so sweet and unholy

страстный секс с проникновением? это конечно хорошо, но только кому это нахер надо, когда есть любимые обоими долгие прелюдия, когда есть такой смущенный и желающий сону, тело которого так легко отзывается на прикосновения, и стоны которого так мелодично, высоко и красиво слетают с обкусанных от напряжения и оттого припухших алых губ? а если тот еще был и в белых гольфах, то все — пиши пропало. крышу сонхуну срывало от таких видов быстро, надежно и безвозвратно. хорошо что сону еще не набрел на гартеры, шарясь по сайтам интернет-магазинов, иначе сонхуна, после таких аксессуаров на сочных бедрах сону, никакой реаниматолог точно бы не откачал. и в своих утверждениях насчет прелюдий хун убеждался снова и снова, открывая столь простые истины для себя каждый раз как в первый. как сону может быть и неловко милым до ужаса, и чертовски возбуждающим, таким, что его хочется буквально съесть здесь и сейчас, одновременно? как только может хотеться страстно и властно накинуться на него, при этом заключив хрупкое тельце в нежные объятия? сонхун был уверен, что таким даром противоречащих друг другу качеств, даром поразительного двуличия обладал только его мальчик. только его. сону громко стонет, сидя на диване в гостиной, когда сонхун вдруг нежно разводит его ноги и начинает зацеловывать внутреннюю сторону бедра, медленно, но верно приближаясь к уже влажному нижнему белью. боже, как же хун любил тело своего милого и напоминал ему об этом в любой удобный, и не очень, момент. и сейчас он уделял особое внимание каждой растяжечке сону, на которых он обожал оставлять свои поцелуи. "как ты можешь их ненавидеть? у тебя же целая галактика на бедрах..!" — вечно спорил с крутящимся вокруг зеркала, и пристально рассматривающим себя сону, который в очередной раз возмущенно проклинал свои растяжки вслух. "разве это не здорово, когда космос и внутри, и снаружи человека?" - подойдя и обняв сзади, на ушко шептал ему старший. румянец на нежных щечках явно давал понять, что сону более чем приятно слышать такие слова от столь дорогого ему хена. сейчас же то, что происходило на лице сону, невозможно назвать просто румянцем. на его кукольное личико будто рассыпали целую упаковку самых ярких румян с блестками. глаза прикрыты, но то и дело дергаются от наслаждения. и даже в таком состоянии он не забывает правой рукой поглаживать темные волосы хуна, в то время как левая активно исследует диван, в попытках зацепиться за него хоть каким-то образом, ведь его тело штормит даже хуже, чем корабль в бурю. закончив с бледными бедрами и оставив там пару укусов для верности, сонхун медленно привстает и приближается к раскрасневшемуся лицу сону, достигая минимального расстояния между ними, чем заставляет младшего гулко сглотнуть и оставить звенящую тишину после. сонхун ухмыляется, резко приподнимает подбородочек, оттопыривает большим пальцем нижнюю губу сону, словно изучая ее наощупь. а тот, кажется, напрочь забывает как дышать. сонхун плывет в лисьих глазках парня, на уголках которых скопилась влага. секундный зрительный контакт дает обоим понять, что хочется еще больше, еще страстнее, еще нежнее и трепетнее. сонхун теряет самообладание и глубоко целует сону, двумя руками обхватывая его личико. а "сладкий сонулик" лишь несдержанно мычит в поцелуй, активно шарясь под футболкой его принца, неразборчиво ощупывая рельефы тела. эти хаотичные движения только раззадоривают сонхуна, и он, разорвав поцелуй, сдергивает с себя в футболку и наваливается всем телом на спинку дивана, прижимая тело возлюбленного к ней же. в раскаленной от пылкой страсти комнате становится еще жарче, когда сону уверенно запрокидывает голову, открывая шею. этот жест был максимально показательным для хуна, ведь тот знал, что ничего интимнее, доверительнее и сокровеннее, чем поцелуи в шею, для сону быть не может. хун невольно расплывается в теплой улыбке в осознании того, насколько его мальчик доверяет ему, насколько сильно он его любит. хун начинает оставлять мелкие прикосновения губами к фарфоровой коже. теперь уже окончательно сносит крышу и сону. эти сладкие, как самые тягучие сахарные конфеты, постанывания старший старается запечатлеть в памяти навечно, как и такой нереальный внешний вид сону. старается увековечить, чтобы иногда прокручивать пленку своей памяти обратно, отвечая себе на вопрос "что есть смысл жизни". каждый ебаный раз старается, но все никак не получается, ведь эти ощущения в кульминации их сокровенной эмоциональной и физической близости невозможно ощутить как-то иначе, кроме как прочувствовать здесь и сейчас. только так, остальные способы до омерзения жалки и бесполезны. как такое может быть? а ведь до знакомства с сону хун не верил в магию. однако, что тогда есть их единение с сону, если не магия? а кто есть тогда сону, если не волшебная фея? хотя сонхуну с течением времени все больше начинает казаться, что за игрушечной короной принцессы на голове сону на самом деле скрываются настоящие дьявольские рожки. но хуну и это чертовски понравится. как и все что угодно в сону, в его мальчике.