Дети не должны платить за ошибки своих отцов

- Мой Фюрер! Русские уже на первом этаже Рейхстага! Май 1945 года. Высокий мужчина в военной форме сквозь дым разглядывал свой город из окна. Его, ещё пару лет назад, казалось бы, непобедимая армия, сейчас погибала под натиском врагов, а здание, на втором этаже которого он находился, вот-вот будет захвачено ими же. Мужчина медленно повернул голову и негромко, но чётко, произнёс: - Стоять до конца. - Вас понял! – Смотрящий на фюрера солдат умчался, услышав приказ, и прокричал что-то в коридоре. Главнокомандующий прошагал к двери и захлопнул её, после чего устремился к своему столу, который стоял посередине комнаты. В его глазах уже не было того стремления, как раньше, когда война только началась и всё шло хорошо. Сейчас в них ничего не читалось, никаких эмоций, даже ненависти или грусти. У Третьего Рейха уже не было сил на чувства, их не было ни на что, кроме одного несложного действия. Рейх вытащил из встроенного в стол шкафчика пистолет и снял с предохранителя. Это был старый револьвер, подаренный ещё его отцом когда-то давно, немец посчитал, что именно это оружие будет тем, что отнимет его жизнь. Со стороны Третий выглядит жалко. Он не пойдёт за своей армией, как ранее сам же сказал: "До последнего", он останется в кабинете и сам пристрелит себя, чтобы не достаться живым никому, и не видеть, что станет с его государством. Гордыня всегда шла с ним бок о бок и в этот раз также диктовала свои правила. Рейх подносит пистолет к виску и ставит дрожащий палец на курок, закрывая глаза. Палец начал сгибаться, как вдруг, будто гром, средь ясного неба, раздалось со стороны входа тихое: - Папа… – после послышались тихие всхлипы, по чему можно было понять, что обладатель голоса плакал. Короткая фраза из одного слова моментально привела Рейха в сознание и заставила резко открыть глаза. Одно слово его мальчика могло вернуть все его чувства. Он пропустил мимо ушей, как открылась запертая ранее дверь кабинета, но этот глас он никогда не упустит, и всегда узнает из тысячи других. Возле двери стоял мальчик лет семи и с полными слёз глазами смотрел на нациста. Рейх в недоумении посмотрел на него, но, быстро отойдя от шока, откинул пистолет на стол и подбежал к мальчику. Присев рядом с ним на корточки и положив руки ему на плечи, он грустно улыбнулся. - Германия, разве ты не должен был уйти? – Тихо и ласково проговорил немец, будто боясь спугнуть мальчика. Как же ему было стыдно сейчас. Он погряз в своей трагедии, даже не вспомнив о сыне. «Как можно быть таким ужасным отцом?», - пробегали быстрой чередой мысли такого содержания в его голове. - Папа, мне страшно, - в слезах сказал мальчик, крепко обняв родителя. Выяснять сейчас, почему его сына не увели в бункер, как обговаривалось ранее, времени не было. - Всё будет хорошо, Германия, - продолжал улыбаться немец, глядя на сына, на его единственное сокровище, единственное, что позволяло иногда вырываться из крепких лап гордыни и вспоминать о чём-то более важном. Фюрер поднял приемника на руки и понёс в противоположную сторону, - сейчас я отнесу тебя к чёрному ходу, ты спустись и беги по коридору, он тёмный, но ты должен добежать до конца, там будет светло, хорошо? – В кабинете главнокомандующего и вправду находился тайный проход, который вёл в бункер, но чрезмерная гордость не позволит убежать и жить, нет, выживать дальше. Зачем, если на тебя будут смотреть как на последнюю тварь, с ненавистью, презрением и этой отвратительной жалостью, а первый попавшийся вражеский солдат изобьёт тебя, или что похуже, усмехнётся и дарует тебе жалкую смерть? Он знал, что сын, в отличии от него выживет, ведь надежда умирает последней, и надежда на светлое будущее своей страны - не исключение. - А ты пойдёшь со мной? – ожидающе взглянул Германия на отца. Рейх тем временем уже подошёл к столу. - Нет, сынок, я не пойду, - стараясь говорить как можно более расслабленно произнёс отец. Он никогда не врал сыну, как бы ни хотелось. Он не мог позволить себе потерять хоть капельку доверия его единственного лучика света на этой тёмной земле. - Тогда я тоже не пойду! – мальчик уткнулся в отцовскую грудь и плотнее вжался в мужчину - Надо, Германия, ты же не хочешь… - но ему не дали договорить. Дверь резко распахнулась, в проходе появилась высокая фигура и направила пистолет на Фюрера, который сразу же обернулся в сторону нападающего. Улыбка спала с лица, зрачки сузились, а мозг Рейха начал хаотично придумывать выходы из ситуации, а если быть точнее – план, как спасти сына, ведь живым он отсюда уже точно не выйдет. - Поставь ребёнка на пол, и без лишних движений, - Басистым голосом произнёс СССР и, как бы в подтверждение своих слов, слегка качнул пистолетом, который был направлен в сердце главнокомандующего, хоть этот орган на данный момент заслоняло маленькое тело. Младший немец, до этого вжимавшийся в отца, ослабил хватку и повернул голову в сторону коммуниста. Советскому Союзу представилось красное заплаканное лицо, которое в момент переменило оттенки грусти на страх. Страх за свою жизнь. Страх заставил ещё сильнее сжать форму отца, а слёзы течь быстрее и сильнее. Нахмурившись от злости к своему врагу, который посмел напугать его сокровище, нацист всё-таки выполнил требования. Поставив Германию на пол, и еле отцепив его руки от себя, Рейх выпрямился. Младший сразу вжался в ногу старшего, испуганно глядя на СССР, а нацист перевёл не менее испуганный взгляд на сына. Если пару минут назад Третий выглядел как человек, из которого выкачали все эмоции, то сейчас он был готов рвать и метать, ради своего маленького счастья. Взгляд, выражающий именно такой мотив, он поднял на Союза, ожидая требований. - Пусть сделает три шага назад, - чётко проговорил коммунист. Окончательно удостоверившись в правильности своих предположений, Рейх проскрипел зубами, с ещё большей ненавистью сверля Союза злобным взглядом, пока тот выглядел вполне спокойно, лишь глубоко в его глазах читалось волнение. Третий наклонил голову, посмотрев на сына, тот, почувствовав это, задрал голову и их взгляды встретились. Главнокомандующий сразу переменился в лице, в очередной раз горько и фальшиво улыбнувшись. Во взгляде отца Германия ясно прочитал: «Пожалуйста», - поэтому решил выполнить не озвученную отцом просьбу. Он аккуратно убрал руки с ноги, которую только что сжимал и сделал три маленьких шажка назад, которые сошли бы лишь за один взрослый, но времени было немного и придираться никто не стал. - Закрой глаза, - перевёл взор Союз с главнокомандующего на заплаканного мальчика. Тот посмотрел сначала на нападающего, а потом на отца и лишь для вида закрыл глаза руками, смотря через щелки между пальцами. Коммунист перевёл взгляд на нациста. - Последние слова. Рейх посмотрел на СССР, не убирая своей улыбки. - Пожалуйста, позаботься о Германии, ты единственный, кто может это сделать, - с этими словами Третий расправил руки и в ожидании своей смерти посмотрел врагу в глаза. СССР что-то раздумывал ещё пять секунд, глядя куда-то в пол, после кивнул и поднял голову на немца. Союз давно не видел такого Третьего Рейха. Он всегда выглядел нервно, напряженно и устало, иногда кровожадно, как настоящий садист. Такого, даже можно сказать, покорного, нациста, который просит своего врага позаботиться о своём сыне и готов принять смерть от рук победившего, он мог проассоциировать с ним же, но лет десять или двадцать назад. Опиши ему кто-то, как сейчас выглядит Рейх – он бы не поверил. Продолжая фальшиво улыбаться, нацист смотрел прямо в глаза коммунисту: - Один, - Твёрдо начал отсчёт до решающего момента в жизни фюрера, Союз - Два, - в следом за ним назвал цифру нацист - Три, - с уверенностью завершил счёт коммунист - Папа! – выкрикнул Германия одновременно с счетом «три» и в один прыжок накинулся на Рейха. Раздался выстрел. Изо рта мальчика полилась кровь, окрасив мундир отца в бордовый. Хватка сына ослабла, а глаза закрылись. - Я люблю тебя, папа… - из последних сил прохрипел сын Третьего и упал на пол, на котором почти сразу появилась лужица крови, что вытекала из довольно большой раны на груди. Третий Рейх задрожал крупной дрожью, а когда тело сына соприкоснулось с землёй, он упал рядом с ним на колени. - Германия… - его голос дрожал. Отец приподнял сына над полом и обнял, а из глаз полились чистые слёзы горя и утраты. Они текли большими волнами, выливая всё накопившееся за эти годы, ведь последний раз он плакал в далёком-далёком детстве. Впервые за долгое время ему было всё равно, как он выглядит, и что сейчас с ним будет, он уже успел забыть про Союза, стоящего в его кабинете с пистолетом, Третий просто сжимал бездыханное тело и рыдал. Именно рыдал, с всхлипами, с дрожью, с, казалось бы, бесконечным, фонтаном слёз, на которые уходили все силы, - за что?.. - очередные всхлипы перебивали попытки Рейха высказаться, - какой же я ужасный отец… - монолог прервали очередные рыдания. Свитер Германии намок уже не только от крови, но и от отцовских слёз, - дети не должны платить за ошибки своих отцов, так ведь, Союз?.. – дрожащим голосом спросил фюрер, будто и не обращался ни к кому. СССР стоял на том же месте, шокировано глядя на эту картину. Его руки тряслись. Союз никогда не убивал детей, пусть это были нацистские отродья, он никогда не позволял себе убить ребёнка, у него и самого было пятнадцать детей, и СССР осознавал, что нет ничего ужаснее в этом мире, чем лишиться своего дитя, потому он не собирался убивать Германию, лишь его отвратительного отца, но теперь язык не повернётся назвать так Третьего Рейха. Ведь именно коммунист сказал когда-то давно эту фразу нацисту. «Дети не должны платить за ошибки своих отцов». В голове невольно пронеслись воспоминания о былых временах. О дружбе таких разных, но одновременных похожих детей Германской и Российской империй. Об их посиделках у озера в лесу, об их переписках, о побегах из домов, дабы встретиться, за что от родителей часто прилетало, но друзьям было всё равно. Но, они взрослели и менялись, Рейх стал совершенно другим человеком, казалось бы, что от того мальчика ничего не осталось, но сейчас Союз видел его, того самого друга из детства, которого хотел увидеть ещё хотя-бы раз в жизни. Досадно, что желание исполнилось только под конец жизни Третьего. Отдаваясь воспоминаниям, на эту картину становилось смотреть ещё сложнее, но Союз лишь прогнал навязчивые мысли, ведь он знал свой долг. Сглотнув ком в горле, СССР поднял опустившуюся ранее руку, наставив пистолет на нациста. Будто почувствовав на себе прожигающий взгляд, нацист повернулся на Союза, представив ещё более сжимающую сердце картину. Коммунисту представился вид на его грозного врага, который сейчас сидел на коленях и дрожал. Всё лицо было мокрое, отчего волосы налипли на него, прикрывая покрасневшие от слёз глаза, а излюбленная фюрером фуражка с серебряным орлом уже давно сползла куда-то на затылок. От лицезрения этого хотелось посочувствовать или пожалеть, но коммунист мотнул головой, вспоминая. Вспоминая, как Рейх с хладнокровным лицом ходил по концлагерям, смотря на его пленных солдат, как сам держал в заключении его детей, как ставил эксперименты на заключённых, и многие другие моменты проносились в памяти Советского Союза, которому вживую приходилось лицезреть самые отвратительные поступки своего врага. Нет, он не заслужил прощения, он заслужил лишь каплю сочувствия, которую уже получил, и смерть, которую вот-вот получит. СССР сильнее сжал пистолет и начал давить на курок. На лице фюрера появилась слабая улыбка. - Мы скоро встретимся, Германия, - сорванным от рыданий голосом прохрипел Третий Рейх и прикрыл глаза. В кабинете раздался второй выстрел.