Во всем виноват я

Снова мерзкие мужики. Их пять, или семь, или даже десять…у всех свинячьи рожи, из вонючих ртов свешиваются языки в слоистом белом налете, с концов которых капают густые желтые слюни. Они лапают меня своими грязными руками с короткими пальцами-сосисками. Грубо прикасаются к моей груди, так сильно выкручивают соски, что они едва не отрываются, силой засовывают мне в рот свои немытые члены, а в попу… В ужасе просыпаюсь и тяну руку к Диме, который сейчас обнимет, поцелует и успокоит…Но открыв глаза, натыкаюсь на холод и пустую постель. Оглядываюсь по сторонам…его полки в шкафу пустые, а любимого халата, который мы покупали ему вместе, нет на вешалке. Он действительно ушел от меня. Черт, который час? Уже так светло… Смотрю время в телефоне – доходит двенадцать. Похоже, я проспал работу…да и черт с ней. С утра меня всегда будил Дима…он был единственной причиной просыпаться, идти в эту проклятую школу, преподавание в которой не особенно то меня и радовало. Хорошо было, когда он приходил ко мне в кабинет на переменах, когда мы вместе обедали в столовой. Кажется, конца каждого урока я ждал сильнее, чем самый последний двоечник. Теперь мне и близко к школе не подойти, там ведь Дима. Я умру на месте, если хотя бы тень его увижу, не говоря уж о встрече лицом к лицу. Ничего хорошего в жизни не осталось, ни одной причины жить. Меня никто не любил и не полюбит так, как Дима. Все, на что я могу рассчитывать – это в лучшем случае кратковременное увлечение мной и скорейший побег при первом же столкновении с моими расшатанными нервами. А в худшем и более вероятном – секс за деньги. Вот и все, вот и все что я умею – отдаваться всяким извращенцам. Я ведь просто занимаю чье-то место! Эта жизнь, которую зачем-то живу я, она должна принадлежать кому-то другому, более достойному, счастливому, способному, более нормальному! А я этой жизни не достоин. И Димы не достоин. Димочка, любимый мой… Из уголков глаз потекли слезы, неприятно скользнули по ушам и впитались в уже и так насквозь мокрую подушку. Я ведь даже не делал ничего, ничего не хотел! Только позволил Родиону лишнего…Так мне и надо! Я плохой человек! Хороший ни за что не дал бы ему даже прикоснуться к себе! Неудивительно, что Дима не поверил мне, он, видимо, как-то сам догадался, какая я на самом деле шлюха. И про Юрия Геннадиевича наверняка все знает… Ааа, я понял! Он уже давно все знал и просто ждал подходящего момента, чтобы бросить меня. Еще с нашего свидания на крыше все знал. Я, наверное, вообще ему жизнь испортил. И как он только терпел меня столько времени? Из жалости, наверное. А ведь всего этого могло и не быть, если бы я умер. Уже давно мог бы, но вечно кто-то мешает! И Дима в последний раз тоже помешал. Черт, я даже избавить мир от себя не могу, ну что я за паразит! И тут я вспоминаю про свой тайник. Опускаю руку и почти сразу нащупываю на каркасе кровати лезвие, приклеенное на скотч. «Рапира»…такая тонкая и прохладная. Ты то мне и нужна. Я подцепляю ногтем кончик клейкой ленты, она легко мне поддается, и металлическая пластина оказывается у меня между пальцев. Сажусь в кровати, привычно закатываю левый рукав и делаю первый, самый приятный и будоражащий надрез… Раз! И струйка красивого алого цвета потекла по бледной коже в сторону ладони. Пока режу неглубоко, чтобы насладиться процессом. Мой кайф неожиданно прерывает звон ключей замке. Дима? Димочка! Не глядя бросаю «Рапиру» под кровать, вытираю кровь одеялом, одним движением опускаю рукав и в два прыжка оказываюсь в прихожей. Но это не Дима. Это Родион. - Привет, - немного растерянно произносит он, видимо, удивившись тому, как я выскочил. - Это ты? – разочарованно встречаю его я. - Зачем ты пришел… - А ты что, не рад? - Да не очень-то, - отвечаю я, уходя обратно в комнату. Родион, кажется, вовсе не задетый этими словами, следует за мной. - Как-то пусто у тебя стало, - замечает он, оглядывая комнату. - Потому что Дима собрал свои вещи и ушел от меня! - Дааа? – с радостно-удивленной интонацией переспрашивает он. - Да! Это все из-за того…что было между нами вчера. Я не должен был позволять тебе этого! - Ого… - Родион прямо весь просиял. - Что ты улыбаешься? - Да нет…ничего…Слушай, да ладно тебе! Найдешь себе другого Диму, мало их что ли? - Что ты такое говоришь? – ужасаюсь я. – Такого, как он, уже не будет! Он единственный любит меня! Любил… Улыбка с губ брата вдруг исчезает, и его лицо становится каким-то…злым? - А я? - Что? - Разве я тебя не люблю? Его верхняя губа вдруг начинает подергиваться, а ноздри - раздуваться. - Ты…ты – это другое…Ты любишь меня, потому что я твой брат, и мы с тобой пережили много плохого вместе. А Дима… - А Дима вообще от тебя ушел! – Родион не дает мне договорить. – А ты ведь даже и не виноват, если подумать, это я все начал! А он даже не разобрался что к чему и просто ушел, как будто это был предлог! Так он тебя любит, да? Зачем, зачем ты мне это говоришь, зачем еще сильнее ранишь меня? Мне так больно от этих слов, что я молча закрываю глаза и даю волю слезам, которые катятся из-под моих ресниц, обгоняя одна другую. - Эх, - Родион тоже затихает, садится рядом и обнимает меня за плечи. – Ну ладно тебе, что не делается – все к лучшему. В ответ я только мотаю головой. И вовсе не к лучшему, а совсем даже наоборот. - Зато у тебя есть я и я точно тебя не брошу. Да ты и сам это прекрасно знаешь, - и он целует меня в щеку. - Не надо, - теперь я сразу даю ему понять, что мне не нравится то, что он делает. - Аркадий, - он произносит мое имя с придыханием и кладет ладонь мне на щеку. - Перестань! – пытаюсь отодвинуть его от себя, но он только сильнее прижимается и тянет свои губы к моим. – Родион! Я даже не успеваю ничего понять, как он уже сидит на мне верхом, держит мои руки за запястья и с силой прижимает их к постели. - Что ты делаешь? – срываюсь на панический крик. – Хватит, прекрати эти игры! Но для него это, похоже, совсем не игры. Его зрачки расширяются, а вместо добродушной улыбки, которую я привык видеть на лице своего брата, появляется кривая жестокая ухмылка. Вдруг я понимаю, что останавливаться он не собирается, и цепенею от страха. Он лезет целоваться. - Я не хочу, не надо, Родя! Сердце стучит так быстро! Он сильнее стискивает кулаки и до боли впивается ногтями мне в кожу. Снова вгрызается мне в шею, оставляя на ней противную слизь из своих слюней и соплей. А от его напряженного сопящего дыхания в животе завязываются узлы. - Не смей говорить, что я тебя не люблю! - он засовывает свой язык мне в рот. – Значит, это для тебя любовь, этой любовью вы занимаетесь с твоим Димочкой? - Пожалуйста…отпусти…я никому не скажу, клянусь! Он резко отстраняется от шеи, перехватывает оба моих запястья в свою крепкую ладонь и расстегивает свои штаны. - На! На, возьми! Он тычет мне в лицо, и от одного его вида и запаха меня выворачивает прямо на постель. - Фу, какой ты мерзкий! – издевательски посмеивается он. – Ну ладно, я же не тиран какой. Не стану обижать тебя, как твой ненаглядный Димочка. Хе-хе! Не хочешь так – будем по-другому! И рывком переворачивает меня на живот. То, что происходит дальше…однажды уже происходило со мной раньше. Я даже осознанно шел на это, потому что только так мог заработать себе на жизнь. Но одно дело, когда ты изначально себя на это настраиваешь, пять минут терпишь человека, с которым тебя ничего не связывает и потом получаешь за это неплохую плату, и совсем другое, когда ты разбит, переживаешь тяжелейшую потерю и получаешь нож в спину от родного брата, ближе которого у тебя в жизни никого никогда не было. Мне больно. Очень. Первые несколько толчков я еще пытаюсь освободиться, но очень скоро чувства ужаса и безвыходности настолько овладевают мной, что я просто не могу пошевелиться. Это продолжается, наверное, около десяти минут, хотя по ощущениям около десяти вечностей. Закончив, он спокойно одевается, говорит, что вернется позже и уходит, оставляя меня лежать в оскверненной постели. Я осторожно дотрагиваюсь до разорванного отверстия. На пальцах остается грязно-розовая смесь крови и спермы. Я блюю.