Ахимса

Чего я ожидала от дома пока не известного мне Луи Роше? Не знаю точно. Пустоты? Запущенности? Отклеившихся обоев, разводов на полу, химического запаха. Скорее всего, такая картинка была навеяна простой логической цепочкой Луи-дядя-Джаггед-наркотики, так что квартира месье Роше представлялась мне в лучших традициях наркопритонов. Я на них за своё бытие Ледибаг уже успела насмотреться. Везде одно и то же, — если мы не говорим о «высоких» нарко-приёмных, где богато одетые дяденьки употребляли увеселительные таблетки для высшего сословия, — пустые стены, никакой мебели, люди с пустыми глазами. Последние могли дать мне фору в худобе и болезненности. Луи вообще не был похож на человека, который употребляет наркотики. Это был высокий мужчина в прекрасной физической форме; волосы у Луи были чёрными с ярко-голубыми крашенными кончиками. Месье Роше настолько часто их мучил химией для сохранения цвета, что они казались сухими, как солома. Глаза у Луи были морскими, совсем как у Луки. Черты лица — немного острее, чем у моего друга; скорее всего, даже в детстве и юношестве Луи не мог похвастаться трогательными пухлыми щёчками или круглой кнопкой носа. Роше был красив, как статуя, высеченная из камня, и казался таким же твёрдым и острым, как её необтёсанные грани. Незавершённое творение. Кожа у Луи была светлой, с остатками давнего загара; вероятно, пару месяцев назад месье Роше отдыхал где-то, что было для меня немного странно: в Париже и так холод длится только месяц, смысл уезжать? Но, может, у Луи были какие-то дела по работе? Роше был выше меня на добрых полметра, так что, когда мужчина открыл дверь, я задрала голову наверх. Получается, мужчина был ростом где-то под два метра. Очередной гигант в моей жизни. Одежда — полный минимализм. Светлая футболка без какого-либо принта, часы с чёрным ремешком на запястье, мягкие штаны и белые кеды. — Привет! — махнул рукой Лука, широко улыбаясь. — Это Маринетт, я тебе о ней рассказывал! — Привет, Маринетт. Луи посмотрел на меня. Потом улыбнулся. Улыбка изменила черты его лица до неузнаваемости; передо мной словно появился другой человек. Ушла резкость, в глазах зажглись знакомые мне искры и смешинки: Лука, казалось, полностью состоял из них. На щеках у Луи появились ямочки, в уголках миндалевидных глаз разошлись гусиные лапки. Не знаю, что у меня в голове тренькнуло, но я покраснела до корней волос. Потом, после смешка со стороны Луи, пришло запоздалое осознание: хоть мужчина и был очень даже в моём вкусе, я его могла привлечь только если он педофил. Ах, эти прекрасные четырнадцать… чёрт бы их побрал. Это помогло мне собраться. Я протянула Луи руку и тоже улыбнулась. — Здрасьте, Луи. Очень приятно. Его квартира — тот же минимализм в самом лучшем проявлении. Светлые стены, светлые полы. Никаких ковров или занавесок, — шторы в общем не особо любили в Париже; у меня они висели исключительно как дань китайскому происхождению Сабины, наверное, — из декора я заметила несколько совместных фотографий с Лукой и один полумёртвый кактус. По давней европейской традиции, разуваться было не нужно. В уличной обуви, да на светлые полы… конечно, таких разводов, как в России, тут не будет, но остаётся же ещё хотя бы пыль! Ох уж эти выдумщики-затейники. В квартире помимо гостиной было три комнаты: спальня, гостевая, — Лука с гордостью сказал, что он её приватизировал, потому что гостей к себе Луи не водил, так чего помещению пропадать? — и мастерская. Луи Роше создавал музыкальные инструменты. Пока Лука разливался соловьём, рассказывая о том, что у его дяди «руки растут из очень правильного места», я думала. Разве в каноне не Куффен выстругивал скрипки и делал гитары? Здесь я за ним такого не замечала; хотя, если припомнить, то не так уж много мы с Лукой пока общались. Пара встреч, пара прогулок, неделя совместной работы. Маловато времени, чтобы понять человека и узнать про его увлечения. — А ты не хочешь этим заняться? — на всякий случай спросила я. Лука, показывающий в этот момент мне скрипку удивительной красоты, улыбнулся. — Мои руки не настолько прямые. — Это поправимо. — Девочка дело говорит, — услышала я голос Луи. — Надо только начать. Мужчина стоял, привалившись плечом к дверному косяку, и улыбался, глядя на нас. Я снова покраснела, словив ещё один насмешливый взгляд от дяди-красавца. На этот раз румянец хотя бы не залил мне лицо полностью. Аргх, хорошо, что Алья этого не видит — застебала бы. — Ой, да ну, — сморщил нос Лука. — Мне больше играть и петь нравится, чем делать инструменты! Луи хмыкнул, очень соблазнительно наклонив голову к плечу и привлекая внимание к своей мощной шее. Я прикусила губу. Неужели моё тело тоже начало страдать из-за гормональной перестройки? В прошлый свой пубертат, — смешно звучит, если подумать, — я ненавидела весь мир и мечтала о том, чтобы от меня все отстали. С возрастом это, в принципе, не изменилось, но вот контролировать это состояние и вовремя натягивать на лицо добродушие стало намного легче. Не хотелось бы повторения. — Идём, я выжал вам сок. Мы переместились на кухню, где Луи вручил нам в руки по стакану со свежевыжатым апельсиновым. Лука болтал, не переставая; парень то обращался ко мне, вовсю рекламируя своего дядю, — какой он крутой, классный, замечательный, настоящий мужчина! — то говорил Луи обо мне, — почти такие же эпитеты, только нужно добавить «милая» и «смешная». Куффен выглядел как ребёнок, что изо всех сил пытается свести двух своих друзей, которые друг с другом не знакомы. Я заметила, что на Луку мы с Луи смотрим с одинаковой лёгкой доброй насмешкой. Когда мы с Роше переглянулись, я успела первой и подмигнула мужчине до того, как он что-то сделает. Вот так тебе! Луи улыбнулся. Стрела попала в самое сердечко. У нас тут не купидон был, а какой-то ангел-снайпер! Вообще, я всегда легко влюблялась. Серьёзно, могла ощутить огромную привязанность и желание прожить долгую жизнь вместе с парнем, который приглянулся мне в метро. В школе у меня каждый день была новая цель для приложения своей любви. В один день мне нравился одноклассник, который сидел рядом; в другой — парень из параллельного класса; на третий я посматривала в сторону девочки, которая очень заразительно смеялась и обладала самой милой в мире улыбкой. Интересно, что эти настроения истаивали, как туман, стоило мне по-настоящему вкрашиться в кого-нибудь. К примеру, когда я завязала первые отношения, то все влюблённости пропали ровно до момента разрыва. Потом снова период поиска, новая влюблённость в одноклассника, опять тишина. Пережила чувства по парню — на тебе, заново! Наверное, про таких, как я, и слагались анекдоты. Ну, те самые, в которых девушка только увидела юношу, но уже спланировала совместную жизнь до гроба, трёх детей и собаку. А потом узнала, что парень, к примеру, курит или пьёт, — вообще, сюда можно подставить любой стоп-сигнал, — или же что он женат. И все её мечты лопаются, как мыльный пузырик. Любви у меня сейчас не было, если не считать Тикки, так что я быстренько запала на первого подходящего мужчину. Ну а что, на кого ещё тут крашиться? Джаггед наркоман, Томас носит усы, — упаси меня господь от краша на «собственного» отца, — Дамокл вообще сова, Адриан и Нино мелкие, Лука… Я задумчиво посмотрела на Луку. Потом на Луи. Сходство на лицо и на лице: одинаковые черты, одинаковые взгляды, улыбка опять же. Куффен, заметив мой взгляд, приосанился на стуле; Луи захихикал в свой стакан с соком. В принципе… если так подумать… Лука — единственный из моего окружения, на кого можно было бы более или менее безопасно закрашиться. Куффену скоро восемнадцать, из-за особенностей «воспитания» он ментально старше и для того, чтобы я могла воспринимать его своим ровесником, Луке не хватает только жизненного опыта. Напротив меня сидит фактически взрослая копия Куффена, так что я могу оценить вариант «после». И он очень горячий! Жалко только, что это так не работает, и объект привязанности нельзя выбрать. Не такой я человек, чтобы одной только головой руководствоваться. — Как вы познакомились? — спросил Луи. Лука набрал полные лёгкие воздуха, готовый выложить своему любимому дяде все обстоятельства нашей первой встречи до последней детали. Я отпила сок и улыбнулась. Видеть такую искреннюю привязанность всегда было приятно.