Mon Ange... – Мой Ангел...

She is made of metal, Her heart is not made of stone. She has his blood in her flowing, Because he created her that way. _________________ Она сделана из металла, Но с сердцем не каменным она. В ней кровь его всегда пылала – Она была такой им создана.

      Темная фигура призраком проявляется из дыма, её не видят, её не преследуют. Да и к чему её преследовать?       Она поправляет скрывающую лицо маску из металла своей рукой в кожаной черной перчатке.       Фигура в черной мантии, развивающейся на ветру крыльями и таком-же черном высоком цилиндре - она не движется как человеческая, она плывет по воздуху легко, призрачно…       Ничего не меняется.       Не меняется уже давно – ночные улицы в газовом свете, спешащие неизвестно куда люди – поверхностно знакомые и совсем чужие, обычные, ничего не значащие…       Фигура входит в небольшой дом из камня и дерева, казалось без всякого звания, но между тем с неброской прикрепленной у самого входа металлической, говорящей не многое, вывеской. Тускло загораются изнутри его окна, спокойным, от чего-то грустным, таинственным светом.       Темный человек, войдя в дом, снимает цилиндр, медленно открепляет надежно закрепленную за левым ухом личину, неспешно стягивает одну перчатку с правой руки и почти срывает другую с левой.       Обнаженный металл сверкнул и исчез под удлинённым краем накидки.       Здесь и сейчас у Фролло было много времени для раздумий.       Дому, под покровом ночи, он мог доверить то, чего не мог бы и при свете луны доверить келье.       Со вздохом он снимает, ослабляя шнуровку, накидку-плащ, расстегивает и сбросив с плеч, вешает в шкаф двубортное пальто, затем рывком отстегнув обжигающе белую среди всего черного колорадку, снимает легкую, не дающую в эту поздне-осеннюю пору никакого тепла, сутану.       Он остаётся так – в белой рубашке, повязывает голубой с серебряным отливом платок на шею, надевает графитно-серый жилет в цвет брюк и бросает взгляд на левое плечо. Как не странно, оно чувствует, как задрался подогнутый, обрезанный коротко рукав. Клод расправляет ткань, опускается на колени и сменяет уличную обувь на практично-элегантные кожаные туфли, некогда шоколадно-коричневые, ныне с левой стороны градиентом уходящие в угольно-черный, опаленные огнём.       Он уходит наверх, не задерживаясь ни на минуту внизу и садится за стол в просторном кабинете-лаборатории. Фролло выдвигает один из ящиков и вытаскивает переплетенный кожей блокнот, вынимает из маленькой металлической вазы карандаш и открывает книжицу на одной из заполненных чертежами страниц, но спустя минуту отбрасывает в сторону и кидает в неё карандаш и закрывает лицо руками.       Из груди вырывается вздох. Он откидывается на спинку кресла, потом опускает руки на стол.       Как он устал…       Устал от всего – от незнакомцев, от знакомых, от людей которым не нужен он и которые не нужны ему, от самой бесцельности всего, от одиночества…       Он опускает взгляд на свою левую руку, сверху прикрытую кожаным ремнем, замкнутым под правой только для того, чтобы ничто не могло повредить ничем не защищенный механизм. Клод несколько раз сжал и разжал металлические пальцы, отдающие серебром и медью.       Он давно привык к тому, что они были такими, но не к тому, что они настоящие, настоящие не потому, что существуют, а потому, что ощущают всё то же, что могли бы ощутить живые, из кожи, мышц, костей и крови.       “Живой” руки не было, и не было довольно давно, но механическая не избавляла его от боли – ударишься ей – будет больно, больно нисколько не меньше, чем если бы всё осталось как было прежде.       Фролло снова сел прямо, достал из стола ещё несколько, друг на друга совсем не похожих по размеру тетрадей и багровый камень, полупрозрачный, каким бывает темный, не огранённый янтарь, камень размером с кулак, горящий ярко, отражая на него попадающий свет.       Клод отчаянно пытался найти того, кто смог бы понять его, кому он мог бы довериться, но так и не смог найти, а все те, кто был ему близок, теперь находились так далеко, что он не стал бы им звонить – не хотел без причины тревожить.       Он так долго, так тщетно искал, что пришел к простой мысли, понял – такого человека не отыскать и проще было бы его создать.

***

      Он долго планировал, рассчитал всё и расставил всё по местам. Он знал свой проект полностью, до самой последней детали, до последней шестеренки…       И вскоре он воплотил в жизнь свой нелегкий проект. Он создал её.       Он создал её, такую живую, такую настоящую, но в тоже время такую нереальную и ещё такую механически холодную. Оставалась ещё только самая малость, чтобы она родилась в этом прекрасном, почти человеческом теле, с почти человеческой кожей, в жилах которого текла настоящая, человеческая кровь.       Клод включил её, легким движением руки коснувшись ещё мало защищённой панели с шифром, сейчас скрытой под большим белым воротником блузы, отделанным кружевом. Прошло меньше минуты, и она задышала, затрепетали ресницы и раскрылись прекрасные глаза.       Он отпрянул – просто не мог позволить себе к ней теперь прикоснуться… Она была так красива, так прекрасна, что он даже не смел нарушить молчания, а она, осмотревшись по сторонам, произнесла:       – Извините, мне не удобно спрашивать, но месье, не могли бы вы подсказать мне, кто я и откуда я здесь? И… как мне лучше к Вам обратиться? Пожалуйста… Отчего вы молчите? – голос ей звучал очень растеряно.       Он ответил лишь на часть этих вопросов, зная – он не сможет сказать ей, где она, чтобы это не показалось уж слишком глупым.       – Моё имя – Фролло, Клод Фролло. Я тебя создал и сейчас просто потерял дар речи от того, что ты так прекрасна.       – А не могли бы Вы показать мне всё вокруг? Могу я об этом просить? Вы ведь не будете против…? – продолжила задавать вопросы она, слегка сменив тему, заметив, что он в самом деле смущен и решив сейчас не спрашивать, зачем он её создал.       – Я не буду против, следуй за мной. – откликнулся он на эту просьбу и покинул комнату.       Фролло показал ей дом и когда пришла пора сказать о его кабинете, откуда и началось это приключение, попросил её быть там осторожной со всем потому, что там много опасного:       – А та комната? Первая, из которой мы ушли, что это? Там очень много интересных вещей…       – Это мой кабинет, там я провожу свои исследования, когда нахожусь дома. А интересные вещи… Большинство из них не безопасно, поэтому там со всем нужно быть очень осторожным. Некоторые из них, к тому же, ещё очень мало исследованы, поэтому последствия взаимодействия с ними могут быть непредсказуемы. Иногда даже что-то очень красивое и блестящее может быть опасно, порой прекрасное умышленно прекрасно, чтобы могло испытать на деле свою силу, оно бывает хитрее всего другого…       – Хорошо. То есть мне туда нельзя заходить?       – Нет. Почему же? Можно, если тебе это угодно, только лучше ни к чему не прикасаться.       – Я не стану! Обещаю!       – Я буду рад, если ты останешься, мой дом может стать и твоим. – произнёс Клод спокойно.       – Мне и действительно хотелось бы здесь остаться, мне здесь очень нравится. – согласилась на его предложение она.       Фролло предложил ей выбор, хотя на самом деле его у неё не было. Куда она могла пойти? Этот большой, не знакомый ей ещё человеческий мир, на самом деле, жестокий, он беспощаден даже к изначальным своим обитателям, что уж говорить о той, кто для него чужая, кому он принадлежит не по праву рождения, а лишь по праву создания…       Он просто не мог ни к чему её принудить и готов был принять любое её решение…       Чуть позже она подошла к Клоду, когда он читал книгу в гостиной, отложив Кубик Рубика, который собирала, сидя в соседнем кресле и спросила:       – Месье Фролло, как меня звать? Ведь у меня, наверное, должно быть какое-то имя…       – А какое имя тебе хотелось бы иметь? Думаю, ты сама могла бы себе подобрать такое, которое тебе лучше всего подходит, такое, которое отражало бы твою личность.       – Я ещё знаю так мало, что мне сложно что-нибудь выбрать. Вы же, должно быть, планировали дать мне какое-то имя. Может быть, если Вы что-то сможете предложить, это подаст мне верную мысль, и я сумею решить.       – Я думал об имени – Агнес потому, что ты так похожа на ангела, но нет этого имени для тебя недостаточно, оно отражает так мало, в то время как должно отразить так много.       – Я благодарю Вас за то, что поделились со мной своими мыслями, но пока мне ничего не пришло в голову, поэтому пока я могу побыть Агнес. Но буду рада, если Вы потом поможете мне найти, то самое, моё имя. – она потупила взгляд и слегка покраснела – она была смущена как он, но в отличие от Фролло не могла никак этого скрыть.       – Хорошо, я обязательно постараюсь. – ответил тот покровительственно и снова открыл прикрытую ранее книгу.       – Я должно быть задаю слишком много вопросов и это очень глупо…       – Нет, это совсем не глупо. Всё в порядке, ведь ты всего лишь хочешь знать больше. Я понимаю тебя.

***

      Несколько дней спустя, разбирая стол, Клод наткнулся на один из чертежей к своему творению, на котором сверху карандашом его рукой было выведено слово “Изумруд” на испанском (он оставил его на бумаге, чтобы не забыть – он хотел проверить, какими свойствами обладает этот минерал и может ли он быть использован в работе над механизмом).       Esmeralda…       Это слово, оно было идеально во всех смыслах – легкое, красивое и таинственное, такое же необычное, как и тот драгоценный камень, который им обозначен – чистый и такой необыкновенно живой, магический и словно бы не настоящий.       – Ты просила, чтобы я помог найти твоё имя. Что на счёт “Эсмеральды”? – спросил он тогда “Агнес”. – Эсмеральда… Я думаю, вы правы – это и действительно моё имя. – она улыбнулась, попробовав слово на вкус и решив, что ей нравится, поиск окончен – так и должно было быть.

***

      Всё шло своим чередом и с тех пор как Фролло создал Эсмеральду, ему стало лучше и проще жить на этом свете – она была для него всем.       Они часто сидели в гостиной, когда он возвращался с работы и не был занят опытами в своём кабинете, и просто молчали. Им не нужны были слова, чтобы понимать друг друга – молчание красноречивей слов.       Она быстро училась всему, чему Клод брался её научить и делилась с ним всеми своими простыми радостями, а для него это очень много значило.       Она была для него ребенком, который многое понимает лучше взрослых и за это он был благодарен ей.       Эсмеральда для своего создателя была великой ценностью.

***

      Клод уходил на работу, оставляя её дома, а она в это время читала книги и иногда рисовала картины (Фролло купил ей краски, ткани, иглы, крючки, спицы и нитки, чтобы она могла попробовать всё и решить, что приходится ей по душе). Он не был против того, чтобы она занималась и чем-то другим, например, работой с металлами и механизмами или готовкой, но просил её делать это только под его присмотром потому, что это было сопряжено с опасностью (однажды она обожглась о плиту, намереваясь вскипятить чайник и он не хотел рисковать). С пряжей у неё пока не очень складывалось, но несмотря на то, что она всегда оказывалась запутавшейся в ней с головы до ног, словно маленький котенок, заигравшийся с клубком, Эсмеральда на самом деле старалась добиться какого-нибудь результата. Фролло поддерживал её во всём и всегда с усталой улыбкой приходил на помощь – выпутывал своё творение, помогал смешивать краски и показывал новые стежки, верно угадывая, что именно в итоге она хотела получить.       Благодаря ей он и сам многому научился и знал, что ещё многому научится. Например, он узнал, как плести сложные косы и создавать замысловатые причёски, ведь прежде ему никогда подобного не приходилось делать и максимум - он заплетал кудрявые волосы Гренгуара, когда тот был совсем мальчишкой и сам ещё этого не умел, а теперь он имел дело с ней.       Он мог долго смотреть на неё, так и не решаясь подойти ближе без видимой на то причины, коснуться её руки или волос…       Пигмалион любил, порой можно было сказать – боготворил свою Галатею, старался дать ей всё, но оградить ото всего и ото всех.       Как бы то ни было, Клод понимал, пусть она не против подобной жизни, он не может держать её вечность птицей в клетке, принцессой взаперти.       Спустя некоторое время, он стал отпускать её за продуктами и просил лишь об одном – чтобы возвращалась – он дал ей ключ также, как давно уж вверил сердце.       Она приходила, возвращалась словно по часам, не задерживаясь нигде, не говорила ни с кем, но всегда обо всём рассказывала Фролло, ведь она была привязана к нему, да и кому ещё она могла рассказать?

***

      Потом, одним вечером, среди всего прочего она поведала Клоду о том, что к ней уже в который раз подходит мужчина, о котором она рассказывала и раньше – мужчина в форме по имени Фебюс и просит её с ним где-то встретиться. Эсмеральда сказала, что он ей понравился и замолчала.       – Ты хочешь пойти и встретиться с ним? – спросил Фролло спокойно, но сердце его ускорило бег – предвещало бедствие.       – Честно – хотела бы. – ответила она и опустила глаза, эмоции создателя она даже сквозь наваждение считывала безошибочно.       – В таком случае, ты вольна идти, только обещай мне – ты будешь осторожна. – попросил её он серьёзно.       – Обещаю. – сказала Эсмеральда и снова приобняла Клода.

***

      Весь следующий день Фролло был сам не свой, он не знал, что ему делать… Клод хотел верить, что вчерашний разговор был лишь страшным сном – простым кошмаром, но нет, никак не мог убедить себя в этом.       С её согласием разбилось его сердце, но он осознавал – Эсмеральда не его собственность, пусть он её и создал, что он должен был её отпустить.       На следующий вечер он вернулся домой и снова оказался совсем один. Оказался ещё в большем одиночестве, чем прежде. Он любил её так, как никогда не любил никого на белом свете и даже сейчас, когда она покинула его, он не мог её возненавидеть, также как не мог забыть. Она понимала его, а он понимал её.       Он нашел её записку, в которой было написано, к какому времени и куда она уходит и что-то подсказало ему – Эсмеральда может быть уходит навсегда.       Хотел бы он, как строгий отец отказать ей, отчитать её – своё чистое, наивное, неразумное дитя, но нет, он слишком любил Эсмеральду, чтобы не считаться с ней, он дал ей наставления, дал выбор, дал советы, которые она могла принять и могла отвергнуть…       И почему только он создал её женщиной, если мог создать мужчиной…

***

      Эсмеральда же встретилась с Фебюсом у кафе, и бравый капитан увел куда-то по вечерним улицам, куда-то туда, где они остались наедине, вдали от всех прохожих. Он спросил её имя, но не сумев произнести его и принять, стал называть спутницу Симиляр, что тогда её мало смутило. Он говорил, что она очень красива и было бы грехом оставить её без внимания и в конечном счёте, приведя её к себе домой стал подходить всё ближе, стал руками мять её хрупкие плечи.       На Эсмеральду нахлынул страх, и она с дрожью в голосе спросила:       – Что Вы делаете, месье? – она старалась отстраниться, но он притянул её к себе и сказал, что ей нечего стесняться, всё идёт по плану, но этот план был его планом, у неё его не было.       Эсмеральда вырвалась из его рук и выскользнула за дверь, благо – та была не заперта. Она бежала, бежала что есть сил, бежала назад, домой, домой к Клоду, который почти уже не надеялся больше, что она снова вернётся.       Она трезвонила в дверь, но в этом не было необходимости, он открыл, казалось бы, ещё за секунду до того, как она нажала на кнопку. Эсмеральда, оказавшись дома сразу же спряталась за Фролло, словно бы кто-то мог найти её здесь, мог догнать, мог навредить. Она не знала никого и ничего надежней Клода…       – Успокойся, я рядом, здесь ты в безопасности. Расскажи мне, что случилось, ангел. Всё в порядке?       Она, ощутив прикосновение его рук к её волосам, почувствовала, что он прав. Опустившись на диван, она рассказала создателю обо всём случившемся, уже не тревожно, отбросив мысль об опасности и о преследовании.       Клод выслушал Эсмеральду и понял на сколько они с ней всё же похожи. В ней текла его кровь и даже та часть философского камня, что служит сердцем в её груди, омывалась его кровью, в том числе тогда, когда была в составе единого целого включена в механизм его руки. Она его плоть и кровь и это не просто слова – это действительность.       – Обещаю Вам, я больше никогда не стану сбегать из дома!       – Не беспокойся, тебе ничего не грозит. – снова поспешил успокоить своё творение Фролло.       Он принёс ей чай и сел рядом.       – А что случилось с Вашей рукой? Давно хотела спросить, но…       – Это – результат неудавшегося эксперимента. В книге были даны не правильные расчёты и из-за избытка одного реагента произошел взрыв. После этого мне и пришлось создать эту руку потому, что не стало прежней.       – А от чего часть её закрыта ремнём? Вы ещё не успели её закончить?       – Да, ты права. Это и действительно так, но мне нужно было закончить другое дело, прежде чем вернуться к этому.       – Какое это было дело? И если я могу об этом спросить – зачем вы меня создали?       – Я должен был создать тебя – ты то самое дело. Ты нужна мне, нужна потому, что кроме тебя никто не может меня понять… Но не будем об этом.       Клод погладил её по голове и заметил, что она слегка дрожит словно от переутомления и уложил к себе на металлическое плечо, чтобы она могла поспать.       – Спи, мой ангел. – шепнул ей он, и открыв книгу стал читать.       Ей ничего не грозило.       Так и бывает в жизни – для одного она: Симиляр – одна из многих, для другого Эсмеральда – одна единственная.       Пигмалион создал свою Галатею, а Галатея приняла Пигмалиона.