Тёмные воды

День обещал быть тяжёлым. Был октябрьский выходной, раннее утро. Валентин проснулся, разлепил глаза и, щурясь, посмотрел на экран телефона. 6:14 утра. А он так хотел выспаться. Арно громко сопел рядом, закинув на Валентина ногу и натянув на себя большую часть одеяла. Валентин присмотрелся к нему и счёл, что его и пушкой не разбудишь, потому бесцеремонно спихнул его ногу, встал и ушёл на кухню. Кофе в шкафчике не оказалось. Валентин вздохнул. День обещал быть тяжёлым. Заварив дешевый чёрный чай, который он втихаря называл веником, хмуро сел его пить. Чай, ожидаемо, был на вкус как заваренный веник. Как Арно его пьёт? Чаепитие растянулось на сорок минут. Сначала Валентин придумывал эпитеты к венику, потом принёс книгу и плотно в неё уткнулся, спохватившись только когда веник совсем остыл. Теперь его было совсем невозможно пить, но что-то заставило Валентина это сделать. Внутри уже шептали воды. Он медленно встал и вернулся в комнату. Арно всё ещё дрых, теперь уже раскинувшись на всю кровать. Наблюдать за ним было спокойно. Арно вообще выглядел очень милым, пока спал. Ждать его пробуждения Валентин не стал. Тихо собравшись, он взял зонт и вышел на улицу. Небо хмурилось, и он нахмурился в ответ. Обнаружил, что нечаянно прихватил с собой книгу и не взял ключи. Вернулся в квартиру. Такое ощущение, что в этот день вообще не стоило никуда выходить, раз всё шло не так. Но Валентин был упорен и не верил в полосы невезения. Потому он спустился вниз, на этот раз взяв всё, что было нужно, и пошёл к автобусной остановке. Автобус был не лучшим местом для перевозки внутренней пустоты в хрупких сосудах, но идти полтора часа пешком не хотелось. Маршрутка уехала из-под носа. День обещал быть тяжёлым, но Валентин рассудил, что это и к лучшему, что она уехала. Он ненавидел маршрутки насколько вообще был способен что-то ненавидеть. Вскоре подъехал подходящий автобус. Народа было немного, но не было двух соседних пустых мест. Валентин долго не мог решить, что хуже — сидеть вплотную рядом с кем-то или стоять, качаясь на поворотах и остановках и толкаясь с входящими и выходящими. Наконец он рассудил, что сидеть всё же было лучше. Пройдя весь салон, он нашёл пассажира, он которого не несло ни сигаретами, ни алкоголем, у которого не играла из наушников навязчиво громкая музыка, и кто не раскладывался ногами и сумками на полтора сидения. Присев с края рядом, он подумал, что книга бы пригодилась, но он понимал, что будь она в доступе, он бы безнадёжно проехал свою остановку. Автобус тронулся. Валентин попробовал пристроить взгляд как-то так, чтобы он не касался людей, и в итоге уставился в спинку следующего кресла. Автобус встал в пробку. Он проезжал пару метров и снова останавливался. То ли от постоянного дерганья, то ли от волнения стало немного нехорошо. Валентин вздохнул. День становился тяжелее. Тут он спохватился и понял, что не предупредил Арно, что уехал. Вытащил телефон и понял, что очки забыл дома. Надо сказать, Валентин был человеком своего рода уникальным. Умудряясь забывать бытовые мелочи, типа очков и ключей, он никогда не забывал учебников и тетрадей, был изумительно пунктуален и строг в том, что считал значимым. Однако в повседневности он был настолько рассеян, что практически беспомощен. Обычно о мелочах (купить кофе, проверить ключи, надеть ботинки, чтобы не выйти на улицу в тапочках) ему напоминал Арно, но сейчас он бессовестно спал. Подслеповато щурясь, Валентин напечатал: "Уехал навестить знакомого. Буду через два-три часа. В холодильнике оставались макароны, залей их яйцом". Тут он вспомнил, что сам не позавтракал. Что ж такое. Он был вполне уверен, что переживёт три часа без еды, но день это определённо портило. Наконец, автобус доехал до нужной остановки. Валентин вышел на негнущихся ногах, терпя нарастающую дурноту и чувствуя себя переполненным почти до краёв. Идти было не больше десяти минут, но он брёл пятнадцать. Открыл калитку в знакомой ограде, что-то сказал сторожу и прошёл по тропинке. Могила была недалеко от входа. Кто-то уже убрал её, но осенние листья всё равно уже покрыли плиту. Валентин, чуть-чуть дрожа, смел их. Под ними оказалась лежать вопиюще алая роза. Теперь ясно, кто здесь был. Должно быть, он заезжал пару дней назад, ровно в день смерти. Посверлив взглядом розу и даты, Валентин уверенно перевёл взгляд на фотографию. Всё такая же, только немного потускневшая. В горле пересохло. Валентин сглотнул и сцепил руки в замок. Попытался всем своим сознанием переместится в сомкнутые пальцы, чтобы сохранять видимое спокойствие и не тревожить воду, которая уже поднялась выше края, но ещё не пролилась. Плита была такой же чёрной, непоколебимой и зеркальной, как и вода в пруду. Валентин смотрел на своё отражение. Отражение смотрело в ответ. Как вдруг где-то неподалёку что-то зашуршало. Валентин медленно повернулся и увидел бутылку. Она пыхтела и ползла прямо в кучу осенних листьев. Валентин озадаченно моргнул и подошёл ближе. Из горлышка бутылки торчала задняя часть ежа. Судя по её размеру, ещё ежонка. Это было ещё страннее. До соседнего лесопарка было далеко, и, признаться, ежей в бутылках Валентину ещё не довелось встречать. Тем не менее ежа надо было спасать. Валентин беспомощно огляделся. Интересно, сколько еж внутри, а то он может задохнуться. Ничего сподручного поблизости не было. Не понимая, почему он так боится за ежа, Валентин быстро пошёл к сторожу и спросил, нет ли у него чего-то острого. У того нашёлся перочинный нож, и, объяснив ситуацию, Валентин одолжил его. Бутылку вскрыть им не вышло, он только порезался, но удалось её проколоть и расковырять, чтобы ежу было чем дышать. Поблагодарив сторожа Валентин вернул нож и подхватил ежа. Иголки растопырить у него не выходило из-за бутылки, и потому при аккуратном обращении он не кололся. Бутылка при ближайшем рассмотрении оказалась из-под молока. Теперь было ясно, почему ежу потребовалось в неё лезть. На этот раз Валентин быстро дошёл до остановки, успел на автобус и поехал домой. Воды внутри больше не ощущалось, да и не до неё было: надо было спасти ежа. Люди откровенно пялились. С порога Валентин поинтересовался, есть ли дома кусачки. — Есть, а зачем они? — спросил Арно. — Надо разрезать бутылку. От удивления Арно вышел из комнаты и подошёл к Валентину. — Боже, Тино, это что? — Еж в беде. Нашёл его по дороге домой. Неси кусачки и достань из холодильника курицу. — Тино, знаешь что? — М? — Ты бесподобен. Арно рассмеялся и пошёл за кусачками. Валентин постелил на стол ненужное полотенце, положил на него ежа. Арно, что-то радостно вещая, принёс кусачки и с интересом стал наблюдать за тем, как Валентин, боясь поранить зверенка, медленно разрезает бутылку. Еж брыкался, но вскоре стала видна его изумленная мордочка. Валентину он понравился. Отложив кусачки, он ножницами перекусил тонкую перемычку, окончательно освобождая ежа. Тот тут же свернулся и запыхтел, но когда Арно со словами "угощайтесь, уважаемый еж, ой, Тино, какой он классный" выставил на стол блюдца с водой и кусочками курицы, с аппетитом начал вкушать. Когда еж наелся, он недоверчиво посмотрел на людей и, похоже, не мог решить, как ему реагировать, поэтому он немного растопырил иголки, сморщил нос и запыхтел. Но не стремился свернуться или цапнуть за палец. — Знаешь, по-моему, с таким талантом он не выживет, — заметил Арно. — Предлагаю скатать к ветеринару и оставить тут. Ты же любишь ежей? — Да, они симпатичные. А конкретно этого я назвал бы Павсанием. — Это кто? — Средневековый поэт. — А еж тут причём? — Ну, во-первых, я люблю его творчество, а во-вторых... — Валентин достал телефон и нашёл гравюру с портретом Павсания. Тот сурово хмурил лоб. Арно посмотрел на гравюру, на ежа, снова на гравюру, и захохотал. Валентин немного улыбнулся. — Согласись, похож.