Расходный материал

Десять лет спустя.

      Вспышки фотокамер слепят, неприятно бьют по глазам, но рыжеволосая девушка давно привыкла — не первый год в модельном бизнесе. Сегодня на повестке дня фотосессия на обложку популярного журнала, элитный бренд одежды пожелал, чтобы их новую коллекцию продемонстрировала на себе именно Скарлетт.       Девушка неторопливо меняет позы. То кисть ко лбу прижмёт, то ногу на ногу неряшливо сложит, то вовсе развалится в кресле, свесив голову с длинными, прямыми волосами вниз. Новое платье неприятно давило в разных местах, туфли давили на свежие мозоли, но вида модель не подавала. Она привыкла терпеть некоторые неудобства ради шикарных фотографий и щедрой оплаты, то, что обычному человеку покажется невыносимым — Скарлетт стерпит без труда.       Они постепенно меняют зоны фотографий и в конце концов фотосессия прекращается. Необходимый набор фотографий получен, девушка была запечатлена в платье новейшей коллекции со всех возможных ракурсов. Потом самые удачные из кадров отправятся на обработку, дабы на обложке оказалась одно-единственное, неповторимое фото.       Фотографы вслух объявили об окончании, и Скарлетт, дежурно кивнув, отправилась в некое подобие гримёрной. Данная комната специально отведена для наложения макияжа и переодевания в необходимый комплект одежды, а помимо того, в ней же модели могли взять перерыв, прерывая работу на крохотный перекус и банальный скроллинг социальных сетей.       Скарлетт чуть хромающей походкой прошла к двери, надавила на ручку и оказалась внутри, рефлекторно потянув дверь за собой. Первым же делом избавившись от обуви, что так сильно натирала ступни, девушка аккуратно отставила на полку дорогущие туфли и сразу переобулась в мягкие, удобные тапочки, следуя в них по комнате далее. Вторым делом Скар хотела избавиться от платья, ведь фотосессия уже окончена, но в очередной раз встала перед классической проблемой всех платьев — молния на спине. Она шумно выдохнула, понимая, что тот, кто ей застёгивал наряд изначально, сейчас находится в буфете и попробовала решить проблему самостоятельно. Встав на колени перед зеркалом, девушка завела руки за спину, с трудом цепляясь за крохотный язычок молнии. Пальцы заскользили по нему, длинный, свежий маникюр мешал и цеплялся за украшения платья, окончательно выводя девушку из себя. Скарлетт застыла на месте, стараясь совладать с эмоциями и невольно задержалась взглядом на отражении собственного лица в зеркале.       Шрамы в форме креста, которые обещали быть уродливыми и безобразными, сейчас являлись странным украшением на бархатной коже щеки. Их белые полосы по-прежнему рассекали лицо, заметить шрам, оставленный когда-то ужасным человеком, совсем не сложно даже издалека. Магия косметики могла с лёгкостью скрыть недуг, любой визажист мог замаскировать крест так, что никто бы и не догадался о его существовании, но… Именно крест стал её отличительной чертой, той самой особенностью, за которую влиятельные корпорации могли выложить приличное количество денег. Шрам Скарлетт, сразу после окончания всех боёв и воин, стал символизировать для каждого из почитателей свой, особый смысл.       Для кого-то он являлся первым доказательством независимости и целеустремленности всего женского пола, для кого-то олицетворял собой новую, особую красоту, относящуюся к здоровому бодипозитиву, а для кого-то это память о минувших, тяжёлых временах, которую Скарлетт каждый день носит на своём лице.       Ловушка заключалась в том, что рыжеволосая и не могла даже попытаться скрыть шрамы, все вокруг в один голос трубили о том, что это будет неуважением к событиям войны, а как бонус — по той же причине с ней не станут проводить фотосессии. Помимо того, что Скарлетт от природы имела стройное телосложение и весьма симпатичные черты лица. Она, как модель, подкупляла заказчиков и потребителей своей трагической историей, что стала для неё визитной карточкой. В глазах других она, как публичная личность с собственным блогом и парой выпущенных книг, являлась самым настоящим героем.       Носить подобный титул порой непросто, порой, Скарлетт казалось, будто его и вовсе не заслуживает. Каждый раз, когда взор её встречался с отражением, каждый раз, когда она вглядывалась в неровные, белые линии — внутри вспыхивало сразу несколько чувств.       Злость, тоска и страх. Народ считал её героиней, считал, что она достаточно сильна для того, чтобы не жалеть и не бояться воспоминаний. В этом же пыталась убедить себя и Скар, но, зачастую, безуспешно.       Девушка резко оставляет невесёлые мысли, когда светлая, деревянная дверь вдруг открывается. Она хотела было выгнать незваного гостя, побоялась, что в гримёрку мог пробраться один из сумасшедших фанатов, но выдохнула с облегчением, обнаружив на пороге родное, знакомое лицо.       Женщина, крашеная в светлый, дорогой блонд, сейчас застыла на входе с бордовым пакетом в руках, оценивающе проскользив взглядом по фигуре Скарлетт.       Рыжая моментально подскочила с мягкого ковра, по дороге теряя один из тапочек. Бросившись в объятия женщины, она повисла на короткие мгновения на шее, оставила яркий след красной помады поцелуем на щеке и наконец заглянула с улыбкой в глаза, радуясь встрече. — Ты как сюда пробралась? Я думала, что эти ушлепки на ресепшне не пропустят тебя даже под страхом смертной казни, — звонко засмеялась она, игриво закусывая нижнюю губу. Руки женщины обвили талию, а бордовый пакет тихонько бился о бедра рыжей каждый раз, когда она дёргалась в объятиях. — Что ты мне принесла, милая? Я очень надеюсь, что это огромный торт! — Я бы с удовольствием накормила тебя тортом, Скар, но ты ведь сама потом будешь бубнить на меня, — посмеялась в ответ Мэллин, пальцами протеза руки пощекотав девушку в зоне талии. Та быстро отпрыгнула в сторону с громким, звенящим смехом, выставив руки перед собой. — Сегодня у нас в меню только ягоды и безалкогольное шампанское, всё так, как ты привыкла.       Скарлетт с лёгкостью выхватила пакет из рук Мэлл и поставила на кофейный столик у дивана, не торопясь доставать презент. Она чисто физически не сможет съесть хоть что-то, пока корсет новомодного платья так сильно сжимает ребра и живот.       Мэллин давно привыкла к этой роли, на её счету давно не один десяток расстёгнутых и застёгнутых платьев, поэтому она без слов поняла, когда девушка уселась спиной коленями на кожаный диван. Избавившись от солнечных очков на переносице, Мэлл заправила за уши светлые пряди волос и принялась освобождать ненаглядную из плена неудобной одежды. Собачка молнии с лёгкостью опускается вниз, обнажая бархатную кожу спины, а сразу после она избавляет модель и от корсета, потянув длинные, тонкие ленточки на себя. Скарлетт охотно выпутывается из оков платья и неосторожно скидывает его через ноги, одним взмахом отправляя в полёт до открытых вешалок. Наряд стоил как минимум несколько фотосессий, но это никак не помешало рыжеволосой обойтись с ним так, будто это её личная, домашняя вещь.       Модель осталась в одних только кружевных трусиках да чулках, сперва она даже не заметила крайне заинтересованный взгляд со стороны Мэллин. Скарлетт вытягивалась и разминалась, пальцами разглаживая розоватые вмятины на коже. Когда наслаждение немного отпустило — модель подняла голову вверх, замечая похотливый блеск в глазах и хитрую улыбку женщины. Оно и неудивительно, сейчас рыжая в очередной раз предстала в полуобнажённом виде, извивалась и крутилась, будто кошка, снимая напряжение, что со стороны выглядело чертовски грациозно. Скарлетт игриво протягивает пальцы стройной ноги к Мэлл, медленно огладывает ими бедра в свободных, темных джинсах и аккуратно тянет к себе, вынуждая оказаться рядом на диване.       В гримёрку в любой момент могли войти, но это мало волновало девушек. Модель с присущей ей грациозностью перекидывает ногу через колени Мэлл, усаживается сверху и елозит по бёдрам, удерживая зрительный контакт. Женщина не медлит, сдерживаться в подобных ситуациях она практически никогда не могла — Мэлл опускает голову вниз и тихонько, почти невесомо касается округлой груди, вскоре прикладываясь губами к розоватым бусинам сосков. Скарлетт прогибается в спине и беззвучно стонет в ответ, укладывает длинные пальцы на затылок спутницы и вплетается в корни, удерживает, не желая прерывать ласки и медленно двигается бедрами на её коленях, чувствуя, что белое, кружевное белье начинает мокнуть.       Скарлетт всё-таки сама отстраняет её от сосков, но только ради поцелуя. Языки сплетаются в едином танце, влажный, глубокий поцелуй с Мэлл пьянит сознание покруче любого крепкого алкоголя, а кожа становится всё горячей. Рыжая без спросу скользит под светлую, базовую футболку, проходится пальцами по талии и забирается выше, под бюстгальтер, в итоге несдержанно сжав грудь в ладони, получая в ответ случайный, несильный укус. Сердце стучит быстрее, когда Мэлл спускается руками ниже талии, с губ срывается стон, когда её ладонь оставляет звонкий удар на ягодицах, дыхание затрудняется, когда пальцы касаются самого чувствительного места через ткань белья.       Скарлетт одобрительно елозит о горячие пальцы, продолжает целовать, сжимать и извиваться на коленях Мэлл, но та не переходит к решительным действиям. Как бы женщина не была опьянена красотой Скар, она понимала, что за непристойным делом их в любой момент могут застукать. Где-то недалеко, на крючке вешалки, покоился уютный, теплый халат, который так и не оказался на плечах модели. — Ну же, давай хотя бы пальцами, нам и так некогда даже поцеловаться нормально, — умоляющим шепотом звучит голос Скарлетт прямо над ухом Мэлл. — У меня потом ещё три фотосессии до ночи, приду домой — увалюсь спать. Прошу тебя, Мэлл! — Не боишься потом появиться в заголовках новостей? — ухмыляется игриво женщина в ответ, временно прекращая касаться столь уязвимого места. Протез и здоровая рука сжимают ягодицы по обеим сторонам, рыжая продолжает елозить на коленях, но хватка немного сдерживает её. — «Скарлетт, герой войны, трахается с какой-то бабкой прямо в гримёрной!» Вот ведь сенсация будет, — засмеялась она, сразу словив на себе хмурый взор. — Когда это ты успела стать бабкой? — недоверчиво сощурилась рыжая. — Не волнуйся за мою репутацию. Те, кому хочется видеть меня плохой — видят и без сенсаций.       Скарлетт смогла уговорить её, не позволив и далее возражать поцелуем. Рука модели аккуратно скользит вниз, по ровному животу к ремню джинс — ногти цепляются за пряжку, но быстро исчезают, решив сосредоточиться на ином. Заострённый маникюр касается короткими поглаживаниями между ног, Мэлл сдавленно шипит и голову назад откидывает, позволяя рыжей впиться засосами себе в шею.       Здоровая рука Мэллин перемещается вновь на промежность и теперь сразу отодвигает влажную ткань кружевных в сторону, прикоснувшись большим пальцем к клитору. Девушка моментально сбавляет обороты, она расслабилась и размякла в умелых руках, оттопыривая задницу назад. Чувствуя два пальца с короткими ногтями прямо у входа, Скарлетт закусывает губу и сама насаживается, пропускает внутрь, заглушив стон в укусе шеи. Мэлл двигается внутри неторопливо, осторожно, прекрасно понимая какой модель может быть шумной, но останавливается, заметив шаги издалека.       Скарлетт разочарованно мычит, кусает шею сильнее, до боли, призывая к продолжению, но спутница застыла неподвижно. Проходит меньше минуты, прежде чем Мэлл осторожно отсаживает девушку от себя на диван, сама торопливо бросаясь к одинокому халату на крючке. Светлая ткань накрывает собой разгоряченное ласками тело, Скарлетт неохотно кутается в него и завязывает пояс, теперь и сама замечая шаги. Не факт, что неизвестный следовал именно в гримёрку модели, но шанс есть — рисковать Мэллин не хотела.       Дверь ожидаемо открывается, стука перед этим не звучит. На пороге появляется взъерошенный и несколько напуганный менеджер с планшетом в руках и очках набекрень — он застывает на мгновение, а потом оттаивает, понимая, что не застал дам за чем-либо интимным. Мужчина не сразу понял, что совсем позабыл о предупредительном стуке, поэтому тут же поменялся цветом лица, становясь красным, будто помидор. — Извиняюсь, что без стука, я совсем забегался, думал, что не застану вас здесь и что вы уже ушли, мне просто нужно было… — быстро и не слишком разборчиво протараторил он, стараясь восстановить дыхание. — Успокойся, Чарли, всё в порядке, отдышись, — успокаивающе выдаёт Скарлетт, хотя визиту мужчины была совсем не рада. — Чего ты хотел? — Ваш заказчик перенёс завтрашние встречи на неопределенный срок, у них какие-то финансовые трудности, поэтому они не смогут оплатить. — начал он, но был быстро прерван. — Ничего страшного, передай им, что я смогу и за половину оглашенной ранее суммы с ними работать, — махнула рукой она, с деловитым видом поднимаясь с дивана. — Но перенос дел с завтрашнего дня я поддерживаю, у меня и так никаких выходных за последние две недели не было, — выдыхает Скарлетт, невольно бросая взгляд на Мэлл. — Пусть поищут удобное окно в расписании на остальные дни. — Вас понял, Скарлетт, — покорно кивнул он, поправляя очки на переносице. — Завтра вас не беспокоить? — Завтра меня не беспокоить, — согласно кивает она, незаметно, игриво подмигивая женщине. — И будь так добр, покинь гримёрку, мне надо переодеться.       Мужчина удалился сразу, как только его об этом попросили — ему априори не стоило находиться там, так ещё и вина за внезапный визит давила сверху.       Мэлл упала обратно на диван, наблюдая за тем, как девушка действительно начала одеваться. График её нынче крайне плотный и буквально через полчаса модель ждут на новой встрече — продолжения начатого можно не ждать. Женщина скучающе прошлась взглядом по помещению, останавливаясь на бордовом пакете, и решила выложить на стол всё содержимое — иначе Скар совсем о нём забудет. Выложив сперва свежие, нарезанные ягоды клубники в контейнере, Мэлл взялась за пластиковое горлышко детского шампанского, замечая в пакете закрытое письмо.       Выудив конверт из пакета вместо бутылки, Мэлл скептично, ещё разок, оглядела его: украшенное рукописными рисунками, с печатью королевства Тиаридари, а отправителем был никто иной, как сам Иларион Мерингейл — действующий правитель вечно зелёного царства. Женщина виделась с ним всего раз и была смутно наслышана о его дальнейшей судьбе, поэтому ей до сих пор было трудно сопоставить образ запуганного, закрытого юноши с классическим обликом члена правления. — Тебе тут, кстати, утром письмецо одно пришло, — шмыгнула носом она, не решаясь открыть без присутствия Скарлетт. — Кажись, прямиком из хвостато-ушастого королевства, — хмыкнула Мэлл, покрутив конвертом в воздухе.       Скарлетт торопливо оглянулась на то, что женщина сжимала между пальцев. Наскоро застугнув бюстгальтер, она быстрым шагом отправилась обратно к дивану, без страха рухнув на него с прыжка. Рыжая выхватила письмо и стала торопливо, не разглядывая конверт, распечатывать письмо, непривычно сгорбившись от интереса. От бумаг пахло чем-то явно цветочным, концентрированным, будто парфюм, но без ярко выраженного оттенка спирта. В письме, помимо сложенной, желтоватой бумаги, имелся и засушенный цветок, название которого Скарлетт знать не могла. Сперва вытащив цветок, она со всей осторожностью опустила тот на кофейный столик рядом с клубникой, переживая перед прочтением письма.       Насколько она могла знать из различных новостей, обстановка в Тиаридари сейчас более, чем благоприятная, но в сердце всё равно взбунтовалось беспокойство. Вдруг, волчьим опять угрожает опасность, а она пропустила этот факт, бесконечно находясь под вспышками камер?

Приветствую тебя, дорогая Скарлетт. Пишу тебе я, бывший принц и нынешний король Иларион, думаю, ты и так поняла по конверту — я постарался оформить его так, чтобы тебе понравилось. Надеюсь на то, что ты ещё не успела меня позабыть за эти годы, а если уж успела — я о себе напомню. Когда-то давно мы оказались рядом друг с другом в непростой период времени, и хоть этот отрывок своей жизни я не могу назвать счастливым, я всё-таки рад, что смог познакомиться с такой храброй, красивой и умной девушкой, как ты. Я бы не стал отвлекать тебя от мирной жизни без весомых причин, слыхал, что на Северных землях ты теперь очень влиятельная персона — рад знать, что у тебя всё хорошо. У меня тоже всё прекрасно, если тебе стало вдруг интересно, а в связи с этим, я:

От имени королевской семьи Мерингейл приглашаю тебя, Скарлетт, на вечерний бал по радостному поводу.

Какому — не скажу, хочу, чтобы это стало для тебя сюрпризом. И если ты сможешь найти для нашего королевства один свободный вечер, обещаю, мы тебя не разочаруем. Можешь взять с собой спутника, дресс-код свободный…но пышные, длинные платья приветствуются в особенности. Надеюсь увидеть тебя на своём балу, Скарлетт.

До встречи!

С уважением, король Иларион Мерингейл.

***

— Нет, боже, это ведь совсем глухая деревня! Что нам там делать, медведей собой кормить? — возражает Илай. — Дом шикарный, деревня не глухая, а тихая и спокойная! Господи, Илай, ты волчий! Почему ты боишься обычных лесных зверей? — восклицает возмущённо Ульрих.       Супружеская пара и догадаться не могла, что в один прекрасный момент они смогут поссориться на почве выбора нового дома. На улице светлый, солнечный день лета, в квартире стоит неимоверная жара. Вентилятор, столь предусмотрительно направленный прямо на рабочий стол, совсем не справляется и гоняет по комнате лишь горячий воздух. Илай одет в тонкую, летнюю майку и спортивные шорты, а Ульрих и вовсе ходил в одних только домашних штанах, но обоих это едва ли спасало. Шторы закрыты, ровно как и балкон, выйти сейчас туда, на лоджию солнечной стороны, можно смело назвать самоубийством. Если за окном около тридцати градусов, то на балконе не меньше сорока. Жара отнюдь не положительно влияла обоих супругов, они, приняв второй душ за день, задумывались о третьем, холодном, вероятно, совместном. Отросшие ниже плеч волосы Илая собраны в хвост, а редкие, выпавшие из прически пряди прилипли потом к телу. Ульрих же, предпочитая более короткие стрижки, с неудобствами супруга не был знаком. — А как Каролина будет ходить в школу? Ты о ней-то подумал? — устало продолжает спорить Илай. Самец сложил обе руки на стол, а сверху придавил их собственной головой, чувствуя как пот каплями стекает по телу. — Ладно у тебя работа дистанционная, а я? Предлагаешь мне менять работу, да? Без проблем, милый, но кем я должен работать в деревне? Дояркой? Трактористом?!       Ульрих беззвучно, тихо смеётся, пользуясь тем, что муж не может этого видеть. Доводы он приводил и правда весьма разумные, вдобавок ко всему, в деревне может попросту не оказаться хоть какой-то связи, о чём Кручевальд подумал только сейчас. Не будет интернета — он не сможет отправить заказчикам прошлые заказы и не примет новые. Основная часть всего заработка Ульриха сейчас заключается в работе дистанционно, на расстоянии проводятся и всевозможные собеседования, совещания и обсуждения, личный контакт за последние несколько лет требовался всего пару раз.       Ульрих не любил как-либо физически контактировать с другими в такую жару, но всё-таки позволил себе дерзость игриво дёрнуть Илая за хвост. Тот мгновенно опомнился, прижав уши к голове, округлил зелёные глаза и поднял брови — вид крайнего возмущения мужа слишком умилял его. — Ты что делаешь, Ульрих? Детство в жопе заиграло? — обиженно хмурится он, замечая широкую улыбку на лице мужчины. Изогнув вопросительно бровь, он делает резкий выпад вперёд и сам пытается схватить Ульриха за хвост, но тот вовремя парирует движения протянутой руки. — Дай мне хвост, сейчас же! — Тише, тише ты, — пытается успокоить мужчина. Он успевает не только отразить атаку на собственный хвост, но и полностью парализовать противника, сковав оба запястья крепкой хваткой рук. Илай сопротивлялся, брыкался и пытался вырваться, но позже сдался, понимая, что борьба сейчас вызывает только жар. — Вот и молодец, — хвалит Ульрих, наклоняясь и оставляя поцелуй на макушке супруга промеж ушей. — Я бы посмотрел на тебя в роли доярки, Илай, но ты прав, деревня не вариант. — То-то же, — фырчит недовольно он, с позволения мужа освобождая руки. Двигая обратно стул к рабочему столу, он хватился за мышку, вновь открывая список объявлений. — Нам ведь и не надо что-то огромное и многоэтажное, достаточно гостиной и спален для нас с тобой и Каролины, — пожимает плечами он, открывая объявление с адресом на окраине города. — Как тебе этот? Одноэтажный, со всеми удобствами, бассейном во дворе и зоной барбекю. — Мне бы не хотелось переводить Каролину в другую школу, сам ведь понимаешь как сложно адаптироваться в новом обществе, — пожимает плечами Ульрих, наблюдая как самец листает фотографии. Сейчас приёмная дочь в школе, у обоих заслуженный, совместный выходной, а из-за жары они не могут даже уединиться друг с другом спокойно. — Может, зря я затеял всю эту историю с домом? Здесь, в соседнем подъезде, неплохую трёшку продают, нам втроём будет за глаза…       Илай выдыхает, откладывая мышку в сторону. Жара и не думает спадать, одежда насквозь пропиталась потом и даже сидеть в кресле сейчас проблематично. Самец поднимается с места, стараясь как можно незаметнее отлепить ткань шорт, прилипших потом к пятой точке, и следует до холодильника за единственным спасением, ждущим их в морозильнике. Достав оттуда два пломбира в стаканчике, Илай без сил поковылял обратно, отправляя броском мужу мороженое. Ульрих поймал, хоть и рефлекторно сдавил в кулаке, распечатал упаковку и жадно откусил целый кусок эскимо. От такого зрелища у Илая свело челюсть: осознание, что мужчина просто взял и впился в нечто ледяное с присущей ему кровожадностью, заставило зубы заныть от фантомной боли. Он, в свою очередь, просто и спокойно открыл упаковку, вернувшись на своё место, аккуратно откусив вершину, рассасывая мороженое с шоколадом во рту.       Какое-то время они молча листали варианты нового жилья, рот был занят и теперь им не до горячих споров. И когда Ульрих уже доел свою порцию, Илай находился где-то на половине. Ожидаемо мороженое стало таять в условиях неимоверной жары, от того кусок шоколада с толстым слоем ванильного пломбира оказался прямо на шортах Илая, что заставило второго сдавленно захихикать.       Ульрих остановил мужа в желании сейчас же избавиться от недоразумения — он перехватил обе руки Илая, встретившись с ним взглядом, а сразу после решил опуститься на колени, дабы слизать сладкое, растаявшее нечто с ткани на паху лично, языком, глядя глаза в глаза. Мужчина сперва затупил, в шоке округлился взглядом и пронаблюдал как острый кончик языка практически коснулся ткани, лишь потом остановил, схватив за подбородок. — Уль, от меня сейчас пасёт хуже, чем от уличной собаки, — выдыхает невесело Илай, заглядывая в зелёные, растерянные глаза. — Может быть, нам стоит ещё разок сходить в душ? — Может быть и стоит, — хмыкнул самодовольно тот, неторопливо поднимаясь на ноги. — Каролина придёт через полтора часа.       Ульрих и опомниться не успел, как уже лично снимал с мужа перепачканные шорты на коленях в ванной. Мужчине нравилось заигрывать с ним, нравилось видеть лёгкий румянец на щеках от собственной, хищной ухмылки и нравилось то, как он каждый раз уводил взгляд куда-то вверх. Душ они также примут вместе, именно за этим самцы здесь и собрались, но Илай всё равно подозрительно краснел и смущался, будто подобное происходит у них в первый раз. Ульрих не стал придавать реакции особого значения, сразу, как только помог избавиться Илаю от одежды — разделся сам, ни капли не стыдясь явной эрекции.       Первым в душевую кабину вошёл Илай, вторым делом зашёл и Ульрих, начиная деловито настраивать воду. Парень любил по-горячее, он мылся практически в чистом кипятке, когда как Ульрих предпочитал более прохладные температуры. Со временем им удалось найти золотую середину, но выставлять её каждый раз казалось настоящим испытанием — то одному холодно, то другому горячо. Ульрих был так занят делом, что не заметил, как Илай позади забрал особенный флакончик с верхней полки.       Вода почти настроена, остался всего один, ювелирно тонкий поворот вентиля крана. Ульрих зачесывает мокрые волосы назад пятерней пальцев и пытается закончить настройку, но слышит прямо за спиной знакомый щелчок флакона, моментально оборачиваясь на звук. — Сейчас, подожди секунду, я закончу, — предупреждает он, ожидая, что флакон протянут ему. — Вода всё ещё горячая, чтоб её…       Илай спокойно кивает в ответ с подозрительной ухмылкой, а мужчина не придаёт этому особого значения. Поворачивается обратно к стене, касается пальцами вентиля, но чувствует, как парень позади начинает близко-близко прижиматься. Рука Илая, мокрая от потоков воды, касается возбужденного члена мужа и тот не сдерживает одобрительный выдох, упирается предплечьем о стену, принимая нетерпеливость, но вдруг понимает, что прямо между ягодиц об него трётся чужое возбуждение. Ульрих пытается отстраниться от стены, повернуться лицом и выяснить причину, но тот не унимается — прикладывается губами к шее позади и постепенно делает движения как руками, так и бедрами, с лёгкостью проскальзывая и по плоти в широкой ладони, и промеж подкаченных ягодиц. Кручевальд старший напрягается, он не может сопротивляться напору супруга, однако, понимает к чему всё ведёт. Рука исчезает с члена и за спиной слышится характерный звук, Илай не только открыл смазку, но и выдавил её на ладонь, сдабривая ею не только собственный член, но и промежность самца. — Илай, ты… — недоверчиво отзывается Ульрих, поворачивая только голову. — Я думал, что мы с тобой договорились… — В этот раз не будет больно, я обещаю, — нежно шепчет тот, не забывая поставить точку укусом мочки уха. — Расслабься и доверься мне, не всегда же тебе быть сверху.       Ульрих упирается лбом в светлую кафельную плитку. Он не привык быть в пассивной позиции, бывал в ней только с Илаем и то пару раз, которые мужчина с трудом мог назвать удачными. Виной всему общее напряжение и непривычность или Ульрих априори не был создан для такого — загадка, которую Илай так хотел разгадать. В этот раз мужчина действительно расслабляется, старается доверить парню самое дорогое и нежное, что у него только есть: аккуратно выгибается перед ним и прячет лицо в предплечье, ожидая дальнейших действий.       Илай не упустил подготовку пальцами, которая теперь далась мужчине намного легче, а только потом перешёл к главному, не забывая ласкать мужа и спереди. Как и любой самец, Илай имел весьма внушительный размер, привыкнуть к которому получится далеко не сразу, но именно сейчас Ульрих не почувствовал резкой боли в момент проникновения, лишь непривычную давку изнутри и пьянящее чувство вкушения запретного плода. Он всегда был большим, сильным и грозным, всегда старался руководить, а теперь, к сорока с лишним годам, прошибает спину перед тем, кто младше и слабее. Кручевальд закусывает губу, подавляет стон и тактически игнорирует вопрос о самочувствии, стуком пальцев о кафель намекает на то, чтобы тот не оставлял начатое.       Уже через каких-то несколько минут по ванне разносились новые, другие стоны, те, к которым бедные соседи самцов ещё привыкнуть не успели.       Кручевальд без сил, в одних только боксерах, свалился на кровать. Он мог бы отдать многое, лишь бы лицезреть каждый день столь сияющую, довольную улыбку на лице Илая, но как представлял, что подобное может происходить регулярно — внутри начинал буйствовать необъяснимый стыд. Ульриху понравилось то, что в этот раз между ними случилось, ему стыдно признаться даже самому себе, но это так. Не жара теперь больше всего тревожила самца, а возбуждение, которого в итоге стало только больше. Илай заметил присутствие каменного стояка мужа и не стал лишнего возникать, несмотря на то, что в результате он неплохо вымотался — он решил довести дело до конца. На плечах его лёгкий, домашний халат, прикрывающий голое тело, а в глазах хитрый, неугасимый огонь, что так привлекал Ульриха. Илай вернулся в спальню со знакомым, наполовину потраченным тюбиком смазки. — Нет, на ещё один заход я не готов, дорогой, — предупреждает беспокойно Ульрих, кратко махнув рукой. — Скоро придёт Каролина, как мы ей это объясним? — У нас ещё есть полчаса, — хитро блеснув глазами отвечает Илай. — Это не то, о чём ты успел подумать.       Как бы Ульрих не крутился, Илай всё равно седлает бедра, неторопливо стягивая белье вниз. Халат спадает с плеч, открывая взору мужчины все достоинства Илая, тот мягко проводит кончиками пальцев по своей груди и подбирает тюбик с постели, с присущей только ему страстью в глазах и жестах смазывая достоинство старшего.       Самец наклоняется вниз, вовлекает мужа в горячий поцелуй, а там, снизу, неторопливо направляет головку члена прямо к кольцу мышц. Несколько ловких движений, что помогли смазать обилием густой жидкости с плоти и вход, как плоть полностью, одним махом бёдер, проникает в разгоряченное тело Илая. Звучит давно знакомый этим стенам стон, самец оторвался от поцелуя, но не отстранился от губ — простонал прямо в них, прикусывая свою, нижнюю до крохотной ранки. Бурые уши Илая прижимаются к голове, хвост задирается кверху и тот готовится двигаться на внушительном размере мужа, как вдруг они оба слышат поворот ключа в входной двери.       Самцы сперва таращатся друг на друга, а потом на часы. Ещё полчаса, уроки должны были закончиться через полчаса, а там и минут пятнадцать на дорогу до дома — как так могло получиться?       Илай слезает с бёдер мужчины и торопливо подбирает домашний халат, накидывает его обратно на плечи и туго завязывает пояс, пулей вылетая в коридор. Сам Ульрих действует чуть медлительнее, не может сразу отойти от процесса: натягивает обратно белье и чуть хромой походкой достигает шкафа, выуживая оттуда домашние, пижамные штаны в клетку. Он наводит на голове подобие порядка, пальцами зачесывает назад каштановые волосы перед зеркалом и отправляется туда же, куда и муж — в коридор, встречать приёмную дочь, что так рано вернулась со школы. — Последний урок отменили значит, — скрестив руки на груди, произносит Илай, прижимаясь к стене коридора. — А не прогуляла ли ты его часом? Что мне скажет твой классный руководитель, если я ему сейчас позвоню? — Ну пап, нас правда отпустили! — обиженно заявила десятилетняя девчушка. — У нас последним была физкультура, учитель заболел, а поэтому нас и отпустили! Хочешь — звони классухе, я правда не вру!       Ульрих, с крайне помятым и раскрасневшимся видом, оценивающе оглядел дочь. Каролина уходила в тщательно поглаженной силами Илая, чистой школьной форме, в юбке со складками, белой рубашке да пиджаке, а вернулась без пиджака и в заляпанной чем-то жирным рубашке. Коленки светлых, теплых колготок, к слову, также оказались испачканными, а шерсть бурого хвоста местами слиплась от чего-то сладкого. От двух аккуратных косичек, что Илай старательно заплел ей утром, не осталось ничего, кроме растрёпанного хвоста. Вероятно, ему и не стоило тратить на это время, но самец так хотел, чтобы дочь выглядела не хуже остальных, что подходил к утренним сборам со всей ответственностью.       Разноцветные, детские глаза смотрели на Илая с запредельной честностью, когда тот взялся за телефон. Самец быстро набрал цифры на экране, что сопровождалось знакомыми звуками, и нажал на кнопку вызова, не прекращая сверлить дочурку внимательным взглядом. И, спустя несколько гудков, ему удалось вывести Каролину на чистую воду. — Ладно, ладно, твоя взяла! Я прогуляла! — сознаётся она, моментально уронив взгляд в пол. Руки девочка скрестила за спиной, хвост её беспокойно гулял за спиной, а глаза сделались крайне виноватыми. — Не звони ей, пожалуйста. У нас весь класс прогулял! Что в этом такого, это ведь всего-то физкультура, не какая-нибудь математика! — И что, ты просто взяла и прогуляла вместе со всеми? — на выдохе спрашивает Илай, окидывая дочь осуждающим взором. — А если все пойдут прыгать с крыши — ты тоже пойдёшь, да? — Илай, — сдерживая смех, решил вмешаться Ульрих. Он стоял совсем рядом, прижимаясь плечом к стене, и с упоением наблюдал за такой классической, бытовой ситуацией в семье. Нередко Илай напоминал ему сварливую, человеческую женщину, разве что бигудей на голове да половника в руках не хватало. — Прогуляла и прогуляла, чего уж теперь. Физкультура это и правда не самое главное в жизни, особенно последним уроком, когда все уже устали. — Вот позвонят нам со школы — сам будешь с ними разговаривать! — недовольно фыркнул Илай, гордо задирая нос. — Я объясняться не буду! — Не будешь, не переживай, — покачал головой Ульрих, возвращая взор к девочке. — Чего столбом застыла? Идём обедать, голодная небось.       Каролина быстро кивнула, пулей исчезая в направлении кухни. На самом деле, как успел прочитать по лицу Ульрих, Илай вовсе не имел никаких претензий касаемо прогула — просто он сам стыдился и боялся, что дочь сможет понять причину, по которой двое приёмных родителей такие растрёпанные и красные лицом. Он пытался скрыть, отвлечь внимание от их внешнего вида в пользу выдуманных претензий, старался сделать так, чтобы девочка, полностью поглащенная чувством вины, не смогла заметить некоторых особенных деталей в виде отцов.       Илай всё ещё не отошёл от процесса, хоть и возбуждение практически полностью покинуло его. Между ног влажно от смазки, тело ноет над прерванным актом, а в голове витают похотливые фантазии с Ульрихом в главной роли.       Девочка быстро уселась за стол, доставая из кармана новенький телефон. Мужчины подарили его на день рождения и успели крепко об этом пожалеть, ведь теперь практически всё, чем была увлечена Каролина, существовало в маленьком куске стекла да пластика — реальная жизнь её уже не увлекала так, как прежде.       Ульрих неторопливо наложил спагетти с фаршем, подогрел в микроволновке и подал к столу вместе со стаканом апельсинового сока. Девчушка неохотно поковыряла те вилкой, съев буквально одну десятую из содержимого тарелки и смело заявила им о сытости. — Дак ты ведь не поела совсем! — возмущённо заявляет Илай, вновь скрестив руки на груди. К этому моменту он уже надел домашнюю одежду и начинал снова изнывать от жары за окном. — Давай доедай, я для кого готовил? — Кстати, вам пришло какое-то странное письмо, — вдруг сменила тему она в надежде на то, что это сможет отвлечь внимание мужчин. Фокус срабатывает, Илай замолкает, а Ульрих и не открывает рта, озадаченно склонив голову в бок. — Сейчас принесу, подождите!       Каролина уносится прочь, обратно в коридор и возвращается с действительно специфическим конвертом. Протянув его в первую очередь Илаю, девочка с интересом пронаблюдала за открытием письма, удивляясь детальным узорам и рисункам, что полностью покрывали конверт — они явно нарисованы вручную. Ульрих, вниманием которого вынужденно обделила девочка, также подошёл к Илаю — знакомый запах чувствовался издалека. Тот, кто отправлял послание, хорошенько постарался над тем, чтобы бумаги впитали в себя самые чарующие ароматы. Илай округлил глаза и начал читать вслух:

Приветствую вас, дорогие Ульрих и Илай Кручевальд. Как вы могли догадаться, пишу вам я, давний знакомый Иларион, нынче занимающий пост короля Тиаридари. Я знаю, что между нами были некоторые вопросы и недомолвки, которые мы с вами так и не смогли разрешить. Если вам интересно, то я уточню, что зла на вас я давно не держу и считаю, что каждый из нас заслуживает второго шанса. Сожалею, что прежде вы не могли спокойно проживать на моих землях, но таковой была воля моего отца — я не мог оставить его решение без внимания.

Мне немногое известно о вашей судьбе, но, к счастью, мне доложили о том, что нынче вы проживаете на землях Эльрунга. Говоря на чистоту, я успел соскучиться по вам, хоть и знал вас так мало. Пишу я не просто так, это письмо является приглашением на мой первый, королевский бал. Вы, Ульрих и Илай Кручевальд, официально приглашены гостями на вечерний бал по крайне торжественному поводу, какому именно — не скажу. Несмотря на всё, мне бы хотелось видеть вас обоих в столь знаменательный день, а также вновь повидаться с юной Каролиной — она уже совсем большая, да? Мне до сих пор не верится, что она смогла появиться на свет, до сих пор радостно за то, что вы смогли стать ей хорошей семьёй. …у неё ведь всё ещё нет ушек, да?.. Надеюсь, что вы сможете выкроить для меня и королевства один вечерок. С нетерпением жду вас на балу, до встречи!

С уважением, король Иларион Мерингейл.

***

      Фирнесер мирно заканчивал очередную лекцию в столичном ВУЗе Эльрунга. Занятие шло спокойно, впрочем, как и всегда — местное заведение в большей мере избавлено от необходимости постоянно блюсти порядок и тишину, студенты были в силах и сами понять, что преподавателя стоит слушать. Вдобавок ко всему, покладистости студентам добавлял тот факт, что их учитель информационных технологий является ветераном войны со степенью инвалидности. Ещё с начала работы о нём ползли разного рода слухи, многие пытались выяснить точные обстоятельства, при которых, с виду, совсем юный эльф, был вынужден навсегда потерять зрение.       Эльф полностью адаптировался к жизни «без света» и сейчас слепота не приносила практически никаких неудобств. Пара заканчивалась, она была последней на сегодня, а это означало только одно: скоро он вернётся в прохладную квартиру с кондиционером и наконец избавится от удушающей жары. Какими-то газетами он обмахивал вспотевшее лицо и периодически промакивал кожу салфеткой, стараясь не подавать виду о неудобствах. Скорее всего, студентам сейчас не лучше, чем ему самому, но увидеть этого Фирнесер, естественно, не мог.       Звенит звонок и студенты постепенно собирают вещи. Фирнесер не задавал домашнего задания, не считал нужным нагружать своим предметом ещё и дома, но каждый раз просил повторять пройденный на паре материал, предупреждая, что в случае наличия непонятных тем он может объяснить ещё раз и куда подробнее.       Уходящие учащиеся прощались с преподавателем, так было заведено. Каждый, кто шел на выход, не забывал попрощаться, именно таким образом Фир мог понять, что аудитория полностью опустела. Всего в конкретной группе тридцать человек, из них четверо отсутствуют, а соответственно, должно попрощаться ровно двадцать шесть человек. Где-то на двадцать четвертом Фирнесер сам стал неторопливо собирать вещи, дождался двадцать пятого, выложив сумку с бумагами на стол, но так и не обнаружил двадцать шестого. Ею должна являться молодая и крайне одарённая эльфийка, именно её Фир так и не услышал, начиная вслушиваться в звуки аудитории. — Шелли? Ты не доделала задание? — спрашивает в темноту перед глазами эльф. — Если ты не закончила — можешь сделать всё дома, потом зачитаешь мне на следующей паре. Ни к чему задерживаться самой и задерживать меня.       За годы, что он прожил в новых условиях, слух Фирнесера сильно обострился. Он, зачастую, чётко слышал практически все беседы соседей дома, без труда мог услышать шепот на последних партах и чувствовал настоящую боль из-за слишком громких звуков. Эльф прислушался как полагается и обнаружил, что упомянутая Шелли сейчас стоит у первой парты второго ряда, нерешительно переминаясь с ноги на ногу. Её однокурсники уже ушли, вероятно, именно этого она и дожидалась, оставаясь молчаливой тенью в просторном кабинете.       Фирнес поправил непроглядно черные, круглые очки на переносице и выдохнул, присаживаясь на край своего стола прямо напротив девушки. Он безошибочно определил её местоположение и «смотрел» именно на неё, скрестив руки на груди. — Протяните, пожалуйста, руку, — просит тонким голоском юная особа, приподнимаясь с парты и наклоняясь вперёд.       Фирнесер делает так, как его попросили, хоть и опасается где-то в глубине души. Юная студентка точно не станет делать что-то выходящее за рамки разумного, в этом преподаватель был уверен, но что-то внутри всё равно автоматически било тревогу.       В протянутую ладонь вкладывают небольшой, ощутимо щедро сдобренный сладкими духами листочек, на котором специально выдавлены точками слова для слепых. Специфическому алфавиту Фирнесера научили в первый же год, сейчас эльф без труда, на ощупь читает любые документы, написанные таким языком. Зачастую, его не утруждали необходимостью заполнять тонны бумаг и априори возиться с бумажной работой, всем этим он мог заниматься дома, за личным компьютером с озвучиванием каждого действия, а клавиатуру он и без того помнил наизусть. Девушка не поленилась и специально выдавила на обычном листе следующее:

«Вы мне очень нравиться и мне бы хочу, вы меня куда-то пригласить.»

      Фирнесер не сдерживает улыбки, а потом и смеха. Неудивительно, что девушка написала желаемую фразу с ошибками — склонения это отдельная тема в изучении языка слепых, которую она, естественно, не изучила. Смысл понятен с первого раза, это плюс, старания студентки Фирнесер сразу оценил по достоинству, ведь немногие могли так заморочиться. Однако, что касается самого смысла содержания… Преподаватель не горел желанием заводить какие-либо отношения на рабочем месте, тем более с молодыми студентками. Они хоть и были поголовно совершеннолетними, но умственно уступали сильно. О чём говорить сорокачетырехлетнему эльфу с эльфийкой двадцати трёх лет?       Фир протягивает листок обратно, когда успокаивает смех. Сейчас он начал понимать, что мог показаться слишком грубым и бестактным, когда смеялся над рукотворным признанием и приглашением — это и предстояло исправить. — Прости, ты написала с парой ошибок и меня это рассмешило, — объясняется Фирнесер, убирая обе руки в карманы строгого пиджака. — Я не могу принять твоё приглашение и твои чувства, Шелли, стоит помнить, что я твой преподаватель и старше тебя в два раза.       Девушка не желает сдаваться и совсем не понимает отказов. Она аккуратно вытаскивает руку эльфа из кармана, тот поддаётся, но весьма неохотно. Эльфийка, пользуясь моментом растерянности мужчины, зажимает кисть между ладоней, позволяет почувствовать собственное тепло, гладит и осторожно сжимает, вскоре убирая только ту руку, что накрывала сверху. Фирнесер чувствует, как мягкие, нежные губы касаются тыльной стороны кисти и тут же вздрагивает, внутри что-то ощутимо сжимается и ёжится, а сердце ощутимо отбивает ритм в груди.       Не только слух стал острее по мере жизни со слепотой, повысилась также и чувствительность тела, которое от малейшего соприкосновения с чужим теплом было готово распасться на молекулы. Фир чувствует её губы, распознает каждую маленькую трещинку на них и знает, что на губах её есть лёгкий блеск, что следом остаётся на гладкой коже. Растерявшись, он не сразу додумался до сопротивления, эльф позволил поцелую повториться, что автоматически вогнал опытного преподавателя с многолетним стажем в краску, будто какого-то прыщавого подростка. Он отдернул руку, убрал её обратно в карман и прижался пятой точкой к краю собственного стола. — Не делай так больше никогда, — возмущённо бубнит Фирнесер, отворачивая голову в бок от наглой собеседницы. — Я на рабочем месте и здесь я только работаю, времени на романы со студентками у меня нет. Найди кого-то своего возраста, Шелли. — Ну пожалуйста, всего одно свидание! — в надеждах умоляла она. — Одно свидание, только одно! Если вам не понравится — я больше никогда к вам не подойду и не буду вас тревожить по вопросам, не относящимся к учёбе! — продолжает Шелли, кажется, падая перед эльфом на колени в своих капроновых колготках. — Вы мне нравитесь с первого курса, правда! Как только я вас увидела, я… Я! — вскрикивает и прерывается она, не в силах подобрать нужные слова. — Или у вас уже есть девушка? Если есть, то я… — Нет у меня никакой девушки, — фыркает Фирнесер, наклонившись к девушке и аккуратно похлопав по плечу. — Встань с колен, Шелли! Что подумают другие, если увидят тебя здесь в такой позе?! — Значит, у вас есть парень, да… — как-то автоматически делает выводы эльфийка, неохотно поднимаясь на ноги. — Ну, если вам и правда нравятся парни, то я… — Боже мой, какие парни, чё ты несёшь, — срывается вдруг Фирнес, звучно хлопнув себе ладонью по лбу. На него нахлынули неприятные воспоминания, из-за чего слова девушки сами по себе стали для него унизительными. Он до сих пор не мог забыть пережитого, хоть и возвращался к кадрам прошлого куда реже. — Мне никто не нравится, меня не интересуют какие-либо отношения, — выдыхает спокойнее он, скрестив руки на груди. — Шелли, давай ты просто… — Здесь есть мой номер телефона, — протягивает вновь бумажку она. — Сейчас вы меня отвергаете, но потом, может быть, передумаете. Даже если иные мысли придут к вам посреди ночи — позвоните мне, звук на телефоне у меня всегда включен.       Фирнесер тяжело вздыхает, всё-таки принимая клочок бумаги из рук студентки. Кажется, будто в ином случае она не отстанет, а если он хочет как можно скорее оказаться дома — придётся пойти на некоторую хитрость. Записка ни к чему его не обязывает, он не позвонит ей сам и не напишет, времени на личную жизнь у преподавателя практически нет и он этим фактом полностью доволен. Всё, что его сейчас интересует, содержится в компьютерах, все увлечения и хобби, работа и общение — в интернете, реальный мир нынче для него практически не существует, если исключать успешную карьеру. Изредка и к эльфу закрадывались мысли о какой-нибудь подружке, но они быстро улетучивались, когда он вспоминал об огромных тратах на женщин и необходимость выяснять отношения по любому пустяку. Для удовлетворения низменных потребностей у эльфа есть рука и парочка игрушек, что прекрасно справляются со своим назначением. Возможно, ласки девушки и были бы чем-то лучше одинокой мастурбации под порноролики, но… Слишком большая цена за столь незначительное удовольствие. — Хорошо, я подумаю до следующей лекции с вашей группой, — сдаётся эльф, заранее зная свой конечный ответ. — Вряд-ли мой ответ изменится, но я обещаю, что подумаю над твоим предложением. — Спасибо, Фирнесер! — радостно вскрикивает девушка, подпрыгивая на месте. — Я обещаю вам, если вы согласитесь на свидание — вы не пожалеете! А если расскажете о своих вкусах в девушках, то я… — Тебе не надо подстраиваться под чьи-либо вкусы, Шелли, — качает головой категорично преподаватель. — Если тебя не принимают такой, какая ты есть — тебе не нужна такая пара. — Вы такой мудрый, Фирнесер! — восторженно восклицает она, шумно хлопнув в ладони. — Позвоните мне обязательно, хорошо? Я буду ждать вашего звонка! — протараторила она, на прощание умудрившись одарить эльфа поцелуем в щёку. Сразу после этого эльфийка унеслась прочь, дабы не получить за свою маленькую шалость. — До свидания и до встречи!       Фирнес проморгался в попытках понять то, что сейчас произошло. Юная студентка унеслась, а эльф не успел и слова проронить вслед — не поругать, не выказать недовольства и не наказать. Уже поздно, та мчится радостная по коридорам в сторону гардеробной. Преподаватель качает головой в пустоту, сейчас в аудитории точно остался только он и куча бумаг, которые ему предстояло отнести в учительскую. Сразу после этого он сможет пойти домой, вызвать такси, которое полностью оплачивает ВУЗ, и наконец принять душ, в котором он так нуждался после пяти пар в душной аудитории без кондиционера.       Стараясь выбросить странное поведение студентки из головы, Фирнесер направился по изученной давно дороге до учительской. В руке его трость, которая помогала прощупывать дорогу впереди, а в другой сумка со всеми документами, которую и предстояло опустошить на рабочем столе. Как эльф и мог предположить, учительская после пар кишила такими же преподавателями, как он сам, ещё на подходе к двери он слышал разговоры коллег, что неустанно обсуждали минувший рабочий день. У кого-то студенты сбежали с пары, кому-то стало плохо, кто-то просто крайне плохо себя вёл.       В стенах учебного заведения хватало различных слухов и сплетен, они касались не только самих учащихся, но и преподавателей, что умели иной раз поднять пыль со дна. Кто-то мог забеременеть, кто-то придти на занятия пьяным, а кто-то и вовсе, как произошло буквально недавно — заняться сексом прямо в аудитории. Фирнесер решительно не понимал коллег в такие моменты, но мнение своё предпочитал держать при себе.       Как только Фирнес вошёл в учительскую, он сразу поприветствовал коллег, они ответили тем же. И всё продолжалось так, как обычно, эльф также, как и всегда, молчаливо разбирал бумаги по стопкам на столе, не участвуя в разговорах, пока присутствующие не заметили розоватый, блестящий след на бледноватой щеке ветерана войны. — Ой, Фир, неужто ты себе подружку завёл? — спрашивает один из мужчин, со всем интересом разглядывая едва заметный след. — Расскажешь нам о своей избраннице, а, Фирнес? Весь ВУЗ думал, что ты импотент, а тут оказывается, что… — С чего ты взял? — строго и недоверчиво отзывается Фирнесер, не поворачивая головы от документов. Он чувствовал присутствие коллеги где-то неподалеку, потому и старался отойти чуть в сторону, подальше от источника звука. — Импотент значит, да… Занятная у меня репутация сложилась. — У тебя на щеке след от помады, — отвечает сразу тот, пару раз ткнув себе же в щеку, будто слепой собеседник сможет увидеть его жест. — Это не помада, а блеск! — возражает одна из женщин-преподавателей, упирая руки по бокам. — Видишь, след блестящий и бледный! От помады он бы остался намного ярче! — Как будто я хоть что-то понимаю в ваших женских штучках, — недовольно ворчит тот, скрестив руки на груди. — Помада, блеск, ой. Какая вообще разница?       Фирнесер понял где прокололся слишком поздно, сейчас, стирая проклятый след чужой влюблённости с щеки, эльф вновь покрывался краской смущённого возмущения. Он не обижался за репутацию импотента, неудивительно, что коллектив начал так считать: пока все между собой выясняли отношения, сходились, расходились и беременели — Фирнесер мирно просиживал годы за компьютером и избегал участия в каких-либо сплетнях. Такую тактику ему порекомендовал психотерапевт, к которому эльф ходит почти десять лет, этой тактики Фир охотно придерживался, и раньше не имея особого желания встревать в бурную жизнь окружения. Теперь он стал первой причиной для обсуждений, ведь новость о возможном любовном интересе непреступного преподавателя звучит для остальных как настоящая сенсация. Сенсацией это являлось и для Фирнесера, что с самого начала осознанной жизни причислял себя к рядам стопроцентных асексуалов. Асексуальность не включала в себя полное отсутствие интереса к какому-либо из полов, разумеется, но после пережитого в периоды войны Фир осознанно решил полностью отказаться от каких-либо романтических взаимоотношений. Эльф закрылся в себе и там же чувствовал себя вполне комфортно, не нуждаясь в чьём-либо присутствии. — Признавайся, кто она? — раздался женский голос где-то недалеко, где-то слева. Фир повернул голову в сторону источника звука и поправил очки, пытаясь с ходу подобрать слова. — Ну же, Фирнесер! Нам ведь интересно, ты о нас знаешь всё, а мы о тебе — ничего!       Если бы мог, эльф бы закатил глаза, но вместо этого он только недовольно фырчит. Выуживая из кармана пиджака чуть смятый листок, он протянул его любопытной женщине, не надеясь на то, что она сможет прочесть содержимое. Пока присутствующие с любопытством ощупывали записку, стараясь найти в интернете расшифровку, Фир спокойно убрал бумаги в стол и готовился покинуть сей балаган. Учительская после пар хуже ямы со змеями, здесь сплетен больше, чем во всём ВУЗе, помноженном на два. Преподаватели не дураки, быстро смогли прочесть послание, а от того и замолчали, озадаченно уставившись на владельца записей. — Шелли с третьего курса, кажется, группа А-315, — сдался Фирнесер, прижавшись пятой точкой к краю стола — в такой позе он всегда чувствовал себя защищённым. — Вручила мне это и слёзно умоляла пригласить себя на свидание, — качает головой он, потирая сосредоточенно переносицу. — Я отказал ей. Надеюсь, что впредь высшие силы избавят меня от её чувств. — Шелли с третьего?! — воскликнули практически хором преподаватели. — Та самая, что модельное метится? Да она же сказочная красотка, Фир! — сперва выдаёт одна из женщин, а позже замолкает, осознавая суть сказанного. Какой бы внеземной богиней студентка не являлась, Фирнес всё равно не сможет оценить её по достоинству. — Точно, точно, прости. У неё, знаешь, такие… Длинные, светлые волосы. Натуральные, как говорят, и не такие, как у большинства эльфов, а светлее! Большие голубые глаза, пухлые губы и ровный, курносый нос…я не удивилась, что она хочет в модельное — с её внешностью по подиумам расхаживать, немудрено, что за ней весь ВУЗ бегает! — Ввиду некоторых особенностей, я не могу и не хочу судить кого-либо по внешности, — гордо заявляет эльф, интуитивно задирая нос. — Какой бы она там ни была, её образ не будет для меня отличаться ничем от любой другой, самой обычной эльфийки. — У неё третий размер груди, — с ехидным хихиканьем отзывается один из мужчин. — В таких бы лицом утонуть и… — Райнер, постыдись, она же наша студентка, старый ты балбес! — тут же воскликнула преподавательница в ответ. — Глаза у неё красивые, Фир, правда, ты бы видел — будто в душу смотрит своими бледно-голубыми зрачками! — У меня нет времени на женщин, — на выдохе произносит устало Фирнесер.       Напор коллектива угнетал, ответить им грубо он не мог, но и соглашаться с их мнением не горел желанием. Образ в голове вырисовывался просто сногсшибательный, однако, без полноценного знания личности, он практически ничем не привлекал эльфа. Третий размер груди для него совсем не аргумент, а вот умение находить темы для разговора и их поддерживать… Может быть. — Да и к тому же, у нас с ней двадцать один год разницы! Когда я уже во всю жил взрослую жизнь — она пешком под стол ходила, это ни в какие ворота! — Фирнес, ты до сих пор выглядишь так, будто тебе лет девятнадцать, — фырчит обиженно одна из женщин, вопросительно выгибая бровь. Она права, за минувшие десятилетия на лице эльфа не прибавилось ни единой морщинки — подобное явление настигает их расу только после ста лет жизни. — Попробуй пообщаться с ней, вдруг повезёт! Это, конечно, не наше дело, но мне кажется, что из вас выйдет отличная пара. — И почему вас так волнует моя личная жизнь, — обиженно бурчит Фир, устало вздыхая раз за разом. Он практически сдался и уже начал раздумывать над положительным ответом, рассматривая варианты дальнейших встреч.       Может быть, сначала стоит пообщаться с ней в каком-нибудь кафе? Выпить кофе, как все нормальные эльфы, пообщаться и узнать друг друга получше. А может быть, лучше сразу проверить её в деле? Эльф на секунду задумался о том, чтобы вообразить себя настоящим альфа-самцом, затащить бедную, влюбленную студентку сразу в постель и прощупать всю ту неописуемую красоту, о которой так заливают остальные. Мысль о принуждении юной особы к соитию с собой сформировало тугой ком отвращения где-то в животе, фантомной болью скрутило всё внутри будто в наказание и эльф быстро отказался от затеи.       Тогда, может быть, просто пообщаться с ней дистанционно какое-то время? На безопасном, так сказать, расстоянии… Через простую переписку не будет видно смущение, которое Фирнесер неминуемо испытывает рядом с любой особью женского пола.       Может быть, в этом есть смысл. Может быть, ему давно пора начать строить личную жизнь, отпустить события десятилетней давности и начать двигаться дальше, к формированию нового семейного древа, которое практически полностью уничтожила война. — Ладно, — сдаётся окончательно Фир. — Наберите её номер для меня, если вам не трудно.       Эльф протянул разблокированный, личный телефон вперёд и его из рук сразу забрали. Цифры набрали в считанные секунды, через мгновение Фир уже прижимал к щеке экран смартфона, слушая волнительные гудки. Девушка ответила спустя три гудка, запыхавшаяся и взволнованная не меньше, чем сам Фир, она сразу приняла предложение поужинать завтра после пар, кое-как сдерживая радостные визги. Сам разговор происходил по громкой связи из-за настойчивых уговоров коллег, уж больно интересно им было пронаблюдать за всем ходом событий.       Фирнесер размышлял исключительно о необходимости продолжения рода. И хоть в действительности ему не сильно хотелось заниматься чем-либо подобным, что в последствии принесет потомство, но при одной только мысли исчезновения собственного рода Фирнесер чувствовал, как с небес на него смотрит толпа покойных родственников.       Когда-то их было много, братья, сестры, дяди, тёти, бабушки и дедушки с обеих сторон — к сегодняшнему дню никого нет в живых. Фир последний, кто мог продолжить семейное древо, единственный, кто мог не позволить собственной фамилии умереть вместе с собой. И если девушка действительно хорошая, то, казалось бы… Почему нет? Какой из него получится отец, если учесть, что травмы прошлого тревожат его по сей день? Фирнесер планировал посоветоваться об этом с личным психологом-психотерапевтом.       Вернулся домой он ближе к вечеру, на улице успело стемнеть, а жара в значительной степени отступить. По дороге Фир захватил различных вредностей к вечернему прослушиванию очередной книги — единственная замена фильмам и сериалам, — а также забрать из почтового ящика письмо, мысленно потешаясь над отправителем. От чего-то Фир полагал, что тот, кто отправил ему это письмо, даже не догадывается о его слепоте. Таких случаев было уже огромное множество, такие письма эльф откладывал в отдельный ящик, пользуясь позже помощью зрячих коллег для прочтения вслух.       Эльф отложил письмо на кухонный стол, а сам отправился на долгожданную встречу с прохладными потоками воды да пенной мочалкой. Весь костюм, разумеется, отправился в стирку, потом пропитались не только подмышки белой рубашки, но и спина с шеей, что предположительно оставило неприятные, желтоватые следы на ткани.       Сразу после душа эльф включил на колонках книгу, неторопливо сообразил себе простенький ужин, подогрев порции готовой еды, и сел за кухонный стол, размеренно поглащая пищу. Все его мысли были заняты только юной эльфийкой Шелли, встреча с которой назначена исключительно благодаря коллегам. Он не успел узнать о ней даже крупицу личной информации, как уже представлял и печалился тому, что никогда не сможет увидеть собственных детей, разве что только почувствовать. На тему минусов отсутствия зрения Фир также беседовал с психологом, на что та его заверила, будто нет дороже связи, чем духовная и осязаемая. Глаза могут врать, сказала когда-то она, а сердце будет честным до конца. На вопрос «как видеть сердцем» женщина не ответила, лишь сдавленно хихикнула в кулак, быстро уходя от темы.       Фирнесер вспомнил о существовании письма только тогда, когда о нём заговорили в колонках. Главный герой книги как раз приступил к чтению важного письма, содержание которого зачитывал спокойный, четкий голос рассказчика.       Эльф прошёлся ладонью по стеклянной поверхности стола и без труда нащупал конверт, чувствуя на нём многообразие замудреных узоров, а когда Фир поднёс конверт к носу, то почувствовал сладкий, чарующий запах трав и цветов, испытывая непривычное дежавю. Аккуратно вскрыв конверт, Фир первым же делом огладил подушечками пальцев плотный лист бумаги, проверяя на наличие специальных точек — и, к великому удивлению, он их обнаружил. Тогда он сосредоточенно стал вчитываться в содержание, проговаривая всё вслух:

Приветствую тебя, дорогой Фирнесер. Очень надеюсь, что не допущу ошибка ошибок в моём послании, ведь я впервые в жизни пишу на столь особенном языке. Я рад попробовать себя в чём-то новом и твои собратья эльфы помогли мне в написании письма, разбираясь в данном языке намного лучше. До чего дошёл прогресс!

В начале хочу сказать, что крайне признателен тебе за всё, что между нами было. Мне не приходилось, к сожалению, иметь с тобой более тесный контакт, ты всегда казался мне весьма закрытой и неприступной крепостью. Твои слова, сказанные в трудный момент, действительно мотивировали меня когда-то — ты был груб со мной и принципиален, но говорил именно то, что мне было необходимо в тот момент, без лишних розовых соплей.

От лица действующего короля Тиаридари хочу сказать, что я рад знакомству с таким сильным, умным и мудрым эльфом, как ты. Я считаю, что ты смог вложиться в достижении победы и мира не меньше, а то и больше остальных — сожалею, что в результате тебе пришлось потерять много важного, поверь, я потерял не меньше.

Завтра вечером в Тиаридари состоится бал по радостному случаю, а в связи с этим: Я, Иларион Мерингейл, приглашаю тебя, Фирнесер, быть почётным гостем на моём королевском балу.

Очень надеюсь, что ты, уважаемый преподаватель Эльрунга, найдёшь время на моё мероприятие. Я постарался пригласить всех, кто так или иначе участвовал в войне, поэтому о недостатке знакомых лиц можешь не волноваться.

Буду с нетерпением ждать тебя, Фирнесер!

С уважением, король Иларион Мерингейл.

— Алло, Шелли?.. — виновато произносит Фирнесер, прижимая телефон к уху. — Нам придётся перенести завтрашнюю встречу. Продолжение рода опять откладывается на неопределённый срок.

***

      По какому-то совершенно чудесному стечению обстоятельств в Тиаридари оказалось не так жарко, как в Эльрунге. Температура воздуха в начале мая достигала оптимальных двадцати градусов, лёгкий, прохладный ветерок колыхал зелёные листочки на деревьях, а к моменту семи часов вечера всё ещё не стемнело.       Гостей встречали на границе не на каретах, к которым так привыкли бывшие военные, а на настоящих машинах эльфийского производства. К счастью, через густые леса давненько проложили полноценные дороги вместо протоптанных копытами коней тропинок, поэтому путь можно смело назвать вполне комфортным.       Никаких насекомых, никакой жары, диких, лесных зверей и прочих недоразумений. Жара стояла не только в Эльрунге, но и какое-то время в Тиаридари, что позволило близлежащим болотам не выходить из берегов продолжительными ливнями. Благоприятная погода для мероприятия подбиралась лично учёными метеорологами Тиаридари, дабы всё прошло без единой заминки.       Первыми во двор королевского поместья прибыли Ульрих, Илай и их приёмная дочь Каролина. Народа к тому времени собралось немерено, среди них самцы могли легко различить знакомые лица. И всё же, семейство Кручевальд не торопилось заводить диалоги со старыми знакомыми.       Некоторые, а если быть точнее, многие из них — бывшие пленники борделя «Поцелуй волчицы», их Кручевальды признали издалека. К счастью, опознать Ульриха и Илая в толпе спустя десять лет не так просто, ведь старший успел слегка прибавить в весе и морщинах по лицу, а Илай наоборот набрать массы и стал больше отдавать предпочтение коротким стрижкам. Сейчас они выглядят в равной степени как самцы, разница наблюдалась разве что в росте — Илай чисто физически не мог побороть эти десять сантиметров упущения с обычными самцами.       Специфической внешности девочка неминуемо привлекла к себе внимание. Её волосы темно-русые, а не шоколадно-каштановые, как у всех, уши у неё не на макушке головы, а как у людей, под волосами, да и хвост имеет причудливый перелив от тёмного к светлому. Её глаза разные, один карий, а другой зелёный, но Кручевальды давно привыкли к особенностям Каролины и уже не замечали разницы с остальными.      Девочка не могла менять форму, не выпускала клыки да когти к десяти годам, а что касается течек, присущих всем самкам… Мужчины полагали, что её момент ещё не настал.       Кручевальды не желали заходить в поместье без сопровождения знакомых лиц, поэтому и уселись на ближайшую лавочку в украшенном кустами цветов да статуями саду. От главных ворот до распахнутых дверей входа была разноцветным камнем вымощена дорожка, по которой периодически проезжали как машины, так и повозки. Неудивительно, что некоторые так и не смогли перестроиться под новый лад, многие коренные жители Тиаридари по сей день предпочитали повозки и лошадей, нежели железные и совсем непонятные им коробочки на колёсах. — Вы говорили, что ушки есть не у всех, — обиженно заявляет вдруг Каролина. Её светлое, длинное платье едва развевалось под прохладным ветром, пушистая накидка, что закрывала обнаженные плечи и ключицы, сейчас надёжно защищала девочку от холода. — У них у всех есть уши! — Мы говорили тебе, что ты особенная, — с лёгким смешком отзывается Илай, подзывая жестом рук к себе возмущенную дочурку. — Ты не похожа на нас, не похожа на них. Ты — исключительна в своём роде, у тебя есть то, чего нет ни у кого! — продолжал пояснять самец, аккуратно поправляя залаченные локаны прически девочки. — Я бы на твоём месте гордился. — Думаешь, что других совсем нет? — скептично хмыкнув, вмешивается Ульрих. Мужчина закинул ногу на ногу и полностью откинулся на деревянную спинку скамейки, наблюдая за окружением. — Каролина, сходи, посмотри что там за цветы, — вдруг выдаёт Илай, указывая на дальний куст в королевском саду. Поместье и его территория практически не изменились с приходом технологического прогресса, разве что свет во дворе стал питаться электричеством, а не маслами и свечами. — Я хочу посадить такие цветы у нас на балконе. Сорвёшь мне один листочек?       Каролина, как и ожидалось, легко переключилась с насущных проблем на нежно-голубые бутоны цветов, чем-то похожих на розы. Куст выглядел и правда занятно, найти нечто подобное на Эльрунге практически невозможно, несмотря на активную торговлю между странами.       Илай двигается ближе к мужу и теперь говорит в полголоса, прикрывая рукой губы, дабы никто не смог даже зрительно узнать их тему разговора. Самец до сих пор сомневался, что их примут с распростёртыми объятиями здесь, если узнают о прошлом. Устраивать конфликты на тему былых времён не было никакого желания, испортить вечер Илариону будет непростительным проступком с их стороны. — Насколько мне известно, из бордельных самок смогла родить только Элизабет, — тихо пробубнил Илай, глядя не на собеседника, а на дочь, что радостно плясала вокруг бледно-голубого куста цветов. — Все остальные либо погибли, либо успели дождаться помощи от Эльрунга с абортом. Помесь человека и волчьего — настоящее чудо, но, боюсь, среди чистокровных волчьих ей придётся совсем непросто. Я надеюсь, что этот вечер пройдёт для неё спокойно. — Не боишься, что он пройдёт неспокойно для нас? — посмеивается без намёка на стыд Ульрих, склонив голову в бок. Бурые уши гордо стоят, хвост редкими взмахами тихонько отбивает четкий ритм по поверхности скамейки. Он также, как и Илай, переживал за отношение других, но в первую очередь беспокоился не о себе, а о семействе.       Ему бы не хотелось услышать этим вечером парочку гомофобных высказываний и разного рода обвинений. То, что обидит его больше всего, будет заключаться в прошлом роде деятельности Илая и физических особенностях Каролины. — Вдруг, принц… Король Иларион вызвал нас сюда для показательной казни. — Ты совсем головой не думаешь? — удивлённо восклицает Илай, скрестив руки на груди. Уши мгновенно прижались к голове, а зелёные глаза подозрительно прищурились. — Чтобы Иларион был на такое способен? Ты в своём уме?

«Ты, бесчувственный садист и убийца, женился на бывшей дешёвой проститутке и забрал себе ребенка-уродца, от которого хотели избавиться!»

«Ты, предатель и грязный изменщик, променял свою семью и дом на задницу больного самца, ты пошёл против природы!»

«Ты думаешь, что после всего, что ты сотворил с нами — ты заслуживаешь прощения? Будь наша воля, мы бы твою старую задницу пускали по кругу, как ты поступал с нами в случае непокорности!»

«Твой бордель стал нашим личным адом. Ты, старый, грязный насильник, долгие годы наживался на наших мучениях! Ничто не сможет компенсировать нам всех травм, что ты нанёс, желая заработать побольше бездушных бумажек.»

«Ты бросил Синта на растерзание, сбежал, как последний трус, к бордельной давалке.»

«Ты продал сына короля за пару месячных выручек борделя, он мог умереть, но не умер, и в этом нет твоей заслуги.»

«Ты не заслуживаешь счастливой жизни, Кручевальд, всем стало бы намного лучше, если бы ты умер.»

      Ульрих закрыл лицо руками, стараясь унять навязчивые голоса в голове. Никто не косился на них, более того, никто их и не узнал, но мужчина всё равно терзался муками совести втрое сильнее, чем в обычные дни. На самом деле, ему до сих пор снились кошмары с событиями прошлого, сны, в которых он раз за разом безжалостно отправлял сородичей на смерть, сны, в которых от жалобных криков ужаса и боли начинали болеть уши. Сны, где он вновь и вновь покидал Синта, привязанного к дереву.       Сообщать о своей проблеме Илаю он не хотел, держал подобные переживания глубоко в себе и старательно подавлял, всеми способами выкидывая из головы. Ульрих считал, что теперь нет никакого смысла переживать о том, чего не вернуть и не изменить, но кошмары побороть никак не мог.       Вот и сейчас навязчивые мысли полностью затмили сознание мужчины. В такие моменты он чувствовал, будто находится в центре круга всех тех, кому он когда-то навредил. Из этого же круга на него осуждающе, мёртвыми, пустыми глазами на окровавленном лице смотрел Дирк. Сондер младший явно не заслуживал того, что с ним попытались сделать целых два члена семьи Кручевальд. — Ты чего завис? — обеспокоенно похлопал по плечу Илай. К тому моменту Каролина успела вернуться не только с листочками, но и цветком с куста. За это девочка неминуемо получила очередную лекцию о сохране природы от Илая, а злополучный цветок с коротеньким стеблем стал служить новым украшением светло-бежевого платья. — Смотри, а там не Скарлетт ли случаем?       Ульрих переводит рассеянный взор с мужа на роскошную иномарку, через открытые окна которой виднелись огненно-рыжие, прямые волосы. Как верно предположил Илай, из машины, на высоких каблуках, вышла сама Скарлетт, а её сопровождала явно человеческая женщина в строгих, блестящих ботинках. И если рыжую девушку они успели хоть немного узнать, то женщину, лицо которой уже начало покрываться мимическими морщинами, никто из Кручевальдов знать не мог.       Первым к Скарлетт отправился Ульрих, что был знаком с ней задолго до битвы на заводе. Он до сих пор удивлялся тому, как девушке удавалось обводить его вокруг пальца, как она продолжала оказывать помощь всем бордельным, прикрываясь образом безжалостной суки, что пришла позлорадствовать. Он никогда не мешал её визитам, изредка помышлял о горячей ночи и никогда не углублялся в подробности того, что именно Скарлетт делала на территории борделя. Жена командира специальной армии — как-либо ограничивать её свободу передвижений и действий было себе дороже. — Скарлетт, давно не виделись, — издалека машет рукой Ульрих, стараясь натянуть на поникшее лицо как можно более правдоподобную улыбку. — Ты тоже получила приглашение от прин…короля Илариона?       Скарлетт, как и стоило ожидать, сперва не признала счастливое семейство Кручевальдов. Взявшись с женщиной под локоть, поправляя пышную юбку ярко-зеленого платья, она недоверчиво, может быть, даже высокомерно, оглядела высокий силуэт самца. Они не виделись около девяти лет, а то и больше, Эльрунг без проблем принял самцов на свою территорию, но народ особой любви к ним не питал. В любом случае, у них не было даже парочки удачных тем для разговора, особенно после смерти Кастиэль, которую все переживали чертовски тяжко.       Взгляд зелёных глаз девушки перемещается с Ульриха на Илая, а оттуда — на растерянную, напуганную девочку Каролину. Именно благодаря её присутствию Скарлетт смогла узнать в самцах старых-добрых Ульриха и Илая, необычную парочку, что встала на путь исправления. — Тьфу, это ты что-ли, Ульрих! — махнула рукой она, выпуская хватку с Мэлл. Не раздумывая, Скарлетт кинулась в объятия сперва к Ульриху, затем к Илаю, а потом остановилась напротив юной Каролины, что так старательно пряталась за спиной младшего из мужчин. — Привет, Каролина! Ты, вероятно, меня совсем не помнишь. Я — Скарлетт, давняя знакомая твоих родителей! Будем знакомы, — произносит с добродушной улыбкой она, протягивая руку с длинным, свежим маникюром девочке.       Каролина предпочла проигнорировать чужую руку, она окончательно скрылась за спиной Илая и нервно завиляла хвостом. — Прости её, она не так часто встречается со вниманием кого-то незнакомого и взрослого, — на выдохе поясняет Илай, нежно поглаживая девочку макушке головы. Он был знаком с девушкой совсем немного, рыжая приходила к нему пару раз в бордель, разговаривала, выясняя чем может помочь и удивлялась тому, что он совсем не хочет сбежать из царства разврата и похоти. Илай был единственным, кто работал на Кручевальдов на полностью добровольной основе и имел особые, щадящие условия. — Рад снова тебя видеть, Скарлетт. Познакомишь нас со своей спутницей? — Ох, точно! — взмахнула эмоционально руками она, оглядываясь на молчаливую Мэллин за спиной. Подтянув её за локоть к себе, Скарлетт приобняла женщину за талию и прижалась щекой со шрамами к пышной груди. — Это моя Мэллин, мы познакомились с ней во время перестройки Северных земель! Раньше она работала на врага, но не была ему до конца предана, поэтому с лёгкостью изменила мнение в конечном итоге. Мэлл рассказывала мне, что когда-то смогла помочь самому Илариону, когда тот ещё являлся принцем! — задорно повествовала она, не забыв оставить на щеке упомянутой яркий, красный след помады. — Она очень хорошая, вы бы знали насколько! Такая добрая, милая, сладкая… — Скар, завязывай, — с неловким смехом прерывает её Мэлл.       Илай нахмурился, окидывая оценивающим взором силуэт женщины. Кого-то она ему очень сильно напоминала… Кажется, самцу уже приходилось общаться с кем-то подобным ей, но совсем недолго. Наряд, прическа, голос и мимика отсылали куда-то далеко в прошлое, куда-то на десять лет назад, но Илай никак не мог вспомнить лица. Дежавю постепенно отступает по ходу непринужденного разговора двух женщин, самец отвлекается на Каролину, что так настойчиво дёргала за край светлой рубашки и вынужденно наклоняется к ней, позволяя нашептать интересующий вопрос себе на ухо.       Услышав такое ожидаемое «А что у нее с рукой?», Илай виновато прижал уши к голове, понимая, что до вопроса он совсем не замечал особенностей. Механические пальцы черного протеза на руке Мэллин сейчас усиленно сдерживали рыжую от публичных поцелуев — заметив их, Илай не удержался от удивлённого, направленного взора.       Мэлл быстро поняла суть вопроса юной леди, убирая чёрную руку в карман пиджака. — Война, — пояснила Мэлл сперва для Илая, сразу получая в ответ понимающий кивок. — Моя настоящая рука сильно заболела, поэтому мне сделали новую, — объясняет теперь для девочки, стараясь выцепить зрительный контакт с ней из-за спины младшего из Кручевальдов. — Она практически ничем не уступает настоящей руке, и, если хочешь, я могу тебе показать её поближе.       И всё-таки, любопытство побеждает страх — Каролина выходит из укрытия навстречу женщине, поджимает хвост, осторожными шагами в светлых лодочках сокращает дистанцию, оказываясь прямо напротив. Остальные не смеют вмешиваться в столь трогательный процесс, молчат и Кручевальды, молчит и Скарлетт, наблюдая то, как Мэллин достает руку из кармана и задирает рукава рубашки да пиджака.       Девочка с интересом разглядывает протез, а сразу, как только немного привыкла — протянула руки вперёд, ощупывая специфические пальцы чёрного цвета с металлическими деталями. Они твёрдые, прохладные, совсем не похожие на ощупь на настоящую руку, но функционируют и правда ничем не хуже. Каролина отпрыгивает с визгом, когда пальцы вдруг сжимают её ладонь и так смешно распушает хвост, с опаской оглядывая специфическую конечность. — А что такое война? — внезапно задаёт вопрос Каролина, оглядываясь растерянно на взрослых.       Взрослые, в свою очередь, настороженно оглянулись друг на друга. Мысли в их головах крутились приблизительно одни и те же, но озвучивать их в присутствии юной особы никто не желал. Даже сам Илай не решался пояснить девочке все ужасы такого явления, как война — ему, как и всем остальным, хотелось, чтобы Каролина никогда не узнала о том, как это бывает в жизни.       К поместью подъезжает новый автомобиль, на улице постепенно темнеет. Главное мероприятие запланировано немногим позже, королевская семья чётко рассчитала время на сборы и увидеть их до сих пор не представлялось возможным.       Ульрих, между делом отслеживающий каждого из тех, кто прибывал к балу, вновь подметил знакомый силуэт. Автомобиль сразу уезжает на специальную стоянку к остальным, а тот, кто в ней был — рассеянно оглядывается по сторонам, пребывая при заходящем солнце в тёмных, круглых солнечных очках. В руке его трость, на плечах лёгкое, тёмное пальто, а полностью чёрные волосы едва колышатся на ветру. Одет не по погоде, так ещё и в солнечных очках, с тростью, что никак не вписывалась в молодое лицо с гладкой кожей без морщин… Ульрих заметил его первым, Скарлетт и Мэллин стояли к нему спиной. Эльфа никто не встречал, в связи с чем он неторопливо побрёл в сторону главного входа, на источник живой музыки и разговоров. — Скар, а там случаем не… — решил привлечь всеобщее внимание Ульрих, указывая пальцем в спину чертовски знакомого силуэта.       Скарлетт резко оборачивается, оставляя все прошлые разговоры и дела позади. Она, как и Ульрих, какое-то время вглядывается в невысокий, худощавый силуэт при строгом костюме. Лишь потом, убедившись в том, что силуэт знакомого эльфа абсолютно слеп, рыжая со всех ног, скидывая по дороге туфли на высоком каблуке, несётся навстречу к Фирнесеру. Скарлетт придерживает юбку длинного платья, дабы не запнуться и не пропахать носом каменную кладку дорожки, она настигает эльфа так скоро, как только может, и сокрушает его внезапным нападением с объятиями со спины, вынуждая вместе с собой оказаться прямо на земле.       Фирнесер реагирует на выпад как на нападение, он чисто физически не может распознать в нападающей давнюю знакомую и бывшую коллегу, парень сопротивляется с завидным усердием, в конце концов отталкивая от себя обезумевшую от радости Скарлетт. Девушка быстро понимает в чём дело, а потому не обижается, позволяет избавиться от своей хватки и садится прямо напротив, решив всё-таки прояснить ситуацию. Рыжая протягивает руки вперёд, осторожно касаясь предплечий эльфа, ведёт вниз, в конце концов сжимая в пальцах его ладони. Теперь Фирнесер не сопротивляется, он безошибочно определяет обладательницу рук девушкой, а соответственно, больше не чувствует опасности. — Фир, это я, Скарлетт, — шмыгнув носом, тонким голосом поясняет она.       Девушка не смогла сдержать эмоций, не могла сдержать слёз, что неминуемо испортят авторский макияж от лучшего визажиста столицы. Сейчас ей совсем не до сохранения презентабельного внешнего вида, она видит прямо перед собой того, кем когда-то так сильно восхищалась.       Фирнесер распознаёт и голос, теперь он ни минуты не сомневается в том, что перед ним давняя коллега. Он побежденно распахивает руки для объятий и позволяет рыжей крепко впиться в себя, вновь опрокинуть спиной на землю, собирая пыль на тёмную ткань длинного пальто. Ему не хочется оттолкнуть Скарлетт, он с удовольствием и трепетом в душе сжимает стройную фигуру в руках, левой рукой проходится по спине и останавливается на волосах, нежно поглаживая по голове медленными движениями.       Сейчас, в тёплый, майский вечер, он несказанно рад вновь встретиться с той, с кем когда-то сражался плечом к плечу. Здесь, в вечно зелёном и пушистом королевстве Тиаридари, эльф мог снова ощутить себя нужным, мог вспомнить о том, что когда-то имел. Никто из коллег в ВУЗе не знал о том, что Фир когда-то имел брата-близнеца, а Скарлетт знала его лично. И он, и она помнили Фисалиэна, помнили то, каким он был и как ушёл в конечном итоге. — Я скучал по тебе, Ведьма, — неожиданно для всех присутствующих выдаёт Фирнесер.       Скарлетт давно привыкла к крайней скупости на выражение эмоций со стороны эльфа, слышать от него нечто настолько нежное и трогательное было незабываемым подарком. — Слыхал, ты в модели подалась? Я давно говорил, что не место тебе в армии, по тебе плачут подиумы. — Боже, как давно меня никто так не называл, — продолжала хныкать со счастливой улыбкой на алых губах она. — Да, меня взяли туда даже с моей порезанной моськой, прикинь! Я думала, что с ней мне только и остаётся, что картошкой на базаре торговать. — Я не могу оценить весь масштаб бедствия по понятным причинам, но даже так могу с уверенностью сказать, что твою красоту не в силах испортить ни один шрам, — проговаривает Фирнесер, аккуратно оглаживая кончиками пальцев сперва ровную щеку, а затем и ту, что покрыта широкими шрамами в форме креста. — Ты уже нашла себе даму сердца, а, Ведьма? Или продолжаешь липнуть к каждой встречной натуралке? — Ты меня засмущал, засранец! — восклицает со звонким смехом Скарлетт, потираясь о чужую руку словно мартовский кот. — Нашла, нашла, и сегодня ты с ней познакомишься, — покачала головой она, постепенно успокаиваясь. — Чего мы всё обо мне? Расскажи мне о своей судьбе, мелкий, мне же тоже интересно! — Давай мы для начала с земли поднимемся? — неловко вопрошает он, заметно покраснев лицом.       В шумных, активных разговорах компания достигла общего зала королевского поместья. Фиру теперь не приходилось прибегать к использованию трости, так как давняя подруга не отпускала его руки и на секунду, в то время как Мэлл плелась где-то позади вместе с Кручевальдами. Её репутацию также нельзя назвать достаточно положительной, она — бывший солдат Северных земель; она — один из тех бойцов, что когда-то напали на Эльрунг. Сейчас, спустя много лет, никто и не вспомнит о злодеяниях, что были совершены по чужой указке, но это всё равно стало удачной темой для разговора с семейством Кручевальд. Скарлетт и Фирнесеру переживать было не о чём, они как были положительными фигурами в истории, так ими и остались, они гордо, уже как десятилетие, носили звание ветеранов войны и по поместью шли с гордо поднятой головой.       В зале присутствовали не только коренные жители Тиаридари, но и бывшие бойцы организации сопротивления, нынче распущенной за ненадобностью. Люди, эльфы, волчьи — на бал приглашены все, кто так или иначе принимал участие в борьбе за мир и спокойствие, все одеты в разнообразные, парадные костюмы да платья и обязательно с бокалами вина в руках. Фирнесер и Скарлетт смогли найти бывших товарищей, с ними же они и завязали новый диалог, когда как остальные держались в стороне.       Кручевальды с дочерью заняли места за длинным столом, к ним же присоединилась и Мэллин, не находящая себе места. До начала мероприятия осталось всего ничего, центр зала хорошо освещен и полностью пуст, именно там должен состояться традиционный танец короля и королевы, что откроют бал. Илариона по-прежнему нигде не видно, изредка Ульрих мог замечать других волчьих с абсолютно белыми волосами и бледной кожей, но никто из них не являлся нынешним королём.       Илай и Ульрих переглянулись между собой, протянули руки друг другу через стол и скрестили пальцы, молчаливо, словно не в своей тарелке, оглядывая происходящее вокруг. Каролина, в отличии от приёмных родителей, быстро нашла себе занятие — помимо неё здесь присутствовали и другие дети, познакомиться с которыми она решила незамедлительно. Кручевальды не боялись за дочь, знали, что уж в Тиаридари ей точно ничего не угрожает. — А как так получилось, что вы со Скарлетт сошлись? — задаёт вопрос в лоб Илай, перемещая взор к скучающей женщине. — Как я успел понять, ты один из бойцов старого Северного государства, а соответственно, была на другой стороне. — После захвата власти нам, наёмным убийцам и ветеранам войны, предложили два варианта, — с тяжёлым выдохом отозвалась женщина, подпирая кулаком подбородок. — Либо мы принимаем новых правителей и живём по новым законам, либо нас изгоняют без возможности вернуться. Я, как солдат на пенсии по инвалидности, выбрала первый вариант. Мне давно казалось, что я делаю что-то не так, а Дирк окончательно меня в этом убедил. Увидев, как он изнывает и страдает, увидев измученного принца, я… — Мэллин покачивает сосредоточенно головой, мирно прикрывая глаза. — Мне не стоило отправляться на эту войну, не стоило убивать и не стоило сражаться за тех, кто бросает своих солдат на произвол судьбы. Скарлетт какое-то время была одной из тех, кто принимал решение об изгнании, и во время суда мы с ней познакомились. — Ты хорошо знала Дирка? — переключает тему внезапно Ульрих. Его до сих пор гложат совесть за последнее общение с младшим Сондером и вопрос сорвался с губ сам собой. Какое-то время Кручевальд злился на него за убийство родного сына, но сейчас ему хотелось узнать о мужчине хоть что-то, дабы понять мотивы. — Я, когда-то, не очень хорошо с ним обошёлся. Извини, если лезу под кожу такими вопросами. — Дирк не был плохим, это я точно знаю, — пожимает печально плечами Мэллин, притягивая к себе блестящий бокал темно-алого вина. — Маленький мальчик, что сбился с пути, которому никто и никогда не показал как правильно и как хорошо. У нас с ним были отношения какое-то время, пока меня не отправили на войну, — хмыкнула она, чёрными пальцами протеза сжимая тонкую ножку бокала. — Дирк был болен на голову, жизнь с Дорианом не слишком хорошо сказалась на его психическом здоровье. У него были неконтролируемые вспышки гнева, особенно, когда он был пьян, но после полугода в Тиаридари младший сильно изменился. Мне жаль, что всё в его случае закончилось так, как закончилось. Я полностью понимаю его решение и наслышана о том, что произошло на заводе. Дирк сам выбрал смерть, опасаясь гнева наказания за предательство. Поверьте, то, что у людей раньше делали с предателями — врагу не пожелаешь. Может быть, по этой причине я сама так долго отвергала возможность смены стороны. — Я очень рад, что все ужасы наконец-то позади, — выдыхает Ульрих, следом запрокидывая голову и осушивая бокал вина до конца. Новость о том, что он пытался и практически совершил насилие над хорошим человеком не ослабила угрызения совести. Напротив, история Мэлл лишь усугубила самоощущение Ульриха. — Хотелось бы мне скорее увидеться с Иларионом. Как думаете, он примет мои извинения спустя столько лет? — Не думаю, что нам априори стоит вспоминать те события в его присутствии, — неловко почесывая затылок, вставляет Илай. — Мне кажется, что ему будет неприятно вспоминать о тех днях.       Ульрих жмёт в сомнениях плечами. Может быть и правда не стоит, может и правда надо сделать вид, будто ничего не было, дабы не омрачать атмосферу праздника тяжёлыми воспоминаниями минувших дней. В конце концов, сейчас всё в порядке, по крайней мере пока — пусть так продолжается и далее. Без смертей, без воин и боли, без страданий и страха, без унижений и мучений.       Мирное время — прекрасное время. Понимать, что нет никакой надобности переживать за завтрашний день — бесценно. Вскоре, где-то со стороны широкой лестницы, показался подозрительно знакомый беловолосый силуэт. Как успело выясниться, Кручевальд обладает отменным зрением и умением опознавать старых знакомых, но в этот раз даже он засомневался. Волосы у волчьего северной породы белые, но короткие, длинная чёлка падала на лицо по обе стороны и прикрывала собой весьма строгий, хмурый взор голубых глаз. Наряд торжественный, здесь всё как полагается, но взгляд… Ульрих с лёгкостью откидывает предположение о том, что знакомая фигура является бывшим принцем и нынешним королем.       Волчьих северного происхождения сейчас на редкость много в стенах поместья. Если раньше ими являлись только король, королева да принц, то сейчас мужчина успел насчитать около пятнадцати штук, от мала до велика. Детей, подростков, взрослых, стариков — в поместье будто бы съехались все из северных, диких поселений, однако, дикими они теперь не выглядели. Тиаридари потерпел колоссальные изменения, удивляться которым Кручевальд, как коренной житель в прошлом, не прекращает и на минуту.       Постепенно все расходятся по своим местам за свободные столики, музыка становится громче и медленней, намекая на скорое начало бала. Ульрих заказывает у ближайшего официанта лёгкую еду к вину и наблюдает, как пара Скарлетт и Фирнесера возвращаются к столу. Свет затемняется, музыка играет ещё громче, мотивы её имеют весьма трагичное и печальное настроение в начале. Зал затихает, наблюдая, как прожектора освещали широкую лестницу с ковровой дорожкой. Публика затихает, когда с обеих сторон лестницы начинают спускаться пары ног.       Иларион, действующий король Тиаридари, не мог занять данный пост без второго правителя, второго короля, самца, как и завещали традиции. И если присутствующие коренные жители прекрасно знали о личности второго короля, то сидящие за длинным столом старые знакомые Илариона и не догадывались о том, кто мог занять данный пост. В письме говорилось о счастливом поводе, причине, по которой и устроили сей торжественный вечер, но какой именно… До сих пор загадка.       Получить наконец ответ нетерпелось всем, в том числе и Фирнесеру, что не привык бурно реагировать на чужие успехи и достижения. Все наблюдали с замиранием дыхания за тем, как две стройных фигуры постепенно выходили в свет: два короля смотрели друг на друга не отрываясь, держали идеально ровную осанку, как подобает королевским персонам, и делали шаги абсолютно одновременно. Там, перед последним, главным пролётом лестницы они воссоединились. Один из них, что имел совсем не белые, а каштановые волосы и шерсть, встал на одно колено и молчаливым жестом попросил руки Илариона, на что тот охотно согласился. И вот, они уже спускаются всё ниже и ниже по лестнице, присутствующие постепенно начинают различать лица. Двое идут, взявшись за руки, вытянув вперёд, а ребята за длинным столом наконец понимают, что бывший принц и нынешний король Тиаридари идёт в сопровождении… Реджинальда.       Ульрих и Илай оглядываются друг на друга округлившимся взором зелёных глаз, ровно также ведёт себя и Скарлетт с Фирнесером, но тот, естественно, не может знать даже того, что все чему-то удивились. Девушка совершает некрасивую дерзость, она наклоняется через стол к эльфу и доносит шокирующие новости, а тот только хмурится, разводя руками. Фирнесер не знал всей истории семьи Честерс, не знал и того, насколько крепкой была связь Илариона с Дирком, поэтому не воспринял новость как что-то сенсационное. А Скарлетт знала, знал и Ульрих, знал и Илай — они лично наблюдали за тем, как Амави жертвовал всем ради Реджинальда, видели и то, как до последнего принц обнимал труп младшего Сондера, своего первого мужчины. Видеть их двоих вместе сейчас казалось чем-то из ряда вон, чем-то, чего никогда не могло произойти. Каждый из них потерял того, кого любил, при чём одновременно. Может быть, именно потеря их и сплотила?..       Короли приступают к танцу, где Иларион неминуемо занимал женскую роль. За танцем народ наблюдал со всем интересом, никто не смел и рта открыть, пока двое летали по залу в крайне эмоциональном и чувственном танце. Отработанные до идеала движения, каждый их шаг был чётким и точным, танцоры неустанно смотрели друг другу в глаза, сохраняя при этом абсолютно безэмоциональные лица. Музыка постепенно перестала быть печальной, по мере танца она становилась более величественной, громкой и волнующей, позже уходила в более спокойный темп, дабы в конце концов завершиться на позитивной, энергичной ноте, позволяя танцорам наконец застыть в одной позе. Губы новых королей оказались в паре сантиметров от друг друга, казалось, будто вот-вот и танец завершат жарким, чувственным поцелуем, но те воздержались.       Реджинальд выпрямился, аккуратно притянул к себе Илариона и они вместе поклонились под бурные аплодисменты. Беловолосый король застыл в ожидании и уже через минуту ему принесли самый настоящий микрофон, работоспособность которого Иларион проверил парой стуков подушечками пальцев. — Рад приветствовать вас, дорогие гости, на первом за десять лет торжественном балу, — начал уверенно белый король, охотно оглядывая публику.       Ульрих был прав, когда распознал в фигуре вдали бывшего принца, взгляд, который мужчина отказался принимать, теперь всецело принадлежал новому правителю. Холодный, строгий и в чём-то пустой — Иларион не улыбался, держался уверенно на публике и чётко проговаривал заученную речь. — Крайне признателен каждому из вас за честь, которую вы оказали мне, явившись сегодня на моё мероприятие. Бал официально открыт и зал свободен для танца, желаю вам приятно провести вечер, — говорит и вновь кланится он, спокойно прикрывая глаза. — В конце вечера я объявлю радостную новость и произнесу речь, а до тех пор танцуйте, ешьте, пейте и наслаждайтесь вечером. Буду рад пообщаться с каждым из тех, кого так давно не видел, и тех, кто просто жаждет разговора со мной, — выдохнул он, заканчивая речь. — Приятного отдыха, друзья.       Иларион, ровно как и Реджинальд, замечают заинтересованные взгляды знакомых глаз с длинного столика. Сразу с открытием бала они направились именно к ним, не куда-то ещё, хотя по лицу Илариона было легко сказать, что он куда-то торопится. Его выдавал беглый взгляд, который он нередко задерживал на столике, что сплошь и рядом усеян волчьими северной породы. Кажется, это прямые родственники Илариона, иначе их присутствие трудно объяснить.       Не успели короли присесть, как Скарлетт тут же напала с объятиями на обоих, будто перед ней не два короля величественного, молодого королевства, а старые, добрые друзья. В глазах рыжеволосой бестии они таковыми и являлись, их официальный статус никак не стеснял её поведения. Загрести мужчин наглейшим образом в крепкие объятия не считалось для Скарлетт чем-то предосудительным.       Девушка действительно была рада вновь увидеть принца, и хоть знакома она с ним совсем немного, общую историю не забудет никогда. В том числе, она обрадовалась, увидев Реджинальда в добром здравии, ведь сама, лично поправляла ему здоровье ещё в худшие времена. Сейчас она с трудом могла поверить в то, что опасность миновала, что никому из них теперь не придётся страдать, не придётся никого терять и оплакивать, а лишь разбираться с обычными, бытовыми трудностями. Иной раз бытовуха начинала казаться сущим адом, какие-то незначительные проблемы могли сперва показаться концом света, но быстро становились пустяками, как только вспоминался пройденный путь. Никто не стреляет, не умирает и не страдает, все целы и здоровы, в окружении наряженных гостей. — Я глазам своим поверить не могу, Реджинальд, Иларион! — эмоционально вскрикнула рыжая, наконец-то выпутываясь из объятий двоих. — Вы каким боком вообще вместе оказались? Вот что-что, а этого я совсем не ожидала!       Реджинальд не торопится отвечать на вопросы, сперва вежливо приглашает к столу. Мужчина отодвигает стул сперва перед Иларионом, а затем и для Скарлетт, хоть та и почти успела сделать это сама. Правила этикета самец нынче чтил с завидной страстью, пост, который он невольно занял, сильно переменил его базовые привычки.       Королевская пара заказывает еду, подмечая изумлённые и молчаливые лица присутствующих. Только после того, как им поднесли вино, разговор продолжается. — Нас сплотило общее горе, — на выдохе сообщил Иларион, сжимая между тонких пальцев ножку бокала вина. Сейчас его волосы непривычно короткие, украшеные крохотными цветочками и парой заколок, что никак не вставало в сравнение с былой толстой косой по пояс. — Как и сказал Фирнесер, по прибытию в Тиаридари мне пришлось занять королевский трон, но для этого правила обязывали меня найти себе спутника до конца моих дней, — пожал плечами он, сдержанно посмеявшись. — Трудно, знаете ли, найти будущего мужа за неделю, да и к тому же, такого, с каким смогу прожить до гроба. — Я помог Илариону, а он помог мне, — легко пожал плечами Реджинальд, разводя руками в стороны. Самец практически не изменился за минувшее десятилетие, даже взгляд не поменялся, разве что, стал более осознанным и ответственным. — Мы смогли вместе пережить потерю, смогли найти в себе силы на наведение порядка в королевстве, на новое, перспективное сотрудничество с эльфийской страной Эльрунг, что охотно поделились с нами всем, что знают и умеют, — хмыкнул он, оглядывая сидящих за столом. — Со временем мы поняли, что наше взаимовыгодное сотрудничество, которое мы были вынуждены называть браком, перешло во что-то большее. — Я не ошибся, когда выбрал Реджинальда своей поддержкой и опорой, вопреки традициям браков исключительно с самцами северной породы, — кивнул мужчине Иларион, отпивая несколько глотков вина из блестящего бокала. — Родственники долго протестовали против моего решения и устраивали даже презентации претендентов на роль моего будущего мужа, но… Никто из них не мог сравниться с Реджинальдом, которого я уже успел неплохо узнать. Да и вдобавок, мне не хотелось оставлять его с детьми на наедине с горем, — вновь вздыхает он, отставив в сторону бокал, так и не отпив от него даже глотка. — Дела королевства в большей мере отвлекали нас от печали утрат, так со временем и получилось встать на ноги вместе со всем королевством в целом. — Я, если честно, не верил в то, что из тебя получится хороший правитель, Иларион, — скрестив руки на груди, строго отзывается Фирнесер, что сидел прямо напротив белого короля. — Ты был до того мягким и ранимым, до того уязвимым, если верить слухам, что я думал, будто под твоим управлением Тиаридари точно придёт конец, — покачивает головой он, мельком поправляя очки на переносице. — Мне радостно осознавать, что я ошибся на твой счёт. — Расскажите как ваша жизнь сложилась, друзья, — вновь звучит голос Илариона, что снова начал улыбаться и сиять, как-то было до ужасных событий прошлого. — Мне бы не хотелось провести этот чудесный вечер исключительно в обсуждении нашей с Реджинальдом личной жизни. — Присоединяюсь к мнению Фирнесера на твой счёт, Иларион, — раздаётся голос со стороны Мэллин, ранее сидевшей тише воды и ниже травы. Она не считала себя достаточно важной персоной для того, чтобы вмешиваться в чужие разговоры, но будто бы чувствовала себя обязанной выразить мнение касательно наступивших перемен. — Тогда, наблюдая за тобой у себя дома, за измученным, подавленным и разбитым принцем Тиаридари, я полагала, что у тебя не останется никаких сил и желания на управление целым королевством. Мне до сих пор не забыть того тебя, этот образ по сей день застыл в моей памяти призраком.       Иларион сглатывает тугой ком в горле, на секунду окунувшись в описанный женщиной момент. Теперь королю дико осознавать, что такое когда-то могло с ним случиться. Сейчас он с лёгкостью может отстоять свои личные границы перед любым противником, но это умение не находит момента проявиться, когда рядом такой самец, как Реджинальд. Именно за ним Иларион ощущал себя как за каменной стеной, именно его руку сжал до боли под столом, охваченный неприятными воспоминаниями.       Всё позади, всё проработано и практически забыто, но слова Мэлл вынудили его вновь почувствовать себя покинутым, одиноким и беззащитным в чужой стране. — Ульрих, Илай, вы чего притихли? — решил переключить внимание Иларион, заставляя сидящих резко метнуть взгляд на самцов виноватого вида. Они и не открывали рта с прибытием королевских персон, и хоть Илай не был напрямую замешан в заключении Реджинальда и продаже тела принца, он чувствовал себя причастным, ведь обо всём происходящем прекрасно знал. Его вина в молчании, в бездействии и полном безразличии — Илай ошибочно полагал, что никак и никому не может помочь, что всё это попросту не его дело. — Я помню, что вы удочерили Каролину. Кажется, ей должно было недавно исполниться аж целых десять лет.       К счастью Ульриха, ему не пришлось отвечать на вопрос Илариона — сразу после упомянутая Каролина лично явилась к столу. Девочка отсутствовала довольно долго, Илай периодически отслеживал её перемещения по залу, но сразу после танца потерял из виду, не предавая пропаже особого значения. Как уже говорилось, королевское поместье можно смело назвать совершенно безопасным местом, вероятность возникновения проблем здесь стремилась к нулю, но всё ещё ему не равнялась.       Каролина вернулась в слезах, размазывая детскую тушь да лёгкий слой тональника по щекам. Никаких видимых повреждений на девочке не было, что безусловно успокоило приёмных родителей, но эмоции, с которыми она явилась за один стол к королям… Илай сразу начал переживать о том, что наглость девчонке не простят. Мало ли, насколько сильно изменились здешние правила поведения? Илай сразу протягивает руки заплаканной девочке, двигает стул в её направлении и заключает в крепкие объятия, поглаживая по волосам. — Что случилось, милая? — спрашивает тихо Илай, неловко оглядываясь на Ульриха. — Ты упала? Заблудилась? Или…кто-то тебя обидел?       Иларион и Реджинальд также переглянулись между собой, наблюдая издалека своих детей, что подозрительно косились на их стол в стороне. Джерри и Джесси, подросшие дети Реджи и Амави, сейчас полноправно перешли в подростковый возраст. Джерри недавно отпраздновал своё четырнадцатилетие, а Джесси исполнилось шестнадцать около полугода назад. Трудный возраст сполна отразился на взаимоотношениях родителей и детей, брат и сестра неплохо ладили между собой, что позволяло им действовать чертовски слаженно во всех мелких проказах.       Реджи даже не сомневался в том, что слёзы Каролины вызваны именно поведением трудных подростков, как бы те не старались сделать непричастный вид. И если характер Джерри на данный момент можно назвать терпимым, то огненный темперамент старшей дочери Джесси укротить не мог даже глава семьи. Реджинальд порой оказывался совершенно беспомощным против выходок детей, он не мог повышать голоса и прибегать к серьезным наказаниям, но и спускать с рук мелкие шалости не считал верной тактикой воспитания. — Они! — заикаясь, попыталась объяснить девочка. — ОНА! МЕНЯ! — продолжала Каролина уже громче, жалобно утыкаясь носом в грудь Илая и вымазывая светлую, полупрозрачную рубашку слезами да детской косметикой. — Она сказала, чтобы я не разговаривала с ним! Сказала, что я какая-то больная! Сказала, что я — малявка! Сказала…       Иларион покачал головой, собираясь подняться с места, но Реджинальд быстро его остановил. Реджи, как глава семьи и наиболее влиятельная отцовская фигура в глазах детей, предпочитал разбираться с подобными недоразумениями самостоятельно, без участия гибрида. В самом начале совместной жизни с бывшим принцем в качестве второго родителя, дети вовсе наотрез отказывались слушать кого-то совершенно незнакомого, долгое время шли конфликты касательно «пропажи» Амави и успокоились только через пару лет. Теперь дети знают о смерти родного родителя, но не знают обстоятельств. Такое событие в жизни далось им неимоверно трудно, бессмысленные протесты вспыхивают до сих пор, и с ними приходилось разбираться исключительно Реджинальду.       Вот и сейчас мужчина решил разобраться сам, но ему не позволили. Несмотря на всё, Иларион решил не оставаться в стороне. Там же не желали находиться и семейство Кручевальдов, что пожелали лично, на месте, разобраться с проблемой.       Они направились целой группой в сторону двух подростков и по взгляду Реджинальда они сразу поняли, что именно их ждёт. Первые минуты, боязливо наблюдая за надвигающейся угрозой украдкой, усиленно изображая занятый и непричастный вид, брат с сестрой спокойно играли с друг другом в карты на широком, свободном диванчике. Данная азартная игра не так давно пришла в Тиаридари с земель Эльрунга, но уже успела увлечь всё молодое поколение.       Увлеклись и дети Реджинальда, без продыху совершенствуя навыки в игре, но сейчас игра у них, кажется, совсем не клеится. Ульрих, заметив то, как девочка кроет восьмёрку буби не козырной шестеркой крестей сразу понял, что внимание подростков сейчас сосредоточено совсем не на партии в карты.       Обиженная и расстроенная девочка плелась где-то позади, как всегда спрятавшись за спиной Илая. Сам Илай не слишком хотел заниматься нравоучениями чужих детей, оставил эту работу на Ульриха, полностью доверяя ему сей процесс, ведь он, несмотря на некоторые наклонности в сторону строгого и безжалостного руководителя, мог говорить с ребёнком спокойно, без лишних эмоций. — Джерри, Джесси, есть разговор, — строго произносит Реджинальд, скрестив руки на груди. Дети сразу убрали карты обратно в специальный кейс и уселись на диване перед родителями с таким видом, будто их долго уговаривали придти на эту отстойную вечеринку. — Не надо на меня так смотреть, вы сами прекрасно знаете что натворили, — на выдохе говорит Реджи, изгибая тёмную бровь. — Я жду вашу версию произошедшего, вперёд.       Девочка с длинными, чуть кудрявыми каштановыми волосами сейчас обиженно надула губы, закинув ногу под пышной юбкой платья на другую. Вспыльчивая, неконтролируемая и своенравная Джесси так часто напоминала собой Амави до брака. Она настолько же независимая, прямолинейная и дерзкая, укротить её нрав не выходит даже Реджинальду. Знакомые приёмы, которые он применял ещё с Амави, попросту не работают в отношениях родителя и ребенка. Управа на неё найдется, но сильно позже, когда Джесси будет готова.       Джерри тем временем сидел тише воды, ниже травы. Взгляд его зелёных глаз опущен виновато вниз, лицо расслаблено, а руки спрятаны по карманам пиджака. Иной раз Реджинальд мог увидеть в мальчишке самого себя, от того без труда мог находить с ним общий язык. — Ваша десятилетка приставала к моему брату! — выдаёт уверенно Джесси. — Она не приставала, а просто подошла познакомиться, — с усталым выдохом решил добавить Джерри. — А почему тогда она разговаривала только с тобой?! — сразу отзывается Джесс. — А почему уши твои трогала?! У этой малявки явно были какие-то нечистые мысли в её-то возрасте! — Какие нечистые мысли, Джесси, она же ребенок, — закатывает глаза Джерри. — Я говорил, что нам за это влетит, а ты не верила. — Я не думала, что наши дорогие родители так легко купятся на слёзы какой-то мелкой мутанши, — гордо заявляет она и нос кверху задрала. — Я защищала своего младшего брата, только и всего. Будете меня за это ругать — пожалуйста, ваше право. Но я останусь верна своему мнению. — Джесс, просто замолчи, пока не сделала хуже, я тебя умоляю, — бурчит виновато Джерри, мельком поднимая взор на Каролину.       И всё-таки, девочка решила послушаться слов младшего брата, притихла, наблюдая крайне возмущенные взгляды взрослых вокруг. Никому из них не понравилось высказывание о «малолетней мутанше», как Кручевальдам, так и королевской семье Мерингейл. Каждый из них понимал, что обстоятельства, при которых девочка смогла родиться здоровой на свет, можно считать настоящим чудом. Она не инвалид, не мутант и тем более не монстр, Каролина всего-то помесь человека и волчьего, что является абсолютной редкостью. У неё нет волчьих ушей, только человеческие, есть пушистый хвост и крайне необычная внешность, видеть которую многим местным, естественно, дико.       Реджинальд спокойно выдыхает, стараясь держать себя в руках. Подозвав к себе Каролину, которая с горем пополам, только в сопровождении Илая, всё-таки явилась к месту происшествия, Реджинальд встал на одно колено в тёмном костюме перед дочерью и принялся объяснять: — Джесси, это Каролина, и она помесь человека с волчьим, — мягким, спокойным голосом представляет он девочку, аккуратно похлопав её по плечу. — Её появление на свет можно считать настоящим чудом, ведь обычно потомства пара человека и волчьего не даёт, — пожал плечами он, невольно оглядываясь на Кручевальдов. В какой-то мере, Реджинальд и сам до сих пор испытывал не слишком положительные эмоции к Ульриху. Этот беглый взгляд назад означал только одно: «Её могло не появиться, если бы не ваше развращенное заведение». — У неё есть уши, просто они не там, где вы привыкли их видеть. Каролина сочетает в себе признаки сразу двух рас, она совсем не «мутантанша». — Неужели ты ревнуешь? — вдруг с подозрением сощурился король Иларион, постаравшись улыбнуться, дабы его слова не прозвучали как обвинение. — Приревновала брата к малознакомой девочке и из-за этого устроила конфликт, — хмыкнул деловито Иларион, с осознания слабо покачивая головой. Совсем в духе Амави. — Ты ведь знаешь, что его никто и никогда у тебя не заберёт, он никуда не денется, если будет заводить себе подруг? Ты его сестра и он любит тебя, а это значит, что беспокоиться тебе совсем не о чём.       Бальный зал постепенно наполнялся танцующими парами. Участие охотно принимали как волчьи, весьма опытные по части традиционных, бальных танцев, так и обычные люди да эльфы, изредка выбирающие в пару кого-то своего пола. Не все смогли найти достойную пару на случай бала, поэтому и выкручивались как могли — танцевали как умеют с тем, кто согласен.       Не только Реджинальд узнал в Джесси покойного Амави. Такого же мнения стал придерживаться и Илай, которого слова юной девушки заставили вновь окунуться в прошлое. С проблемой травли «не таких, как все» начали бороться только после присоединения Тиаридари к Эльрунгу, до тех пор считалось нормальным высмеять того, кто не похож на остальных. Илай по щелчку пальцев оказался вновь в подростковом возрасте, во временах, когда из-за путаницы его так часто путали с гибридом. Молодые самцы, как полагается, могли флиртовать и даже приставать к нему, а обнаружив настоящий пол, прибегали к травле, лишь бы не заполучить клеймо гомосексуалиста. Илай был вынужден являться «не таким, как все», он это не выбирал осознанно, всё сделала за него матушка природа. Так и Каролина, изначально родившаяся без присущих всем волчьим ушей на макушке, периодически могла терпеть оскорбления в свой адрес.       Илай в значительной мере поник взглядом, несмотря на то, что по ходу разговора мир между детьми был восстановлен. Ульрих не мог не заметить опечаленный взор мужа, поэтому и решил вмешаться, узнать точную причину и попытаться помочь. Двое самцов не стали скрываться по углам, Ульрих сразу пригласил его на танец, полагая, что в процессе им будет несложно придти к решению проблемы.       Старший Кручевальд кланется, как полагается по правилам бального танца, он протягивает руку Илаю и увлекает за собой, вышагивая по образовавшемуся кругу не хуже, чем сами короли буквально недавно. Илай, несмотря на чарующую атмосферу бала и мероприятия в целом, не спешил приходить в себя сам собой. Неприятные мысли терзали его, постепенно всплывали все когда-то нанесённые травмы и на душе становилось совсем паршиво. — Чем ты обеспокоен, дорогой? — спокойно спрашивает Ульрих, делая шаг за шагом на партнёра танца, совершая идеально синхронные передвижения вместе с ним. — Переживаешь, что кто-то мог не забыть наших поступков? — предполагает он и таким образом выдаёт собственные переживания, коими он охвачен с самого начала вечера. — Илай, я крайне сомневаюсь, что сейчас об этом хоть кто-то помнит кроме Илариона и остальных. Ты не делал ничего плохого и не обязан был помогать, в противном случае на тебя мог обрушиться гнев Синта. Он бы не пожалел тебя, а я, в то время, и слова против не смог бы сказать. — Нет, я не об этом, — хмуро отзывается он, крайне пасмурным взором оглядываясь неохотно по сторонам, лишь бы не смотреть мужу в глаза. — Джесси сказала о Каролине, как о «мутанте» и мне вспомнилось детство, — выдохнул он, сразу после энергично крутанувшись в руках партнёра, возвращаясь к более размеренному темпу. — Они тоже считали меня каким-то мутантом, каким-то больным и ненормальным. Кем-то, кому и вовсе не стоило рождаться на свет, — пожал плечами Илай, в первый раз за весь танец запинаясь. — Мне тяжело принять то, что Каролине предстоит пройти то же, пусть и в более мягкой форме. Мне печально понимать, что я не смогу этому никак помешать, я не смогу ходить с ней везде и всюду за руку, защищая от весьма очевидных нападок. Дети — жестокие существа, своё поведение они осознают только по мере взросления, а до тех пор… — Нам надо научить нашу дочь защищать себя, — простодушно хмыкнул Ульрих, не сводя взгляда с темно-зеленых глаз мужа. — Тогда она не будет реагировать на все эти глупые высказывания так эмоционально, тогда она сможет постоять за себя, защититься самостоятельно, без нашего участия, постепенно завоёвывая уважение коллектива. — Как думаешь, если бы я изначально умел за себя постоять, я бы сбежал из королевства в ваш бордель? — шмыгнул носом Илай, наконец взглянув в глаза мужчины. Танец их намеренно останавливается вместе с музыкой, Илай зависает в воздухе благодаря крепкой хватке рук, нервно прикусывая нижнюю губу. — Вполне вероятно, — скептично хмыкнул да пожал плечами Ульрих, медленно перемещая взгляд от глаз к губам партнёра. — Но в таком случае, мы бы никогда не смогли узнать друг друга, а соответственно, быть сейчас вместе.       Вечер постепенно шёл к логическому завершению. Народ пил, танцевал, ел и веселился, как того и просил Иларион, бывший принц Тиаридари кое-как разгребал море оказанного к своей персоне интереса, на какое-то время совсем забывая про особый столик.       Приглашенные гости в лице Скарлетт, Фирнесера и Мэллин не теряли времени зазря: если эльф нынче совсем не употреблял алкоголь, то две девушки совсем напротив. Парочка умудрилась напиться не только сама, но и начать спаивать извечно хмурого, закрытого Фира, делая его куда более раскрепощенным. Фирнесер долго сопротивлялся, отказывался от выпивки, но в конце концов сдался, в тысячный раз услышав один и тот же весьма весомый аргумент: «Когда ещё мы так хорошо, все вместе, сможем посидеть?».       Пошёл бокал за бокалом, со временем алкоголь перестал вызывать отвращение в крайне капризном эльфе и все последующие порции спиртного заходили как по маслу.       Скарлетт и Мэлл, помимо прочего, умудрились затащить подпитого эльфа прямо в центр зала, потанцевать с ним сперва по очереди, а потом и вовсе все втроём. Более высокопоставленная элита Тиаридари поглядывала на троицу как на дикарей, им были невдомёк причины столь эмоциональных, радостных вскриков, а когда они попытались научить местный оркестр играть что-то из современной музыки… На них и вовсе начали коситься.       Фирнесер не мог видеть осуждающих взглядов, он предполагал, что вызывающее поведение привлекает к себе массу внимания, но совсем заморачивался на этот счёт. Спустя целую бутылку многолетнего вина из королевского погреба Фирнесер и вовсе перестал осознавать, что помимо них в зале существует кто-то ещё.       Их личное веселье закончилось тогда, когда прямо посреди бала произошла неожиданная потасовка. Скарлетт и Мэлл, отлучившись в дамскую комнату не только по естественной нужде, пришли к самому разгару событий. Фирнесер, которого они оставили за одиночным столиком в ожидании их возвращения, сейчас устроил драку с одним из местных самцов. Расцепить их не мог никто, и по большей части главным агрессором оказался Фирнесер. Первое время девушки с интересом наблюдали за тем, как эльф, едва ли достигающий ста шестидесяти пяти сантиметров ростом, валит на пол королевского поместья крепкого самца практически под два метра ростом.       Было смешно, пока они просто боролись, было смешно, пока самец выкрикивал столь клишированное «отстань от меня, псих!», но стало совсем не смешно, когда под ударами кулака Фира из носа неизвестного самца стала течь кровь.       Здесь-то и спохватился некогда мирно беседующий столик Ульриха и Илая, спохватились и короли, незамедлительно явившись к месту происшествия. Первым вмешался в драку Реджинальд, с завидной скоростью и оперативностью стаскивая поразительно сильное тело щуплого эльфа с жертвы. — Отпусти меня, сука, я убью эту тварь к чертям собачьим! — рычал и брыкался пьяный эльф. Фир успел не только пару раз зарядить самцу в рёбра, но и оставить фиолетовый укус на предплечье, который всё равно не побудил мужчину ослаблению хватки. — Ты к кому руки тянул, утырок? К кому, сука? Ты чё, бабу во мне спалил, а?! Я тебе покажу, мразь, бабу, каких ты в жизни не видывал!       Противник Фирнесера, кажется, был абсолютно трезв и ясен сознанием. Мужчина сел на полу, согнул колени и сосредоточенно стёр с губ и подбородка собственную кровь, запрокидывая голову. Эльф не успел нанести серьезных увечий, максимум оставить фингал да разбить нос, но ситуация вышла бесспорно неприятной. Всё внимание теперь приковано только к ним, гости расступились в круг, встали из-за своих столов, лишь бы подробнее рассмотреть динамичные события инцидента. Сам Реджинальд только устало выдохнул, понимая, что в данный момент у него постепенно заканчиваются силы на сдерживание огненного темперамента бывшего солдата. — Я просто обознался, боже, — недовольно прорычала жертва, постепенно поднимаясь на ноги. — И как таких сумасшедших только на королевский бал пускают…       Пыл Фирнесера был усмирен лично семьёй Мерингейл, Кручевальдами и Скарлетт с Мэлл. Вся компания дружно отправилась укладывать явно перепившего эльфа спать в одну из комнат королевского поместья, где с эльфом какое-то время пришлось посидеть. Остаться рядом с ним решились только Иларион и Ульрих, остальные покинули покои по разным причинам. Илай был обязан следить за Каролиной, он не мог оставить её надолго одну, Скарлетт в какой-то момент тоже стало плохо, что вынудило Мэлл отправиться вместе с ней до туалета, а Реджинальд практически сразу ушел разбираться с последствиями внезапно вспыхнувшего конфликта.       Фирнесер всё ещё в сознании, однако, теперь перешёл к другой стадии алкогольного перепоя. С активной агрессивной позиции эльф стал переходить к явным, депрессивным мотивам, видеть которые Илариону и Ульриху приходилось впервые. Фирнесер самолично избавился как от пальто, так и от пиджака, на пол эмоционально резко полетел и галстук, а несколько пуговиц рубашки безвозвратно были потеряны где-то на застеленной постели. Иларион и Ульрих следили в первую очередь за тем, чтобы эльф не навредил самому себе. — Я не вижу, почему я не вижу, Господи, — вдруг начинает бормотать себе под нос Фирнесер, с силой сжимая между пальцев пряди чёрных, крашеных волос. — Я никогда тебя не увижу, Фис, почему я не могу, почему ты ушёл, почему бросил бросил меня?! — стал выкрикивать по нарастающей он, давно откинув непроглядно чёрные очки куда-то в сторону.       За десятилетие глаза успели хорошо восстановиться, теперь присутствующим не приходилось наблюдать за ужасающим зрелищем, но опустевшие цветом зрачки также не вселяли спокойствия. Слёзы текли ручьями по раскрасневшейся, гладкой коже, парень стирал их ладонями со всей обидой и злобой, стискивая зубы до боли. — Господи, почему ты не лишил меня жизни тогда, там, в тот момент… Почему ты, проклятый старик, не дал мне быть с братом там, на ваших этих небесах?! — Кажется, ему действительно не стоило пить, — потирает неловко затылок Иларион. — Мне больно за этим наблюдать. — Ему пришлось непросто в то время, — выдохнул тяжело Ульрих, покачивая головой. — Вероятно, тяжелее, чем нам всем вместе взятым.       Со временем Фирнесер всё-таки смог уснуть, пусть и сон его нельзя было назвать спокойным. Эльф постоянно ворочался, дёргался и хватался пальцами за простыни, иногда парень наровил и вовсе с грохотом костей оказаться на полу. Иларион и Ульрих не торопились уходить, чувствовали себя обязанными помочь эльфу, не бросать его в беде, и когда тот всё-таки смог уснуть крепче, Иларион начал задумываться о возвращении к народу. Уже скоро ему предстоит читать речь, которую он так долго писал и придумывал, ответственный момент нельзя отложить и перенести, всё должно пройти так, как полагается.       В комнате тихо, толстые стены не пропускают лишний шум с первых этажей. Свет не горит, лишь с распахнутых дверей балкона в покои заходит мягкий, лунный свет, что оставался бледным следом света на огромном ковре. В абсолютной тишине находился только Иларион, мыслям Ульриха покой только снился. Он вновь и вновь прокручивал неприятные воспоминания прошлого в голове, не находя себе места рядом с Иларионом. Мужчина буквально изнывал чувством вины, казалось, будто он совсем не заслуживает сидеть сейчас здесь, с ним, в одной комнате на торжественном вечере, как минимум — в тюрьме, как максимум — в могиле.       Ульрих так и не извинился перед Иларионом и всеми, кто успел пострадать по его вине.       Беловолосый король Тиаридари принюхивается, замечая в воздухе знакомый аромат. Запах Кручевальда он помнил по сей день, но запомнило его только обоняние, когда как сам Иларион не понимал почему запах самца по правую руку кажется ему таким знакомым. — Иларион, спустя столько лет я хотел бы сознаться, — вздыхает Кручевальд, виновато опуская гриву вниз. Он говорит вполголоса, тихо, так, чтобы не разбудить Фирнесера, сон которого теперь и пушечным выстрелом не потревожить. — Мне было трудно носить это в себе столько времени, но я не мог просто взять и явиться на твой порог. Я предполагал, что ты не захочешь видеть меня, что прогонишь или чего похуже, ведь официально мне запрещено ступать на земли Тиаридари, — пожал беспомощно плечами самец, не рискуя поднимать взора от узорчатого рисунка на ковре. — Если тебе этого никто не сказал, то мои слова будут для тебя весьма неприятной новостью. — Рассказывай, Ульрих, — спокойно отзывается Илари, смирно кивнув в ответ. — Я отпустил прошлое, можешь за это не переживать. Нам не стоит жить тем, что давно прошло, иначе о светлом будущем можно позабыть. — Это был мой бордель, в который тебя затащил Дориан, и оказался ты там исключительно по моему желанию, — наконец выдал наболевшее он, крепко сцепив пальцы между собой. — У нас с Дорианом была сделка, в соответствии с которой он был обязан сдать тебя мне, в конечном итоге испортив всё, — напряжённо продолжает Ульрих, нервно выстукивая быстрый ритм ногой в блестящих ботинках. — Я по сей день сожалею обо всём, что сотворил. Сожалею о Честерсах, один из которых в результате умер, сожалею о Дирке, что незаслуженно подвергся насилию с моей стороны, сожалею о том, что в погоне за круглой суммой, решил воспользоваться твоим телом, что привело к необходимости поиска способов осуществления аборта.       Иларион первую часть речи прослушал довольно безэмоционально — кажется, ему уже давно известно о том, в чём решил сознаться Ульрих. Не исключено, что рассказал ему никто иной, как Реджинальд, нынешний муж и второй король Тиаридари. Однако…когда в комнате прозвучало имя Дирка, он значительно сменился в лице. Выпучив глаза в пустую точку, Илари молчал какое-то время, прежде чем спросить: — Ты его изнасиловал? — Нет, Иларион, это попросту невозможно, — тут же отозвался Кручевальд, размахивая эмоционально руками. — Вернее, не то, что невозможно… Вы бы с ним не встретились вновь, если бы я закончил начатое, — неловко посасывая каштановый затылок, бубнит под нос Ульрих. — Дирк заключал со мной свою сделку, отдельную от брата, где за услугу в виде освобождения Амави на какое-то время для тебя я потребовал от него секса, — мужчина прокашлялся, раздражаясь вновь повисшей тишине. — В пассивной позиции, разумеется. — Ульрих, ты серьезно хотел переспать с ним? — в отвращении сморщившись, уточняет Иларион, рефлекторно стараясь быть как можно дальше от собеседника. — У тебя был муж, любовник и целый бордель с личными рабами, а ты в какой-то момент решил, что заняться сексом с человеком — хорошая идея? — Я злился на него, — сперва сдуру выдаёт Кручевальд, сразу прерывая самого себя. — Прости, Иларион, я не должен перед тобой оправдываться. Ни один из моих поступков ничем не оправдать, — сдаётся он, побежденно опуская голову. — Я лишь хотел сказать тебе об этом, извиниться и наконец избавиться от камня, что повис у меня на сердце. Илай помог мне осознать всю суть моих поступков и действий, с какой-то стороны, я рад этому, а с какой-то… Я начинаю понимать, что жить неосознанно, слушаясь чужого мнения и указаний, было намного проще. — Реджинальд был против твоего присутствия здесь, на нашем мероприятии, но я настоял, — тяжело выдыхает Иларион, кое-как сдерживая себя в руках, лишь бы не повысить голоса в присутствии спящего, пьяного эльфа. — Я убедил его, что каждый заслуживает прощения, понимания и второго шанса. Убедил, что ты совсем не желал Амави смерти и какое-то время вовсе не ведал что творил, — продолжает король, прикрывая глаза ладонью. — Может быть, я мог говорить о столь благородных качествах только потому, что ты сам, казалось бы, лично мне никак навредил. Маниакальная жажда денег это, кажется, присуще людям, а ты впитал негативное качество вместе с Синтом, но… — Иларион поднимается с кресла и зависает на месте, прожигая взором голубых глаз Фирнесера. — Оказалось, что ты ничем не лучше Дориана, Ульрих. Ты такой же моральный урод, который в какой-то момент успел перескочить со стороны проигравших к победителям.       Впрочем, иного ответа ответа Ульрих и не ожидал. Подобные речи, намного хуже и грубее, он тысячу раз прокрутил в голове, поэтому сказанное Иларионом не стало для мужчины чем-то новым. Собеседник ушёл из комнаты первым, а через минут десять одинокого существования в тихих покоях вышел и Кручевальд. Состояние более, чем подавленное и разбитое, Ульрих предполагал, что не дождётся от Илариона прощения, но встретившись с тревожными опасениями лицом к лицу — всё равно оказался безоружен. Слова ранили его, ранили не сутью, а тем, что на самом деле собеседник был совершенно прав. Не такого результата он хотел, но именно такого и ожидал.       Хорошо, что за этим не наблюдал Илай, ведь он бы обязательно, всеми правдами и неправдами, стал бы защищать честь и достоинство дорогого мужа. За десять лет совместной жизни у них, как и у любой другой семьи, случались конфликты, однако согласиться с описанием Илариона он бы не смог в любом случае. Ульрих не казался ему кровожадным монстром, не виделся чудовищем — спустя развал борделя и развод с Синтом мужчина сильно изменился в лучшую сторону.       Ульрих не торопился возвращаться в главный зал, прогулялся по коридору и саду, отошёл в укромный уголок, дабы выкурить парочку сигарет и только потом вернулся к остальным. Вероятно, он бы задержался сильнее, если бы не СМС от Илая с логичным вопросом о местонахождении. Мужчина не ответил на вопрос, натыкал прохладным пальцем по экрану короткое «Скоро буду» и торопливым шагом направился в зал. Если его не обманывают часы на запястье и память, то заключительная часть бала начнётся уже через пятнадцать минут.       Гостей значительно поубавилось, недавний инцидент дал о себе знать. Ульрих не мог знать к чему в итоге все пришли, но сейчас в главном зале царило спокойствие, даже музыка прекратила играть в преддверии торжественной речи короля Илариона. Свет был сменен на более приглушённый и лишь два прожектора освещали место во главе, рядом с лестницей, напротив которой и расположились всевозможные гости за столиками.       Ульрих вернулся за знакомый стол, получив от Илая немой вопрос о причинах отсутствия. Сейчас никто не разговаривает, короли могут выйти в любую минуту и начать речь, которую перебивать шумом никто не желал. Пользуясь данной маленькой деталью, Кручевальд махнул вместо внятного ответа на вопрос и сел на то же место, на котором сидел буквально недавно. На столе недоеденные горячие блюда, салаты, пустые бокалы с вином и полупустой графин с каким-то цитрусовым соком. Ульрих старался выкинуть из головы недавнюю ситуацию, отвлекался на всё подряд, теперь задаваясь вопросом о пропаже Скарлетт и Мэллин.       Кажется, девушки и правда пропустят заготовленную речь Илариона, ровно как и Фирнесер, что уже почти час мирно сопел в королевских владениях. Присутствовать в зале исключительно втроём показалось самцу сущей пыткой — никаких знакомых лиц, а если те и находились, то явно не относились к семейству Кручевальдов хорошо, не в силах забыть события прошлого. Их фамилия навсегда осталась в памяти Тиаридари как фамилия жадных до денег, лживых убийц, несмотря на все подвиги после осознания. Синт, о судьбе которого Ульрих не знал ровным счётом ничего, окончательно угробил репутацию семьи последней выходкой.       Иларион очевидно задерживается, он должен был появиться вместе с Реджинальдом под светом прожекторов ещё десять минут назад. И пока Каролина скучающе ковыряла салат, а Илай читал очередную книгу в телефоне, Ульрих заметил издалека две женских фигуры, идущих прямо навстречу кривой походкой. Скарлетт полностью свесилась на Мэлл, но была, к счастью, в сознании. По хорошему, её бы также, как и Фирнесера, уложить спать в ближайшие покое, но… Скарлетт настояла на присутствие в знаменательный момент, невзирая на отвратное самочувствие. Она, как и Фир, давно не пила, поэтому одной бутылки вина было достаточно, чтобы достичь одну из критических стадий алкогольного опьянения.       Рыжая на пару с женщиной уселись за стол, подтянули к себе графин с остатками сока и принялись ждать вместе с остальными.       Иларион успел сменить одежду, выходя к гостям с объявлением второй раз за вечер. Теперь на нём не просто белый костюм из полупрозрачных тканей, а некое подобие платья. Такой эффект складывали очень широкие брюки из тонкой, белой ткани и с четко выглаженными линиями вдоль каждой из штанин. Сверху рубашка, подобная прошлой, немного серебряных украшений и как вишенка на торте — серебряная, витая корона с драгоценными, мелкими камешками, что передавалась из поколения в поколение и перешла ему от матери. Корону, как принято в Тиаридари, королевская семья не носила каждый день, исключительно по каким-то важным поводам. А Реджинальд, что вышел с белым королём под руку, был одет куда более строго, нежели раньше. Вокруг ушей, на волосах каштанового цвета, также красовалась корона, но выполнена она из золота, что символизировало главенство короля над королевой. Одежда выполнена в тёмных оттенках, что давало выгодный контраст на фоне сияюще белоснежного образа Илариона. Родственники с Северных земель по сей день не могли смириться с существованием на королевском посту кого-то вроде Реджинальда, обычного самца из народа, а не их очередного потомка. — Я надеюсь, что вы успели вдоволь насладиться этим прекрасным вечером, друзья, — начинает речь Иларион, предварительно потратив время на то, чтобы собраться с мыслями. Листка перед ним нет, хотя планировался: король решил идти по живой импровизации, нежели по отработанному тексту. — Приношу свои глубочайшие извинения за недоразумение, случившееся с одним из приглашенных мною гостей и попрошу понять его, ведь он один из ветеранов войны и бывший агент сопротивления, — развёл руками он, оглядывая молчаливую публику за столиками.       Иларион покачал головой, стараясь избавиться от наваждения. Разговор с Ульрихом сильно подпортил настроение, гибрид вновь мысленно очутился там, откуда так долго и усердно бежал. Только благодаря разговору с Реджи он смог придти хоть немного в себя и выйти с речью, как и обещал. Если бы не самец, Иларион мог и вовсе отказаться от публичных выступлений — настроение и состояние уже совсем не то. — В первую очередь, я бы хотел вам представить особенных гостей: тех, кто когда-то оказался рядом со мной и помог. Тех, кто напрямую участвовал в формировании нашего с вами счастливого будущего, — уронив взгляд в пол, проговаривает громко и чётко Иларион, решая с кого будет лучше начать. — И раз я начал рассказывать о невысоком эльфе, что при своей приобретенной слепоте и скромной комплекции умудрился навредить взрослому самцу, то о нём и продолжу — к сожалению, не смогу представить вам его лично, сейчас он не хорошо себя чувствует, — продолжает вещать король, по окончанию фразы кратко прокашлявшись. — Я знал Фирнесера совсем недолго, обменялся с ним парой слов ещё десять лет назад, в разгар первого боя на базе эльфийской организации «Сопротивление». Как мне доложили, он потерял родного брата-близнеца в ходе операции по свержению режима. Как мне доложили, какое-то время он находился под безжалостными пытками в руках врага, в результате которых и потерял возможность видеть. Как мне доложили, Фирнесер храбро вытерпел каждую из них и не выдал врагу и крупицы от той информации, которую ему не стоило знать. Я, к сожалению, могу судить и верить лишь рассказам других бойцов, тех, кто долгое время сражался с ним плечом к плечу. Тех, кто заменил ему семью, которую полностью истребила война на Эльрунге. То, что пережил этот, на первый взгляд, неприветливый и хмурый эльф, заклятому врагу не пожелаешь. Я горжусь тем, что когда-то мне выпала возможность оказаться рядом с кем-то, вроде него. Я рад, что когда-то давно смог выслушать его слова, что в дальнейшем придавали мне сил в управлении королевством. И хоть его сейчас с нами нет, я сделаю так, чтобы он услышал мою речь после улучшения самочувствия. Фирнесер стал для примером выдержки, терпения и целеустремленности, он стал для меня тем, на кого я бы хотел когда-нибудь стать похожим.       Сразу, как только Иларион замолчал, зал взорвался аплодисментами. Кажется, теперь никому не хочется злиться на Фирнеса за тот балаган, что он устроил буквально недавно. Король ждёт пока публика затихнет и только после этого продолжает. — Во вторую очередь по списку, но не по значению, мне бы хотелось рассказать вам о Скарлетт, таком же агенте «Сопротивления», как и Фирнесер, — с улыбкой продолжил Иларион, вытягивая руку в сторону столика. Один из прожекторов светит кругом точно на девушку, заставляя её сощуриться от бьющего по глазам яркого света. — Я думаю, что о её истории многие из вас наслышаны, но я хочу рассказать её этим вечером ещё раз для тех, кто мог о ней не знать, — разводит руками король, крепко сжимая в кулаке правой руки микрофон. — Скарлетт жила когда-то в Эльрунге, несмотря на то, что сама является по расе человеком. Война пришла в её дом, лишила родителей и друзей, а она сама попала в руки плохих людей и находилась там вплоть до совершеннолетия. Агенты сопротивления спасли её, стали ей второй, новой семьёй и дали новую цель в жизни, позволили отомстить за себя и защитить остальных. Этим девушка и занималась долгие годы, в один момент став женой одного жестокого командира, дабы глубже внедриться на территорию врага. Её обнаружили, до правды докопался лично муж, который и оставил на её лице столь яркие следы. Он надеялся, что сможет таким образом затмить её внеземную красоту, но потерпел поражение — сейчас Скарлетт является востребованной моделью. Скарлетт была с нами всеми до конца, отважно сражалась за мир и наше с вами благополучие. Эта девушка стала для меня примером выдержки, примером того, как можно идти к цели несмотря ни на что, и она же помогла воплотить мою мечту в сфере медицины, подарив возможность обучаться у лучших специалистов Эльрунга. Спасибо тебе, Скар, за всё, что ты сделала для нашего королевства и меня лично, я никогда не забуду твою неоценимую помощь нам всем.       Скарлетт, какой бы пьяной она сейчас не была, вдруг выпрямилась и будто бы пришла в себя. Она улыбалась так, что заболели скулы и покраснели щеки, девушка плакала над проникновенной речью Илариона, не представляя как может отблагодарить за такое внимание, уделённое своей персоне. В стенах поместья вновь звучат оглушительно аплодисменты и постепенно затихают, позволяя Илариону продолжить говорить. — Между делом, мне бы хотелось упомянуть о тех, с кем я имел совсем мало времени вместе и с кем хотел бы пообщаться когда-нибудь намного теснее, — на выдохе проговорил Иларион, перемещая взгляд вновь на столик. — Илай, познакомиться с которым мне только предстоит, также храбро принял участие в сражении за базу и получил несколько ран. Он браво бился плечом к плечу с армией Эльрунга, в дальнейшем выступая для нас всех сильным плечом в трудный момент. Когда я услышал о плохой славе Илая — я не поверил собственным ушам! Предо мной стоял действительно храбрый и сильный самец, а совсем не тот, кого мне описывали сплетники. Я считаю, что он, как и мы все, заслуживает право выбора собственной судьбы, не опираясь на чужое мнение. — прожектор в этот раз не указывал на особый столик, но присутствующие волчьи безошибочно обернулись на него, вгоняя в краску. Короткие аплодисменты и Иларион продолжает речь. — Мэллин, которая десять лет назад накормила меня вкуснейшим ужином и ненадолго приютила у себя — женщина твёрдого характера, что отнеслась ко мне со всей теплотой и чуткостью, когда она так была мне нужна. Раньше она была на стороне врага, из-за чего и потеряла сразу две конечности. Сейчас она полностью принимает новые устои, узнав, что жизнь может быть совершенно иной, — Иларион закончил обращение и короткие аплодисменты вновь прозвучали в зале, быстро затихая. — Хочу упомянуть того, кого не просто нет с нами на этом вечере, а кто и вовсе не смог дожить до наших дней. Опытный врач-эльф по имени Анри когда-то помог мне вылечиться, да так, что впредь заболевание не дало последствий в будущем. Анри был добр ко мне и мил, стоит признать, что его манера говорить периодически забавляла меня, но данная особенность ничуть не портила. Напротив — украшала. Он погиб в ходе битвы на базе сопротивления, — сгорел заживо, если быть точным. Я надеюсь, что на том свете он обрёл долгожданный покой и был награждён за все героически спасённые жизни, а таковых давно не представлялось возможным сосчитать, — белый король прикрывает глаза, вновь замолкает, позволяя публике поставить точку в рассказе шумными аплодисментами и продолжает дальше. — С Кастиэль, бывшим командиром организации сопротивления, я вообще практически не был знаком. Она также, как и Анри, погибла в ходе битвы, доблестно сражаясь за наше светлое будущее. Её вклад в мирное небо над головой неоценим, эта женщина была на редкость сильной и смелой, как мне успели поведать, и погибла она защищая товарищей. Вероятно, с Анри они должны находиться приблизительно в одном месте, на небесах, ведь количество спасённых её стратегиями жизней также давно не счесть.       Иларион замолкает, замечает, что буквально все из присутствующих бойцов распущенной организации сопротивления заливаются слезами. Потеря пережита давно, но королю удалось подковырнуть старые раны, вынуждая те снова начать кровоточить. Понять их гибриду было нетрудно, он и сам периодически вспоминал ушедших из жизни добрым словом, предполагая что могло бы быть, встреться они все в совершенно мирное, спокойное время. Иларион мог бы многому научиться у Анри, настоящего врача с многолетним опытом, но судьба оказалась к ним слишком жестока.       Сейчас пришло время упомянуть об одних из самых главных личностях, с кем ему удалось пообщаться теснее. А об одной, конкретной личности Реджинальд вызвался поведать народу самостоятельно, несмотря на то, что Илариону тоже есть что о нём сказать. — Мне бы не хотелось оставлять без внимания того, о ком нынче говорят весьма неохотно, — на выдохе начал Реджинальд, поправляя черный галстук на чёрной рубашке. — У Амави была плохая репутация в своё время, некоторые и по сей день отзываются о нём, как о абсолютно маргинальной личности, что не знал общественных норм и устоев, — пожал плечами он, встречаясь со зрителями глазами и находя в них согласие. — В своё время, этот необузданный юноша показался мне весьма занимательной натурой и я не прогадал — у нас была семья, могла быть по сей день, но трагические обстоятельства разделили нас, — мужчина сглатывает тугой ком в горле и опускает голову, с силой сжимая микрофон. Реджи видит, как где-то за дальним столиком начинает рыдать Джесси, а Джерри, как брат, успокаивает её. На его глазах также проступили слезы. — Я не держусь за прошлое, вы не подумайте. Амави мне строго наказал продолжать жить, и жить счастливо, чем я, собственно, сейчас и занят, — Реджи прокашлялся, прогоняя наваждение. Ему показалось, будто покойный муж стоит прямо за его спиной, легонько вдавливая руку в плечо. — Амави был смел и отважен, он был готов пожертвовать всем ради семьи и в конечном итоге добился своих целей. Благодаря Амави я здоров, это единственная причина, по которой мы вдруг оказались на ранее недружественных землях. Он вылечил меня, но не позволил вылечить себя, полагая, что принесёт семье слишком много проблем. — Меня всегда восхищал Амави, скажу честно, — вдруг вмешался в речь Иларион. — Он, в отличие от меня, мог постоять не только за себя, но и за своих близких. Местами он мог быть грубым, мог быть излишне эмоциональным, но Амави всегда оставался собой, настоящим и искренним, — покачал головой Иларион, с тоской взглянув в глаза мужа. — Он вытерпел слишком многое, то, чего совсем не заслуживал. Испытаний жизни он, к сожалению, не пережил, но я надеюсь, что небеса даруют ему вечный покой. — А как он умер? — перешептывались волчьи за столиком. — Говорят же, от болезни, чем слушаешь, дубина?! — отвечает шепотом второй. — Что это за болезнь-то такая? — скрестив руки на груди, скептически отозвался первый. — Неужто Эльрунг не мог её излечить? — Видимо нет, — уже спокойнее отвечает тот, посасывая затылок.       Взор двух нарушителей тишины невольно обратился назад, к сыну и дочери покойного Амави. Гости полагали, что как минимум дети обязаны знать причину, но на их лицах читалось то же замешательство. Кажется, родитель не счёл нужным посвятить их в подробности, от чего по сей день в них полыхает бунт несправедливости. Скрытая обида на отца проявлялась в основном у дочери, так похожей на Амави, периодически она могла обвинять Реджи в бездействии, якобы он действительно мог позволить их родителю просто умереть. Винил себя и Реджинальд, винил Иларион и в частности Ульрих, но воскресить гибрида невозможно даже самыми сильными угрызениями совести. — Возвращаясь к тем, кто помог нашему королевству стать таким, какое оно есть сейчас, я хочу упомянуть одну весьма противоречивую личность, — с лёгкой, тревожной улыбкой на губах начинает Иларион, уронив взгляд голубых глаз в пол.       Он не желал говорить это Ульриху, белый король изначально желал погнать мужчину тряпками прочь из поместья сразу, как только покинул покои Фира, но разговор после помог ему принять другое решение. — Сперва он был нашим злейшим врагом, а потом стал союзником. Знаю, многие из вас по сей день не могут простить семью Кручевальд за содеянное и я вас прекрасно понимаю, — разводит руками он, обращаясь к публике прямым взором. — Изначально, Ульрих выбрал неправильный путь, и в этом мы не будем винить его бывшего мужа Синта, ведь каждый должен отвечать за свои поступки сам, — покачал головой он, стараясь не вспоминать того, что волчий народ сотворил с гибридом на самосуде.       Иларион собирается с силами, молчит какое-то время в повисшей тишине и только после продолжает. — Ульрих, скажу честно, когда ты решил извиниться предо мной и раскрыл то, чего я не знал — мне хотелось убить тебя. Невзирая на все моральные принципы и устои, несмотря на голос здравого смысла и гуманность, — проговорил он, удерживая прочный зрительный контакт с упомянутым мужчиной. — Однако, кое-кто в очередной раз мне напомнил о том, что каждый из нас заслуживает второго шанса. Я вижу твои изменения, вижу, как вы воспитываете Каролину, вижу то, как любит тебя и дорожит тобой Илай. Мы оставим ошибки прошлого позади, ведь Тиаридари имеет цель построить новое, счастливое и мирное время для наших детей. Ты, а также Илай и ваша дочь, сможете спокойно пребывать на родных землях, более того, жить здесь. — Ульрих, я хочу чтобы ты знал, что в случае повторения ошибок прошлого жалости тебе не сыскать нигде, — теперь решил перебить Реджинальд, угрюмым взглядом окинув самца. — Я думаю, что ты и так об этом знал. А говоря с вами, с простым, коренным народом королевства Тиаридари, я вынужден просить у вас благосклонности к семье Кручевальд, — выдохнул он, теперь обращаясь к гостям. — Ульрих оказал нам неоценимую услугу, в конце концов предупредив об опасности. В ином случае, тех мер предосторожности, которые были оперативно приняты предыдущим королём Фордом Мерингейл, могло и не быть, что неминуемо бы спровоцировало большее количество жертв.       В зале внезапно поднялся шум. Не все, далеко не все были согласны просто взять и принять семейство обратно, во многих до сих пор говорили старые, тяжёлые травмы пережитых ужасов. Те, кто так и не получил своих сыновей и дочерей обратно из борделя выражали очевидное несогласие с оглашенным вердиктом.       Ульрих быстро осознал этот факт. Их не примут обратно даже с дозволения королевской семьи, даже с их прощением, даже с официальным заявлением о неприкосновенности. Если раньше Кручевальды могли быть незаметными за счёт некоторых внешних изменений, то теперь о личностях сидящих за столиком знали все, смотрели все и осуждали буквально все.       Ульрих не выдерживал всеобщего давления, ему хотелось как можно скорее покинуть зал, а затем и родные земли — вернуться туда, где они с Илаем начали новую жизнь, поэтому и подорвался так резко с места. Илай успел поймать мужчину за руку, прежде чем тот отправился к дверям. — Мы сможем хотя бы навещать твою маму, — попытался найти положительные стороны муж Ульриха. — Сможем проведать дочь, вероятно, она уже совсем большая, — пожал плечами он, в надежде заглядывая самцу в глаза. — Тебе необязательно нравиться всем, их проблемы, что они так долго держат обиды. Ты делал плохие вещи, но ты исправился, мы с тобой никогда не вернёмся к тому, с чего начинали. Я всецело твой, я здесь, я рядом и я никуда от тебя не денусь. — А если они тебя переубедят? — угрюмо отзывается Ульрих. — Вдруг и ты начнёшь считать меня монстром? — Твою мать, Ульрих, я тебе сейчас врежу, — скрестил руки на груди Илай, вопросительно изогнув бровь. — Считаешь, что моё мнение так просто изменить? Я, самец, замужем за самцом уже десять лет. Я поспорил со своей природой, думаешь, я не смогу спорить с горсткой обиженных волчат? — Спорить ты любишь, — посмеялся Ульрих, всё-таки усаживаясь обратно за стол. — Хотел бы я сейчас увидеться с дочерью…       Когда шум наконец затих, — короли позволили толпе вдоволь наговориться, — речь наконец продолжилась. Оставалось всего пара ключевых лиц, пожалуй, главнейших в жизни Илариона, которых он без внимания оставлять не желал. Память о них по сей день живёт где-то глубоко в сердце, иногда греет, а иногда мешает спать по ночам.       Иларион, выжидая тишины от гостей, между делом решился обнять мужа. Высокий, крепкий, добрый и сдержанный — Реджинальд определённо именно тот, кого в детстве представлял будущий король. Сей алмаз изначально достался не ему, но вскоре был передан судьбой в надёжные руки. Рядом с Реджи ему больше никогда не было страшно, рядом с ним он ощущал спокойствие, умиротворение и удовлетворенность жизнью. Было печально осознавать, что их жизни могли сложиться совершенно иначе, но и такой вариант, в целом, устраивал обоих.       Реджинальд приобнял его за талию, аккуратно прижал к себе и носом зарылся в макушку светлых волос, припоминая совместно прожитые годы. — На этом, как вы могли заметить, моя речь к вам не заканчивается, — вновь заговорил в микрофон Иларион, моментально успокаивая остатки шума. — Вы давно наслышаны о подлом шпионе и агенте ранее недружественных Северных земель, Дирке Сондере. Именно он осуществил отравление моей матери и вашей королевы, именно за ним я последовал и оказался в ловушке, именно его я когда-то любил, — прерывается белый король, выдерживая паузу на удивлённые перешептывания гостей.       Никто не знал об этом ранее, Иларион не распрострянался о столь интимных подробностях, вынашивая горе внутри поместья. — Дирк обманул меня, обманул всю королевскую семью, но он не мог поступить иначе. Этот человек жил совершенно иную жизнь, вырос в других условиях и не знал всего того, к чему мы с вами привыкли с пелёнок. Он не знал любви, не знал покоя, не знал стабильности и хорошего отношения, он попал в руки плохих людей и не видел для себя иных вариантов, он не знал, что что-то может быть по-другому. Не догадывался о том, что жить можно иначе, — Иларион невольно приобнял себя за плечо свободной рукой, переминаясь с ноги на ногу. — Дирк стал для меня первым, кого я действительно полюбил всем сердцем, тем, кем я искренне дорожил и о ком беспокоился каждый день. Он жертвовал собой ради моего спокойствия, Дирк правда пытался сделать меня счастливым, пусть и в единственной известной ему манере. Он был одним из наших врагов, но иных путей ему никто и никогда не предлагал. Этот человек был взаперти и начал осознавать клетку, в которой находится, лишь под конец, — белый король чувствует, как голос ломается от слёз, что побежали по бледным щекам к подбородку.       Он давно простил мужчину за всё, оставил в памяти только хорошее и теперь не мог найти в себе силы сдержаться от прелюдных слёз. — Дирк, если ты меня слышишь, я хочу, чтобы ты знал: я простил тебя. Я бы дал тебе шанс, ты его действительно заслуживаешь, но тебя больше нет с нами. Я верю, что там, на том свете, тебе позволили узнать другую жизнь. Я надеюсь, что тебе дали шанс стать тем, кем ты на самом деле желал.       Иларион решает взять перерыв. Он никогда ранее не говорил о мужчине столь открыто и честно, всегда молчал, когда другие называли Дирка террористом и убийцей. Он держал язык за зубами, когда кто-то рассуждал о правильности его конечного итога. Реджинальд не смел рассуждать в присутствии Илариона так, как остальные — пусть он и злился, от части, на него, но он видел всю боль нового мужа насквозь.       Понять ситуацию младшего из Сондеров непросто, сочувствовать тому, кто ранее убивал по чужой указке без намёка на сопротивление — непросто. Но, услышав от Илариона несколько историй с участием Дирка, Реджи становился к нему всё лояльнее.       Белый король взял перерыв, закрывшись в ванной. Усевшись на её край, Иларион закрыл лицо обеими руками и постарался успокоиться. Истерика, что так неожиданно охватила его, отступать не планировала — в голове всё чаще всплывали кадры прошлого, доводящие до сдавленных, скулящих воплей.       Будь Дирк сейчас здесь, рядом, живой и здоровый, что бы он ему сказал? Если бы Иларион, пробегаясь расслабленным взглядом по лицам за столиками, вдруг обнаружил его — что тогда? — Милый, тебе нельзя сейчас так переживать.       Реджинальд смог вернуть Илариона обратно к народу, смог успокоить и сказать правильные слова — кажется, это смело можно считать личной суперспособностью самца. Гибрид привёл себя в порядок, но не смог убрать красноту с заплаканных глаз и лица. Веки стали тяжелее, нос заложило, а во рту сухо, словно в пустые. Он был обязан закончить речь, огласить главную причину, по которой всех собрал. Назад дороги нет, оставлять гостей в неведении, оборвав всё настолько резко, Иларион попросту не имел права. — В окончании нашего вечера, нам стоит подвести итоги, — решил начать первым Реджинальд, понимая, что мужу сейчас трудно связывать мысли в предложения. Он начнёт — Иларион подхватит, действовал самец исходя из такой системы. — Здесь присутствуют не только коренные жители Тиаридари, волчьи, но и бывшие солдаты эльфийской армии «Сопротивление». Я хотел бы выразить всем вам благодарность за то, что были и есть с нами все эти годы. Без вас, дамы и господа, мы бы никогда не смогли построить то, что теперь имеем, — проговорил Реджи и прервался, дабы перевести дыхание. — Нам пришлось пережить непростые времена, скажем прямо. Ранее Тиаридари был закрытым королевством, увидеть здесь кого-то иной расы было шокирующим событием. А теперь, когда границы открыты для всех желающих, мы наконец смогли обрести технологический прогресс, которого нам с вами так не хватало, — с улыбкой дополнил мужчина, взмахивая руками. — Понимаю, многие из вас и сейчас не могут приспособиться ко всем нюансам новой жизни, я сам, признаюсь, тоже долго привыкал. Унитазы для меня до сих пор это нечто…очень странное, — тёмный король прерывается и кратко смеётся вместе с гостями. — Эльрунг помог нам, мы поможем им. За мирное небо и счастливое будущее мы все будем готовы сразиться вновь, мы не ослабшим хватку и бдительность отныне и впредь, мы с вами, господа, построим мост в счастливую и технологичную жизнь, в которой каждый из нас так нуждается.       Иларион долго топтался на месте, долго тупил взгляд в пол, но речь Реджи воодушевила даже его. Он перехватил из рук мужа микрофон аккуратным движением и ещё какое-то время молчал, собираясь с мыслями. — Пап, я правда рад, что ты был и остаёшься рядом со мной всё это время, — сглотнув ком в горле, наконец начинает Иларион. Бывший король Тиаридари, Форд Мерингейл, всё это время присутствовал во время речи сына и неустанно наблюдал за всем, что происходит, с безопасной и уединенной позиции. — Я очень скучаю по маме, готов поспорить, ты тоже. Я правда стараюсь благодарить всевышних за возможность иметь как минимум одного родителя, пусть ты и не имеешь возможности со мной поговорить, — выдыхает Иларион, заглядывая в глаза отца, что который сейчас был вынужден сидеть в инвалидной коляске. — Я скучаю по вечерним беседам с тобой, скучаю по твоему строгому, но справедливому слову. Скучаю, и ты, я уверен, тоже. Я не могу узнать у мамы, не могу узнать у тебя, о том, стал ли я, наконец, тем самым правителем, которым вы видели меня. Достоин ли я сидеть там, где когда-то восседали вы с мамой, но… — Иларион снова ощущает слёзы на своих щеках, утирает их рукавом полупрозрачной рубашки и с выдохом продолжает. — Я постараюсь сделать так, чтобы вы мною гордились. Спасибо за всё, что вы мне дали, благодаря вам у меня правда было счастливое детство.       Король оказался парализован сразу после атаки ракет на Тиаридари. Он, как и другие бойцы, оказались совсем недалеко от эпицентра взрывов, что повлекло за собой огромное количество жертв и разрушений.       Эльрунг не позволили Форду умереть, эльфы приложили все силы к тому, чтобы хоть как-то сохранить в короле жизнь, но править королевством он никогда более не сможет. Форд не мог говорить, не мог нормально двигаться, но изредка общался с другими едва заметными движениями пальцев. Бывший король всё видел, всё понимал и осознавал, но возможности контактировать с внешним миром у него практически не осталось. Временами Форд помышлял о добровольном уходе из жизни, но не мог оставить сына абсолютно одного. Никто из северных родственников не мог заменить Илариону родителей и никогда бы не смог — главная причина, по которой Форд не стремился к покойной жене, была только в необходимости сопровождать сына на непростом жизненном пути. Он знал, насколько сложно будет занимать столь ответственную и высокую роль, знал все подводные камни и нюансы, и по возможности, когда самочувствие позволяло, старался жестами дать дельный совет в той или иной ситуации.       Иларион опять успокоился только силами Реджинальда. Гости сочувствовали и кто-то плакал вместе с белым королём, все понимали и соболезновали Илариону до глубины души, в этот раз несогласных в зале не оказалось.       Белый король выпрямляет спину и на губы постепенно наползает улыбка. Реджи держит его за руку, держит крепко, согревая своим теплом, а отец, где-то в первых рядах столиков с давно ставшей родной прислугой, кажется, вдруг улыбнулся сыну в ответ. — Я хочу поделиться с вами безусловно радостной новостью, которую я не хотел сообщать с порога, — с улыбкой произносит Иларион, вдруг опуская руку с микрофоном к животу. Недолго огладив ещё плоский, стройный живот, гибрид поднимает микрофон обратно к губам и с сияющим взором бледно-голубых глаз заявляет: — Королевство скоро обретёт наследника.

***

— Да никуда я не ходила, чтоб тебя, мы с девчонками просто пили дома! — взвизгивает женщина, эмоционально топнув ногой в пушистых домашних тапочках. — Господи, почему тебе везде надо искать подвох?! У меня твоя ревность уже в глотке стоит! — Ты всю ночь не отвечала на мои звонки и сообщения, ровно как и твои курицы безмозглые, — со злостью через зубы процедил мужчина. — Неужели так трудно просто взять и написать мне?! Я всю ночь глаза не сомкнул, вдруг что-то случилось, а ты! Совсем башкой разучилась думать! — Не смей обзывать моих подруг! — снова взрывается она, взмахивая руками. — У нас музыка играла, мы не слышали! Я что, обязана двадцать четыре часа в сутки с тобой на проводах висеть?! — продолжает напирать она, ударяя ладонью по столу, от чего по кухне зазвенели чашки. — Чёрт, я и так почти из дома не выхожу, почему мне нельзя просто взять и расслабиться с друзьями без твоего вездесущего контроля?!       Удар по столу моментально выводит мужчину из остатков равновесия. Так как жена стояла спиной к стене — к ней она и оказывается прижата сильной рукой. Глава семейства замахивается на супругу, сжимает до боли кулак и глаза в ярости округляет, венки на висках вздуваются, а дыхание становится тяжёлым и шумным. Он думал, что ударит её, он действительно хотел её ударить, всей душой, отомстить за всё то беспокойство, которое она принесла своей пропажей. У него уже нет сил сдерживаться, он не видит в ужасе выпученные глаза жены, не видит её страх, как она боязливо прикрывает лицо руками с золотым обручальным кольцом. Мужчина приготовился ударить, если она вымолвит ещё хоть слово, был готов сломать этот ровный, курносый нос женщины, дабы она точно смогла усвоить урок. Сердцебиение зашкаливает, адреналин бьёт в кровь и перед глазами появляется лёгкая дымка, такая знакомая и привычная, кою мужчина так давно не наблюдал. — Дориан, пожалуйста… — только и может, что проскулить женщина. — Не надо, прошу, опомнись…       Её спасает не абы кто, а трёхмесячный младенец в соседней комнате. Услышав шум, ребенок недолго соображал над реакцией и выдал самую очевидную — плачь. Именно крики сына помогают Дориану придти в себя, именно они позволяют мужчине осознать, что сейчас совершенно другое время. Сейчас он здесь, в скромной, но уютной однушке на окраине города, его жена всего разок за три месяца отвлеклась от сидения с сыном и повеселилась с подругами допоздна, только и всего. На плите во всю свистит чайник, на столе, в одной из чашек — три ложки сахара, а в другой всего одна. За окном тёплая, солнечная весна, откуда смутно доносится пение птиц. Люди не слышали их с декабря: сейчас, майским вечером, птицы звучали как-то по-особенному.       Кулак медленно опускается, а вместе с ним опускается на колени и Дориан. Осознание пришло к нему поздновато, женщина уже напугана до полусмерти. Но, к счастью, до решительных действий всё-таки не дошло — лицо жены пусть и заплаканное, но целое и невредимое. Страшно представить, как бы она показалась знакомым на прогулке в парке с коляской, при этом скрывая синяки. Как бы она оправдалась? Также, как и другие жертвы домашнего насилия– с лестницы упала. — Прости меня, Лидия, бога ради прости, — взвыл вмиг мужчина, закрывая обеими руками лицо, а лбом уперевшись в её колени. Ребенок продолжает оглушительно рыдать, но Сондер этого почти не замечает, а вот девушка ещё как. — Я не знаю что на меня нашло, клянусь. Кажется, я вчера совсем позабыл выпить таблетки, пока звонил тебе, и вот… — продолжал он, теперь схватившись за обнаженные ноги под теплой тканью домашнего халата. — Этого не повторится, я клянусь, больше никогда не повторится. Ты заставила меня поволноваться, я правда думал, что с тобой что-то случилось.       Лидия же реагировала на извинения мужа крайне категорично. Женщина скрестила руки на груди, нахмурилась и сощурила глаза, явно не одобряя таких выпадов. Единственное, что её сейчас беспокоило, так это ревущий во всё горло ребёнок. Она недолго раздумывала над безопасным способом выбраться и успокоить сына, но позже просто оттолкнула мужа от себя, шаркающей походкой по прохладному линолиуму отправляясь в зал. На данный момент ей совершенно нечего сказать мужу, она видела подобное впервые за двухлетние отношения и никогда не могла знать, что рано или поздно Дориан покажет себя с такой неприглядной стороны. Поголовно все в интернете говорили о том, что при первых признаках проявления домашнего насилия стоит бежать, что человек никогда не исправится и останется таковым до конца своих дней, но Лидия не могла просто взять и уйти с трёхмесячным ребёнком невесть куда. Ощущался груз ответственности за молодую семью, ведь это её первый ребенок за тридцать пять лет жизни.       Дориан где сидел, там и остался, разве что прижался спиной к стене кухни. Согнув ноги в коленях, он упёрся локтями, вплетаясь пальцами в корни коротких волос. Ему не хотелось осознавать, что он вернулся к тому, от чего так долго и упорно бежал, не нравилось понимать, что он вновь чуть было не ударил того, кого так сильно любит. Сондер взаправду полюбил Лидию, женщина казалась ему олицетворением всех возможных желаний и фантазий об идеальной пассии. У всех бывают ссоры, и они не исключение, но никогда ранее он не смел даже пытаться поднять на неё руку.       Лидия выносила для него ребёнка, прекрасного, здорового малыша и даже позволила дать ему имя. Она не знала обо всём, что творилось в прошлом Дориана, мужчина не распространялся об этом никому и всячески скрывал события последних двадцати лет.       Маньяк, убийца, насильник и предатель — эти слова идеально характеризовали Дориана раньше. Его боялись, уважали и сторонились, он имел практически всё, чего только желал, но здоровую голову приобрёл буквально недавно. Для оздоровления ему пришлось вскрыть все события детства и юношества, пришлось вновь оказаться на месте нелюбимого, нежеланного первого ребёнка, родители которого вместе исключительно из-за нужды дитя как в маме, так и в папе.       Мужчина неторопливо поднимается с места. Сын уже не плачет, а из комнаты доносится звук какой-то передачи по телевизору. Дориан, размышляя над наилучшим способом извиниться перед женой, достает пачку персикового сока из холодильника. Сегодня выходной, завтра — опять на завод и так по кругу. Серая, бытовая жизнь порой утомляла его, но даже в ней он постепенно учился находить что-то хорошее.       Дориан усаживается в кресло напротив телевизора, где-то недалеко, на разложенном диване, Лидия пеленает сына. Женщина даже не смотрит в его сторону попервой, но ей приходится, когда боковым зрением она замечает упаковку сока в руках мужчины. — Боже, Дориан, я же просила наливать в стакан, а не хлестать с горла, — закатив демонстративно глаза, делает замечание жена. — Я не хочу потом ребенка твоими слюнями поить, я же объясняла. — Прости, — кратко отзывается Дориан, сразу поднимаясь с места.       В комнату он вернулся с большой кружкой холодного персикового сока, уселся туда же, где и был, начиная переключать каналы по телевизору. На одном какие-то мультики, на другом душный фильм, на третьем и вовсе какой-то всем надоевший комедийный сериал про будни обычных людей. Однообразием передач мужчина давно не удивлялся, в нынешние времена практически никто не смотрит телевизор, предпочитая интернет-платформы с разнообразным контентом. Дориан не слишком хотел культурно образовываться, смеяться или грустить, он хотел включить что-то на фон, что могло бы хоть на секунду отвлечь от неприятных мыслей. Жена всё ещё обижена и не смотрит на него, напряжение в воздухе ощущалось практически кожей.       Очередной канал, очередная передача, но в этот раз мужчина начинает замечать знакомые лица. Волчьи стали нередкими гостями на различных ресурсах: их принимали в качестве моделей, из них выбирали молодых талантов, позволяя сколотить карьеру в киноиндустрии и музыке. Теперь Тиаридари не закрыт, теперь там во всю кипит жизнь и молодые самцы да самки стали чертовски востребованы в самых разных сферах. Теперь, когда бизнесу принудительных борделей пришёл конец, волчьи смогли во всю разгуляться по планете.       Дориан переключил музыкальный канал с клипом очередной смазливой самки, а за ним пошёл второй — тоже с волчьими. И в этот раз мужчина узнал не только лица, но и окружение. За столиками в освещённом главном зале сидели как наряженные во всё парадное волчьи, так и эльфы, за единичными исключениями там присутствовали и люди, предположительно из сопротивления.       Мужчина подвинулся ближе, уперевшись предплечьями в колени. На фоне звучал до жути знакомый голос с торжественной речью. Дориан пребывал в тупом смятении, а потом, когда говорящего наконец показали, смятение превратилось в шок. Тиаридари никогда ранее не устраивали съёмок прямо в поместье, лицо Илариона он мог видеть только на фотографиях в новостях, и те старательно пытался избегать. Сейчас переключать канал уже поздно, Лидия также, как и он, заинтересовалась передачей. Жена держала на руках спящего ребёнка и как завороженная наблюдала за тем, как беловолосый мужчина вещал о чём-то важном с экрана. — …и раз я начал рассказывать о невысоком эльфе, что при своей приобретенной слепоте и скромной комплекции умудрился навредить взрослому самцу, то о нём и продолжу, — вещал Иларион с экрана плазменного телевизора на стене.       Дориан закрывает обеими руками голову, вжимаясь лицом в собственные колени. Жена не придаёт особого внимания странному поведению, она обижена и не собирается никак это комментировать, предпочитая продолжить просмотр любопытной передачи.       Ей было известно о событиях десятилетней давности: в юности она лично застала смену власти и улучшение условий. Лидии есть с чем сравнивать, но никто и никогда не говорил ей о том, что Дориан, её нынешний, любимый муж, лично принимал участие в мясорубке.       Сондер начинает малодушно помышлять о возвращении в психиатрическую лечебницу. Воспоминания былых дней бьют по голове словно молотом, перед глазами застывает картина страдающих в его лапах жертв. Один только упомянутый эльф пережил от него все возможные виды пыток, на какие только был способен Дориан, а как бонус, помимо классического изнасилования, Фирнесер пережил и тупой, толстый предмет внутри, который, в конце концов, и побудил эльфа к скорому, пусть и запланированному, признанию. Теперь Сондер не испытывает возбуждения при виде страха и сопротивления, более того, к мужчинам его и вовсе не влечёт. С женой он обращается осторожно и бережно– Лидия бы не смогла поверить в то, что когда-то её муж был насильником, садистом и убийцей. — …как мне доложили, он потерял родного брата-близнеца в ходе операции по свержению режима. Как мне доложили, какое-то время он находился под безжалостными пытками в руках врага, в результате которых и потерял возможность видеть, и, как мне доложили, Фирнесер храбро вытерпел каждую из них и не выдал врагу и крупицы от той информации, которую ему не стоило знать, — продолжал вещать голос Илариона. — Твою мать, и какой психопат мог опуститься до такого? — бурчит под нос Лидия, укачивая на руках спящего сына. «Он даже не назвал имён…» — подумал Дориан, стараясь проигнорировать высказывание жены. — «Почему Илари не упомянул меня? Я пытал его и мучал, я издевался над Фиром, а он решил просто…скрыть личность главного ублюдка?»       Вопросом Дориан задался всерьёз. На месте бывшего принца и нынешнего короля он бы растерзал самого себя в клочья, но вместо этого Иларион и все, кто с ним, решили, что нескольких лет заключения в психиатрической больнице будет вполне достаточно. Эльрунг проявил мягкость по отношению к нему, несмотря на всё, что он сотворил, они сохранили ему жизнь и даже не отплатили тем же. Не сказать, что годы в четырех стенах с уколами, другими больными и строгими докторами дались Дориану легко, но это в любом случае не шло в сравнении с тем, что он заставил почувствовать других.       Психиатр умело вытаскивал из него проблему за проблемой, воспоминание за воспоминанием, вынуждая работать с каждой травмирующей ситуацией. Как оказалось, он вовсе не гомосексуал, сразу с выпиской из больницы он попытался найти себе хоть кого-то, привыкнув к мужскому полу, но по факту столкнулся с полным отсутствием сексуального интереса к объекту. Психолог аккуратно доложил ему о том, что насильственное влечение к мужчинам было вызвано ситуацией из юношества, о которой так не вовремя напомнил Дирк.       Дориан не допил сок, оставил кружку на маленьком кофейном столике, отправляясь к шкафу. Сейчас он, как и женщина, в домашней одежде — именно это Дориан и намеревался исправить. Находиться в квартире стало просто невозможным испытанием. Помимо давящей, напряжённой атмосферы в воздухе, мужчина почувствовал себя в клетке воспоминаний, услышав голос Илариона. Он, казалось бы, проработал ситуации прошлого и оставил позади, совершив удачную попытку в счастливую жизнь, но именно сегодня сработал так называемый триггер.       Лидия пыталась остановить его, но весьма лениво. Ей также было некомфортно находиться сейчас с мужчиной в одной комнате, она опасалась, что вскоре он вновь сойдёт с ума и нападёт с кулаками не только на неё, но и на трёхмесячного сына. Им обоим нужно отдохнуть от друг друга, Дориану в частности. Свежий, теплый майский воздух должен в теории помочь развеять неприятные мысли — так, по крайней мере, советовал психолог. Сондер перед выходом выпил очередную порцию таблеток, только в этот раз слегка переборщил с дозировкой, полагая, что так сможет снять неприятные мысли и ощущения. Ему вспомнились не только былые дни на службе, но и первый год лечения, где помимо психических болезней ему пришлось бороться с наркотической зависимостью. Сондер прошёл через страшные ломки, его связывали, кололи какие-то препараты и питался он откровенно скверно, особенно разница ощущалась после былой шикарной жизни с ресторанами да барами.       Все кардинально переменилось, вместо чистеньких стен просторной трёхкомнатной квартиры ему пришлось четыре года существовать в полупустых, тесных палатах, каждый день слушая крики сумасшедших бабушек да дедов с деменцией. Еда представляла собой постные каши на завтрак и жутко сладкий чай, что по цвету был практически одинаков с водой. Обеды очень скудные, былых стейков, кругов мясных пицц и различных морских деликатесов от кухни больницы он так и не дождался.       Каждую ночь, буквально каждую, спустя смерть Дирка, Дориан мучался кошмарами с участием брата: они всегда имели совершенно разное настроение. То младший Сондер приходил во сне дабы убить, то являлся с извинениями, то насмехался над ним прямо в стенах палаты, то и вовсе пытался сотворить то же, что Дориан делал с другими. Пару раз, к слову, у Дирка это получилось. Мужчина просыпался посреди ночи по несколько раз в холодном поту, всё тело ныло непонятной, неопознанной болью, а челюсть сводило от силы сдавливания. Сам Дориан долго пытался определить точное отношение к случившемуся: то он злился и винил во всём брата, то слёзно, на коленях умолял простить за тяжкий грех. Будни в больнице стали спокойнее только спустя год, там исчезли кошмары, а на их место явились галлюцинации от мощных препаратов.       Дориан побрёл в сторону ближайшего кафе. Раньше он бы с удовольствием напился в рандомном баре, залил неприятные эмоции алкоголем, забылся и обязательно бы с кем-то подрался. На крайний случай, как он когда-то делал со Скарлетт во время ссор, Дориан бы нашел себе пассию по-симпатичнее и взял либо силой, либо на добровольной основе, если повезёт. Теперь мужчина даже не пытался подумать о чём-то подобном, единственное, чего он хотел, так это спокойно посидеть в кафе и съесть несколько любимых десертов сразу, научившись заменять сладким некогда любимый алкоголь. Дориану категорически запрещено пить во время приёма препаратов, проверив запрет один раз и знатно пожалев об этом, он более не рисковал. Мало того, что негативное влияние оказывала смесь рецептурных таблеток с выпивкой, так ещё и все психологические проблемы лезли наружу.       Дойти до кафе получилось незаметно, мужчина всю дорогу витал в мыслях и сам не заметил, как оказался на пороге давно знакомого заведения. Он знал буквально всех сотрудников, от официантов до управляющих, и со всеми поддерживал тёплые отношения. Для них Сондер являлся приятным и щедрым посетителем, который не только всегда и всем создаёт хорошее настроение приятной беседой, но и оставляет немалые чаевые.       Мужчина знал каждого и знакомился с теми, кто приходил на место прошлых сотрудников — текучка кадров в сфере общепита считается обыденным делом. Вот и сегодня он увидел знакомые лица: двое официантов — молодые студенты, девушка и парень, — сейчас старательно метались от стола к столу.       Дориан поздоровался со всеми жестом, дабы не отвлекать от работы — день сегодня для кафе выдался загруженным, народа в жаркий вечер больше, чем в обычные будни. Кухня работает на всю, вместо горячего кофе люди заказывают прохладные лимонады, а на место горячих блюд пришло мороженое самых разных вкусов. Заведение с лёгкостью перестроилось к реалиям жаркой весны, настолько жаркой, какой не было последние несколько лет. Обычно на Северных землях весна куда прохладнее, столица оказалась попросту не готова к таким температурам.       В помещении работает кондиционер, что также притягивало народ внутрь небольшой кафешки. Здесь прохладно и хорошо, тихо играет музыка, влюблённые пары разговаривают между собой за столиками, женатые пары зачастую сидят с детьми, а излишне громкие компании подростков занимают все столики с длинными диванами.       Дориан сел за ближайший столик, поднял со стола меню и сам не понял, как умудрился задремать прямо в кафе, уперевшись лбом о лакированную поверхность стола. Виной внезапной отключке стала лёгкая передозировка успокоительными, именно благодаря им мужчина не увидел кошмаров сейчас и не видел ранее. Залог спокойствия и умиротворения в белых, круглых таблетках вынудил его позорно проваляться на столе до прихода официанта, а пришёл он, к слову, далеко не сразу.       Мужчина просыпается от чужого воздействия — кто-то аккуратно хлопает его по плечу и где-то недалеко звучит знакомый голос. — Братец, пора вставать, — говорил ласковым тоном он. — Опять напился, да? Или обдолбался чем? Господи, я надеюсь, что ты сможешь сегодня обойтись без конфликтов.       Дориан резко поднимает голову, упираясь сжатыми кулаками в стол. Он мгновенно выпучил глаза, быстро опознав знакомый голос по первому же слову. Покойный Дирк Сондер, что умер в свои двадцать с копейками, стоял прямо перед ним, бережно трогал плечо в попытке разбудить и улыбался, ошибок быть не могло. Сондер старший давненько отвык от галлюцинаций, поэтому сейчас воспринимал всё за чистую монету — вот он, прямо перед ним, младший братец собственной персоной. Цел, здоров и невредим, почему-то одетый в форму официанта и сжимает в руках планшет. Дирк улыбается без страха и злости, его образ кажется Дориану практически святым, разве что нимб над головой не сияет.       По щекам мужчины моментально потекли слёзы, до того он проникся видением, что подстроило ему опьяненное препаратами сознание. Он задыхается, не в силах промолвить и слова, хватается за грудь, ощущая учащенное сердцебиение и боль в грудной клетке. Сердце пыталось пробить собой рёбра и вырваться наружу, убежать отсюда подальше, наконец покинув грешное тело. — Не переживай ты так, Дори, между нами давно все вопросы решены, — пожимает плечами он, упираясь ладонями в поверхность стола. — Я не злюсь на тебя, особенно, когда увидел, сколько кругов ада ты прошёл в этой дурке, — хмыкнул Дирк, оценивающе окинув взором карих глаз силуэт брата. — Ты постарел, брат, сильно постарел. Морщины изрезали твоё лицо так рано, от колёс и недостатка нагрузки ты истощал, ты больше не внушаешь былого страха. Домашний, словно кот, бесцельно доживаешь жалкий остаток жизни, ходишь на нелюбимую работу, ешь гадкую стряпню жены и чешешь волосатую задницу перед телевизором, — вздыхает он и выпрямляется, скрещивая на груди руки. — Я рад, что ты больше не такой урод, каким являлся раньше, однако… В твоей жизни нет никакого смысла. Ты страдал, мучался и исправлялся, но всё это ради чего? Ради кожаного, орущего без продыху комка, которого ты из чистого чувства вина назвал моим именем? — В моей жизни есть смысл, Дирк — мой новый смысл, — испуганно отзывается Дориан, вжимаясь спиной в мягкое сиденье бежевого дивана. — Я воспитаю из него нормального человека, без насилия и ругани, без пьянок и драк, — задыхаясь, продолжал оправдываться он, перемещая взгляд виноватый под ноги. — Мой сын не увидит того, что видели мы. Он вырастет хорошим человеком. — Не смеши меня, ты буквально сегодня пытался ударить свою ненаглядную жену! — засмеялся во весь голос Дирк, так громко и эмоционально вдарив рукой по столу. — Маленький Дирк имеет твои гены и он растёт с тобой. Дай ему повзрослеть и увидишь, как он уже бьёт собственную мать и насилует всё, что движется, — покачал головой он, прикрывая широкую улыбку рукой. — Он загремит в тюрьму точно также, как и ты, только иных вариантов у него не будет — твоих товарищей-убийц либо казнили, либо прогнали, либо они сгинули сами, — покачал головой тот, скучающе вздыхая. — Малыш загремит в тюрьму и там же подохнет, вот увидишь. Он один в один твоя копия, такой же крикливый и капризный в младенчестве. — Заткни свою пасть, Дирк, — через зубы цедит мужчина, склонив голову вниз. — Ты давно умер и я это никак не изменю, но я могу попытаться изменить свою дальнейшую судьбу, — заикаясь, продолжает он, буквально цитируя слова психолога. — Я сожалею о твоей смерти, Дирк, правда, я тысячу и один раз проклял себя за этот поступок, но я не могу вернуться в прошлое и остановить самого себя. Ты спровоцировал меня тогда, ты действовал моими руками и ты знал, что я не смогу остановиться после той фразы. — Какой фразы? — в театрально наигранном недоумении вскидывает брови Дирк. — Ах, да, я же тогда напомнил тебе о том, как… — младший брат вновь упирается рукой в стол, но теперь только одной. Другую он укладывает на затылок старшего и с силой надавливает пальцами, вынуждая посмотреть себе в глаза. — …как тебе посреди ночи присунул какой-то пропитый мужик, — заканчивает фразу он, но в ответ не наблюдает былой агрессии. Дориан держится, сжимает до боли зубы, но держит себя в руках. — Как я уже говорил, мне не надо было ему мешать. Сейчас я бы с удовольствием послушал твои сдавленные, пьяные стоны от его сморщенного стручка внутри. Он бы раз за разом засаживал в тебя пока ты спал, а я, слушая эту симфонию звуков, успел бы даже передернуть под одеялком. — Не провоцируй меня, Дирк, я уже проработал эту ситуацию, — угрюмо и обиженно отмахивается Дориан. — Ты простил меня за своё убийство, но не простил за принца? — Такие ублюдки, как ты, не достойны жизни, — вдруг негативно переменился тон младшего. — Не достойны красивой жены, не достойны своего дома, ребенка и относительно неплохой работы. Ты должен гнить в канаве за всё, что ты сделал, сразу после того, как окажешься на месте каждой из своих жертв, — прорычал в гневе Дирк, впиваясь пальцами в короткие каштановые волосы. — Поменяй имя ребёнка или его будет ждать та же участь, что и меня. Ты убьёшь его собственными руками в порыве гнева, забьешь до смерти за какую-то тупую оплошность, а потом долго просидишь в луже его крови.       Здесь Дориан не сдерживается. Иллюзия прекращается сразу, как только сжатый до побеления костяшек кулак врезается в лицо официанта, что всё это время пытался привести его в чувства. Молодой студент не выдерживает, он падает назад, неприятно ударяясь задницей о ламинат, взвизгивает при приземлении и в шоке прижимает к окровавленному, сломанному носу ладонь. Темно-алая струится вниз по подбородку и запястью, в кафе поднимается паника и кто-то из девушек пронзительно кричит, пока Дориан всё ещё пытается понять что произошло.       Сондер старший заработал себе хорошую репутацию, зарабатывал её долго, регулярными визитами и разговорами, маленькими подарочками, щедро оставлял чаевые и пользовался популярностью у местных как самый приятный клиент. Теперь звание доброго, щедрого дяди безвозвратно утрачено, потеря читалась в глазах каждого из сотрудников, а также посетителей. Отныне дорога в уютное кафе для Дориана закрыта, мужчина не вернётся сюда не только потому, что местные более не рады его видеть, но и потому, что…       Испуг в глазах двадцатилетнего Кристофера, тощие, согнутые в коленях ноги, что он невольно раздвинул, тонкие струйки крови, потёкшие по гладкой коже шеи, приоткрытые в частом дыхании губы и растрёпанные, светло-русые волосы. У Дориана замирает дыхание, когда он понимает, что откровеннейшим образом возбуждается видом юного официанта, руки начинают трястись, а в штанах становится всё теснее. Он бы взял его здесь и сейчас, будь они где-то там, десять лет назад, в каком-то уединенном месте. Сондер бы стянул с худощавых ног полосатые брюки вместе с бельём, сразу бы оказался так близко между них, чтобы с превеликим удовольствием…       Дориан решает не задерживаться в заведении более и не секунды. Он кидает на прощание кучу извинений, мельком объясняет поведение таблетками и как можно скорее уносится прочь, не закрыв за собой дверь. Больше никогда и ноги его здесь не будет, чувство стыда и вины полностью закрыло мужчине вход в некогда любимое кафе. Он не увидит снова Кристофера, что так неудачно попал под руку, не увидит испуганных официанток, что не могли не заметить заинтересованного взгляда. Он больше никогда не съест этот карамельный чизкейк и не выпьет жутко сладкий латте.       Дориан вернулся домой только ближе к ночи. В левой руке букет да торт на розовых ленточках, а в правой — новые игрушки для сына. Лидия уже спала рядом с маленьким Дирком, когда муж вернулся, но сразу проснулась, услышав поворот ключей в замке. Она беспокоилась за него и звонила несколько раз, но телефон мужчина позабыл в злополучном кафе. Кажется, там он и останется во веки веков. — Где ты был? — сонно потирая глаза, спрашивает женщина. — Это тебе, — выдаёт он вместо ответа на вопрос, протягивая букет да торт. — Прими мои извинения, Лидия, такого больше не повторится, — уверенно заявляет он, наблюдая за тем, как женщина уже намеревается направиться на кухню, дабы поставить торт в холодильник, а букет в вазу. Он останавливает её. — Стой… — неуверенно подзывает Дориан. — Как думаешь, мы ещё сможем поменять имя нашего сына? — Мне кажется, что Дирк — прекрасное имя, — недоверчиво отзывается она, сонно изгибая бровь. — Чего вдруг ты об этом задумался? — Мне кажется, что любое другое ему подойдёт больше, — на выдохе ответил он, устало опустив голову. — Давай назовём его в честь нынешнего короля Тиаридари – Иларион.