Ахимса

У каждой работы есть любимая и нелюбимая часть. У работы супергероем тоже. Любимым для меня было ощущение полёта, свободы, возможность забраться на любую высоту. Чувство всемогущества, конечно, тоже. Ещё Тикки: малышка квами запала мне в сердце так крепко, что иногда я сама в это не верила. Конечно, я всегда легко и слишком сильно привязывалась к тем, кто был ко мне добр, но здесь это попахивало магией. Может, дополнительное влияние от Талисмана, чтобы тот обезопасить от носителя? Ну, дабы человек не навредил Камню Чудес и квами. Как только тогда Габриэль мурыжит Нууру - непонятно. Нелюбимая часть — поиск акум. Даже не сражение с ними, потому что бои обычно проходят очень быстро; затяжной бой — плохой бой, поверьте мне на слово. Учитывая способности акуманизированных людей, даже за пару часов, — не боя, а всего лишь поиска одержимых! — в городе успевало произойти чёрт пойми что. Вспоминаем Бабблера или Кукловода. Вот уж какие случаи в пояснениях не нуждаются. Нуар молчал. Хлоя, на которую я тоже понадеялась, — в прошлый раз она показала себя замечательным координатором, — тоже была вне зоны доступа. Может, на массаж пошла или и вовсе устроила себе с Сабриной СПА-день. В любом случае, с невидимой акумой я осталась один на один, не считая Тикки. Бант, выданный Супер-Шансом, я кое-как закрепила на поясе. Объёмная ткань мешалась при прыжках, так что бантик я повернула на спину, из-за чего чувствовала себя довольно глупо. Подарочек Бражнику, не хватало только блюдечка с голубой каймой. В беготне по городу я встретила ещё нескольких пострадавших от акумы. Везде примерно одна и та же картина: полное отсутствие интеллекта и зацикленность на какой-то теме; плюсом шли упоминания детей и действия, приносящие телу человека вред. Пример: второй встреченной мною жертвой акумьего произвола оказалась женщина в деловом костюме. Строгое каштановое каре, очки на носу. В одной руке дипломат, в другой — ленточка для занятий художественной гимнастикой. Бизнесвумен неловко крутила ею и приговаривала, что её дочь должна стать чемпионкой, так что матери нужно тренироваться. Второй пример: старик, моющий автомобили. Мужчина был хорошо одет, и грязная вода с транспорта пачкала дорогой костюм и светло-персиковую рубашку. От усердия у старика топорщились усы и вспотела лысина; мужчина с такой силой тёр окна и капоты, что весь запыхался. Во время особо размашистых движений рукава светло-серого пиджака задирались, обнажая худое запястье с дорогущими золотыми часами на нём. — Должен работать сам! — бормотал старик, бешено сверкая глазами. — Мыть машины, мыть посуду, разносить блюда! Тогда мой сын станет самостоятельным! Узнает цену денег! Должен работать сам! Прислушиваясь к тому, что говорят пострадавшие, я сделала несколько выводов. Во-первых, страдали всегда взрослые, которые были чем-то недовольны в своих отпрысках. Во-вторых, родители делали то действие, которое хотели увидеть от ребёнка. В-третьих, дело очень быстро доходило до травмирования: люди совсем себя не жалели. Как, наверное, не жалели и своих детей в те моменты, когда чего-то от них требовали? Смотря сквозь витрину магазина на очередного пострадавшего, — мужчину, который, видимо, был недоволен внешним видом дочери, а потому мерил одно закрытое длинное платье за другим, даже не думая о кабинках для переодевания, — я пыталась дозвониться до Адриана. Тот спал, и я не знала, радоваться мне этому или же нет. С одной стороны, тема родительского контроля и произвола для моего Кота была болезненной. Неизвестно, как Адриан будет себя чувствовать, когда увидит всё, что натворила акума. С другой — клин клином выбивают. Может, если он как раз-таки увидит, что родители, бывает, перегибают палку, то сможет ассоциировать происходящее со своей ситуацией? Габриэль всё-таки был не топовым папочкой, скорее уж излишне авторитарным опекуном, который стремится контролировать всё в поле своего зрения. Адриан, привязанный к отцу слишком сильно, вряд ли это замечает… а если и замечает, то прощает все огрехи скопом. Отпускает чужие грехи, как продажный священник, которому исповедовались крестоносцы. Так и не добившись от Адриана ответа, я всерьёз задумалась над тем, чтобы навестить Агреста и вытащить его из постели. Акума была относительно тихой, да и Чудесное Исцеление всё исправит… — Ледибаг! Ледиба-аг!.. Я обернулась, как раз вовремя: в меня врезалась маленькая девочка. Лет шесть, не больше. Лицо было перекошено из-за истерики, слёзы смешались с соплями и слюной. Девочка мелко дрожала и пыталась ухватиться за мой костюм, как утопающий за соломинку. Вздохнув, я отстранила ребёнка и опустилась на одно колено. Костюм у меня был перепачкан в слезах и соплях, но, к счастью, он на то и существовал, чтобы защищать моё тело от разных жидкостей. — Твои родители попали под атаку акумы? — спросила я, успокаивающе поглаживая ребёнка по плечам. Девочка закивала. — Мама… мама читает книжки и строит башни из кубиков! И рисует мелками! А папа пишет строчки и говорит по-английски! Она снова зашлась рёвом и полезла обниматься. — Тихо, тихо, — я погладила ребёнка по спине, давя в себе неприязнь; ну же, Маринетт, ты же Ледибаг, не время для твоих психозаморочек! — Расскажи, что было. Это поможет мне спасти твоих родителей. Девочка оказалась ответственной, а ещё очень внимательной: успела как следует рассмотреть акуманизированную Джулеку, так что у меня был неплохой портрет одержимой. — Выглядит, как настоящая принцесса, — дрожащим голосом частил ребёнок. — Белое блестящее платье, как в сказке, корона, в руках волшебная палочка, из которой стреляются волшебные лучи. И она летает. Да твою ж мать. Когда-нибудь я куплю дихлофос, чтобы всех этих летунов травить на подлёте. Ладно, что-то у меня в голове скребётся… — Какого цвета мой бант? — спросила я. Ребёнок вытер сопливый нос, оставив на рукаве кофты влажный след. — Беленький с блёстками. Как платье у принцессы. Понятия не имею, как мне пригодится эта информация, но совпадение вряд ли случайное. Ребёнка я отвела в ближайший магазин, где сдала шмыгающую носом девочку на руки взрослым. Одно утешение: после Чудесного Исцеления всё возвращается на свои места, иначе в Париже быстро бы основали бюро по поиску пропавших людей. Так что за мелкую можно было не беспокоиться… Да всё равно я беспокоилась. К сожалению, выбирая между спасением мира и безопасностью одного ребёнка, приходилось решать не в пользу будущего поколения.