Глупость

Тишина ночи прервалась угрюмым сопением с противоположной стороны кровати. — Ты спишь? — Хоук приподнимается на локте, разглядывая напряжённую спину Фенриса во мраке спальни. Она прекрасно знает, что ответ отрицателен, потому и спрашивает. Эльф не отзывается, даже сопение становится тише, он словно замирает под внимательным взглядом, Хоук тяжело вздыхает, понимая, что тот снова мучает себя домыслами и погаными идеями. Вряд ли на этот раз что-то серьезное — прийди воспоминания или накати кошмары, таким спокойным со стороны Фенрис бы не выглядел. Хоук устало улыбается и качает головой, придвигаясь ближе, и вздрагивает, когда тот, будто стараясь провернуть это незаметно, осторожно сдвигается навстречу. Мариан застывает, наблюдая. Одернуть Фенриса и напрямую спросить, чего он добивается, кажется очень простым, но делать этого не хочется, поэтому Хоук молча ждёт, подбирает подходящие слова. Она надеется на единственное — эльф не подскочит и не уйдет, сумбурно и нервно поясняя, почему считает это верным. Хоук поймет, Хоук отпустит, но держаться за эту мысль хочется до конца. Поглощённая раздумьем она в последний момент замечает то, что Фенрис, наконец обернувшись, сверлит взглядом ее в ответ. Они молча смотрят на друг друга в темноте и эльф тупит взгляд, мрак тщательно скрывает краснеющие уши. Его сжирает липкое чувство бесконечного стыда за собственные совершенно невинные и нормальные желания. В темноте кажется, что Хоук смеётся над ним, но она всего лишь расплывается в мягкой улыбке и тянется заправить прядь за острое ухо. Фенрис хмурится и сопит, но не отстраняется от пальцев, легко задевших горящую скулу. Мышцы немеют, он застывает, в который раз не веря, что заслужил, не веря, что такое может быть и в самом деле. Он привык, правда привык, но слишком часто приходят мысли, очерняющие абсолютно все, что происходит. — Все в порядке? — немного взволнованный вопрос звучит слишком резко и Фенрис вздрагивает, кажется, тревожит Хоук ещё сильнее. — Наверное, — почти беззвучно отзывается он, Мариан же не отрывает рук, все так же ласково зарываясь в чужие волосы. Она лежит напротив, слишком живая и желанная, слишком тщательно вглядывающаяся в его лицо, слишком нагло и нежно прикасающаяся. Фенрису хочется раствориться в одеялах, настолько ему одновременно некомфортно и прекрасно. Он порывисто вздыхает, отчего-то не смея поднять взгляда на Хоук, и совсем не смело придвигается ближе. Мариан тихо фыркает, уже рассчитывая, что Фенрис, если не оцарапает, то отстранится и точно уйдёт, но заключает его в объятия. На удивление, эльф не начинает вырываться, а тянет руки в ответ, смыкая их у Хоук за спиной. Она усмехается, даже не надеявшись на такой успех, а Фенрис шумно дышит ей в шею, почти обмирая от липкого ужаса и собственной, казалось, слабости. Ему нужно сказать так много, ему хочется, но он только молчит, мысль за мыслью пропуская то, что хотел. Хоук теплая и невероятно влечет к себе, словно бы воплощая собой безопасность, Фенрис задыхается в попытке что-то сказать — от нее пахнет домом. Сколько бы раз ему не повторили, что он достоин и ласки, и заботы, как и любой другой, он будет ужасаться от очередной мысли — «это все иллюзия, ничего более, ты бы такого не заслужил». Только еле слышный шепот Хоук вырывает из размышлений. Фенрис чувствует себя самым большим дураком на этом свете, прикасаясь сухими губами к ее шее, целуя. Он улыбается, чувствуя, как Хоук в ответ целует его в лоб, — сегодня самым счастливым дураком. И пусть ни мысли, ни страхи ни на секунду не выпускают из своей хватки, сейчас нет ничего важнее такой теплой хватки Мариан. Фенрис шумно выдыхает в ее ухо, заставляя забавно вздрогнуть от неожиданности, и тихо шепчет, что любит, сам вздрагивая от аналогичного, но громкого ответа.