Принимая ласку

Чонгук просто наблюдал за Намджуном, который слушал что-то в наушниках, и повторял про себя, что не ссыкло и не омега с мокрой юбкой. Почему-то побороть страх и спокойно убрать потеющие ладони в глубокие карманы широких джинсов, чтобы, оттолкнувшись, с напускным пафосом вразвалочку подойти к Киму — не помогало. — Нам-хён, занят? — Гук выдернул наушник из уха старшего, непредумышленно дезориентировав, на что Ким вздрогнул. — Чонгук? О… я, да. Для тебя не занят, в смысле. Хотел поговорить? — Намджун неловко заломил брови, смещаясь ближе к окну, где было меньше студентов. — Помню, обещал связаться, но мою голову забили размышления, так что мне было трудно напечатать что-то разумное, — Джун кивнул, показывая, чтобы Чон продолжал, — Собственно, вот. Я бы хотел поделиться тем, к чему пришёл. Но, может, ты хочешь быть первым? — Чонгук сложил руки на груди и Нам отзеркалил этот жест, распрямляясь. — Я искренне прошу прощения за то, что не составил тебе компанию и плохо осведомил тебя обо всём в тот вечер, — Намджун мягко сжал плечо младшего, улыбаясь своей внушающей доверие улыбкой и отсвечивая появившимися ямочками, — Но я очень надеюсь, что мы… сможем замять этот неприятный клочок нашей истории. Чонгук был готов к чему-то подобному. Замять? Если бы он всю жизнь заминал неприятные куски, то у Чона сейчас не было бы воспоминаний. Поэтому подобное заставило его насупиться и аккуратно сбросить ладонь альфы. Он бежит от прошлого, а не заминает его. — Мы не будем так поступать. Опыт есть опыт. Вот мой вариант, — Гук щёлкнул позвонками, выпячивая грудную клетку ещё больше, — Сближаться с твоими друзьями я не хочу. Это не тот круг общения, в котором я ожидал бы увидеть себя, да и тебя, в целом, тоже, — юноша замолчал, чувствуя, как сгущается запах Намджуна, хоть тот и оставался непоколебимым внешне. На подобное Чон и сам тоже выпустил немного своих табачно-альфьих феромонов, чтобы продемонстрировать силу, — Не пойми неправильно, я всё ещё считаю тебя классным. Но я не хочу находиться в кругу людей, которые будут тянуть меня назад. Можем продолжить общение, но в другой компании. Намджун кивнул и усмехнулся, задерживая ненадолго дыхание, чтобы, с характерным звуком выдохнув, задать ещё пару интересующих вопросов. К сожалению, Чонгук был столь же упрям, как и он сам. И пресловутый Сокджин оказался прав: не помирятся. Окончательно разругаются и разбегутся. Почему-то теперь и Намджуну стал вполне очевиден именно этот исход. Что ж, последний шанс. Когда как не сейчас бить всеми картами? Если Чонгук не хочет быть в группе общих друзей, может быть, самое время было попробовать решить все проблемы другим способом — просто завязать иного рода отношения. Только Нам не знал, как к этому подвести. — Я понимаю, что ты видишь во мне надёжного старшего, но дальше, к сожалению, я не могу оперировать только своими догадками, иначе мы в конец запутаемся, — Чонгук смотрел выжидающие. Был бы псом — уже давно бы ощетинился, — Скажи, насколько действительно крепко и реально твоё желание доминировать? Ну, в плане, ты не устаёшь пытаться контролировать прямо всё вокруг себя? Ты не допускаешь к рассмотрению другие варианты, в плане: роли, позиции, партнёров? Джин-хён говорил… — Ким хотел порассуждать на тему своих пристрастий и нетерпимости Чона, но разговор словами через рот явно не задался. Как минимум потому, что Чонгук ситуацию считал совсем иначе. «Он рассказал, что я не альфа», — вот та мысль, что мелькнула под веками. От одного только предположения у парня в момент свело челюсть, а в глазах, кажется, лопнула пара-тройка капилляров. — Ну и тряпло твой Сокджин-ни, — усмехнулся Гук, разминая костяшки пальцев. Ким на это вспыхнул, впервые подавшись вперёд. — Не смей так говорить. Вы не очень-то долго и хорошо знакомы. Тем более, что это я продавил его и вынудил побеседовать. — Ты его продавил? — Чонгук рассмеялся в голос, злостно выдыхая практически Джуну в лицо. Благо все люди уже потихоньку разошлись, только двое каких-то парней в углу продолжали греть уши, — Никогда не поверю. Это он тебя держит на привязи, как собачонку. Я бы первым делом посоветовал тебе избавиться именно от этого крысолова, а то до самого катарсиса не поймёшь, как сладкая песня повлияла на то, что остальные серые хвостатые друзья в твоём окружении куда-то подпропали, — он хищно ухмыльнулся, наслаждаясь произведённым эффектом от сказанного. Намджун впервые за вечер зарычал, бросаясь вперёд, чтобы поменять их с расхохотавшимся Чонгуком местами и придавить последнего к стене. — Ты думаешь, я не прав? Я не знаю, какой мотив у этого твоего омеги, но он не прост. Ходит такой добренький, сочувствующий, а сам потихоньку компромат на вас всех собирает. Вообще, в целом, прими к сведению: на того, кто сидит во главе стола, всегда стоит обращать особенно пристальное внимание, — ноздри Намджуна раздулись как у быка, он уже было начал готовиться к активным действиям, как вдруг раздалось совсем неожиданное: — Однако, судя потому, как просто ты поверил в то, что я не альфа, мне тут ловить нечего, — Чонгук с силой оттолкнул Кима и с видом победителя отошёл на пару шагов. — Поправляй, если я не прав. К удивлению, Намджун притих. Чон был уверен — это потому, что в сказанных словах скрывается правда. Однако к Наму просто пришло озарение: Чонгук всё это время думал о совершенно другом. Да, очевидно, и тут Сок был прав; вторичный пол — очень глубокая рана. Всё это никак не возвращало обратно вылившиеся из Гука слова, но отношение Кима к ним поменяло. — Будь спокоен, по твоему яркому и горькому аромату я давно понял, что на омежий он мало смахивает. Хотя мне это и не было особенно важно, пока ты занимал роль моего друга. Если бы ты дал закончить мне мою речь, то узнал бы, что я просто хотел рассказать о потаённых уголках моей души, потому что Джин был уверен, что эти факторы точно оттолкнули бы тебя при дальнейшем сближении со мной. Я хотел проверить, ведь- — Ну конечно! — Чонгук с силой оттянул собственные волосы, чтобы не дать себе волю выплеснуть всю злость в драке и чтобы не притопнуть ногой от возмущения. — Не ври, ты перестал бы общаться со мной, окажись я омегой. Хотя это не совсем точно, ты же сердобольный и правильный до мозга костей, так что пригрел бы и выделил краешек стола. Здесь верно сказать, что ты перестал бы проводить со мной время так, как раньше, — он ядовито усмехнулся, прикусывая губу. — Нет, есть вариант похуже, чем потерять товарища. И этот вариант — осознание, что если бы я оказался омегой, ты бы начал видеть во мне просто дырку для спаривания. Ким почти засмеялся, прикрывая глаза. Видимо, нервное. — Чонгук, даже если мы отбросим факт того, что с некоторыми моими знакомыми омегами у нас просто чертовски не сочетаются запахи, я далеко не со всеми остальными занимаюсь сексом. У меня вообще сложные предпочтения в постели. Раз уж к этому всё привело, то да, я люблю грубость. И вообще… — парень выдохнул, решая итог сегодняшних криков, — Я чаще выбираю альф, потому как чувствую вину, когда занимаюсь сексом с омегами. Испытываю с последними ощущения, что заставляю делать их что-то нежеланное или сам делаю что-то неправильное. Вау. У Чонгука мир поплыл перед глазами, а затем всё вокруг будто застыло. Он, кажется, даже не заметил, как по-детски открыл рот. Появилась ужасная тяга заткнуть уши. Чон просто… не верил? Наверное, это его бредовый и распалённый мыслями разум подкинул такой странный сон. Видя подобное замешательство и слыша неосознанно вырвавшийся из груди Чонгука хрип, Намджун кивнул сам себе. — У некоторых людей после моего признания возникал резонный вопрос о том, заглядывался ли я на них, — у Кима немного покраснела шея. Кажется, и из-за пережитого стресса, и из-за смущения разом, — Так вот, я не заглядывался на тебя, Чонгук. Я серьёзно был тобой очарован. Я считал тебя своим идеальным партнёром. Я считал твой выбор не щадить никого, включая себя, притягательным. Сейчас я понимаю, что это отпечаток твоих тёмных эпизодов. Но мне нравилось то, с каким интересом ты рассказываешь о тех вещах, которые мне не близки, вроде ниши современной литературы про драконов. И я любил восхищение, с которым ты смотрел на меня. Чонгук всё же отпустил корни собственных волос, продолжая пребывать в состоянии фрустрации. Это было трудно переварить, как жвачным животным без бактерий клетчатку. — Так что, после такой перепалки и моих откровений, мы в любом случае прекратили бы общение на определённый срок, Чонгук. И твоя возможная принадлежность к противоположному полу на это никак не повлияла. Если бы мы решили стать парой, то да, я бы хотел разобраться в этом вопросе, опять же, лишь из-за собственных причуд. И до тех пор, пока ты не сможешь осознать это, я думаю, нам нет смысла общаться. Сегодняшний трёп по душам привёл меня в чувства, я не влюблён. И действительно вряд ли разгребу твоих тараканов. Я… — Ким запнулся, не зная, следует ли ему подобное предлагать, — если ты захочешь провести со мной время за обсуждением книг, как раньше, или вроде того… если я почему-то сейчас не полностью разрушился в твоих глазах как надёжный старший, то я за. Моё сердце разбито, но... да, у нас бы ничего не вышло. Я просто не осознавал этого, не измерил правильно радикальность твоих взглядов, и, кажется, мне стоит попросить прощения за то, что пару дней ты ещё точно будешь вспоминать сегодняшний каминг-аут, — Намджун забавно провёл по своим коротко стриженным волосам, явно смущаясь от неловкой паузы. «После всего, ты думаешь, я захочу встретиться?» — отрешённо билось в голове Чона, у которого до сих пор от сразившей информации не восстановился фокус зрения. Он испытывал странные ощущения. Вроде стоял камнем, а внутри всё будто орошалось слезами. К своему шоку, он осознал, что воспоминания, связанные с Кимом, почти все чересчур душевные. Это была жизнь, о которой Гук только начинал мечтать. И он бы хотел за неё зацепиться, учитывая, что его временами текущий анус, как оказалось, действительно отрицательной роли хотя бы в этих отношениях не играл. Поэтому, вероятно, не отвечавший на приказы рот произнёс следующее: — Я правда дорожил тобой, Нам-хён. Но… иначе? Намджун на это легко пожал плечами. — Я знаю. Ким сбросил огромный груз, тяготивший его. Все терзавшие вредные эмоции и принятые решения наконец-то были обнародованы, и он чувствовал себя свободным, вновь открытым для новых ощущений. Только теперь он хотел наполнить себя чувствами сам. — Может, тебе это и не нужно, но, правда, хочу, чтоб ты знал. Ты не плохой потому, что мог бы оказаться кем-то другим по вторичному полу. Ты делаешь и говоришь ужасные, ранящие вещи. Ты задеваешь людей вокруг и совершенно плюёшь на это. Чонгук выставил вперёд ладонь. — Намджун-хён, этого ты не понимаешь. Ты обвиняешь меня за то, что для меня изначально являлось целью, — гордо вскинул голову он, не давая странным каплям из глаз вырваться наружу, — Но я понимаю, почему ты так поступаешь. Просто ты и сам не замечаешь чувства близких, разве что, в отличие от меня, делаешь это по рассеянности. Ким не спешил с ответом, будто бы действительно задумываясь над словами. И в Чонгуке, кажется, за это время и начали зарождаться ещё более странные мысли. Юнги, Намджун, и он. Приевшаяся триада. А что их объединяло? Конечно, толстокожесть. Просто у каждого она проявлялась по-разному, и жить с этим каждый учился по-своему. Ким вот очень пытался по полной эмоционально отдаться объектам своего интереса, потому многое из остального вокруг себя пропускал. Юнги же всю жизнь боролся со своим недугом, пытаясь стать более лёгким для общения, совершенствовал знания, учился строить мосты. Чонгук же выстраивал огромные стены. — Да, ты прав. Возможно, сейчас мы похожи в своих косяках, и поэтому я тоже буду упорно трудиться над собой. Надеюсь, однажды ты тоже сможешь признать, что не всегда бываешь прав. И я считаю, что круто иметь жизненные устои, Гук. Но иногда побыть Декартом и посомневаться во всём тоже неплохо. Не отказываться, просто подвергнуть критике, и, возможно, заиметь куда большую базу для доказания своей правоты, — Намджун поджал губы. А у Чонгука же действительно что-то ёкнуло, забилось и утонуло. Ким подождал немного, наблюдая за тем, как слегка двигались уголки рта Чона, будто придумывая, что сказать, но в итоге тот так и остался стоять столбом, глупо промычав что-то мало понятное. Нам, вероятно, принял это за согласие, и, оттолкнувшись от стены, похлопал по макушке младшего. А затем просто ушёл. «Ты не плохой потому, что омега. Ты просто плохой человек», — зацикленно крутилась фраза в сломанном плеере под названием «мозг Чонгука». Было ли это сказано на эмоциях? Имело ли это смысл? Для Чонгука, безусловно, да.

***

— Хён, я… я нехороший человек? На той стороне трубки повисло камнем на шее молчание. — Обычно ты просишь подтвердить оппозитное. — Я портачу. Мне нет места даже там, где то, что я ещё и немножечко омега вообще ни на что не влияет. — Так, давай более связно, пожалуйста. — Появились вопросы, на которые, как мне кажется, теперь я готов искать ответы, даже если эти темы всё равно мне противны. Много думаю по этому поводу, хотел услышать твоё мнение. Нужно ли мне? Ты уж точно знаешь, как сложно меняться. И я боюсь, что сделаю только хуже, но… как будто не могу так больше? Преследует чувство того, что я упускаю нечто важное. Мне нужен совет, так что переспрошу: я плохой человек? — Да, Гук. Если в таком ключе — то да. — Юнги всмотрелся в потухший взгляд по ту сторону экрана. Там явно получили не самый желанный ответ. — «Да» — в смысле… — В том, в котором ты захочешь это понять. И сбросил, гадёныш.

***

Со дня последнего разговора с Намом прошло целых два месяца. Дурацкие столики в кафе, рассчитанные не на одного, где он сидел глупцом в наушниках и прислушивался к себе, достигли апогея в своей способности выводить на эмоции Чона. Резко лишившись окружавшего его внимания хлопотавшего старшего, Гук понял, насколько одиноким себя чувствует. Чон соврёт, если скажет, что ему было не тяжело, не тоскливо и не паршиво. Он лишился наставника в роли Джуна и вновь перестал активно печатать сообщения его практически старшему брату — Юнги. Стыдно было заваливать Мина ноющими смайликами и грустными цитатами, особенно пока тот готовился к сессии. Однако теперь Чонгук взял в привычку стабильно созваниваться раз в неделю и интересоваться состоянием друга, хотя тот обычно всегда переводил тему с эмоциональных ощущений к физическим. Стоит также отметить, что Гук, вообще-то, тоже был погружён в работу. Больше хороших отметок — меньше созвонов с отцом, который почему-то продолжал печься об успеваемости уже достаточно самостоятельного сына. Но всё это в любом случае не особенно притупляло поток размышлений Чонгука о жизни тленной, тленной и прекрасной. Он всё больше погружался в рутину, но вместе с этим будто только сильнее отдалялся от привычной реальности. Его вечно кислая физиономия и постоянное витание в облаках позволили Чонгуку с треском упасть в рейтинге лучших в секции по боксу, и Гука даже удивило то, насколько ему было плевать. У него в любом случае была в кармане огромная личная победа: за всё время, что он выделил себе на «подумать», он реально решил, едрить-колотить, думать, а не утешать себя сочинением ложных фантазией. Чон даже завёл себе ежедневник, куда записывал свои мысленные баталии. По понедельникам выигрывала идея о том, что Намджун просто извращенец, и Гук вовсе не должен стремиться его понять. По вторникам он отмечал, что его старший — мудак с раздутым эго, а Чон — скучающая жертва, и ему подавно не нужен такой друг. Среда с четвергом всегда были хаотичны, как-то раз у него настолько не было сил, что Чонгук просто написал о том, как страстно хочет пулькоги. В пятницу его настигали думы о том, когда конкретно в Чоне поселился тот дух, что заставлял закашливаться при любой попытке извиниться, даже когда хозяин репетировал перед зеркалом или просил прощения у себя самого! Утром субботы парень обычно снова недоумевал, зачем ему вообще сдался этот дневник, вечером же, настигнутый мыслями врасплох, опять брался расписывать жизнь. А по воскресеньям клялся, что уже давно бы начал всё с чистого листа и нашёл нового лучшего бро, если бы не последние слова Нама и не образ Хвасы в голове. Они же просто вытянули из него все ресурсы! В итоге, ночью, чувствуя себя преступником, он пытался найти ответы на то, почему Ким Намджун любит альф — в интернете. За всё это время Чон успел грамотно отметить, что его школьные годы закончились, и сейчас он куда реже взаимодействовал с родителем. С горем пополам он убедил себя письменно согласиться, что период его ранней молодости действительно было для Гука не самым приятным. Ну, в общем-то, казалось бы — главные болевые точки из жизни парня максимально убраны, так что всё должно было измениться. Чон уже должен был начать получать особенное и обещанное трепетное удовольствие от общения с омегами, которое возможно было бы наконец-то назвать той самой «настоящей любовью». Да и пора было отпустить свои комплексы, ведь у него теперь были все шансы завести новых друзей и коллег, которым и дела не было бы до его прошлого и волнующей темы гендерной интриги. Но нет. Тут случался затык. Логическая цепочка ломалась. Возможно, потому что сам Гук не изменился и ничего не отпустил. Его пугливую и озлобленную версию просто поместили в новые декорации, и он лишь продолжал отрабатывать выверенный годами сценарий. Подобное он записать себе не позволил, но с совестью они договорились так: пока задокументирует, что проблема в развитии нового сюжета может быть вызвана стабильностью в поведении персонажа. Чонгук топтался на месте. Чтобы стать хорошим человеком, стоило детально пройтись по моменту, когда его способность чувствовать сломалась, и вернуться в то время, когда почти всех его выстроенных принципов не существовало. Однако Гук этого очень, очень не хотел. Поэтому решил пойти другим путём. Он по-прежнему альфа, он всё ещё не любит, когда люди не следуют его схеме отношений. Он оставляет это, да. Никто и не просил менять. Чонгук просто постарается разобраться в том, почему люди живут не так, как он. Это всего лишь любопытство. Просто надо свыкнуться с мыслью, что ему нужен тот, кто сумеет всё Чонгуку понятно истолковать. Кто-то, кто вырвет Чона из порочного круга. Обратиться к нему — не зазорно. И в какой-то из дней Чонгук, обречённо ударив грушу в последний раз, разрешил самому себе всерьёз подумать о том конкретном, единственном человеке, чьё имя за всю жизнь отозвалось наибольшим спектром чувств, и кто осведомлён об опыте Чона не хуже Юнги. Он не просит помощи, нет, ну, может, чуточку он не слабак, он просто… Он ищет ответы, да. Хотя в начале не помешало бы найти немножко больше смелости. И вот это уже стало задачей, выходящий за рамки ежедневника. Целый месяц Чон репетировал речь. Он тенью ходил за Тэхёном, — единственным ярким альфой на памяти Чона, который знал, каково это — любить альф. Гук примечал, что тому нравится, с кем Ким общается, как волнуется перед зачётами и куда ходит обедать. Узнавал его тайно, по-новому. Искал повод, чтобы написать. Потому как очень тревожился заглянуть в некогда знакомое лицо. В первую очередь, он с ужасом осознавал, что совершенно не представляет, как поменялся за прошедшее время Тэхён. И то, какими были последние мысли Кима о Чонгуке, да и какие эмоции тот при этом испытывал, — тоже оставалось для Чона загадкой. К слову, он до сих пор не был уверен, что готов был узнать на это ответ. Даже после столького времени, потраченного на рефлексию. А ещё он боялся, что, посмотрев Тэхёну в глаза, как всегда, опять увидит тягостный кошмар.

***

Гук стоял в толпе студентов и глядел из-под полюбившегося капюшона, который всегда обещался сокрыть обладателя, а ещё, может быть, немного защитить. И он, к своему стыду, осознавал, что дрожит. Поэтому, когда лицо Чонгука, надёжно спрятанное под тенью от тонкой ткани, мягко скользнуло по рельефам чужого, то он едва успел прикрыть ладонью губы, бессознательно раскрывшиеся в безмолвном крике. Гук почему-то не ожидал встретить пристальный взор, поймавший его с поличным за наверняка слишком ощутимым наблюдением. Да, их взгляды явно не случайно соприкоснулись. И нежные, плавные черты Тэхёна в ту же секунду резко ожесточились, полностью меняя выражение лица и пропитывая всю его позу какой-то глубокой, тупой болью. Мягкая улыбка, обращённая к блондину, которому Ким чуть ранее что-то ярко шептал на ухо, превратилась в смятую полоску губ. Тэ мгновенно постарел года на три-четыре. От того, как сильно он насупился, на его лбу проступила даже пара жутко-глубоких морщин, совсем несвойственных таким молодым корейцам. На лице его проступило замешательство, исчезнувшее, впрочем, чересчур быстро. Тэхен сразу же чуть сильнее сжал ткань рубашки своего компаньона. От столь внимательно вглядывающегося Чона ничего сейчас не могло уйти. Тэхён, наверное, решал: спрятаться или защитить?.. В итоге Ким воинственно шагнул вперёд, загораживая своё сокровище и расправляясь. Ничего не понимающий блондин на это только ойкнул и неловко сжал своей маленькой пышной ладошкой плечо товарища, продолжая что-то лепетать, видимо, пытаясь вернуть внимание собеседника к себе. Выбрал защитить. Поступок сильного человека. Поступок сильного альфы. Видимо, Киму действительно был очень дорог этот мальчишка. Чонгук судил из опыта, ведь в прошлом Ким вёл себя так только в самых редких случаях. Проходясь по силуэту, Гук отмечал, что альфа по-прежнему не изменял своим вкусам: продолжал носить всякие аксессуары, брелки с мишками и подкрашивать губы розовым тинтом. В общем, внутренний голос Чона вполне мог продолжить верещать о том, что учиться у такого человека он не будет, но вместо этого почему-то сильнее запульсировала мысль о том, что Гук должен придушить свою заносчивость. Несовершенными были все, даже, как оказалось, его кумир. Так есть ли у Чонгука право винить сейчас за рюши Кима, когда тот, пусть и имея весь свой багаж из миленьких штучек, по мнению самого Чона и в сравнении с собой же, демонстрировал себя как намного более статного и грозного альфу? Тэхён, вообще-то, всегда был обладателем многогранной души. Он защищал то, что было для него ценно. И он из раза в раз делал это надрывно, — так, как никогда не ограждал себя. И Чонгук был очень, очень плохим человеком, потому что знал, что всегда отдавал себе отчёт в этом. Да и злился из-за совершенно другого факта, стыдного даже для того, чтобы рассказать Мину. Сейчас он в этом ещё раз точно убедился. Даже спустя столько времени, в тёмных глазах напротив Чон продолжал видеть свою душу. Обнажённая, замятая и тусклая, она, видимо, навечно разместилась там. И там же мелькал весь его жизненный путь — от начала и до конца. Глаза Тэхёна — зеркало. И зеркало чужой души в тысячу раз хуже, чем память Юнги. Последняя знала не всё. Юну он мог что-то не дорассказать, где-то приукрасить. В конце концов, в целом, мозг Мина — загадка, и не только для Чона. Однако в очах Тэхёна Гук оправдания себе уже не находил. До смерти перепуганный, Чонгук, кажется, начал бешено тереть тогда глаза, чтобы не было больше возможности окунуться в омут стыда, и скрылся позорным быстрым шагом. Ещё неделю он просыпался среди ночи в слезах, забывая на утро, жалел ли он, гоготал или бил покрывало в отчаянии. Простая истина: глаза сломанного альфы никогда и ничего не искажали, только отражали. Получается, если Чонгук мог заметить там только собственные неровности и уродства, значит, только он сам и был сломанным?

***

Гук не слишком часто радовал преподавателя по философии визитами. Уж больно не хотелось идти к первой паре, когда были и другие варианты. В аудиторию стекалось несколько потоков, и ему было несложно скинуться деньгами за конспекты и отправить пару вон какому-нибудь надёжному альфе или очарованной омеге, что запишут его имя на листочке, по которому преподаватель отмечал посещаемость. Однако сегодня он пришёл раньше всех, дежурил практически с открытия университета. И всё ради того, чтобы отметить в толпе приходящих радостно хохочущего брюнета, цепляющегося руками снова за того же смазливого паренька. Стоял обычный ужасный гул, да и пара-тройка удивлённых приходом Гука омег пытались задать какие-то вопросы, закрывая обзор. Сегодня это безумно раздражало. Единственное, что придавало смысл — Тэхён всё-таки появился, и проделанный путь к девяти утра был не напрасен. Чонгук четыре месяца назад, кстати, вообще не ожидал, что в скором будущем будет думать в таком ключе. Ким с утра пораньше выглядел намного лучше самого Чона, хотя вещи на нём были откровенно дешёвые. Даже на таком расстоянии торчащие нитки и голимый полиэстер подмечались прекрасно. Видимо, Ким просто светился красотой изнутри. Или на парня так влиял его компаньон, с которым Тэхён упоенно продолжал щебетать, перебирая его пышные золотисто-белые волосы своими невероятно длинными пальцами. Это продолжалось вплоть до того момента, пока в проходе не появилась фигура профессора. Вот тогда-то Тэхен и отлип от шевелюры знакомого, кидая что-то в след наподобие: «Я напишу!». Чонгук аккуратно уточнил у омеги, крутившейся рядом в поисках своего портфеля, кто такой этот загадочный блондин. И просиявшая девушка, радостно проследив за взглядом, оповестила, что это: «Чимин-и с биологического, самый добрый бета на планете». Ну, последнее, как казалось Чону, было вовсе и не обязательно добавлять. Фигура Чимина окончательно удалилась, и провожавший его Чонгук искренне не понимал, как снова переключился на Кима. Тот, кстати, как и многие, прихода Чона не особенно сегодня ожидал. От удивления Ким даже как-то забавно и импульсивно дёрнулся, видимо желая уточнить у кого-нибудь, отчего нерадивый студент всё-таки решил как-то улучшить свою посещаемость. Но он быстро успел взять себя в руки, возвращая маску непосредственности. И с таким же невозмутимым выражением лица Тэхён аккуратно потянулся к причёске, вытягивая из волос заколки с «Hello Kitty». В тот же момент его сильно отросшая чёлка упала на очки, а сам он, ощущая неприятное волнение, и вовсе поспешил слиться с другими студентами. Толпа занесла ребят внутрь аудитории. Неловко Тэ перебросился парой слов с кем-то, извиняясь, что не сможет сесть рядом и ретировался куда-то подальше наверх. С его-то зрением — фатальная ошибка. Ещё хуже то, что остаться не замеченным Чонгуком он всё равно не смог. — Я присяду? — больше ради уважения спросил Чон, уже закидывая на парту свой атташе-кейс и доставая ноутбук. Тэхён на это не издал ни звука, игнорируя. Вёл себя как при встрече с диким животным — просто застыл, размеренно дыша. Только тут ему ещё приходилось с увлечённым видом смотреть прямо вперёд, куда-то на доску, где буквы забавно размывались в причудливые пятна. Ким серьёзно просидел почти не моргая минут пятнадцать, пока не догадался вытащить ручку с тетрадкой и начать пялиться уже в неё. В этой позе было проще проконтролировать, не слишком ли сильно вздымалась его грудная клетка, пока незаколотые прядки непривычно щекотали щёки. — Ты не особо изменился, — вдруг тихо выдал Чон, переставая печатать и отстраняясь, чтобы облокотиться на стул. — Ты так уверен? — отстранённо кинул Тэхён, наконец-то расслышавший тему занятия. Чонгук усмехнулся и вновь придвинулся, недовольно комментируя жёсткость стула. В следующую секунду он упал на парту, пристально вглядываясь в профиль Кима. — Ладно, ты стал строже. Возмужал. Особенно заметно было, когда мы пересеклись там, в коридоре, — Чонгук поджал губы. — Хочешь, я поделюсь с тобой конспектами, как только мне пришлют? Совершенно безвозмездно. — добавил зачем-то Чон, — Да брось, я же знаю, что ты не слушаешь эту чёртову лекцию о том, что такое сознание. Ким стойко игнорировал всё выше предложенное. Поэтому Чонгук, не найдясь, как продолжить разговор, который явно был накалён напряжением до предела, протянул руку к волосам Кима, останавливаясь буквально в паре сантиметров, так и не решаясь коснуться, чтобы поиграться с одной единственной забавной заколкой, которую Ким пропустил, убирая. — Почему ты до сих пор такое носишь? — Гук и сам не был в восторге от того, как составлял вопросы, — И ты… Не пахнешь? — Чон чуть приблизился, втягивая носом воздух. С констатацией фактов у него тоже явно не всё было гладко, но Тэхен никак не реагировал, поэтому ему оставалось только дальше генерировать бред, — А ты… всё ещё любишь альфьи члены? — ну не придумал он подводку к теме лучше. Ким прокусил себе губу до крови. Это было выше его сил. Он резко развернулся, хватая Чона за зависшую рядом с волосами Кима руку, и прижал ту к парте с характерным хлопком, на который обернулась пара соседей спереди. — Мы не общались кучу времени, Чонгук, и это пошло мне на пользу. Меня совсем не устраивает, что ты недавно зачем-то снова начал меня сталкерить, — требовательно проговорил Ким. — Чего ты добиваешься? Мы больше не в школе, Чон Чонгук. Здесь всем до глубокой ракушки на то, как я выгляжу. И сплетни о том, что я прыгаю на ком-то резвым коником вряд ли кого-то удивят. Здесь о всех слагают легенды. И я понял, что ты ко мне неравнодушен, но, серьёзно, займись собой, пожалуйста. Сколько можно обсасывать одно и то же? — выражение лица Тэхёна становилось мрачнее с каждым словом. — И если твой мозг, Чонгук, сейчас генерирует шутку о том, что: «ну ты же как-то сосёшь альфьи члены на протяжении всей жизни», то, прошу прощения, придётся придумать что-то новенькое. Так что повторюсь: чего тебе от меня ещё надо? Глаза Чона заметались, причём неожиданно виновато, и тот опустил голову, кивая и медленно доставая свою руку из-под чужой тёплой и мягкой ладони, продолжая пребывать в некотором смятении. Ну, а на что он, собственно, надеялся? Целью в школе было заставить Тэхёна забыть о Гуке, и для этого были взращены цветы ярой ненависти. Задача выполнена, и кто бы мог подумать, что это однажды сыграет не на руку? — Можешь, пожалуйста, рассказать, почему ты выбрал быть, ну, таким? Ким растерянно усмехнулся, потирая переносицу и вытаскивая всё же из волос тот оставшийся аксессуар. — Снова унижения? Как остроумно, Чонгук. Скажи, ты меня преследовал всё это время только ради этого? Потому что стало скучно без любимой игрушки? — Тэхён улыбнулся чему-то, что пришло на ум, — Окей, я сниму всё это, побреюсь налысо и каким-то образом развею все слухи. Но тебе-то это как поможет? Я понимаю, неприятно смотреть и всё в таком духе, но ты же сам всегда выбираешь останавливать внимание именно на мне. Одна пара в неделю, общая, несколько потоков сюда стекаются, а ты снова танцуешь с бубном вокруг меня, чтобы побольнее оскорбить. — Нет, нет! Подожди! — Чон снова попытался коснуться Кима, чтобы тот сфокусировался на дальнейших словах Гука, но одёрнул себя. Тэхён удивлённо вскинул бровь. — Мне правда важно узнать, почему ты…ну, что тебя заставило… Что вообще заставляет альфу? Как он понимает, что хочет видеть рядом с собой… альфу? — Чон какой-то частью мозга осознавал, что гримаса брезгливости, самопроизвольно натягивающаяся при этом вопросе, мало помогала продолжить общение, но он ничего не мог с этим поделать. — Почему бы тебе не спросить своего друга Намджуна? — скептически бросил Тэ, наблюдая за тем, как у собеседника сменяется вся палитра возможных для проявления эмоций на лице. — Ты, нет… вы? Откуда ты знал, что мы поссорились из-за этого? У вас… между вами? — постепенно Чонгук набирал обороты, и последнее, кажется, произнёс через чур громко. — У вас был секс?! Тэхён явно дал понять своей мимикой, что испытывает испанский стыд после того, как затихли все студенты вокруг них. Чонгук же покраснел, выслушивая прямиком от профессора обращённую в его сторону гневную тираду о том, насколько бескультурная пошла молодёжь. Смущенный Чон извинялся очень неловко, и после всего не возвращался к своему цвету кожи ещё долго, сильно согнувшись и прячась за монитором. Ким же содрогался, внутренне посмеиваясь и пряча лицо в ладонях. — Мы не были вместе. Я просто знаю, что у него был опыт. Чонгук встрепенулся, стараясь на этот раз поубавить пыл. — Вот поэтому, пожалуйста, расскажи, что вас толкает на этот шаг. Нам-хён самый мужественный из всех, кого я знаю, но почему-то тоже, э… — Чон пытался подобрать слово, но в голову лезло лишь море оскорблений. — Ну, тут разочарую: я не могу говорить за него. Мы вообще не близки, даже знакомыми нас трудно назвать. Просто Хоби, если его действительно так зовут, очень громкий, и я пару раз становился невольным слушателем их с Намджуном разговоров. Зато теперь мне стал понятнее твой вновь возобновившийся интерес к моей персоне. Полагаю, других странных, кого можно допросить, в твоём окружении, естественно, не нашлось? — А были сомнения? — Чон отчего-то ухмыльнулся. — Нет, что ты, — едко выдавил Ким, перенимая случайно появившийся игривый настрой. — Тогда… можешь ли ты рассказать про себя? — с некоторой надеждой выпалил это Чонгук, мысленно отвешивая себе за подобное оплеуху, — Хоть Намджун-хён и не пытается выглядеть как омега, но, всё же, в ваших случаях должно же быть что-то общее? — Вероятно, мы оба очищаем себя перед сексом по примерно одной методике. Прислать? — Чонгук скривился, как изюмчик, отворачиваясь и показывая средний палец. — Нет, серьёзно. Почему это вообще волнует тебя, Чонгук? — Ну, — Чон взял секунду, задумываясь. Он всегда принимал подобное чувство ярости как данность, разве у чего-то исконного должны быть причины? — В плане, омеги — слабый пол. Соответственно, одеваясь как омега, позволяя другому альфе ну, вот это всё, — парень неоднозначно взмахнул руками, — ты же ставишь себя в уязвимую позицию, разве нет? Всё это… не принижает тебя? Ким прыснул в кулак, а Чонгук на это лишь сильнее насупился. Он тут из последних сил пытается быть толерантным, вообще-то. — Во-первых, я уважаю многих омег, так что сравнение с некоторыми представителями этой категории вполне может считаться комплиментом. Однако, в любом случае, я никого не воображаю из себя. Я вполне доволен всеми физическими характеристиками моего тела и просто хочу не зависеть от стандартов общества. Это вопрос вкуса. Собственно, теперь можно приступить к вопросу ориентации. — он немного подождал, пока в аудитории станет чуть шумнее, — Вот скажи, чем тебе нравятся девушки-омеги? Они же должны чем-то тебя зацеплять. — Не знаю, — будто уточняя у самого себя, Чон начал перечислять, — Грудь, бёдра там? Ну, и чтоб узко было, наверное. Ким понимающе покачал головой. — Ну, а почему твоему другу, например, просто не могут нравиться грудь, бёдра и узость альфы? — Чонгуку от такого вопроса аж поплохело. Ему куда проще жилось без мыслей о том, что Намджун мог фантазировать о чём-то с Гуком в главной роли. — Нет-нет-нет. Это неестественно. Мне не нравится заход с этой стороны вопроса. Я не буду подставляться! — последняя фраза явно выпала откуда-то из бессознательного. Тэхён скептически выгнул бровь, но никак не прокомментировал, только советуя быть потише. — Да никто и не просит. Я понимаю, для тебя секс — инструмент, помогающий поддержать статус властности. Я не спорю, проникающему легче контролировать какие-то вещи, в основном он задаёт темп и берёт на себя бóльшую ответственность за оргазм обоих. Но секс — это погоня за удовольствием, и если я знаю, что мне подходит другой способ сделать себе хорошо, почему я должен стыдиться? Эта мысль только кажется дикой, ведь ты привык к другому раскладу, но попробуй её осознать. А вообще, рассмотри этот вопрос ещё и со стороны чувств. Я не знаю, почему ты не назвал привлекательной эмоциональную составляющую, но это важно для всех типов отношений. Многие люди могут не обратить особого внимания на вторичный и первичный пол, потому что они просто хотят любить и быть любимыми. Мой первый партнёр стал таковым, собственно, как раз потому, что у нас было много сентиментальности. Когда я встречался с этим омегой... Глаза Чонгука округлились от удивления. — Да, Чонгук. Я не знаю, почему ты решил, что я только по альфам. Я и тебе, и твоему другу об этом миллиард раз уже говорил. Но, в общем, вернёмся к теме. Моим приоритетом было получать ухаживания и дарить нежность в ответ. Ничего не поменялось бы и с альфой, наличие узла не придаст и не отнимет у партнёра душевность, так что мне на это всё равно. Чонгук выглядел каким-то побитым, честное слово. Его оплело липкое противное чувство. Вроде бы простые истины, и он даже как-то может с ними согласиться, но как только представит себя рядом с большим и грозным альфой, сразу тянет блевать. Он ненавидит течки у омег, но без смазки было бы в миллиард раз больнее. — Ясно, — снова тихо, даже тише, чем в самом начале диалога. — Я, я как раз хотел закрыть последнюю дверь в прошлое. И подумал, мне стоит лично попросить у тебя…ну… Он не может. Чонгук просто не сможет этого сделать, увы. Слова извинений застревают в рёбрах, как обычно. Чудо исцеления не произошло. Может, это просто такая физиологическая особенность: язык отказывается создавать тандем с зубами и выдавать звуки, когда в памяти рисуется переулок и сильные руки парня постарше, сжимающие и гладящие талию Тэхёна. — …э? Ким с трудом подавил улыбку, видя потуги и странную смесь из отвращения и, кажется, обиды? Кто разберёт, что творится на уме у этого человека. — Чонгук, ты же не понимаешь, что ты сделал. По твоему мнению, я по-прежнему заслуживаю этого всего, нет? Так зачем ты просишь прощения? — Тэхён говорил без капли сарказма, даже наоборот. Впервые за весь разговор он наконец позволил им установить зрительный контакт. Это было достаточно смущающе, учитывая, на каком крохотном расстоянии друг от друга парни находились. — Мне несложно, Чонгук. Я прощаю тебя. Если ты действительно собираешься просто забыть прошлое, то я с радостью приму весть о том, что ты меня отпускаешь. Такой ответ тебя устроит? Чонгук считал родинки на чужом лице от нечего делать, отказываясь признавать, что, на самом-то деле — да, должен был устроить, но почему-то... нет. Только не сейчас, Тэхён ему ещё чего-то недодал, не раскрыл какой-то секрет. Как будто бы, может быть, совсем немного, но Чон действительно чувствовал некоторую потребность сейчас получше расспросить Кима о чём-нибудь ещё. И, возможно, наконец смог бы признаться в том, что боится его глаз, боится чужих мощных рук на своём теле, завидует лёгкости и необременённости долгом перед домом и безумно стыдится попыток просто забыть обо всём этом в одночасье. Он поймал себя на том, что слабо и отрицательно качает головой. Незаметно. Так, чтобы смог распознать только один человек. Может быть, Чонгук сдаётся. — Тогда ты вряд ли на самом деле хочешь игнорировать своё прошлое, — философски заметил Ким, тоже погружаясь в размышления, — Я не знаю многого из того, что с тобой творилось, Чонгук. Но мне очевидно, что копаться в этом одному тебе будет тяжело, — Тэхён мысленно выпорол себя ремнём. Он не должен этого говорить, ему до Чонгука нет никакого дела, — Ты самостоятельный доминантный альфа с крепчайшим табачным шлейфом, это аксиома. Но разреши своим друзьям или близким быть рядом с тобой во время своего путешествия к потаённым уголкам души. — Чон вообще первым создал атмосферу интимности происходящего, хлопая своими круглыми кроличьими глазами, Ким просто обязан был тоже пооткровенничать. — Я помню, ты дружил с Юнги. Он… ценил тебя, и, я уверен, будет рад поддержать и сейчас. А то, что ты обратился ко мне — это жест отчаяния, не так ли? Альфа почувствовал как на него навалилось всё бессилие мира. Он кивнул болванчиком, а в голове просто крутилось что-то вроде: «Тэхён слишком… Тэхён слишком. Почему он просто не послал, как подразумевалось? Я бы на его месте себе ещё бы раз тридцать по шапке сверху зарядил». Парень прокручивал всё сказанное раз за разом, не понимая, как действовать дальше, пока его не потрепали по плечу. — Чонгук, не мне решать, но твоя ненависть не должна лишать тебя опыта общения с похожими на меня. У нас не сложилось дружбы, но не все альфы, любящие альф, такие как я. Многие из них интереснейшие личности, и пока не сделали тебе ничего дурного. Не приписывай всем мой образ. И… Намджун тоже другой. Ким аккуратно встал, складывая непригодившиеся предметы. Пара, оказывается, подошла к концу. К Тэхёну хотелось прижаться и твёрдым голосом сказать, чтобы не считал себя каким-то неправильным. Это просто Чонгук терпеть не может всё, что связано с ним самим. Но Гука хватило только на то, чтобы крепко, двумя руками обхватить ладонь Кима на выходе из аудитории и стыдливо молчать, пытаясь мысленно передать, что до сих пор хранит письмо Тэхёна. И что линия обороны Чонгука была действительно глупой, и, оставшись без товарищей по проказам, он куда яснее это понял.