ко мне в душу! Повторяю ещё раз — оставь нас в покое! — Д-да ты!.. — тяжело дышит Жираф, с немым шоком смотря на подругу. Гнев в его душе мигом растворился, оставляя лишь горькую печаль. — Делай что знаешь, — выплёвывает парень, покидая домик. С этого дня он переселился в другой, стоящий на другом конце их лагеря. К удивлению, ссора с Жирафом смогла немного отрезвить Ники и позволила взглянуть на всё под другим углом. Конечно, её сердце всё ещё наполнялось любовью и теплом, стоит ей увидеть знакомую фигуру, но ныне к этому добавилась капля тоски от понимания того, что её и вправду игнорируют. Просто нереально не заметить всего того внимания, что девушка оказывала одному конкретному человеку. Так что здесь напрашивался один единственный вывод — эти чувства действительно невзаимные. И всё же, девушка не могла так просто забыть о той весне, наступившей в её душе, стоило увидеть и полюбить этого парня. Ники страдала и жалела, что не может в одно мгновение забыть всё то, что она почувствовала. Было бы гораздо проще, если бы её влюблённость так и угасла, не перерастая во что-то большее. Всем действительно было легче — ей в первую очередь. Однако, кажется, судьба решила своим, особым способом прекратить эту мучительную и печальную историю первой любви. Просто в один день Ники заметила, как предмет её тяжёлых чувств мило болтал с одной из альбиносов. Эта девочка была чуть моложе самой Ники, да и выглядела вполне стандартно, если не считать отсутствие пигмента. Но девушка сразу почувствовала начало конца — она увидела те же самые чувства, которые ожидала увидеть в ответ на свои, но теперь они адресованы другой. Ники не помнила, как оказалась в домике Жирафа. Она терпеливо ждала его, смотря пустым взглядом перед собой. В голове была кристальная чистота — ни одной мысли или чувства. Будто кто-то вырезал грубым ножом всё то, что волновало её последние полгода. Благо, её друг вернулся достаточно быстро, и, стоило ему переступить порог своего дома, Ники сразу же рухнула в его успокаивающие объятья, выпуская всё то, что так долго копила. Вместе со слезами и громкими всхлипами, её покидали те тяжёлые и ранящие мысли. Она чувствовала, как Жираф нежно проводит по длинным белоснежным волосам, позволяя в тишине выпустить всю ту боль, что познала его бедная подруга. — Ничего, — шепчет Жираф, слыша, как утихают рыдания Ники, — я всё равно останусь рядом с тобой. Кого бы ты ни полюбила и сколько бы ошибок не совершила, — аккуратно стирает слезинки с покрасневших глаз подруги парень. — Ведь для этого и нужны друзья. — Спасибо, — только и может выдавить Ники, утыкаясь в чужое плечо. Впервые за долгое время она засыпает быстро и спокойно, не страдая от тяжёлых мыслей. Впервые в её жизнь возвращается покой. После этого Ники буквально заставила себя отречься от всех прошлых чувств. Пусть ей и было тяжело, пусть сердце разрывалось от боли, но она уверенно шла к полному очищению. Жираф, как и обещал, всегда был рядом — он не оставлял её ни на миг, всегда следуя по пятам и помогая в каждом деле. В разговорах с ним она находила утешение и радость. Ники действительно поняла, кого могла потерять, увлёкшись безысходными чувствами. Жизнь шла своим чередом — в начале весны их пара близких друзей пополнилась ещё одним альбиносом. Кэп был парнем тихим и скромным, а обстоятельства, в которых Ники его привела в лагерь, говорили о глубокой травме. Впрочем, ни сам парень, ни уж тем более девушка, не вспоминали подробностей той тёмной и болезненной ночи. Жираф, на удивление, легко принял задумчивого альбиноса, относясь к нему как к старому другу. Ники действительно радовалась, видя то, как её названный брат весело общается с нелюдимым Кэпом, который только в их компании мог произнести больше пары слов. За новыми радостями и трудностями Ники почти забыла о своей любви. Конечно, тёмными и одинокими вечерами, те чувства пытались вспыхнуть вновь, принося душевную боль, но девушка упорно тушила их, накрывая одеялом дружеских отношений. Она смогла это пережить и даже тогда, когда пара объявила о скором прибавлении в их лагере, Ники лишь стойко натянула улыбку и поздравила будущих родителей. Её чувства более не должны мешать чужому счастью. И всё же, жизнь в лесу никогда не была легка — пусть они и приспособились добывать все нужные ресурсы, но из жилых местностей, иногда, люди приносили не только полезные вещи. Грипп был вполне ожидаемым заболеванием в зимний сезон — Ники и сама не раз болела им, перенося недуг на ногах. Однако, в этот раз что-то пошло не так — лёгкая болезнь, на которую никто почти не обращал внимания, резко переросла во что-то более страшное. К сожалению, они поняли это слишком поздно. Первым умершим стал молодой парень с короткой стрижкой и игривым взглядом голубых глаз. Ники мало с ним общалась, но эта потеря сильно ударила и по ней самой. Ещё никогда она не познавала смерти близких. Тогда их лагерь накрыл траур вперемешку со страхом — в домике Кэпа, взявшегося за лечение, находилось ещё несколько человек, чьё состояние оценивалось как средне-тяжёлое. Среди них была и первая любовь Ники — парень заболел в числе последних, но стремительно слабел, задыхаясь от пугающего кашля. Ту зиму они запомнили надолго. Ники пыталась обеспечить группу как можно большим количеством лекарств, посылая почти всех свободных людей в местности. Все остальные работали, не покладая рук, стараясь заменить тех, кого скосила болезнь. Атмосфера была напряжённая и мрачная — к тому моменту умер уже второй человек — молодая девушка, которой только-только исполнилось шестнадцать лет. Ники старалась думать обо всех своих людях, но мысли сами собой уходили в сторону одного единственного парня, чей кашель выделялся среди остальных. До одного дня… В ту ночь Ники не плакала — просто не осталось сил и слёз. Она безучастно смотрела на то, как пара крепких парней закапывает мёртвое тело её первой любви. Рядом стоял Жираф и, крепко приобнимая её одной рукой, держал над ними старое пальто, которое защищало от повалившего в конце февраля снега. Девушка простояла там до самого конца — пока каждый знакомый не простился с умершим. Она же так и не смогла подойти к свежей горстке земли, будто отказываясь признавать действительность. На следующий день обнаружилось, что заболела и оставшаяся в одиночестве, девушка, носившая под сердцем ребёнка умершего возлюбленного. Тогда Ники действительно задумалась над тем, что Боги решили покарать их, что все они — действительно грешники. Ведь не может быть так, чтобы Высшие сущности желали смерти стольких невиновных людей. Она хотела бы искупить все свои грехи, если бы это смогло сохранить жизни всех её близких. Девушка умирает в родах — сломленный горем и болезнью организм не выдерживает. Ребёнок, стараниями Кэпа, выживает. Маленькая девочка, с пушком светлых, будто настоящее солнце, волос. Ники же даже не может смотреть на неё — в памяти вновь всплывает лицо, которое когда-то приходило ей во снах. Она не хочет бредить старые раны, разбиваясь и собираясь обратно каждую ночь. Жираф это понимает и всё ещё находится рядом — прямо так, как и обещал. — Ники, — несмело зовёт её Кэп, отодвигая полог домика. На улице стало значительно теплее, но лёгкий весенний ветерок всё ещё гуляет между сосен. — Что такое? — растирая уставшее лицо, тянет девушка. Она работала на износ, чтобы восстановить лагерь после этой зимы — они потеряли шесть человек. Это были ужасающие цифры, отразившиеся на жизни каждого из них. — Ники, я знаю, что тебе… — Кэп мнётся, отводя взгляд в сторону, — но ребёнок… — парень глубоко вздыхает, пытаясь собраться с мыслями. Ники уже понимает, о чём он хочет сказать. — Она так и живёт у меня в доме — у неё даже имени нет. — Разве родители не говорили, какое имя они хотят для ребёнка? — с трудом проглотив неприятный ком в горле, выдавливает Ники. Она понимает, что глупо избегать дитя, которое осталось совсем одно. Вряд ли в лагере были те, кто могли взять на себя такую большую ответственность, а она, как негласный лидер, обязывалась заботиться о каждом. — Нет, они ничего никому не говорили, — понуро качает головой Кэп. — Может, хотя бы взглянешь на неё? — несмело предлагает он. — Хорошо, — спустя минуту тяжёлой тишины, выдыхает Ники. От своей судьбы всё равно не убежишь. Стоит им войти в мрачный домик Кэпа, так Ники сразу же слышит недовольное детское кряхтение. На одних, даже ей не ведомых инстинктах, она подлетает к небольшой импровизированной кроватке. Там, прямо как она и запомнила, лежит маленькая девочка, ёрзая на слое тряпок и одеял. Ники первое время медлит, но потом аккуратно, боясь навредить своей природной порывистостью, берёт ребёнка на руки. Удивительно, но малышка сразу же затихает, большими глазами смотря прямо в душу замершей Ники. Девушка чувствует, как вновь рвётся её сердце — она слишком похожа на своего отца. И всё же, Ники просто не может позволить последнему лучику своей любви угаснуть в одиночестве. Она бы хотела, чтобы этот ребёнок был плодом тех, ныне умерших чувств, но в этой жизни так мало мечтаний, которые сбываются. — Милдред, — сквозь слёзы шепчет она, — её будут звать Милдред. С этого дня Ники буквально поселилась в домике Кэпа. Она проводила всё своё свободное время с маленькой девочкой, играя и кормя её смесью, которую добывали другие люди. Жираф, видя сложившуюся ситуацию, уже спустя неделю предложил переселить Милдред к ним в дом. Ники долго сомневалась на счёт этого решения, ведь её названный брат явно был не из тех, кто обожал детей, но уверенность блондина переборола её сомнения. Тогда маленькое солнышко стало жить у них. — Милдред, давай, попробуй сделать шаг, — улыбаясь, зовёт к себе ребёнка Ники. Прошло уже полгода, и девочка заметно подросла — теперь вместо жиденького пушка у неё на голове вихрятся золотистые локоны. Она стала интересоваться окружающим миром и пытаться встать на ноги. — Кажется, ей ещё недостаточно силёнок, — по-доброму хмыкает Жираф, всегда выступая в качестве стороннего наблюдателя. Конечно, он помогал своей подруге с уходом и присмотром за ребёнком, но парень будто боится возможных ошибок, поэтому не заходит дальше уже протоптанных тропинок чужих инструкций. — Да у тебя у самого в детстве их было не много, — усмехается Ники, наблюдая за тем, как Милдред внимательно осматривается, держась ручками за стоящий неподалёку стул. Малышка, будто выверив свой дальнейший путь, пытается сделать первый неуверенный шаг. — Да! Давай моя хорошая! — вмиг встрепенулась Ники, приближаясь к ребёнку. Миг и первый шажок был сделан — Милдред сразу же оказывается в тёплых объятьях девушки. — Жираф, ты видел?! Она сделала целый шаг, — радостно кружит смеющуюся от счастья малышку Ники. — Ага, скоро уже будет сама бегать, — не может сдержать нежной улыбки Жираф, подходя к парочке и кладя ладонь на блондинистую макушку Милдред. — Ну что, ещё месяц, и мы тебя по всему лагерю будем ловить? — шутливо треплет девчушку парень, видя, как надуваются пухлые щёчки. — Ну, ты ж у нас тут самый ловкий, ничего, поймаешь, — смеётся Ники, прижимая к себе девочку и чувствуя её мягкие ладошки на своём лице. Милдред росла такой же активной и неусидчивой девчушкой, как когда-то и сама Ники. Она, будто Жираф нагадал, не раз сбегала из домиков и даже порывалась покинуть лагерь. Благо, на страже детской попки всегда были либо Кэп, либо сам Жираф, которые всегда находились где-то поблизости. Ники, конечно, справлялась в большинстве случаев сама, но иногда чужая помощь была очень кстати. В конце осени к ним присоединились два паренька, которые стали будто ещё одними детьми для Ники. Арлабус и Альфёдов — только встретив их в лесу, девушка сразу почувствовала некую связь. Оба выглядели потрёпанно и немного напугано, но, узнав подробности о целом лагере, подобных им, мигом смягчились и расслабились. Они стали новыми близкими Ники, которых принял каждый другой участник их своеобразной мини-группы. Милдред продолжала расти, и иногда её детский лепет стал походить на полноценные слова. Впрочем, Ники с некоторой опаской ожидала момента, когда малышка скажет первое слово. В обычных условиях это было бы классическое «мама», но в их ситуации никто и не произносил этих затёртых до дыр формулировок. Всё же, сама Ники никак не могла принять себя как мать этого ребёнка, а её друзья и не пытались на это надавить. Впрочем, проблема, как бы то не звучало, решилась с наступлением проблемного момента. — Ники, — вот каково было первое слово Милдред. Сама девушка испытала небывалое облегчение и радость, когда услышала своё имя, произнесённое тонким детским голоском. И всё же, судьба, кажется, до сих пор не забыла о своих любимых жертвах. Жители лагеря, кажется и забыли об опасности, которая скрывалась за стенами. Они уже без должной опаски выбирались в жилые местности, забираясь всё, что только могли добыть и утащить. Да и Ники, ощутив покой и размеренность сложившейся жизни, не упрекала их в подобной расслабленности — в большей степени из-за того, что почти все её мысли крутились вокруг маленькой девочки, что была почти полной её копией по характеру и поведению. И вот, зимой, когда никто не ожидал, к ним наведалась инквизиция. Сама Ники смутно помнит те события — в панике и удушающем дыме пожара она только и могла, что пытаться спастись, забрав с собой Милдред. Благо, все члены её мини-группы смогли выбраться вместе с ней, но вот остальные… Тогда они потеряли около половины всей своей общины. Ники с содроганием пересчитывала людей, спасшихся и нашедших её после пожара. Вместе с тем, лагерь был сожжён до серого пепла — они впервые за долгие годы остались без дома. Решение о смене местности пришло на следующий же день. Ники понимала, что опасно оставаться здесь, когда все знают о том, что некоторым альбиносам и их пособникам удалось сбежать. Возможно, не будь у неё тогда Милдред, девушка намного тяжелее перенесла этот ужас, однако, когда к ней прижималась маленькая девочка, мило называвшая её по имени, она только и могла, что думать о её безопасности. Новое место нашлось достаточно быстро — им пришлось сместиться немного севернее, дабы не соответствовать ожиданиям инквизиции. Новый лес встретил их более суровым климатом и скудностью естественных ресурсов. Первые месяцы им приходилось очень тяжело — люди буквально работали до отключки, посещая ближайшие жилые местности и пытаясь выторговать нужные вещи. Впрочем, это были не единственные проблемы в жизни Ники. Милдред, которой к тому моменту исполнилось два года, начала активно интересоваться тем, как устроен этот мир. Девочка, которая и раньше не отличалась усидчивостью, стала настоящей проблемой для очень занятой Ники. — Ники, а ты моя мама? — неожиданно, будто гром среди ясного неба, спрашивает Милдред у присевшей отдохнуть девушки. — Я… — не зная, что можно ответить, тянет Ники. Она действительно не была готова к этому вопросу, поэтому целую минуту пытается собраться с мыслями. — Нет, я не твоя мама, — с каплей печали выдавливает Ники. Даже спустя два года она не смогла признать в этой девочке что-то большее, чем просто опекаемого ребёнка. — Почему? — округляет глаза Милдред, кажется, озадаченная ответом. — Ведь Ники всегда рядом, а мама тоже рядом. Ники любит меня, а мама тоже любит. Почему Ники не мама? — Потому что, — не находясь с ответом, отмахивается Ники. Её накрывает волна раздражения — как она должна объяснить это ребёнку, если сама с собой не может решить этот же вопрос. — Всё, закрыли тему, — девушка поднимается со своего места и собирается сбежать на любую работу, но её останавливает крепкая хватка на собственной штанине. — Нет! Мама, постой! — кричит девочка, смотря слезящимися глазами на Ники. — Я не твоя мама! — не сдерживается девушка, довольно резко отталкивая неловкого ребёнка и выбегая на улицу. Она слышит, как за её спиной тихо плачет Милдред, и пусть её сердце вновь рвётся от этих звуков, но она не может развернуться и вернуться к ней. С этого момента Ники решает, что не нужно создавать иллюзий, которым не можешь соответствовать. Она заметно отдалилась от Милдред, отдавая её воспитание в руки знакомых и близких друзей. Каждому стало ясно, что недолговечный рай рухнул — девочка плакала и просилась к «маме», а Ники в свою очередь отказывалась отменять свою чрезмерную работу, уходя из лагеря на целый день. Все видели эту драму, но никто не находил силы как-то изменить сложившуюся ситуацию. Даже Жираф не знал, как подойти к своей подруге, дабы хотя бы начать разговор. К осени Милдред неожиданно заболела и, вроде бы, это должно стать моментом, когда Ники, наконец, поймёт значимость этого ребёнка в своей жизни, но… — Уходи, — звучит сиплый голос ребёнка, стоит девушке появиться в шатре Кэпа. — Но Милдред, — неловко мнётся мужчина, оказавшись между двух огней. С одной стороны он понимал недовольство девочки, а с другой, сочувствовал Ники, которая была огорожена её неприятием. — Ники не любит меня, значит Ники мне не мама! — кричит девочка, отворачиваясь от замершей Ники. — Милдред!.. — Ничего, я понимаю, — с печальной улыбкой тянет девушка. Она понимала, что, по итогу, получила то, чего и добивалась — девочка больше не привязана к ней, поэтому не будет видеть в ней материнскую фигуру. Однако, почему-то от этих мыслей становилось так тяжело на душе, будто кто-то навесил на неё грубые цепи. Тогда Ники ушла, продолжив узнавать о состоянии здоровья девочки через Кэпа. Было видно, что друг всеми силами пытался воссоединить «семью», без устали повторяя приглашения в свой шатёр. Ники же не переставала отказываться, ссылаясь на собственную занятость и желание самой Милдред. Жираф же вновь был тем, кто находился рядом, поддерживая упавшую духом девушку и время от времени самостоятельно выбираясь за таблетками, которые необходимы Милдред. На самом деле Ники чувствовала, что стала отдаляться от всех своих близких — незаметно, будто между ними выросла внушительная стена. Всё началось с того, что в её днях стало меньше времени общения с друзьями. В основном она могла лишь пару раз переброситься фразами с Кэпом и двумя альбиносами, отправляя их на задание. С Жирафом же она иной день могла не обмолвиться и словом, возвращаясь уже тогда, когда он крепко спал в своём шатре. Возможно, всё дело в её внутреннем страхе потерь — она действительно не хотела переживать вновь то чувство полного опустошения, когда внутри образуется дыра. Да, было проще забыть о своих привязанностях и идти вперёд. Так она считала ровно до того момента, пока Милдред не заболела вновь, оказываясь на грани жизни и смерти. То была суровая осень, принёсшая новый грипп. Девочка всегда была очень болезненной, поэтому с лёгкостью подхватила эту заразу. Ники тогда не могла нормально спать и жить, каждый день молясь неизвестному Богу, чтобы он спас её маленькое солнышко. Кажется, он впервые услышал её, ведь буквально чудом к ним в лагерь попали два брюнета, принёсшие с собой такие необходимые таблетки и шанс на выживание в последующую суровую зиму. Джаст и Хайди действительно выглядели как подарок небес — пусть Ники до последнего старалась быть настороже, но возможность излечить Милдред перевесила её сомнения. После этого в её жизни началась оттепель — она вновь сблизилась со своими друзьями и стала больше времени уделять общению с ними. Снова Жираф стал её верным спутником, добрым советом помогая в тяжёлой работе негласного лидера. Даже Милдред перестала обходить её десятой дорогой, иногда подбегая, дабы спросить о той или иной вещи. Ники вновь ощутила себя живой. Однако, кажется, она забыла, что у любой сказки есть конец. — Почему ей стало хуже? Всё же было хорошо? — сжимая худую ладошку, шепчет Ники. За пологом шатра глубокая ночь, совсем недавно Кэп срочно позвал её к себе, сообщая, что Милдред потеряла сознание. — Я не знаю, — бессильно утыкается лбом в сцепленные в замок руки Кэп. Он даже не представлял, что могло случиться с ещё совсем недавно активной и здоровой девочкой. — Останься эту ночь с ней, — просит её Кэп, поднимаясь со своего места. Он чувствует, что что-то должно случиться. На это Ники ничего не отвечает, лишь притягивает к себе безвольную ручку ребёнка и оставляет на ней лёгкий поцелуй. Она сама понимает, что всему приходит конец. Она в страхе дрожит, мысленно вновь взывая к богам. Однако, теперь в её голосе гораздо меньше надежды — она почти смирилась. — Мама? — Милдред просыпается через несколько часов. Её ручка невероятно холодная, как и она сама. — Что такое, солнце? — дрожащим голосом шепчет Ники, смаргивая невольные слёзы. Её сердце болит лишь от одного слова, произнесённого этим хриплым голоском. — Мамочка, ты пришла ко мне? — с искренним неверием вздыхает Милдред и через силу обводит взглядом сгорбленную фигуру. — Конечно, я всегда буду приходить к тебе, — ломаная улыбка касается её губ, и Ники не может сдержать еле слышного всхлипа. — Это хорошо, — улыбается Милдред. — Мамочка, я тебя так люблю. — Я тебя тоже очень люблю, — выдыхает Ники и с пробирающим ужасом ощущает, как слабеет ладошка в её руках. — Милдред?! Однако, больше она не отвечает. Весь лагерь проснулся от душераздирающего крика, похожего скорее на вой раненного зверя. Жираф первым врывается в шатёр Кэпа и сразу же замирает, видя то, чего надеялся никогда не застать. Ники, прижимая к себе безвольное тело Милдред, заходится в рыданиях и криках. Она не осознаёт окружающей действительности, цепляясь за мёртвую девочку и утыкаясь в светлую макушку. В её глазах бесконечная пустота. После случившегося Ники больше не живёт — лишь продолжает существовать, пародируя себя из прошлого. Пусть рядом с ней всегда находятся близкие люди, но она будто не видит их, пребывая в своих мыслях. Жираф ни на шаг не отходит от подруги, беря на себя все важные дела и обязанности. Впрочем, почти никто не решается обращаться к девушке, видя то, в каком она состоянии. Ники впервые задумывается о том, что в её жизни больше нет смысла. И всё же, судьба наносит ей последний, сокрушающий удар. Нападение инквизиции заставляет последнюю часть умирающей души всколыхнуться, взяться за нож и защищать своих близких. Ники не думает о себе, она бросается в бой с каждым человеком в белых одеждах. Она не чувствует многочисленных ран, лишь шипит из-за резкой боли. Она действительно готова умереть здесь, отдавая остаток своей бесполезной жизни за последние крупицы счастья, однако… — Не так быстро! — Жираф возникает перед ней мгновенно, держа огромный и тяжёлый топор. Он уверено принимает удар клинка. Ники же чувствует, как немеет от ужаса. Она ничего не может сделать, когда её утягивают руки Кэпа. Она ничего не может сделать и тогда, когда острый клинок пронзает последнего родного ей человека. Она ничего не может сделать, ведь Жираф неловко заваливается на бок и падает замертво. Она вновь ничего не сделала. «Как же я… устала» — была последняя мысль, которая накрыла её вместе с тьмой. И всё же…

***

— Мама, папа! Смотрите какого кузнечика мы поймали! — радостно кричит девочка, со всех ног несясь в сторону небольшой белой скамейки, на которой сидят их родители. Жираф еле поспевает позади неё. — Ого, какой большой, — улыбается мужчина, трепля светлую макушку. — Но его надо отпустить, а не то он умрёт, — сразу же добавляет женщина. — Ага! — довольно хихикает девочка, поворачиваясь к братцу. — Жираф, ты со мной? — Фух, — устало выдыхает паренёк, еле поспевающий за этой маленькой кометой. — Конечно, я всегда с тобой, — неловко улыбается Жираф, смотря в алые глаза. — Тогда пошли быстрее! Я уже знаю, где мы его отпустим! — Ага, пошли.

***

— Жираф, а можно тебя спросить? — сидя около тлеющего костра, шепчет Ники. Лес вокруг был тихим и тёмным, поэтому душа сама стремилась к единственному источнику тепла. — О чём? — задумчиво тянет Жираф, помешивая палочкой догоревшие деревяшки. — Ты когда-нибудь хотел прожить эту жизнь иначе? Чтобы тебя забрала другая семья? — девушку действительно беспокоил этот вопрос. Ведь если бы её родители не забрали к себе маленького мальчика, то его жизнь могла бы сложиться намного лучше нынешнего. — Нет, — неожиданно быстро и резко отвечает Жираф, поворачиваясь к удивлённой этим ответом подруге, — я никогда не желал иной жизни. Мне дороги все те события, что я прожил, и я не собираюсь их менять их ни на что другое. — Ясно, — смущённо отводит взгляд в сторону. Ники никогда не думала, что Жираф настолько дорожит всем этим. На душе стало тепло и радостно, даже не смотря на холод окружающего мира.

***

— Ники! Ники! — радостно встречает её у входа в лагерь маленькая непоседа. Рядом с ней стоит довольно ухмыляющийся Жираф. — Милдред! — мигом заключает в объятья несущийся на неё комок радости Ники. Девочка задорно смеётся, обхватывая ладошками в подобии таких же объятий. — Она хотела устроить тебе «сюрприз», — отвечает на безмолвный вопрос парень. — О, так у нас опять шалишь? — с наигранным недовольством вздёргивает бровь Ники, смотря на улыбающуюся девочку. — Нет! Я просто хотела поскорее увидеть Ники! — надувается Милдред, бросая быстрый и полный недовольства взгляд в сторону Жирафа. — Ты ж моё солнышко, — умилённо улыбается Ники, вновь прижимая ребёнка к себе.

***

Это того стоило.