Ахимса

— Олимпия, стой, погоди. Ну чего ты начинаешь? нормально же всё было, почему ты… да почему ты её вообще слушаешь, мать твою?! Олимпия на секунду остановилась и поджала губы. Я, дабы закрепить мимолётный успех, затараторила ещё быстрее: — У тебя же есть Барбара и девочки, да? Правильно? Верно? Как они без тебя, если ты уйдёшь из семьи? — Я — её семья, — холодно обрубила мои метания Миджина-Ошка, стоящая от нас чуть в стороне. — А не какая-то там… Барбара. Звёздочка моя, поспеши. Совсем скоро мы будем вместе. Снова. Олимпия кивнула и двинулась в мою сторону. Во снах, когда мне снилось что-то неприятное, плохое или просто пугающее, у меня раньше было две стратегии. Первая — это проснуться. Беспроигрышный вариант, да и не такой сложный для организованного разума. В те месяцы, когда я не пренебрегала регулярными медитациями, вырваться из сонной пелены мне вообще не составляло труда; в лености, когда до медитации мне дела не было даже раз в неделю, становилось чуть сложнее, но всё равно не так чтобы прям очень. Но проснуться — это же скучно, правильно? Тогда теряется неповторимый шарм сновидения; это ночное приключение, которое, скорее всего, больше никогда не повторится. Сюжетные сны, связанные друг с другом, мне снились всего раз пять в жизни. Так что думать об уникальности каждой ночи и каждого сна было нормально. Так вот. Чтобы не просыпаться от кошмара и всё-таки досмотреть, что Морфей мне приготовил в очередную ночь, я придумала тактику. Если на тебя несётся какой-нибудь маньяк и монстр, то можно самой тормознуть и начать что-то говорить. Типа «стоп-стоп-стоп»: обычно маньяки в моих снах не понимали, почему я не иду по сценарию, и останавливались. А потом уже можно и нормальный сон увидеть, без ужасов и боли. В этот раз, к сожалению, тактика не сработала. Маджестии, что шла на меня с кинжалом в руке, на мои «стоп-стоп-стоп» было плевать: как правильно Олимпия заметила, у нас тут был не сон. И моё лепетание не могло помочь. — Олимпия, — я почти рыдала от нервов и непонимания, — да какого хрена-то… да остановись ты! На то, чтобы тормозить Маджестию, уходили все мои силы; не осталось и капли, чтобы защититься. Кольцо на пальце висело мёртвым грузом: несколько раз я мысленно попыталась дозваться до Плагга, но квами не отвечал ни на какие призывы. Да ещё и, будто мне прошлого было мало, Миджина-Ошка что-то явно делала. Мир вокруг, — эта проклятая белизна, — сгустился до состояния кефира уже для меня. Не только Олимпия едва перемещалась, но и я почти не могла пошевелиться. Отвратительное чувство собственной беспомощности знатно флешбэкнуло меня. Ноги подкосились. Я рухнула на колени, смотря на Олимпию, что приближалась ко мне, напрягая мышцы икр до вздувшихся вен. За спиной Маджестии я видела фантом, что был не более чем призраком моего разыгравшегося воображения: Чен шифу, в образе Кунг-Фуда, точно не мог появиться в нынешнем никогде. Вот она, прихоть сложно устроенного разума. Я-то думала, что ситуация с любимым дядюшкой меня отпустила… или хотя бы не так сильно прошлась по мозгам. А оказывается, что при первой же возможности сознание подкинуло мне такую ассоциацию. Да и замерла я, как кролик перед зерноуборочным комбайном. Ван Чен у меня, получается, ассоциировался с пережитым ужасом и ощущением полнейшего бессилия. Что тогда, будучи залепленной тестом на кухне, что сейчас, скованная кефирной белизной, я не знала, что мне делать. Передо мной был враг — и я это понимала. Но у меня ни Нуара рядом, ни Тикки, ни Плагга. Ничего не было; никого не было. Я и Олимпия друг против друга; Миджина на фоне, как маленький кавказец в банде, который попугаем поддакивает то, что и так все знают: убей её, звёздочка! Уничтожь! Мы будем вместе, звёздочка — только дай мне занять её тело. Освободи для меня её тело! Не знаю, как и чем Миджина влияла на Олимпию, но мозг у Маджестии точно вырубился; белые бельма вместо голубых радужек это только подтвержали. На мои слова и лепетания она вообще больше не реагировала, как бы я ни давила или манипулировала. Ни на что не обращала внимания, даже когда я опять попыталась подковырнуть темой Зловещей Долины: разве примет XJ9 мою смерть, да ещё и от руки собственной матери?! Мы же подружились с девочкой-роботом! Конечно не примет! Все её анализаторы… — Ты ещё не поняла, что ли? — Миджина подошла ко мне, двигаясь легко и плавно, словно никакие силы не могли её сдержать. — Ты не умрёшь. Вернее, умрёшь, но только как душа. Я же займу твоё тело… так же, как ты сама это сделала, Иная. Она подняла руку, и Олимпия остановилась. Женщина почти добралась до меня, между нами было не больше полутора метров, если я правильно оценивала расстояние по белому фону. Миджина обошла меня кругом, заложив руки за спину и рассматривая, как бабочку под стеклом. Я себя ею и чувствовала, кстати говоря: ни крылышком дёрнуть, ни усиком пошевелить. Беспомощное насекомое. — Обмельчали у Тикки владелицы, — заметила Медвэй-Ошка, останавливаясь прямо между мной и Олимпией. — Сколько ты с ней была, год? И до сих пор не изменила себя, чтобы получить больше сил? И даже, как я посмотрю, не попыталась подавить эту глупую мелочь. — Пошла ты, — огрызнулась я, с чистейшей ненавистью смотря на душу, застрявшую в лимбе. — Не тебе влезать в мои отношения с квами. — Не мне, хм… Она повела рукой, и над ладонью Миджины оказалась… Тикки, да. Такая же, какой я видела её в кусочках мира, что были в белизне: выцветшая потускневшая квами без единого намёка на здоровое сияние. Пустые глаза без зрачков, безвольно опущенные лапки и усики, немного подранный хвост. Печальное и отвратительное зрелище. А ещё эта Тикки была худой настолько, что лапки у неё напоминали макаронины, без преувеличения. Изуродованная квами не шевелилась, пока Миджина давала мне время налюбоваться такой Тикки. Затем Ошка сжала кулак, и моя малышка исчезла, взорвавшись кучкой искр. Те метнулись к ушам Миджины и впитались в её тёмные серьги без остатка. — Когда я поняла, что меня обманули с желанием, то сделала всё, чтобы отомстить, — нахмурилась Миджина. — Не трогать кольцо у меня ума хватило. Да и кому нужен этот кот, правильно? Ещё наложит какое-нибудь дерьмо. А вот Тикки... безобидная неопасная букашка. Раскалывать её естесство было удивительно легко. Да ещё и ритуал племён помог, ха. Она опустилась рядом со мной на колено и схватила за волосы. Запрокинув мне голову, Миджина криво ухмыльнулась. Глядя в глаза этой чокнутой, я не могла сдержать дрожи. Да уж, это не акума. Совсем не акума. Те были понятны и предсказуемы… хотя Миджина тоже была, её мотивация для меня не представляла никакого секрета. Однако акумы — это что-то... почти родное, что ли. Что я видела ещё в своём изначальном мире, сидя перед ноутбуком. А потому я не сомневалась, что у меня не будет никаких проблем с местечковыми парижскими разборками; здесь же… ситуация совсем другая. Оказалось, что я расслабилась. Имея некое предзнание, легко почувствовать себя гениальной и всесильной. Теперь же, сжимая зубы перед врагом, о котором студия Зага понятия не имела, я пыталась придумать хоть что-то. Ну же, давай, мозг, работай! Шапку куплю!.. хотя я уже обещала своей голове шапку когда-то давно, но так и не купила. Не поверит. Суши куплю — целую кучу! Суши-торт! Десять, сука, килограмм едального счастья, даже не поленюсь у Хлои дёрнуть её сушиста. Или нет, есть идея получше. Заставлю Агреста их со мной готовить. А потом пожрём от души, заедая стресс от пережитого. Голова, обещаю, всё будет; дай мне только идею, как выбраться отсюда! — Знаю, знаю, о чём ты думаешь, — Миджина склонила голову. — Не выребешься. Не переживай. Видишь ли, я подготовилась к происходящему… — Что? — Не думаешь же ты, что моя звёздочка так легко перерезала бы тебе глотку, если бы я не настраивала любимую против тебя? — пожала плечами Миджина, ещё сильнее сжимая мои волосы у себя в кулаке. - Она же у меня добрая и самоотверженная. И людей любит... почему-то. Но тебя-то она не воспринимает за человека, вот интересно-то, да? Я рвано вздохнула. Клоны! Клоны, о которых Олимпия упоминала ранее! — Да-а, верно думаешь, по глазам вижу, — разулыбалась Миджина. — Твои копии были очень агрессивны и так хотели убить мою звёздочку, она от них так настрадалась… теперь мне достаточно всего лишь немного замылить глаз моей дорогой, чтобы она не отличила тебя от клона. И убила без сожалений. Правда красиво выходит? Мне немедленно захотелось плюнуть Миджине в лицо. Я была готова потратить всю свою удачу, лишь бы плевок попал этой чокнутой ровно в глаз; учитывая моё недавнее единение с Плаггом, можно было бы надеяться, что слюна разъест у Ошки что-нибудь. И, пускай это всё было на грани фантастики, от этой идеи почему-то мне стало спокойнее. Или я смирилась с собственной участью? Не-ет, точно нет. Умирать я не хотела… не собиралась я умирать, блядь, ни сейчас, ни позже. У меня на мою жизнь огромные планы, и откладывать их ради удовлетворения желания какой-то чокнутой я совсем не собиралась! Я напряглась. Изо всех сил, которых во мне оставалось, признаться, очень мало. Но это дало свои плоды: руки словно прорвали невидимые путы, — я даже чувствовала, как лопаются сдерживающие меня «верёвки» одна за другой, — и мне удалось вцепиться в голову Миджины. Движение вышло смазанным, и вместо волос или шеи я схватила чокнутую почему-то за уши. Точнее говоря, одна рука схватилась за прядь волос и мочку, а другая очень удачно легла целиком на ухо. Не особо думая и ничего не планируя, я сжала пальцы и оторвала то, до чего дотянулась. Кусочки другого человека в руках ощущались силиконовыми подделками, но меня всё равно замутило: одно дело с акумами сражаться, как я уже упоминала, а другое… рвать вот так вот чужую плоть. Миджина взвизгнула, но больше от неожиданности, чем от боли; по глазам я видела, что Ошка ничего не почувствовала. Крови тоже не было. Ничего не было, я словно у Миссис Картошки уши вынула из пазух, а не человека покалечила. Она дёрнула меня за волосы, но повторять мой подвиг с вырыванием не стала. Встряхнула, — голова у меня моталась туда-сюда из-за движений её руки, — и обложила ругательствами на своём языке, который я не поняла. Вот странно было. Плагг же переводил мне всё… хотя если получилось, что в этом никогде он насовсем меня покинул, то чего удивляться. Нет ушей с кошачьими глазами — нет и полиглотства. Просто, как два пальца. — Отдай серьги! — зашипела Миджина. Я замотала головой уже сама, чувствуя, как натягиваются волосы. Отдать этой чокнутой Тикки? Да пошла она нахрен! Кулаки я задвинула за спину, как ребёнок, прячущий печенье, что он украл со стола. И предупреждающе оскалилась: не знаю, что я бы сделала, если Миджина подалась вперёд… но точно бы что-то сделала. Идея с плевком меня всё ещё не отпускала как минимум. А ещё я кусаться умею. — Ты!.. тц, — она выдохнула и с отвращением окинула меня взглядом. — Беспомощное насекомое, вы с Тикки друг друга стоите. Я даже не буду с тобой сражаться. Не воюю с трупами. Звёздочка моя, разберись уже с этой проблемой! Олимпия сделала, что от неё потребовали: разобралась. Приблизилась к нам, приставила кинжал к горлу и резанула одним размашистым движением. Оружие оказалось настолько острым, что глотку Миджине прорезало до самой кости.