Ахимса

Когда связь с акумой прервалась, Габриэль выдохнул. Это… не должно было дойти до… такого. Он ведь почти… Разорвав синхронизацию с Нууру, Габриэль обернулся. В зимнем саду всегда было темно, сейчас ничего не поменялось. Саркофаг Эмили блестел стеклом, и с такого расстояния жену было не видно. Ни её светлых волос, ни умиротворённого лица, ни хотя бы очертаний тела. Складывалось впечатление, что Габриэль чуть не убил человека просто… просто так. Не из-за чего. — Мастер?.. Не обращая внимания на Нууру, Габриэль размашистым шагом направился к саркофагу. На секунду мужчине показалось, что сейчас всё пойдёт, как в кошмарах: он будет идти вперёд, но при этом не приблизится к сверкающему стеклу ни на метр. Но реальность была более милостивой. До гроба Эмили он дошёл за сто четыре шага, как и всегда. Габриэль остановился. Поправил шейный платок. Посмотрел на умиротворённое лицо жены — слишком рано ушедшей, его любви, его жизни, смысла его существования. Дышать стало немного легче. Он поступает так, как нужно. Он вернёт Эмили, вернёт себе жену, а Адриану — мать. Заплатит цену… какой бы она ни была. Мир кровью умоет, если уж на то пошло. — Мастер, вам плохо? Он сдёрнул брошь и убрал её в карман. Нууру пропал. Отлично. Хотя бы… никаких разговоров. Никаких вопросов, сочувствия и взглядов. Ему нужно побыть в одиночестве… и подумать.

***

Ночь вышла бессонной. Габриэль только ложился в кровать, как почти сразу же вставал: лежать не было никаких сил. Он мерил шагами комнату, пытался что-нибудь нарисовать, подолгу замирал напротив портрета жены и смотрел в родные зелёные глаза. От ужина с Адрианом он отказался. У его сына такие же глаза, весенняя зелень… и волосы, светлые, как лён. Мягкие, как птичий пух… Утро вышло таким же невыразительным, к тому же, ещё и серым. Габриэль стоял у окна, наблюдая за тем, как Адриан садится в машину и уезжает в коллеж. Глупая блажь… но она давала Габриэлю время и возможность становиться Бражником, не привлекая к себе лишнее внимание. — Как вы себя чувствуете? Он неопределённо махнул рукой на вопрос Натали. Ответа он и сам не знал. Голова у Габриэля побаливала, во рту было горько, глаза резало от сухости. Бедро жгла брошь Нууру в кармане, мысли — воспоминания о голубом взгляде. Он ведь почти… ещё немного бы, чуть меньше удачи — и он бы её убил. Готов ли он на такое? На такие жертвы? Да, после Кунг-Фуд принёс бы ему серьги. И кольцо тоже — Кот Нуар и так был под контролем акумы. Но разве это изменило бы смерть девушки? Она выглядела так молодо… Синхронизация с Нууру не делала Габриэля моложе, если так подумать. Значит, Ледибаг сколько? Двадцать, тридцать? Вряд ли больше. — Какие планы на сегодня? — Я перенесла все встречи, — сразу же откликнулась Натали. — День свободен. — У Адриана? — Тоже. Он спросил, может ли привести друга. Я разрешила. Габриэль кивнул. Вытащив брошь Нууру, он небрежно кинул её на подоконник. Натали следила за действиями мужчины спокойно, ничем не выказывая своего удивления или неодобрения. — Что за друг? — Маринетт Дюпэн-Чэн. Услышав имя, он скривился. Ещё одна головная боль. Габриэль помнил её досье: ничем не выразительная девушка с небольшими способностями к сочинительству. Раньше пыталась шить, безуспешно. Адриан несколько раз покупал ей слишком дорогие подарки и, кажется, имеет виды на неё. На китаянку, подумать только! — Я хочу побыть один. — Как скажете. Милая, верная Натали… она была ему дорога. Не дороже Эмили, но… возможно, в другой жизни, в другом мире, при других обстоятельствах…

***

Душ немного привёл Габриэля в себя, но вот еда не лезла, как Агрест ни старался. Несчастная чашка кофе просилась обратно, хотя мужчина её даже не допил. Желудок сжимался, едва Габриэль видел голубой цвет. Это было… ненормально. И очень глупо. Он модельер, он не может игнорировать ни один из цветов! Брошь Нууру так и осталась на подоконнике. Несколько раз Габриэль подходил к ней, вертел в пальцах, рассматривал прозрачный фиолетовый камешек. Он был гладким и чистым, как стёклышко. Даже не поверишь, что в нём заключена такая сила. Через час распогодилось. Небо стало голубым, как глаза Ледибаг. Которую он едва не убил. Трава — зелёной, как глаза Эмили. Которая уже была мертва. Покойница следила за действиями живого мужа с полотен, выглядывала из рамок фотографий, напоминала о себе воспоминаниями и фантомным смехом.

«Ну что ты, Габи? Всё же хорошо!»

Габриэлю казалось, что он сходит с ума, а весь мир играет против его разума.

***

Более или менее в себя он пришёл только под вечер. Время ужина давно прошло, и Адриан наверняка опять ел в одиночестве. Одобрила бы это Эмили? Он точно знал, что нет. Будь она жива, то ни за что бы не допустила, чтобы Адриан оставался один. Она считала, что ужин — семейный приём пищи, и пропускать его нельзя. Снедаемый проснувшейся совестью, Габриэль направился к комнате сына. Может, они могли бы вместе выпить какао или просто поговорить о чём-нибудь… провести немного времени друг с другом. Ещё ведь не поздно? Всего половина десятого.

***

Около комнаты стояла Натали. Габриэль, завидев фигуру помощницы издалека, недоумённо нахмурился: почему она здесь? Да, Натали жила в поместье из-за ненормированного графика работы, но что она забыла рядом с Адрианом? Он подошёл ближе, и только тогда услышал пение. Голос Адриана, неуверенно спотыкаясь на некоторых нотах, звучал довольно жалко. Звуки проглатывались, слова размазывались. «Надо нанять ему тренера по вокалу», — подумал Габриэль, всё ещё смотря на Натали. Та, казалось, даже не обратила внимание на подошедшего мужчину. Глаза у неё были на мокром месте, но Натали не плакала. Она никогда не была эмоциональной особой, потому Габриэль и нанял её… — Давай заново, — услышал он девичий голос из-за двери. Маринетт Дюпэн-Чэн… половина десятого. Что она до сих пор делает в чужом доме? — I'm tired of being what you want me to be, — запел Адриан всё так же плохо. — Feeling so faithless lost under the surface. — Хорошо, — сказала Маринетт. — Дальше. «Ничего хорошего», — подумал Габриэль. — Don't know what you're expecting of me. Put under the pressure of walking in your shoes… Натали поправила очки, и стёклышки блеснули точно так же, как крышка саркофага Эмили. Габриэль, подавляя внутреннюю дрожь, повернулся к помощнице. Уже не хотелось ни какао, ни времени с Адрианом, ничего. Неужели поздно? Была же всего половина десятого… — Чтобы через десять минут её здесь не было. Натали кивнула, но так ничего и не ответила. — I've become so numb I can't feel you there. I've become so tired so much more aware. «Не нужен ему никакой учитель вокала», — с возрастающем раздражением подумал Габриэль, удаляясь от комнаты сына. — I'm becoming this all I want to do is be more like me and be less like you. «И я ему тоже не нужен, значит… будь здесь Эмили, она бы смогла… найти правильные слова.» В комнате, нацепив брошь Нууру, он сразу же приказал квами заткнуться. «Нужно просто вернуть Эмили». …и тогда всё станет хорошо.