Метки
Описание
Та работа, с которой моя графомания и началась) Само собой, "Поня: Военное дело" планируется публиковать на Фикбуке в переписанном виде (так как в оригинале там так коряво, что читать невозможно), а потому печататься тут будет медленно и постепенно. Если кому невтерпеж (впрочем, а кому оно, вообще, надо-то? чай, фигня от графомана), то можно вбить в поисковик или посмотреть на "Табуне" - где-то там все (или почти все), что уже написано, есть.
Примечания
И, да, что сие фигня есьм такое: это псевдоисторическая графомания, первоначально рассматривавшая то, как у эквестрийских поняшек могло бы возникнуть и развиваться военное дело, потом активно ударившаяся (так как, автор еще тот) в альтернативную историю и сочинения за поней понячьего фольклора. Писанина не закончена (остановлена на начале 9-й главы, по табунской системе учета), и вряд ли будет когда-то закончена.
Посвящение
Мои благодарности брони MLPMihail, Dilandu, afraniy, Noncraft, Aluxor, Gedzerath, Rj-PhoeniX, DarkKnight, Rinar, SMT5015, LozoHoD, graf_leon, BusyaCipher, VIJNYL124 (вот перед ней я изрядно провинился...), Captain, MadHotaru, Limrei, Irbis, Tomty, S_Ayaal, GreenWater, Rishka, Krynnit, RaitaFoxy13, Nowhere, GL_DOS (да, тебе тоже спасибо) и другим, которых я, наверняка, забыл упомянуть и тех, у кого я без спросу попячил картинки на кривую переделку.
Небольшое отступление: Кривая дорожка крылатых пони равнин
21 августа 2023, 02:52
Кривая дорожка крылатых пони равнин
(Пегасы культурной столицы) https://i.imgur.com/eXwtNbb.jpg)
https://i.imgur.com/VDgOOVA.jpeg Далеко не все поселившиеся на равнинах пегасы желали жить спокойно и мирно, зарабатывая гоняя облака для земледелиц-земнопони. Часть из них, чаще всего молодь, родившаяся уже на равнинах, но от того только больше презиравшая “бескрылок”, решала “лететь путями славных предков”. То есть, становилась на дорогу разбоя, воровства и обмана. Ведь, хорохорящимся крылатым юнцам было невдомек, что в землях “славных предков” пойманного грабителя и разбойника ждал лишь кортик под ребра или когти в кишки. А уж попавшемуся воришке, как обесчестившему себя “трусливым промыслом”, даже судьба тех двоих казалась верхом удачи: в лучшем случае такого неудачника ждало удавление веревкой и похороны в ближайшей канаве, в худшем же его “лишали возможности позорить потомков” — воров кастрировали, а воровкам удаляли вымя, клеймили и изгоняли из общества. До куда более понячих времен, из которых происходит прозвище “корноухий”, было еще далеко, и крылатые пока еще не знали формулировки “слишком жалкий позор, чтобы карать смертью — обрезать уши, и выгнать с рынка”. Но все это уже было неизвестно молодым равнинным пегасам. Как и не был им знаком тот смысл, который их предки вкладывали в слово “честь”, принимаемую молодняком лишь за обычную позу. Так что, часть равнинных пегасов вставала на преступный путь, сбиваясь в банды и начиная обманывать, обворовывать и грабить бескрылых пони. И очень быстро крылатые лошадки приобрели на равнинах земнопони соответствующую репутацию: мошенников, воров и разбойников. Бескрылые поняшки стали откровенно опасаться пернатых родичей. Нельзя сказать, чтобы косые взгляды “земледавок” очень уж расстраивали пегасов. Но вот периодически случающееся возмездие, когда бесперую часть воровитых табунов и некоторых нерасторопных или невезучих пернатых ловили дружинники и пороли плетьми, крылатую братию очень даже волновало. Дабы не провоцировать лишний раз “землеползок”, семьи равнинных пегасов официально стали порицать преступный промысел своей молоди, наказывая провинившихся внутри семьи и заставляя совсем уж гнусно преступивших закон крылатых разрывать или скрывать свою связь с родными табунами. Впрочем, табунов, реально старавшихся отвадить свою молодь от предосудительного промысла, было мало. Большая же часть крылатым семей предпочитала смотреть сквозь копыта на такое “озорство” своей молоди, как воровство, мошенничество или мелкий грабеж. А при необходимости пернатые, даже, вставали всем семейным кагалом на сторону проштрафившегося родича. Само собой, подобное поведение хоть и несколько умерило страх земнопони перед “облакодавами”, но репутацию равнинных пегасов испортило окончательно. Стоит, кстати, сказать, что не одним только коренным жителям равнин доставалось от пегасов. Пернатые просто обожали грабить и унижать “перекати-пони”, немалая часть которых приходилась этим же пегасам родней (а вот в предгорьях за преступление против кровного родича, даже очень дальнего, полагалась смерть). Беззащитных, по большому счету, странствующих поняшек равнинные пегасы чуть ли не ненавидели за их “отступление от путей славных предков”, считая “перекати-пони” отбросами из отбросов. И родство только усугубляло вину этих лошадок в глазах крылатой братии. Особенно от “облакодавов” доставалось пернатым “перекати-пони”, которых воздушная гопота травила с особым остервенением, часто не только грабя и избивая, но и выдирая “на память” маховые перья из крыльев. Что крайне болезненно и унизительно для небесного пони (хотя, перья после линьки и отрастают вновь). Так что, пегасы, кроме связанных с погодой, принесли на равнины и другие обычаи: на окна домов стали ставиться крепкие ставни с замками (крылатые были отличными домушниками), улицы поселений начали патрулироваться стражей, а в обиход вошла расхожая фраза “прищемить крылья”, аналогичная земной “дать по рукам”. Тут стоит сказать пару слов о пегасьей чести и отличиях равнинных пернатых от своей предгорной родни. Ни для кого не секрет, что понятие чести играло (и до сих пор играет) огромную роль в жизни крылатых лошадок Грифоньих гор. Собственно, в настоящее время неписаный кодекс поведения регулирует все аспекты жизни пернатого племени Грифоньей империи и Подлунного королевства (даже принцесса Луна подчиняется ему, чего, впрочем, и не скрывает). В те времена ситуация была точно такой же, только кодекс был жестче, а цена за бесчестие выше. Но только что было написано о весьма подлых делах равнинных пегасов, совершенно не сообразующихся с понятиями о чести их горных родичей. Так в чем же дело? А дело было в замечательных условиях равнин: пропитание давалось крылатому племени в этих местах очень легко, а добросердечные и мягкие земнопони ничем не напоминали жестких и гордых грифонов, держащих своим примером небесных пони в тонусе. Пегасы, попросту, расслабились. И если только прилетевшие из предгорий лошадки продолжали блюсти свой кодекс чести, прослыв среди земнопони грубыми и жестокими, но честными соседями, то уже их потомки, рожденные на равнинах, не видели никакого смысла обременять себя “стариковской чушью”. Но проблема была в том, что, кроме этого кодекса, в предгорных пегасах не было почти ничего хорошего: они были трусливы (как и все пони, но необходимость блюсти свою честь заставляла пегасов предгорий давить собственную трусость, чтобы не позориться перед плотоядными союзниками и врагами), жестоки (увы, грифоны привили своим травоядным соседям не только положительные черты), жадны (впрочем, этим страдали все жители предгорий), ленивы и тщеславны (фирменное пегасье). Но если на равнинах пернатая молодь с легкостью распрощалась с трудной, требующей постоянной самоотдачи, пегасьей честью, а их жестокость во многом сгладилась в отсутствии грифонов, то вот перенимать добродетели равнинниц она не спешила. К тому же, равнинные пегасы еще и очень плохо относились к кормившим их земнопони. Причем, если несколько пренебрежительное отношение предгорных пегасов к “бескрылкам” основывалось на недостатках последних: трусливости и неспособности постоять за себя. То в основе оголтелого презрения равнинных крылатых к земнопони была только обычная гордыня и желание считать себя лучше других. А потому, молодые пегасы, сытые, скучающие и презирающие работу на “грязедавок”, подавались на кривую дорожку беззакония. Еще, при этом, и выдумывая некие “традиции славных предков”, для оправдания себя и приданию такому предосудительному времяпрепровождению дополнительной остроты. Чему, к тому же, в немалой степени способствовало крайне мягкое, по сравнению с нравами предгорий, наказание преступников со стороны земных пони. Самое интересное, что изредка попадавшие на равнины крылатые жители предгорий (в основном, торговцы), видя такое безобразие, осуждали равнинных пегасов, называя их бесчестными и недостойными крыльев. https://i.imgur.com/ey2dJoS.png Для иллюстрации этого отступления стоит привести одну историю, записанную в своих летописях Агной “Бескрылой”, которая произошла с ней самой. Согласно ее записям, это история случилась с бескрылой охотницей на одной из регулярных “Больших живецких ярмарок”, где она присутствовала, выполняя свою работу писца, заключавшуюся в письменной фиксации крупных сделок и помощи ярмарочной смотрительнице в учете отчислений в пользу города. Под конец торгового дня Агна стала свидетелем того, как несколько жеребцов-дружинников, охранявших порядок на ярмарке, преследуют юную пегаску с растрепанными маховыми перьями. Грифину возмутило такое неравенство сил. А потому, она перехватила крылатую поньку, и спрятала ее у себя во временной конторке. Когда же подбежавшие преследователи стали расспрашивать птицекошку о беглянке, та говорила с ними резко и неприветливо, мотивируя свое раздражение занятостью. Со слов дружинников выходила, что эта пегаска — воровка, пойманная на попытке стянуть кошель из седельных сумок одной из гостей ярмарки. В целом, грифоны презирают воровство и воров. Но на этот раз Агна решила, что со своим уставом в чужой монастырь не суются. А потому, не выдала беглянку ярмарочным стражам, отказавшись дать ответ на их расспросы. Когда стражники ушли искать воровку в другом месте, грифина вернулась в свою временную конторку. Где ее уже поджидала, выставив короткий кортик, спасенная ею пегаска. Крылатая пони стала угрожать птицельвице оружием, требуя от нее отдать кошель и украшения, которые когтистая писарь, по примеру земнопони, надела на ярмарку. Видимо, не сталкивавшаяся никогда в жизни с грифоном, равнинная понька решила, что бескрылая охотница это легкая добыча, которую ей не составит труда запугать. Неблагодарность и подлость спасенной пернатой шокировали и разъярили грифину. Дружина быстро сбежалась на дикие вопли к конторке писаря, рядом с которой уже можно было наблюдать распушившуюся от гнева грифину, тащащую прочь истошно визжащую окровавленную крылатую поняшку. Увидев ярмарочных стражей, Агна подозвала их жестом, и передала им совершенно невменяемую пегаску. Видавшие виды “вольные хвосты” были поражены, когда только что разыскивавшаяся воровка попала в их копыта: у юной кобылки была напрочь выдрано вымя. Изувечившая ее птицельвица уже несколько остыла, а потому не противилась ставшим связывать ей лапы жеребцам. Ситуация была, мягко скажем, необычной. Земнопони, попросту, не знали, что теперь делать. С одной стороны, они понимали, что грифина поступила, в общем-то, правильно, защищая свое имущество, а, может быть, и жизнь. С другой же стороны, жестокость, с которой охотница поставила на место неблагодарную пегаску, сделав ее калекой, ужасала земнопонек, каждая из которых с содроганием представляла себя на месте несчастной кобылки. Кое-кто из самых впечатлительных даже предлагал изгнать Агну из города. Но тут к делу подключились дружиннички, которых изрядно достали обнаглевшие от безнаказанности окрестные пегасы, постоянно бравировавшие своими “путями славных предков”. “Вольных хвостов” тоже шокировала кровожадность грифины, но, разузнав кое-что у торговцев, рубаки выступили на стороне бескрылой охотницы. Основным их доводом было то, что одна из равнинных пегасов, не желающих жить по законам земнопони, получила наказание по обычаям “славных предков”, так воспеваемых крылатым племенем. И это справедливо. Так что, единственной виной птицельвицы, по мнению дружинников, является то, что она не передала вовремя воровку в их копыта, тем допустив более суровое наказание. В целом, суд, на котором “вольные хвосты” встали на защиту грифины, оказался для Агны удачным, завершившись весьма мягким приговором. Охотницу, вместе с поправившейся пегаской-воровкой, выпороли плетьми на торговой площади, после чего обязали выплатить изувеченной поньке компенсацию. На эту виру ушла львиная доля сбережений когтистой ювелира. Но за это Агна смогла хорошенько рассчитаться с бесчестной кобылкой позже: во время передаче битов охотница вела себя так, что придраться к ней было никак нельзя, но пегаска и ее родственники с трудом удержали содержимое своих кишечников от непроизвольного извержения. И, хотя, с этого времени кое-кто из городских жителей стал косо поглядывать на бескрылую птицекошку, но окрестные пегасы надолго утихли, не смея более озорничать в окрестностях Живца.