Метки
Описание
Та работа, с которой моя графомания и началась) Само собой, "Поня: Военное дело" планируется публиковать на Фикбуке в переписанном виде (так как в оригинале там так коряво, что читать невозможно), а потому печататься тут будет медленно и постепенно. Если кому невтерпеж (впрочем, а кому оно, вообще, надо-то? чай, фигня от графомана), то можно вбить в поисковик или посмотреть на "Табуне" - где-то там все (или почти все), что уже написано, есть.
Примечания
И, да, что сие фигня есьм такое: это псевдоисторическая графомания, первоначально рассматривавшая то, как у эквестрийских поняшек могло бы возникнуть и развиваться военное дело, потом активно ударившаяся (так как, автор еще тот) в альтернативную историю и сочинения за поней понячьего фольклора. Писанина не закончена (остановлена на начале 9-й главы, по табунской системе учета), и вряд ли будет когда-то закончена.
Посвящение
Мои благодарности брони MLPMihail, Dilandu, afraniy, Noncraft, Aluxor, Gedzerath, Rj-PhoeniX, DarkKnight, Rinar, SMT5015, LozoHoD, graf_leon, BusyaCipher, VIJNYL124 (вот перед ней я изрядно провинился...), Captain, MadHotaru, Limrei, Irbis, Tomty, S_Ayaal, GreenWater, Rishka, Krynnit, RaitaFoxy13, Nowhere, GL_DOS (да, тебе тоже спасибо) и другим, которых я, наверняка, забыл упомянуть и тех, у кого я без спросу попячил картинки на кривую переделку.
Небольшое отступление: Агна “Бескрылая” — жизнеописание живецкого летописца
21 августа 2023, 02:43
Агна “Бескрылая” — жизнеописание живецкого летописца
https://i.imgur.com/0P009UL.jpeg Агна “Бескрылая”, благодаря летописям которой очень хорошо известна история земнопони равнин и крылатого племени востока и юго-востока предгорий Грифоньих гор того временного периода, на самом деле, не была не только уроженкой Живецких земель, но даже не принадлежала к понячьему племени. Эта грифина непростой судьбы вполне заслужила нескольких слов о своей жизни. В конце концов, без ее трудов очень и очень многое о жизни пони тех времен так и осталось бы секретом для нас. Агна родилась в 2736 году до Э.Г. в одном из поселений клана Шни. Ее родители были “простокрылыми” мастеровыми грифонами, воспитывавшими своих трех дочерей и двоих сыновей в полном согласии с довольно суровыми требованиями традиций. Когда Агна подросла, она стала весьма красивой грифиной: точеная фигура, гармонично развитая мускулатура, белоснежные с черными пятнами (как и у большинства грифонов Шни) мех и перья, отливающий синевой клюв. Да и умом, мастеровитостью и покладистым (для птицельвицы) характером юная Шни обделена не была — она продолжила дело своих родителей, став ювелиром. Само собой, при таких данных героиня сего отступления была завидной парой для почти любого “простокрылого” охотника. Так что, после своего посвящения в охотницы Агне было из кого выбрать. Спутником такой замечательной грифины стал столь же молодой “простокрылый” охотник Кляуэ, бывший подмастерьем кузнеца в соседнем селении, куда молодая семья и перебралась. Населяли то поселение практически одни “простокрылые” грифоны, знати и “обязательствам” дела до него не было, а поблизости располагалось несколько деревенек “черных когтей” и торговый путь, протоптанный торговицами с равнин земнопони. Так что, жизнь молодой семьи была спокойной, размеренной и достаточно обеспеченной. За это время Агна подарила своему возлюбленному двоих птенцов. Но однажды разразилось настоящее несчастье: какой-то бродячий дракон сжег делегацию грифонов и пони, везшую очередной оброк “защищавшему” поселения дракону Хаббату, а все сокровища унес с собой. Сама по себе такая ужасная смерть близких шокировала отвыкших уже от войн местных жителей. Но, что еще хуже, так это то, что трагедия могла повториться — когда терпение Хаббата, обленившегося уже настолько, что вместо личного облета своих владений заставлял “мелкопузых” тащить дань на собственных спинах к его пещере, придет конец, он лично полетит проверить, что там этакого у грифонов с понями стряслось. Мало кто сомневался, что, не найдя причитающегося, “защитник”, отличавшийся злобным и гнусным характером, придет в ярость. Тут только очень богатые подарки смогут спасти “клювастых” с “травяными мешками” от выборочного съедения “виноватых”. В общем, настроение среди местного населения было ниже некуда. И в это время одна из немногих спасшихся после налета, грифина Крайзотта, обвинила Агну в том, что это она привела того бродячего дракона к каравану, тем обречя на смерть своих соплеменников. Со слов охотницы, она видела, как Агна несколько раз пролетала над караваном с оброком, явно что-то высматривая и нервничая, после чего на них и напал дракон, от которого Кройзотте удалось спастись лишь спрятавшись в колючих кустах, хорошо ее ободравших. Более того, продолжала обличать серо-стальная птицельвица, из тех кустов она видела то, как Агна вернулась к разоренному каравану, и получила несколько золотых украшений из лап дракона, который словами благодарил ее за хорошую службу. Сначала грифоны не поверили рассказу Крайзотты, полагая, что это, всего лишь, бред пережившей огненный ужас охотницы. Но грифина продолжала настаивать, требуя проверить гнездо Агны. В итоге, та сама не выдержала нападок совсем уже спятившей, как всем казалось, охотницы, и потребовала от соплеменников осмотреть ее дом. Нельзя сказать, чтобы гнездо грифона хоть чем-то напоминало тот проходной двор, которым, по факту, являются дома земнопони — попасть в жилище птицельвов можно лишь по приглашению хозяев, что указывает либо на очень хорошее расположение к вам грифона, либо на очень особые чувства, которым не место на всеобщем обозрении. Так что, досматривающие охотники ощущали себя не в своей тарелке, шаря в гнезде Агны и Кляуэ, а потому не столько искали, сколько делали вид. Все, кроме Крайзотты, которая выворачивала наизнанку сундуки и корзины, победно вскрикнув, найдя что-то в одном из ларцов. Раздраженные такой бестактностью птицельвы уже хотели выволочь полоумную за хвост, но та вдруг развернулась к ним лицом и стала тыкать во всех по очереди лапой, в которой были зажаты какие-то непонятные предметы. Грифоны не сразу поняли в чем дело, но это были те самые украшения, которые описала Крайзотта как плату дракона-налетчика за предательство. Агна попыталась оправдаться, говоря, что эти украшения она сделала сама на продажу, и они никогда не предназначались на плату дракону — ее семья, как и большинство других, внесла свою часть оброка драгоценными камнями, а не украшениями. Кляуэ поддержал свою жену. Но доказательства были на лицо, а ярость охотников, потрясенных не только чудовищным преступлением, но и столь низким падением одной из них, не знала границ. Агну схватили, и приговорили к “судьбе тех, что ползают”: смерти за такое преступление, явно, было слишком мало. Приговор привели в исполнение тут же на месте: несчастной грифине отрубили крылья, выжгли клейма на плечах, чтобы все видели ее вину, и буквально вышвырнули из поселения, напоследок крикнув, что теперь она не грифон, а одна из овец, годная лишь на съедение. Впрочем, расправа над молодой Шни проблемы не решила: вскоре по селениям пролетел злой как собака Хаббат, известив всех о том, что он ждет глав поселений для получения объяснений. А если их оправдания дракона не удовлетворят, то и на ужин. Первые охотники, вожаки и вожачки с большой опаской прибыли на это собрание, прихватив с собой кое-какие дары. Их опасения были не напрасны: низкорослый, но крепкий и сильный дракон от злости чуть ли не топал покрытыми густой шерстью ногами, выслушивая их оправдательный лепет. После того, как “мелкопузые” закончили свое сбивчивое объяснение, дракон начал во всю глотку орать на них, обвиняя в обмане и угрожая сжечь. По его словам, все его владения опутывала сеть колдовских соглядатаев, о которых “тупоголовые курицы” и “начинка для колбасы” опять решили позабыть — “мелочь”, видно, хочет развлечь дракона враньем и свежеизжаренной пониной с курятиной, как это, в свое время, сделали их прапрапрапрапрадеды? В ответ глава одного из грифоньих поселений (того, в котором когда-то жила Агна) выступил вперед, и ответил на драконьи обвинения. Он говорил о том, что налетчику помогала одна из его селения, проведя мимо знакомых грифонам зачарованных камней, но теперь виновная наказана самой суровой из известных грифоньему племени кар. Хаббат выслушал эту речь в задумчивости. Нельзя сказать, чтобы дракон удовлетворился словами грифона, но тут же безоглядно карать и казнить “мелких” передумал. Вместо этого крылатый ящер стал собираться в погоню за грабителем, напоследок обязав “мелкопузых” собрать еще один такой же оброк к его возвращению и пообещав “особо поговорить” с грифонами поселения, из которого происходила помощница налетчика. На этом разговор Хаббата и его данников закончился: пони и грифоны разлетелись по своим селениям, а на утро следующего дня куда-то улетел и сам чешуйчатый. Спустя почти два месяца дракон вернулся усталый, но довольный (припрятав в логове какой-то увесистый мешок). А от выставленной перед ним богатой дани (стоившей крылатому и бескрылому племени тяжких трудов) Хаббат стал еще доволнее, сведя “особый разговор” с разгневавшим его селением к словесному попугиванию и мелкому унижению “куриц”, а также к перекусу “за счет заведения”. Правда, так благодушно настроен был крылатый монстр лишь до тех пор, пока не увидел охотницу Крайзотту, подносившую ему очередную корзинку со снедью. Как только на глаза Хаббату попалась эта грифина с перьями серо-стального цвета, так сразу же чудовищная лапа дракона схватила отчаянно кричащую охотницу, а пасть проорала нечто нечленораздельное, но, явно, относящееся к первому охотнику поселения и его родителям. Ждать главу селения дракону не пришлось — он тут же появился перед ним, угодливо (насколько, вообще, это слово может относиться к грифону) вопрошая гостя о том, что же ему не понравилось и зачем он так трясет в зажатой лапе одну из охотниц? Перекошенный от ярости дракон ответил на это громовым ревом, из которого следовало, что “куры” в его владениях совсем заврались, став походить на овец, а потому дракон с ними так и поступит, как следует поступать с овцами — разорвет и съест! Опешивший от такого обвинения грифон смог лишь спросить: “В чем же мы обманули тебя?” Хаббат же был почти на грани неконтролируемой ярости. Дракон сунул под клюв охотнику лапу с зажатой в ней Крайзоттой, уже потерявшей сознание, и проревел о том, что грифон клялся ему в должном наказании предательницы, а вместо этого она преспокойно живет в поселении и, даже, имеет наглость попадаться на глаза ему, бедному обворованному дракону (тут от жалости к себе Хаббат пустил слезу). Ничего не понимающий первый охотник возразил дракону, что виновная давно лишена крыльев и изгнана из стаи, да, наверное, уже и мертва. Как ни странно, но эти слова охладили ярость чешуйчатого монстра. Он потребовал от грифонов внимания, и повел свой рассказ. Со слов дракона, он немало времени убил на поиск грабителя. На счастья Хаббата, тот был совершенно юн и неопытен, но до предела безрассуден. А потому, в конце концов, одержимый жаждой справедливости преследователь нагнал наглеца, и хорошенько надавал ему тумаков. Не съеденные даже на четверть сокровища Хаббат, конечно же, отбирать не стал. Почему ему и пришлось довольно долго добираться домой, часто делая передышки и перекусы. Такова уж щедрая драконья природа. Но прежде чем отпустить юнца зализывать раны, горящий праведным гневом мститель вытряс из него все, что могло в будущем помочь другим чешуйчатым халявщикам беспощадно грабить владения Хаббата и обирать нищего маленького дракона (тут рассказчик еще раз пустил слезу). В результате этого разговора tet-a-tet дракон узнал не только то, как именно грабитель обчистил его караван, но и получил прямо таки исчерпывающее описание его подельницы (по всей видимости, молодой черный, трясясь за свою жизнь, выложил хмурому мордовороту вообще все, включая свои первые впечатления после вылупления из яйца). В тот момент Хаббат сильно пожалел о том, что грифоны уже расправились с преступницей сами. Так что, нет ничего удивительного в том, что он так взъярился, увидев птицекошку, точь-в-точь подходящую под описание грабительницы, свободно разгуливающую среди других “куриц”. На этом Хаббат закончил свой рассказ. Но не визит. Дракон приказал связать безвольно свесившуюся из его лапы охотницу. После чего, потребовал от грифонов начать поиски той, кого они наказали вместо настоящей преступницы. А сам полетел поднимать на это же дело другие поселения крылатых. Нельзя сказать, чтобы грифоны верили словам дракона или радовались такому пренебрежительному обращению с собой, но особого выбора у них не было. Так что, Крайзота была связана и помещена под присмотр пары юнцов, а взрослые охотники отправились исполнять вторую часть распоряжения самодурствующего дракона. Поиски Агны начались. Ее нашли пегасы умирающей от голода в одном из ущелий вдали от селений крылатого племени. Агна смогла лишь подставить крылатым лошадкам шею для последнего удара, думая, что те собираются ее убить как обесчещенную преступницу. Так что, у пернатых пони не было проблем с ее доставкой к пещере Хаббата, где не на шутку разошедшийся дракон развернул настоящий поисковый штаб. В пещере чешуйчатого чудища Агна нашла радушный прием хозяина и убежище от остального крылатого племени, все еще считавшего ее повинной в смертях родичей и предательстве. Пока отощавшая грифина отъедалась на драконьих харчах, Хаббад готовился к кое-чему большему. Монстр загорелся идеей, и идти к ее осуществлению решил до конца. https://i.imgur.com/ecyN8Hx.jpeg Через несколько недель после того, как пегасы нашли изгнанницу, Хаббат снова облетел селения под своей “защитой”, и созвал их жителей на сход. Вдруг активизировавшийся дракон уже успел надежно занять подобающее место в печенках грифонов и пони, но перечить ему они в который раз не посмели. В итоге, на одном из лугов собралась весьма приличная толпа крылатых, а также один крайне самодовольный дракон, судя по морде, замысливший нечто грандиозное. Тут же присутствовала и Агна, на которую, как на виновницу всего кавардака последних месяцев, с неприязнью глядели присутствующие. Когда собрание более-менее организовалось и перестало пререкаться, изображая из себя шум моря, слово взял Хаббат. Дракон толкнул длинную речь, еще раз пересказывая историю, рассказанную им до этого в поселении Агны. В своем длинном спиче дракон с огромным удовольствием расписывал собственные воинскую доблесть в схватке с супостатом и отеческую заботу о “неразумной и неблагодарной мелюзге”, ежедневно им проявляемую. Но, как это ни странно, основной упор чешуйчатый монстр делал на описание подельницы черного грабителя, которое он пересказывал по нескольку раз, заостряя внимание на каждой детали. Окончил свою речь дракон весьма недвусмысленным намеком на несправедливость грифоньих суда и расправы, легонько подтолкнув вперед бескрылую Агну. Грифина в это время очень желала оказаться обратно в том ущелье, и умереть — с такими ненавистью и презрением смотрели на нее униженные драконьей речью сородичи. Навстречу дракону вышла из толпы охотница Крайзотта, о присутствии которой Хаббат распорядился заранее. Гордая птицекошка кинула в глаза чешуйчатому монстру слова о том, что раз он того желает, то пусть сожрет или сожжет ее тут же — она не боится, ибо ее совесть чиста. Такие гордые и вызывающие слова вызвали бурю одобрения среди крылатых. Но дракон лишь гадко улыбнулся, и, прикинувшись образцовым святошей, сказал: он не тиран и не палач, но только желает справедливости, и хочет воспользоваться своим правом уважаемого крылатого на повторный суд. Тут крылатое племя сконфузилось: формально Хаббат таким правом обладал, так как имел и крылья, и уважение среди других крылатых (основанное на страхе, но, ведь, уважали! даже со знатью и “обязанными крыльями” Хаббат договориться смог, чтобы те лишний раз “его” пони и грифонов не беспокоили). Воспользовавшись замешательством “мелюзги”, дракон продолжал, не снимая с морды выражения возвышенного благочестия: он, как уважаемый крылатый, требует от грифонов Шни и всех присутствующих достойных обладателей крыльев повторного суда о недавнем налете и над подельницей налетчика, готов признать их решение окончательным и поддерживать его исполнение своей силой. Грифонопегасье собрание очень оживилось от таких слов: не каждый день дракон клянется признать решение “мелкопузых”. Польщенные птицельвы и пони выразили готовность повторно рассмотреть этот случай и вынести суждение о нем, напрочь забыв о том, что меньше часа назад этим же требованием дракон жестоко унизил их. Суждение о самом налете было вынесено тут же и единогласно — убийство и грабеж и есть убийство и грабеж. Тут были единодушны и грифоны, и пегасы, и дракон (который, вообще-то, права слова не имел, но… на фоне общего согласия как-то забылось). Потом, дошло дело и до обвинения в адрес Агны. Слово взяла охотница Крайзотта, пересказавшая заново свою историю, которая произвела на публику не меньший эффект, чем в первый раз. Многие из крылатых до этого не слышали рассказа выжившей в том налете грифины, довольствуясь лишь слухами, которые, как и всегда, становились от пересказа к пересказу только фантастичнее. Крайзотту поддержало и несколько охотников, бывших рядом с ней во время обыска гнезда Агны. Из их рассказов выходил настолько бесчестный образ бескрылой грифины, что в ее сторону полетели камни — если бы не крыло Хоббата, закрывшее подавленную и потерявшую всякое желание защищаться Агну, то до окончания суда она могла и не дожить. Под конец слово взял первый охотник селения изгнанницы. Он не обвинял и не приводил никаких доказательств, а только вспомнил какой замечательной молодой грифиной он помнил Агну, и спросил у нее о том, как она смогла превратиться в такую мерзость, что даже все еще любящему ее мужу и двоим ее птенцам пришлось от нее отречься? Бескрылая ничего не отвечала, полностью раздавленная презрением и ненавистью окружающих. И тут слово взял дракон. Вместо обычных для себя пространных и пустых речей, он заговорил коротко, по делу и очень лукаво, показывая собравшимся ту свою грань, за которую и получил среди сородичей прозвище “Плут”. Хаббат с насмешкой заметил, что его слово среди “мелкоты” по доверию находится где-то между заверениями самого Дискорда и настроением беременной кобылки. Так что, чешуйчатый оратор предлагал не тратить на него время, и, просто, проверить его обвинения словами Крайзотты, против которой он говорит. Ведь, слово серо-стальной охотницы пользуется доверием среди крылатых (эти слова приветствовались одобрительным гомоном собрания). Но, сделав драматическую паузу, продолжал дракон, он, как пострадавшая сторона, не доверяет Крайзотте (тут собрание загрохотало копытами и заскребло когтями по земле, явно забывая о том, кто держит речь). А потому, огнедышащий краснослов предлагает компромиссный вариант: пусть свою историю расскажут и охотница, и бескрылая. Но, только при такой присяге, которую не сможет нарушить ни одна из них. С этими словами Хаббат жестом покалеченного фокусника извлек из-под крыла и откупорил небольшой кувшинчик. Если пегасы и не поняли того, что это, то вот грифоны сразу разобрали характерный запах пьянящего зелья из южных земель. Торговцы-земнопони втридорога перепродавали “львиное пиво” птицельвам предгорий, покупая его у зебр за копейки. Ведь, полосатой сестрии, добывавшей его из одного непримечательного корня, было и невдомек, что их “успокаивающий и снотворный напиток” бьет птицельвам в голову сильнее крепчайшего вина. Напоив из кувшинчика обеих ответчиц, собрание стало выслушивать их сбивчивую и невнятную речь, которая периодически прерывалась, так как избыток энергии и сил, даримый зебрским эликсиром, не способствовал сосредоточению внимания. Речь Агны была скучна и неинтересна: бескрылая рассказывала об обычных повседневных делах, периодически прерываясь на всхлипывания и причитания о своем позоре. Большинство собравшихся откровенно тяготились выслушиванием слов бескрылой, лишь изредка оживляясь, когда дракон подкидывал к обычным вопросам вожаков какие-нибудь свои, с каверзной подначкой. Когда же очередь дошла до охотницы, то первые же ее слова произвели на собравшихся эффект холодного душа. Крайзотта заплетающимся языком поведала, что завидует Агне. Что она уже давно бы вызвала бескрылую на дуэль и убила бы ее. Но этого мало! У изгнанницы были любящий спутник и двое прекрасных детей, в ее доме всегда гостило счастье, а жизнь доставляла юной грифине радость. И за это Крайзотта ненавидела Агну! Нет, у самой охотницы был замечательный муж, трое крепких птенцов, она любила свою семью, а ремесло рудознатицы, которым они вместе с мужем зарабатывали себе на жизнь, как нельзя лучше подходило ее душе, принося с собой удовольствие. Но, как же она ненавидела эту вечно смеющуюся, такую покладистую и хорошую “белую курицу”! Нет, Крайзота не могла быть счастлива, пока была счастлива Агна. И просто запустить когти в кишки этой пятнистой мрази было недостаточно! Крайзота должна была опозорить ее, лишить самого дорогого, и только потом позволить умереть… в грязи и презрении, проклятой всеми. И однажды ей представилась такая возможность. Залетев в поисках выходящих на поверхность жил далеко от обжитых мест, Крайзота натолкнулась на молодого черного дракона, пытавшегося намыть себе немного драгоценных камней в ближайшей речушке. Грифине почему-то стало очень жалко неуклюжего монстра, и она поделилась с ним теми камешками, которые насобирала во время поисков. Дракон, обрадовавшийся нежданно свалившимся лакомствам, разболтался с охотницей, поведав той свою незамысловатую историю: Гомс (так звали дракона) был крайне молод, лишь полгода назад покинув родительское гнездо, и сейчас находился в поиске территории для себя. Он уже присмотрел несколько интересных земель, но на них не водилось ни пони, ни грифонов, что сильно обесценивало их в глазах ящера. Теперь же черный совершал еще один разведывательный облет, надеясь, что хоть теперь ему повезет найти “ничейные” семьи поняшек и птицельвов. Правда, Фортуна не спешила дарить юному дракону свое расположение. В ответ грифина поведала ящеру о себе (заодно со смехом рассказав оживившемуся было Гомсу о защитничке своего селения). В благодарность (и из корысти тоже) крылатый монстр помог Крайзотте завершить свои дела, охраняя ее от напастей. В дальнейшем так происходило не раз: Гомс охранял грифину в ее геологоразведывательных походах, а та, в свою очередь, делилась с ним драгоценными камнями и рудами. Во время этих странствий охотница коротала время болтая с драконом, который ловил каждое ее слово. Из этих разговоров Гомс узнал о ненавистной для Крайзотты Агне, которую и предложил втихаря спалить. Охотнице это предложение понравилось, но она отказалась от помощи чешуйчатого чудовища, сославшись на то, что только личная расправа над “белой курицей” принесет ей удовлетворение. Заодно, Крайзотта оговорилась и о колдовских камнях, которые расставил по своим владениям Хаббат. Грифина быстро забыла об этой своей обмолвке, а вот дракон запомнил ее хорошо. Через какое-то время, в одном из походов, Гомс поделился с Крайзоттой мыслью о том, что, на его неискушенный взгляд, для грифона нет ничего хуже публичного позора. В целом, грифина была с этим согласна, начав рассказывать внимательному ящеру о грифоньем кодексе чести. Когда охотница наговорилась и предоставила слово дракону, тот заметил, что раз Крайзотте мало просто убить столь ненавистную Агну, то не будет ли достаточным, если та будет опозорена перед стаей, осуждена близкими и только потом умрет? Охотница отвечала, что такая судьба ненавистной грифины ее полностью бы устроила, но Агна, как это ни тяжело признавать Крайзотте, честная охотница, и никогда не поступит против своей совести. Гомс удивился: но, разве, самой Агне надо поступать бесчестно, чтобы обесчестить себя? разве, нельзя ей самую малость помочь в падении? В ответ грифина гневно вскрикнула, потребовав от юного дракона заткнуть свою пасть и более никогда не говорить ей таких мерзких слов. Гомс извинился, философски заметив, что дракону не понять грифона, а потому не стоит на него сердиться за опрометчивые речи. Но слова ящера накрепко запали в память Крайзотте, неделями мучая ее. Молодой грифине не с кем было поговорить об этом и тем облегчить свою душу – знакомство с черным драконом она скрывала даже от своего спутника, небезосновательно считая, что если такие вести дойдут до Хаббата, то не поздоровится всем, кто знал, но не сказал. Изведшаяся охотница уже дошла до того, что готова была лететь прямиком к Агне, выложить все ей в глаза и тут же вызвать на бой, тем облегчив свою душу и избавившись от свербивших в мозгу слов Гомса — а там будь что будет. Но на это птицельвица так и не решилась. В один далеко не прекрасный день понурая охотница нашла черного дракона и попросила помощи в позорном деле. Гомс, по всей видимости, только этого и ждал, тут же выложив детально проработанный и крайне циничный план. После этого Крайзотта превратилась в добровольную сообщницу дракона. Она сама вызвалась в караван, везущий дань Хаббату. Она же провела грабителя мимо следящих камней и вывела на добычу. Потом, прикинувшись раненой, помогла немногим оставшимся в живых соплеменникам и вместе с ними вернулась домой. В поселении она ложно обвинила Агну, описав изготовленные ею украшения, которые охотница видела на ярмарочном лотке белоснежной ювелира, как плату налетчика за предательство. Когда грифоны вязали растерянную Агну и отрубали ей крылья, Крайзота испытывала настоящий триумф, наслаждаясь криками боли и ужаса “белой курицы”. Но после этого ее жизнь превратилась в непрекращающийся кошмар: грифина ощущала себя предательницей, а кровь соплеменников, которой она замарала себя, не давала охотнице спать по ночам. Крайзотта уже хотела открыться стае, но ее останавливал страх перед тем, как она будет смотреть в глаза своим близким, когда те увидят, во что превратилась гордая некогда охотница. Так что, ее вызывающее поведение на повторном судилище было не бесстрашием, а, наоборот, страхом — Крайзота хотела, чтобы разозленный дерзкими словами Хаббат огнем или зубами положил конец ее мучениям. Гнев и омерзение вызвало у крылатых признание опьяненной зебрским зельем охотницы. Только вмешательство дракона не дало пони и грифонам тут же на месте устроить расправу над Крайзоттой — Хаббат остановил гневающуюся толпу рыком, напомнив собравшимся, что не к лицу охотнику или пегасу (тут дракон уже откровенно насмехался) вредить беспомощному. После чего, схватил обеих еле держащихся на заплетающихся лапах грифин, и унес их в свое логово. Утро встретило глубоко несчастных, мучимых сильным похмельем птицекошек в одной постели, в которую гадкий дракон поместил их специально. Слабость и головная боль не позволили кое-что помнящим из вчерашнего грифинам загрызть друг друга тут же. Да и Хаббат помешал им, поставив свое широкое крыло между слабо возящимися гостьями его логова как бронированную ширму. Чешуйчатый монстр не стал тратить времени даром, а тут же повел рассказ о вчерашнем дне, который во многом был скрыт от когтистых противниц пьяным туманом. Под конец Хаббат поведал о том, что крылатые полностью оправдали Агну, а вот Крайзотте (тут монстр одел на морду свою фирменную гаденькую улыбочку) придется занять ее место. Так потом все и случилось. Раздавленную осознанием содеянного Крайзотту соплеменники лишили крыльев, и изгнали. Позже ее загрызла стая шакалов, когда лишенная крыльев птицельвица совсем ослабла от голода. До этого же Хаббат не преминул поиздеваться над источником своего оставшегося позади беспокойства, изо дня в день дразня голодающую изгнанницу свежим мясом. Правда, униженная и опозоренная грифина не изменила своему гордому нраву, и ни разу не поддалась на подначки ящера, водившего у нее перед клювом сочными кусками на веревке, желая, чтобы птицекошка подпрыгивала за ними, забавляя чешуйчатого монстра. Кстати, спасибо за эту информацию Флаттершай, помогшей интервьюировать пожилого дракона. Агна же, прозванная “Бескрылой”, не могла вернуться к своей прежней жизни: традиции в кланах соблюдают ревностно, а они говорили, что бескрылым в стае не место. Потерявшие крылья грифоны и пегасы должны уходить в родственные семьи “черных когтей”, “бескрылок” или “обязанных хвостов”. Остаться они не могут. Только недавно возвратившей свое звание охотницы (позорное клеймо сородичи перебили, выжжа поверх него еще одно), бескрылой грифине теперь приходилось опять покидать свою стаю. Ее муж, Кляуэ, хотел последовать за ней в одну из семей “грязекрылок”, но Агна отговорила его от этого. Она не желала ради себя жертвовать будущим своих птенцов и своего спутника. А потому, освободила от брачных клятв своего супруга и взяла с него слово, что он найдет себе новую спутницу, которая будет хорошей матерью ее птенцам. Сама же “Бескрылая” не знала, что ей теперь делать. Она сама отодвинула от себя самых дорогих ее сердцу, желая им счастья. Другие грифоны, виновато отводящие при встрече глаза, вызывали лишь воспоминание о боли и унижении. А столь близкое Небо словно насмехалось над прикованной к земле охотницей. В общем, в голову к Агне начали закрадываться мысли о самоубийстве. Которым не было суждено сбыться. Перед самым ее уходом куда-глаза-глядят в поселение явился порядком всех доставший Хаббат. Хитрый ящер как будто знал то, какие мысли кружатся в голове у бескрылой грифины, а потому провел с ней очень необычную для жадного и подлого крылатого ящера душеспасительную беседу. Напоследок же дракон предложил, пока он не впал в очередную сытую спячку, отнести “корнокрылку” туда, где ничто не будет напоминать ей о ее потере и где она сможет начать жить сызнова. Подавленная грифина хотела было уже отказаться, но тут на помощь к дракону подошла ее семья, просившая бескрылую охотницу продолжать жить ради них. В общем, Агна дала слово своему бывшему мужу и птенцам, что не попытается намеренно прервать свою жизнь, а попробует стать счастливой, как и раньше (довольно горькие слова для лишившегося Неба крылатого). Расщедрившийся Хаббат (чтобы дракон кого-то возил! да еще и надолго покидал свою территорию ради этого!) отвез грифину прочь от предгорий, высадив ее в незнакомой равнинной местности, неподалеку от какой-то грунтовой дороги. https://i.imgur.com/ReSbPd8.jpg Лишенная крыльев охотница двинулась вдоль этого пути, вскоре выйдя к небольшому, но ухоженному поселению. Приблизившись к нему, Агна убедилась, что оно населено земнопони, которые вскоре окружили пришелицу, во всю глазея на нее. Нельзя сказать, чтобы грифоны любили земных пони. Скорее уж, большинство небесных охотников презирало “бескрылок” (кроме алукорнов — тех крылатое племя считало почти за своих). Но грифина, вспомнив о своей бескрылости, задавила обычное грифонье высокомерие по отношению к “грязедавкам”, и унижено попросилась на ночлег к земным пони. Те же среагировали совершенно неожиданно для охотницы: еще больше расшумелись, разулыбались и всей толпой повлекли ее в поселения. Так Агна и познакомилась с равнинными земнопони, которые слышали о грифонах лишь из рассказов торговцев. В этой небольшой деревушке бескрылых грифина пробыла недолго: крестьянский труд у нее совершенно не ладился, а вот склонность пришелицы к ремеслам была замечена сельскими лошадками сразу же. Так что, очень скоро вожачка посоветовала охотнице податься в близлежащий город, где ее умелые лапы могли бы действительно пригодиться. В итоге, Агна оказалась в Живце, где смогла прибиться к местному ювелиру, став ее ученицей. Опыт и мастерство грифины позволили ей быстро получить звание подмастерья, но в мастера путь чужестранке быть заказан. Впрочем, это не мешало ее изделиям прославиться чуть ли не на все земнопонячьи равнины. Земнопони, как и все бескрылые, просто обожают украшения и наряды, а сравниться в ювелирном искусстве с грифонами могут ой как немногие. Особенно, с такими птицельвами, как Агна, имевшая талант к этому ремеслу. Нельзя сказать, чтобы отношения гордой и прямой охотницы с земнопони были безоблачны, но честность и умелость пришелицы располагали к себе. А потому, большинство окрестных понек искренне любили бескрылую грифину. Но вот сама Агна тяготилась своею жизнью, изводясь без Неба и скучая по оставшейся где-то в предгорьях семье. Это не могло быть незамеченным в тесном мирке горожанок и окрестных селянок, и, тем боле, это не могло быть оставлено земнопоньками на самотек. Охотницу постоянно пытались подбадривать и вовлекать во все общественные дела, не давая ей замкнуться в себе. Включилась в это дело и мастер Агны, мудрая и проницательная кобыла, поставившая одним прекрасным днем грифину перед фактом, что теперь она занимает должность одного из городских писарей, а также ведает городским архивом. Честь охотницы не позволяла Агне подвести положившихся на нее понек. Так что, негаданное назначение было принято. На что и рассчитывала мастер. Работа в ювелирной мастерской и исполнение обязанностей городского писаря и архивариуса не оставляли “Бескрылой” времени на тоску, погрузив ее в настоящую круговерть забот. Со временем охотница, конечно же, приноровилась к бумажной работе и приспособилась к своему новому ритму жизни — у нее вновь появилось свободное время. Но теперь, как это ни странно, что-то изменилось, и грифина могла снова радоваться жизни. Нет, тоска по Небу и воспоминания о семье время от времени посещали одинокую птицекошку, но теперь Агна могла видеть не только их. А потому, жизнь охотницы наполнилась потерянным было смыслом. Со временем бескрылая грифина пристрастилась записывать все сколько-либо значимые события, свидетелем которых она была или слышала от других. Так появился сборник документов, известный современным историкам как “Летопись Агны”. Эта страсть свела ее с занимавшим чем-то подобным весьма странным понем Юлием, для которого грифина стала бессменным критиком, стоящей над душей совестью и сущим наказанием. В этих документах остались не только ценные исторические и бытовые сведения, но и множество курьезных историй из жизни самой Агны. Так она упоминает, что грифонья диет произвела по-первости просто шокирующее действие на земнопони. Но постепенно те привыкли к кровавым пристрастием пернатой соседки, а небольшая плата за кроличьи тушки сделала ее любимицей местных жеребят, тащивших после “кроличьих дозоров” результаты своих трудов бескрылой грифине. Со временем Агна выдумала очень забавную, на ее взгляд, шутку: тех приезжих пони, которые, как считала охотница, вели себя неподобающе, грифина приглашала к себе в гости, и, так или иначе, скармливала им немного сырого мяса. Само собой, накормленные радушной пернатой хозяйкой поняшки позже испытывали некоторые проблемы с пищеварением, заставлявшие их немало времени провести в думах о вечном. В общем, лишившаяся крыльев охотница прожила долгую и относительно счастливую жизнь среди равнинных земнопони, умерев от старости в 2628 году до Э.Г. Тело грифины было похоронено на кладбище Живца, а ее череп, как завещала Агна, земнопони через торговцев передали в предгорья ее роду, в чьем фамильном пещерном склепе он теперь и покоится вместе с останками остальных Шни.