Ахимса

Ну, что я могу сказать? Фильм — двухчасовое говно, к тому же сдобренное изрядной долей патриотизма. Нам показали что-то, что я могла очень условно отнести к документальному жанру. Больше лента напоминала мне плохо склеенную в видеоредакторе презентацию, полную портретов из Лувра и сухо изложенных исторических фактов. Голос за кадром кашлял, шмыгал носом, гнусавил, картавил, мычал, эхал и ахал, держал ненужные паузы. Слава богу, не всё разом; вышеперечисленное шло как приправа, которая окончательно убивала желание смотреть этот «фильм». Да и жить в общем тоже. Самое забавное, что было в ленте — кукольный театр. Хотя я не уверена, можно ли это называть куклами, потому что нам показали два стилизированных под исторических деятелей носка на картонном фоне. Носки-косплееры. Скажи кому… а, нет. Здесь поверят. Здесь все такие. К моему ужасу, половина класса, — нас усадили в библиотеке перед натянутым белым полотном, на котором отображалась картинка из проектора, — внимательно слушала и даже выглядела заинтересованной. Ещё одна половина спала; к этим счастливчикам также присоединился месье Большой Папочка, который бессовестно дрых, пряча храп в бороду. Бюстье была где-то сзади в своих мыслях; насколько я помнила, сейчас дамочка должна нам будет сказать о своей беременности. К сожалению, на этом мои знания практически заканчивались. Из событий спешла Нью-Йорка я могла вспомнить ещё летающую парочку Адринетт; Маджестию с дочкой-роботом, которой в итоге должно достаться Катаклизмом; то, что Ледибаг ругалась на Нуара… и всё, наверное. Вроде ещё там Маринетт грустно лежала под дождём на проезжей части, но вот эту сцену я точно не буду повторять. Траффик в Большом Яблоке адский, вот так упадёшь — и уже не встанешь. Из адекватных и бодрствующих осталась одна Буржуа. Мои соседи Ниналья спали, уложив головы друг на друга; вот она, сила дружеской, — пока что! — поддержки! Я парочку сфоткала, кстати, прежде чем подползти к Хлое. Скука и не на такие безумства толкает. Буржуа красила ногти; Бюстье, как я видела, посматривала в сторону блондинки, но молчала. Если мы говорим про Хлою, то здесь действует всего одно правило: не трожь, пока не завоняло. Эх, девочке бы в политику пойти, такой потенциал пропадает! Или нет, не в политику. Куда-нибудь типа менеджера знаменитости. Ух она бы репортёров и журналюг на тоненькие тряпочки резала! Пока Хлоя отвлеклась на видео, я незаметно перебралась совсем близко к девушке и сунула перед ней руку. Буржуа отточенными движениями, даже не смотря вниз, начала малевать мне на ногтях кисточкой. Вот она, силы привычки. Даже страшно подумать, сколько мы с моей школьной вражиночкой ногтей друг другу перекрасили, если она действует на автомате. Мозг у неё включился и обработал информацию минут через десять, на последнем неокрашенном мизинце. Буржуа с секунду смотрела на мой палец, занеся над ногтем кисточку; потом подняла голову и посмотрела на меня. Я в этот момент сосредоточенно дула на уже сделанный маникюр на другой руке. — Ты совсем охренела? — растерялась блондинка. — Да ладно, один палец остался! Доделай пожалуйста. Она широким мазком провела по ногтю, а затем, не останавливаясь, по кутикуле, по первой фаланге, второй, третьей… на тыльной стороне ладони лак прекратил оставлять даже след от следа. — Я это зафоткаю и отмечу тебя, — пообещала я, ухмыляясь. — И поставлю очень много хештегов. Буржуа поморщилась. — У тебя нет соцсетей. — У Адриана есть. Не откажет же он мне в такой малости? Со вздохом великомученика Хлоя достала из сумочки стёрку и ватные диски. Я довольно улыбалась. Да-да, мой Агрест такой. Чисто во имя справедливости в ответ на вредность Буржуа может у себя выложить; на Адриана было подписано что-то около миллиарда человек. Он же у нас в Китае — особая знаменитость! Да и палиться с плохим отношением перед Адрианом Хлоя не хотела. Не знаю точно, как именно девочка относилась к моему напарнику, однако явно пыталась сдерживать свой нешуточный темперамент, — и жёсткую избалованность, — рядом с ним. Да, получалось плохо. И не всегда. Но за попытку — уже зачёт. Исправив партак, Буржуа брезгливо скинула мою руку со своего колена. Словно не ладошка была, а жаба, бородавчатая и вонючая. — Спасибо. — Пошла в задницу, Дюпэн-Чэн. Вали, не порть воздух своим круассанным дыханием! Меня пробило на хихиканье. Чтобы не ярить Буржуа ещё больше, я отползла на своё прошлое место. И очень вовремя: фильм как раз кончился. Только появились титры, как месье Дамокл начал резко хлопать. Все уснувшие от этих громких звуков вскочили на ноги, — напоминаю, сидели мы на полу, — и подхватили овации. Ким даже гаркнул что-то, отдалённо напоминающее «браво», которое из-за зевка смазалось в непонятные гласные. — Прекрасный, прекрасный фильм! — ухнул Дамокл, вытирая несуществующую слезу. — Как это важно в наше время, единство! Прекрасно! Месье Ляиф, великолепный фильм! — Мы его делали всем классом, — проблеял Нино, почуяв недоброе. В принципе, правильно чуял: Дамокл в приступе нежности и большой любви выдернул только опустившегося на пол парня обратно к себе и обнял Ляифа до хруста в позвоночниках. Я наклонилась к Алье: — Когда это мы фильм снимали? — Когда ты тряслась из-за дяди из Китая, — ответила подруга шёпотом. — Тебя решили не дёргать, ты на любую мелочь неадекватно реагировала. — Поклёп!.. — Ты буквально разрыдалась, когда у тебя упала ручка со стола. Я поморщилась. Да, было такое. Нервы сдали, тело отказало, случилась истерика. Длилась она минуты три, но до того напугала всех одноклассников, что меня дружной компанией чуть ли не на руках отнесли в кабинет к Дамоклу. Там я попила чай, обматерила в сердцах Вана, который угробил мне нервную систему, — месье директор сделал вид, что уснул и «ничего не услышал, простите, милая, старость», — и пришла в себя. Хорошо ещё, что Адриан про этот случай не знал — у него в тот день были съёмки. Не знаю, что бы тогда Агрест сделал с моим родственником. Если уж за прошедшее он его буквально морально растоптал с этим лунным рыбным пирогом… — Ладно, может быть, я была немного не в себе, — признала я, рассматривая жёлтые ноготки. Вот опять Буржуа за своё, а. У неё целая коллекция лаков, больше двухсот штук. А красит почти всегда только в цыплячий! — Хорошо, что меня с вами не отпускают, — услышала я насмешку Хлои. — Родители против того, чтобы я проводила каникулы та-ак. — О, опять за своё, — хмыкнула Алья, невольно повторяя мои мысли. Повернувшись к Буржуа, я нахмурилась. С Хлоей я много времени проводила, так что успела понять эту девочку. Не как облупленную, но близко: Буржуа мало что держала в себе, почти сразу реагируя на опасность, как устрица. Бьёшь её — она атакует в ответ; не трогаешь — и ей до тебя дела нет. Дамокл ответил, — в своей неподаражаемой манере, — что мадмуазель летит со всеми. И мне совсем не понравилось, как дрогнуло у Хлои лицо. А уж её заслезившиеся глаза — тем более. — Дети, — подала голос Бюстье. — Я с вами не поеду. Я к этому была готова, другие — нет. Раздавшиеся возмущения и после умильный «а-ах» от новостей про беременность учительницы вызвали у меня ментальную изжогу. Ну не нравилась мне Бюстье! Не нравилась! Даже больше: мне не нравилось, как она ест. Никогда в жизни меня этот критерий не подводил. Если я раздражаюсь из-за того, как человек ест, значит, что-то в нём не так, даже если кажется наоборот. Вот Адриан, пусть и ел по-поросячьи, меня не бесил. Хлоя, родители, Ниналья — ни в коем случае. То же самое с Роуз. Джулека так себе, ровно, а вот Макс или Габриэль доводили до ручки при одной мысли о том, чтобы разделить с ними обед. И Сабрина тоже подбешивала — не прямо сильно, но ощутимо; рыжая ела как мышь, которой нужно как можно быстрее запихнуть в себя побольше еды, а рот маленький, так что приходится довольствоваться маленькими откусываниями. — Да ну! — вывел меня из размышлений возглас Кима. — Миз Менделеева нам весь отдых испортит! Чутким слухом я уловила остановившийся скрип двери и замершее дыхание позади нас. Ох, да ладно! Это вам что, мультик, чтобы Менделеева не решилась зайти? Я бы на её месте по-королевски вошла и сказала бы что-нибудь на этот вопль о «несправедливости». А она замерла. Ещё и сглотнула тяжело — у меня такое бывает, когда слёзы сдерживаешь. — Зря ты так, Ким, — сказала я негромко. Удивительно, но все как-то сразу смолкли. Ле Тьен посмотрел на меня, — сверху вниз, потому что он стоял, а я всё ещё сушила ноготки, полулёжа развалившись на коленках у своей Большой Мамочки, — и упёр руки в бока. — Почему это? — Потому, мой недалёкий друг, что она классная тётка. — Она постоянно ругается на химии! — Так она не виновата, что ты дебил, — ухмыльнулась я. — Который не может понять, что надо кислоту лить в воду, а не воду в кислоту. И вообще… — Что? Я зловеще захихикала, чувствуя волну горького облегчения со стороны входа в библиотеку. Это что ещё за фокусы. Неужто эмпатия просыпается? Нет-нет, нам такого и даром, и с доплатой не надо! — Не надо плохо отзываться о химике, который будет с тобой практически наедине три недели. Ким моей мысли не понял; зато Аликс, признанный мозг их маленькой компашки, заржала. — В смысле? Я лукаво посмотрела на парня с коленок Альи. Дамокл давал нам разобраться самостоятельно, но почему молчала Бюстье, когда дети начали негативно высказываться о другом учителе? Кто здесь классный руководитель, я или она? Вот не зря она мне не нравится. — Подмешает тебе чё-нить, так ты и не догонишь, — захлебнулась хохотом Аликс. — У тебя ж по химии в срезах никогда выше пяти баллов не было!