Расходный материал

Прошло полтора месяца спустя день побега Илариона.

      Балы для Тиаридари были исключительным, светским мероприятием. Пусть во главе королевства состояло не так много лиц, что имели особые привилегии и особый статус, но гостей в главном, просторном зале поместья Мерингейл хватало. К балу приглашались местные преуспевшие торговцы, члены благотворительных организаций, известные лекари и просто герои, что славились как минимум одним подвигом.       Поместье в один вечер наполнялось самыми разными представителями волчьих. От изящных, утонченных дам в пышных платьях и мужчин в строгих костюмах с различными вышивками королевства, до простых скромников и скромниц, в весьма бюджетных, но от того не менее прекрасных, одеяниях. Такие гости шили себе наряды зачастую самостоятельно, от того и намёка на повторение не замечалось, каждый по-своему обворожителен.       В последнее время, состояние королевы, Амелии Мерингейл, ухудшилось. Токсикоз должен был оставить женщину ещё две недели назад, однако местный, по-правде скажем, не самый компетентный лекарь, успокоил всех. «В возрасте королевы неудивительно, что могут быть осложнения. Амелию уже миновал идеальный период для рождения потомства.» — так он и сказал, позволив всему поместью с облегчением выдохнуть.       Выдохнули все, кроме королевы. Женщина чувствовала, что внутри неё явно что-то не то, всё проходит совсем не так, как было с Иларионом. Казалось бы, условия не изменились. Второй ребенок зачат с любимым мужем, в комфортных условиях. Сам процесс прошёл как нельзя гладко и запомнился как одна из лучших ночей, однако душу матери терзала тревога.       Наблюдая состояние жены, которое по большей части списывал на ментальные проблемы, чем на физические, Форд принял решение — устроить бал в воскресный вечер. Организовывал мужчина всё тайно, за спиной у вечно сидящей в покоях жены.                         Король договаривался со слугами, составлял меню, которое включало все любимые блюда Амелии, формировал список гостей, лично, от руки писал каждому приглашения, а для некоторых даже нанял личные кареты. Платье для королевы шили в соответствии с изменившимися параметрами тела, добавляя больше пространства в районе живота, исключая наличие утягивающих корсетов. Платье шилось в любимых цветах Амелии. Если юбка, как всегда пышная и роскошная, с множеством мелких деталей, имело по большей части синие и белые цвета, то верх, с глубоким декольте обнажающим плечи, имел больше серебряных деталей и исключительно белый цвет, меняющий оттенки от слоя к слою.       Форду до невозможного больно наблюдать за упадком любимой жены. Наблюдая Амелию посреди ночи одну, на просторном балконе, сидящую в кресле и пустым взглядом глядящую в ночное небо, у мужчины сердце кровью обливалось. Каждый раз он вставал, каждый раз слушал невозможно внимательно, успокаивал и нежно гладил по волосам, укладывал спать и до самого утра не выпускал из объятий. Помогало это лишь на время, на какие-то пару дней, спустя которые король вновь и вновь наблюдал её одну, на балконе, в спутанных мыслях.       Амелия переживала о том, что с ребенком может быть что-то не так. Что он родится мёртвым, родится больным, что он вовсе не родится, встретив смерть прямо в утробе. Самое ужасное в последнем развитии событий то, она продолжит вынашивать мёртвое дитя, ни о чём не подозревая. Королева жаловалась, что не слышала малыша и не чувствовала, будто бы он затаил на неё, мать, какую-то жуткую обиду.       Никто, в том числе, сама королева, и не смел предполагать о полном отсутствии беременности. Поэтому беспокойства списывали на обострённое восприятие беременной женщины, а странные физические ощущения на возраст.       Приглашение на бал Форд лично передал королеве за несколько часов до начала. Мужчина, что всё воскресное утро пропадал где-то без каких-либо вестей, теперь стоял перед постелью Амелии на одном колене в шикарном, только-только сшитом костюме. И если в начале дня женщина чувствовала себя хуже некуда, временно лишившись такой необходимой поддержки мужчины, то в тот момент её сердце буквально растаяло. Он стоял как когда-то давно, когда они заключали самый настоящий брак, а не вынужденный, для родителей. Улыбка озаряла лицо Форда, глаза, чей взгляд был всё таким же теплым и трепетным, был устремлён на жену вопреки весьма непрезентабельному виду. Король любил свою королеву любой, в любом состоянии и виде. Нет никакой разницы, будет она одета в роскошное платье с идеальной укладкой или как сейчас, в растянутой, пропахшей потом сорочке с растрёпанными, спутанными волосами.       Форд ждал её вместе с гостями, пребывая рядом со столом, но так и не опустившись на положенное место во главе. Пальцы сжимали бокал вина в томительном ожидании, мимо плыли совершенно неинтересующие разговоры, на которые король лишь изредка, молча, с улыбкой кивал. Всё внимание Форда сфокусировано на лестнице, широкой и полукруглой, прямо в центре зала, с которой вот-вот должен сойти его смысл жизни в бело-синем платье. Сердце стучало в груди в предвкушении, будто в первый раз, руки едва заметно дрожали. В горле неминуемо пересыхало, и эту жажду не мог утолить ни один напиток из имеющихся здесь. Волосы его, короткие и белоснежные, были зачесаны назад, местами украшенны сдержанного стиля заколками, и только две короткие пряди по обе стороны лица свисали вниз, делая композицию полноценной.       Многие облизывались на королевскую семью, ведь те в действительности имели исключительные особенности внешности. Что король, что королева, что родившийся двадцать пять лет назад принц. Некоторые и заговорить боялись, полагая, что не подобает и словом обмениваться с кем-то столь безупречным. И всё же, вопреки народным страхам, всё чаще на балах королевская семья самостоятельно заводила диалог с гостями. Чаще всего за общение отвечал принц, имеющий невероятное любопытство ко всему и всем вокруг.       Сердце короля болело и за судьбу Илариона. В день побега они нашли записку на заправленной постели, написанную совершенно точно рукой принца. Сын обещал, что не забудет, обещал, что будет навещать, обещал, что поможет в любом случае, где бы он ни оказался, сколько бы лесов, морей и рек их не разделяло. На практике же, все обстояло несколько иначе…       Связаться с принцем сейчас не было ни единой возможности, если только лично отправляться на Северные земли. Выискивать родное лицо среди обширного списка городов, обойти каждую улицу и спросить каждого человека. Этот момент никак не предусматривался принцем, что в страшной спешке покидал королевство. Хотя, если бы тот спланировал уезд нормально, о наличии связи бы точно позаботились.       Сейчас оставалось надеяться и верить, что юный принц пребывает в добром здравии и светлой памяти, пока они здесь переживают не самые лучшие времена.       И вот она, женщина, которая за секунды сумела развеять все тревоги одним только видом. В пышной юбке авторского платья аккуратно вышагивают стройные ноги, стук каблуков звучит в ушах короля громче музыки и разговоров. Когда ей остаётся преодолеть последнюю, главную лестницу, голоса моментально стихают. Король кивком извиняется, оставляя недавних собеседников наедине, те кивают в ответ. С тем же трепетом он следует к Амелии, неторопливо, выпрямив спину и заведя руку за спину, не волнуясь уже ни о чем. Форд и секунды не жалел о том, что когда-то связал с ней жизни узами брака и потомством. А сейчас он мог с уверенностью заявить, что является самым счастливым мужчиной на свете.       Амелия преодолевает последнюю ступень и теперь, едва задрав голову, смотрит в глаза мужа. Она чувствовала ровно то же самое, что и он, нет никаких сомнений. Голубые глаза сияли, губы едва дрожали, а грудь медленно вздымалась под спокойным, размеренным дыханием. Форд протягивает предплечье, по всем правилам этикета, и та охотно цепляется тонкой рукой. Королева ровной, поразительно точной походкой вышагивает с королём вперёд, к главному, свободному участку зала, предусмотренному для танцев. По традициям, бал всегда открывали танцем король с королевой, а если то позволяло положение дел — следом должен идти танец принца с избранником. Но второй танец не состоится по понятным причинам. Ни принца, ни избранника в поместье не пребывало на данный момент. А если бы Иларион станцевал столь чувственный номер с Дирком… Всеобщее удивление не удалось бы унять вплоть до утра.       Музыка плавно сменяется, личный, живой аркестр едва умудряется следить за инструментами и игрой. Музыканты с трудом отрывались взглядом от завораживающего зрелища танца короля с королевой.       Первым же делом Форд, оказавшись в центре зала перед женой, совершает низкий поклон, разгибаясь с прикрытым, спокойным взглядом голубых глаз. Следом кланится королева, но делает это иначе, подбирая кончиками пальцев полы платья, едва приседая с опущенной головой. Музыка меняет ритм и пара постепенно входит в танец, пленительный и степенный вальс, что в исполнении правителей являлся безусловным примером «как надо». Не прошли даром многочасовые уроки от родителей в детстве.       Одна рука короля ложится на талию, передавая тепло даже через множество слоев ткани. Вторая смыкает пальцы с хрупкой кистью и надёжно фиксирует. Королева же, допустив себе едва заметную, к слову, неприемлемую, улыбку в бальных танцах королевства, укладывает ладонь на плечо мужа, следом сплетая пальцы со второй рукой. Никто из танцоров давно не следил за ногами, танцам обучили в детстве, поэтому всё внимание пар голубых глаз было устремлено на друг друга. Несколько медленных, коротких шагов, от чего платье Амелии едва развевается, волосы идут волной, и публика уже восторженно вздыхает. Та любовь и преданность, что ясно читалась в глазах, не поддавалась ни одному из известных описаний. Двигалась пара ровно одновременно, секунда в секунду переставляли ноги, ощущая не только музыку, но и друг друга. Король и королева без теории танца понимали куда будет следующий шаг, будто телепатически общаясь друг с другом.       Плавный и медлительный темп вальса вскоре перетекает в более энергичное действо. Живая музыка приобретает более эмоциональные, даже трагичные ноты. Теперь пара двигается часто и урывисто, изредка останавливаясь в одной крайне не удобной, но такой изящной позе. Спина Амелии легко выгибается назад под руками короля, тот держит крепко и точно не отпустит, а та легко вверяет мужчине всю себя. Уследить за танцем двоих становится сложнее, ведь те широкими, частыми шагами двигаются по всему залу, меняя множество поз, прижимаются к друг другу и тут же изящно расталкиваются, будто магниты. Никто ни разу не посмотрел вниз или в сторону, взгляды надёжно сцепились между собой, словно руки, между которых хранилось настоящее тепло.       Редко когда сводничество даёт действительно хорошие результаты. Зачастую пары, которые были вынуждены пожениться исключительно под влиянием родителей, не находят общего языка друг с другом и страдают на протяжении всей жизни…а им повезло. Они не только сумели друг друга понять и принять, но и влюбиться до беспамятства, готовые строить собственное, независимое от устаревших правил и традиций, королевство.       Форд никогда не думал, что может потерять королеву. Он и сейчас, по-правде, даже не допускал такого варианта. Король полагал, что беспокойство жены временно, и все плохие мысли и ощущения оставят семью буквально скоро, стоит только потерпеть и сделать всё, что в силах.       Но когда Амелия стала заходиться кашлем прямо посреди танца — всем стало не смешно и совсем не весело. Сперва она старалась это скрыть, вставляя невзначай больше перерывов в движениях. Театрально она прикрывала рукой губы, притворяясь, что это есть часть программы или личная, весьма уместная импровизация. Королева сперва не заметила, что ладонь, в которую она буквально за две секунды прокашлялась, покрылась кровью. Руки вновь соединяются, пальцы сцепляются в замок, и теперь ладонь короля также покрыта тёмно-алым, неприятная влага замечается сразу.       Музыка делает оборот вновь в сторону более спокойного темпа, и пара закономерно замедляется, что так порадовало королеву. Теперь шаг всё чаще становится неравномерным, женщина запинается, а король старается этот факт скрыть даже для самой Амелии, делая вид, что именно так всё и должно быть. Брови Форда на долю секунды хмурятся, когда он видит, что некогда ясные и светлые глаза начинают краснеть. Теперь он всерьёз помышляет о том, чтобы закончить всё раньше, хотя от полагающегося времени танца прошла лишь половина.       Медленная часть заканчивается и они вновь кружатся в быстром танце, обвивая друг друга руками. Женщина чувствует, как силы с каждой секундой покидают, и хоть кашель вскоре прекратился, на его место теперь встало головокружение. Мир перед глазами стремительно темнеет, размывается, музыка становится дальше и дальше. Единственное, что удерживало остатки сознания в этом мире — руки короля, такие крепкие и уверенные, любящие и тёплые. Они дарили последнюю надежду Амелии, надежду на то, что сумеет всё преодолеть, даже банальный танец, который так нравился ей. Форд видел, что с женой что-то не так, но та продолжала вести, продолжала вышагивать по блестящему полу и кружиться в руках, не желая выдавать своего состояния.       Спина Амелии вновь выгибается и волосы её, белоснежные, завитые в аккуратные локоны, едва касаются пола. Рука, что недавно надёжно держалась за плечо мужа, теперь вдруг расслабляется, пальцы разгибаются, а единственный упор правой ноги исчезает. Тело королевы теперь полностью расслаблено, находится в руках короля. Тот в лёгкой панике выпучивает голубые глаза, хмурится и с трудом сдерживает себя от крика. Мужчина меняет хват со спины на заднюю часть шеи, другую руку оставляя на пояснице. Осторожно опустившись вместе с Амелией на пол, он выставляет позади нее колено, позволяя опереться спиной. Он придерживает голову и вдруг заглядывает в глаза, теперь плотно закрытые светлыми веками.       Форд разучился дышать, говорить и моргать, когда понял, что единственная в жизни жена потеряла сознание прямо посреди медленного вальса. Он буквально поверить не мог, что такое могло случиться. Мужчина не верил, что она, прекрасная и такая добрая женщина, могла запросто оказаться размякшим телом на руках. Музыка моментально прервалась, шум толпы буквально сокрушал стены поместья, но вот Форд уже не слышал ни один из голосов. Смотря на неё, мужчина чувствовал, как внутри всё сворачивается, сжимается и рвётся, как трещит по швам былое спокойствие, как душу покидает уверенность в завтрашнем дне и вера в собственные силы.       Амелия не врала и не преувеличивала, когда говорила, что с ней что-то не так. Отныне никто не посмеет и на секунду усомниться в скверном самочувствии женщины, теперь никто не посчитает, что она рассуждает под влиянием гормонов или каких-либо других психологических особенностей. Здесь требовался врач, но не те, местные, которым лишь бы травы да заклинания, обряды да ритуалы, а действительно сведущие, желательно с профессиональным оборудованием. Точные причины не выяснить в рамках Тиаридари, а единственный, кто мог хоть что-то сделать, теперь находится неизвестно где и неизвестно когда вернётся.       Никто ранее не видел слёз короля, и сегодня тоже не увидит. Форд, первым же делом созвав всех знакомых и незнакомых лекарей, обеспечил лучшие условия покоя для Амелии. Он буквально проклинал себя за то, что решил закатить этот бал, ненавидел себя за то, что не придал значения странным сигналам жены в танце и был готов придушить себя за то, что умудрился упустить из-под носа собственного сына.       Теперь король один на один с трагедией, сколько бы слуг и обеспокоенных родственников вокруг ни было. Форд, стойко, с каменным лицом дождавшись ухода всех посторонних лиц из покоев Амелии, теперь пал на колени у огромной кровати. Руки его аккуратно легли на бедро королевы, сокрытое под теплым, пуховым одеялом, и поверх предплечий ложится беловолосая голова.       Слышатся тихие, едва заметные всхлипы. Онемевшие губы раз за разом шепчут одно единственное слово.

«Прости…»

***

      Амави, как бы тяжело это ни давалось, постепенно привыкал к местным распорядкам борделя. Сразу после наказания, которое много ночей являлось в кошмарах, хозяева и правда выделили заслуженный отдых. Раны на теле никак не совмещались с родом деятельности. Никто не желал за огромные деньги получить истерзанную, безвольную куклу, платить за испорченный товар никто не станет.       Раны на спине долгое время латали. Некоторые из них пришлось зашивать, дабы не допустить настолько широких, уродливых шрамов, и в момент зашивания Амави пришлось ввести в состояние наркоза. К слову, наркоз понадобился и тогда, когда медицинская помощь касалась вопросов порванного, анального отверстия. Юноша наотрез отказывался подпускать кого-либо к столь интимным местам, обещал, что сделает всё самостоятельно, но разумеется, не делал. Все крема, пластыри и таблетки он оставлял там же, где их оставляли врачи, даже пальцем не притронувшись.       Спустя три долгих недели Амави смог спать не только на животе. Бинты всё ещё покрывали спину, надёжно фиксируя от резких движений, каждый вечер раны обрабатывали несколько не слишком приветливых женщин, коим он почти доверял. И каждый раз, стоило им только переступить порог комнаты, Амави вопрошал об одном и том же. «Как чувствует себя Реджинальд?»       На четвертой неделе было решено вернуть парня к работе. Основная часть ран уже затянулась, новых не появлялось. Парень даже слегка набрал в весе, возвращаясь к прежним семидесяти двум килограммам, в которых при росте сто восемьдесят шесть он выглядел чуть лучше скелета. Первое время гибрид отказывался от еды, устраивал забастовки, отвергая и лечение, но вскоре понял, что это никак не поможет вновь увидеться с мужем.       Амави скучал, даже слишком. Вспоминая последнюю встречу, он метался в смешанных чувствах от крайности к крайности, меняя мнение о мужчине почти каждый день. Сперва жалел его, потом жалел себя, следом злился на него и сразу после злился на себя. Амави старался найти крайних в сложившейся ситуации, старался успокоить себя и невидимого Реджи, что по его мнению лежал прямо рядом на кровати. За время, что он провёл наедине с собой и мыслями, парень успел подумать о многом, в том числе и о том, что именно сделает с Дирком, как только окажется на свободе.       Первую рабочую неделю Амави учтиво предоставляли весьма мягких и ленивых клиентов, которые не изъявляли особых, извращённых пожеланий. Кому-то нравился минет, из-за чего Амави в один из дней провел на коленях с утра и до вечера. Кому-то нравился традиционный секс, что вынудило долгие часы провести в позиции наездника. Со временем, Амави сам стал разрабатывать задний проход, лично, наедине с собой, пользуясь исключительно пальцами да слюной. Он понял, что чем меньше он противится неизбежному и больше готовится, тем легче будет всё пережить. В такие моменты совет Ульриха и правда работал, ведь куда приятнее осознавать, что прыгает он сейчас на муже, нежели осознавать, что под ним очередной богатенький дед.       Таблетки обезболивающих, к слову, обладали особым, специфическим эффектом. Они легко подавляли любую боль, но бонусом и заглушали внешний мир вокруг. С их помощью было легче провалиться в фантазии, легче абстрагироваться, легче принять неизбежное. Амави перестал принимать таблетки как полагается исключительно ради интереса, но результат в конечном итоге не устроил. В них и правда есть некоторая доля психотропного наркотика, который так хорошо помогал в работе. Гибрид решил, что не будет прекращать приём странных лекарств до тех пор, пока не окажется на свободе.       К слову, одним из действительно исключительных клиентов стала женщина преклонных лет, как оказалось, постоянный гость в стенах борделя. Она, пребывая на высокой, правительственной должности, давно утомилась от вечно вялого достоинства мужа, и ходила в бордель тайком, отдавая огромные суммы за свою анонимность. В тот день Амави с самого утра растягивал себя пальцами, долго и кропотливо, добившись спокойного входа и выхода всех четырех. Он искренне полагал, что его ждёт очередной анальный секс.       Выдавать подробности о специфичности клиента ему никто не стал. И вот Амави, полностью готовый ко всему, с суровой, постной миной, садится на кровать в ожидании очередного старика. Однако, в комнату входит совсем не старик.       Женщина около сорока, небольшого роста, весьма подтянутого телосложения была одета в красное, короткое платье. А губы её украшала помада ровно такого же цвета, как и ткань у платья.       Сказать, что Амави был счастлив — ничего не сказать. Он и раньше, на родине, нередко в молодости занимал активную позицию, поэтому точно знал, что надо делать. Вдобавок ко всему, женщина оказалась совсем не промах, и мастерски умудрялась доставлять гибриду удовольствие и руками, и губами, буквально всем телом, будто бы зная куда и как нужно надавить. Таким образом, Амави, сам того не осознавая, умудрился кончить сразу три раза, прежде чем немолодая клиентка оказалась сыта. И на прощание она, легко облачившись обратно в своё алое платье, подарила уставшему парню воздушный поцелуй. Она дала обещание, что визит не станет последним.       Она также воспользовалась телом Амави, этот факт отрицать трудно. Но именно после неё Амави не чувствовал себя грязным и использованным, ведь женщина действовала не только в своих интересах. Порой она вытворяла настолько приятные и незнакомые ранее манипуляции, что на секунду Амави забывал, что сейчас находится буквально в сексуальном рабстве и выполняет заказ. То, что женщина умела делать языком, как глубоко вбирала плоть тонкими губами, как энергично двигала головой и пальцами попутно ласкала клитор… Парень с уверенностью мог заявить о том, что это был лучший рабочий день из всех.       К сегодняшнему дню состояние Амави оценивали как весьма удовлетворительное. Он почти не сопротивлялся на выполнении обязанностей, принимал еду и лекарства от сотрудников. С кем-то гибрид умудрялся даже завести короткий разговор, но в основном на тему Реджинальда. Убеждаясь в том, что за хорошее поведение мужу оказывают необходимую медицинскую помощь, парню становилось заметно легче терпеть всё происходящее в борделе.       Первый этап был пройден, зверь весьма условно был укрощен. Помимо личных, уединенных встреч в изолированной от остальных комнате, существовало ещё несколько видов услуг, которые предоставлял клиентам бордель. Не всем хотелось исключительно секса, не все были готовы выкупать волчьего на несколько часов, а то и на весь день.       С новым видом обслуживания Амави знакомили именно сегодня. Парень заметил, что условия заметно изменились, ведь теперь на «работу» после душа он шел не в лёгком, коротком халатике, а в полноценном комплекте одежды.       Взяв с полки, где обычно лежал халат, новую стопку вещей, Амави нахмурившись, стал изучать новую «рабочую форму». Она включала в себя жутко короткие, чёрные шортики с молнией на заднице, что напоминали больше трусы, обрезанную футболку-топик, черные чулки, ошейник и перчатки. Нижнего белья, разумеется, в комплект не входило, оно и неудивительно совсем.       Кое-как натянув на себя тесные, жутко неудобные шорты, что тканью сразу стали натирать интимные места, Амави вдруг решил покрутиться у зеркала. Повернувшись задом, парень сосредоточенно хмыкнул, касаясь пальцами собачки замка. Потянув вниз, раскрывая молнию, он без труда осознал её назначение именно на заднице. Молния заканчивалась как раз там, где начинался член, а вот анальное и вагинальное отверстия легко обнажались, стоило только потянуть за собачку.       Тяжело выдохнув, парень забрал с одной из полок смазку. Потратив несколько минут времени на то, чтобы просто смазать себя изнутри, он значительно облегчил тем самым всё, что будет далее. Недаром молния растегивается.       Облачившись в остатки жутко тесной, неудобной одежды, парень вновь взглянул на себя. Будь в Тиаридари подобные костюмы, Амави бы точно сыграл с мужем в карты на то, кто именно станет носить такой наряд в уединенный вечер. Увидеть Реджинальда в чём-то настолько кричаще пошлом казалось сказкой. Однако… Амави бы всё равно пожелал, чтобы молния оказалась спереди.       Следуя в компании охранников к нужному залу, парень был практически спокоен. Если на нём одежда, а лица мужчин вокруг не столь омраченные, значит, впереди ждёт что-то немного лучше, чем было в самый первый раз.       Двери распахиваются и теперь Амави впервые наблюдает собратьев за множеством разнообразных столиков. И он бы обрадовался этому факту, может даже, сломя голову побежал бы хотя бы немного кому-то знакомому, если бы не то, чем каждый занимался. От столика к столику ситуация могла значительно измениться. За столиком слева, например, волчья самка восседала на коленях достаточно молодого для данного заведения мужчины. Она была одета в коротенькую юбчонку и стринги, а задницу её, весьма пышную, стоит заметить, сжимала чужая рука. Девушка извивалась и ворковала верхом, пока тот, сжимая свободной рукой бокал с виски, вел разговор с человеком напротив.       Это был один из самых приличных столиков, стоит сказать. На другом, что правее, сидело уже трое мужчин, а волчьего гибрида с первого раза можно и не заметить. За ту короткую минуту, которую Амави пронаблюдал за столиком, собрат переключился с одного члена на другой, пребывая на коленях под столом. Судя по всему, гости банально пожадничали, не желая снимать каждому индивидуального работника, и вынудили одного обслуживать всех поочередно, без перерывов, при этом не прерывая светских бесед между собой.       Долго разглядывать происходящее Амави не дали, толчок в спину от одного из охранников легко вернул парня в реальность. — Мы проводим тебя к столику, — начал говорить он, бросая взгляды к единственному свободному от волчьих столику в конце зала. — Всё как всегда: выполняешь любую прихоть гостя, за исключением тех, что могут нанести тяжёлый физический вред тебе или ему. Рот открываешь когда спросят, на вопросы отвечаешь без грубостей, лишнего о себе не болтаешь и о прошлых клиентах информацию не разглашаешь, — проговорил он, скрестив руки на груди. — Всё понял? — Понял, — с тяжёлым выдохом отозвался Амави, едва нахмурившись и резко кивнув головой. — С тобой будет работать второй гибрид, с ним во время обслуживания гостей не болтать, — проговорил охранник уже на ходу. Он махнул рукой особенному, уединенному от остальных, столику, с которого тут же подорвался невысокий, молодой волчий, в точно таком же одеянии.       И прежде чем оказаться за столиком, они, под взглядами двух явно заждавшихся гостей, вдруг переглядываются между собой. Амави был явно старше и опытнее, нежели весьма робкий парень напротив, что с ноги на ногу переступал, боясь заглянуть в глаза хоть кому-нибудь. Каштановые волосы его, достигающие длинной лопаток, были заколоты только спереди, свисая по плечам. Уши виновато опущены, хвост едва дрожит, а пальцы беспокойно копаются под ногтями, выковыривая несуществующую грязь. — Зари, это Амави, Амави, это Зари, — коротко представляет охранник парней друг другу. — Будешь хорошим мальчиком, Амави, и мы дадим твоему мужу косточку, — обратился он к хмурому парню, что в ответ лишь бровь изогнул. — Он впервые в зале, поэтому следи, чтобы не натворил дел, — теперь обращался мужчина к Зариилу, который тут же энергично закивал. — Всё, за работу.       Зари, которому Амави доверял целиком и полностью исключительно из-за одной расы, тут же хватает за запястье и ведёт к указанному столику. Несмотря на весьма стеснительный и робкий вид, Честерс удивляется тому, как легко даётся коллеге сразу войти в контакт с гостями. Амави и слова в моменте вымолвить не может, а он… Чувствуется горький опыт. — Заскучали без нас, мальчики? — игриво и весело вопрошает Зари. Он наконец отпускает чужую руку, дабы упереться обеими ладонями в низкий столик с кальяном, оглядывая с улыбкой двух гостей. — Кто из вас пожелал моей компании сегодня? Ну-ка признавайтесь, разбойники!       Амави заметно скривился, пронаблюдав за речью и стилем общения коллеги. Подобный напускной флирт и игривость порой жутко раздражали, вызывая сильное желание скорее захлопнуть пищащее, вездесущее существо. Однако, гостям манера поведения Зариила явно пришлась по вкусу. Стоит заметить, подобных слащавых гибридов любили и на родине, всячески поощряя легкомысленное поведение. — Садись сразу на коленки ко мне, пупсик, — отзывается блондин. На вид гостю около тридцати лет, он облачен в расстегнутую на две пуговицы рубашку да синие джинсы. Мужчина хлопнул себе по коленям и тот в ту же минуту оказался верхом, охотно обвивая руками чужую шею. — Как тебя зовут, прелесть? Желаешь выпить вместе с нами? Ты только скажи, я закажу тебе что угодно из меню!       И пока коллега с гостем интенсивно флиртовали, тот, кого сегодня должен был обслуживать Амави, крепко завис в телефоне. Эмоции мужчины менялись каждую секунду, но каждая не отражала ничего хорошего. Как успел подглядеть Амави, имеющий безупречное зрение, в разы лучше, чем людское, мужчина ругался в сообщениях с контактом, записанным как «жена». Сути их ссоры он так и не выловил, но сейчас тихонько радовался, что ему всё ещё не дали никаких особых указаний, позволяя просто молча стоять рядом со столиком. — Аллан, мать твою, да брось ты с ней спорить! — вдруг воскликнул блондин. Он игриво отвесил пару лёгких шлепков по заднице Зари, которую тот так удачно оттопырил. — Эта сука тебя не достойна, зуб даю! Вернись к нам, дорогой, твой волчонок тебя уже заждался!       Амави напряжённо опустил уши. Он мог бы вечность стоять здесь, наблюдать и неторопливо рассекать хвостом воздух, чтобы не оказываться в положении коллеги. — Когда-нибудь я с ней разведусь к чертям, — рычит в ответ брюнет. Мужчина отправляет последнее сообщение и с грохотом опускает телефон экраном вниз на стол. Следом за этим, под несколько опешивший взгляд Амави, тот стал растегивать ремень да ширинку черных джинс, потянув всю одежду вниз. — На колени, живо.       Парень с рыком выдыхает. Пока парочка Зари и гостя, без остановки флиртуя и веселясь, выбирали в меню тот коктейль, который точно понравится им обоим, Амави вынужден лезть под стол.       Неохотно опустившись на колени с крайне постной миной, парень устроился между ног гостя и наклонился над средних размеров членом, убирая волосы назад. Было крайне некомфортно делать нечто подобное под чуткими взглядами присутствующих. В особенности, это касалось коллеги, чей пушистый хвост изредка, случайно касался плеча, напоминая о присутствии.       Приоткрыв губы, парень вбирает плоть в рот и опускается ниже, но долго заниматься самодеятельностью не дают. Чужая рука крепко сжимает волосы и насаживает до конца, заставляя парня кашлять прямо в процессе. Гость бы продолжил управлять ртом парня, отстраняя и насаживая вновь, но его вновь отвлекают, из-за чего мужчина держит голову Амави в одном положении. На половине ствола, головка которого так неприятно проникала в глотку. — Ты бы лучше не об этой стерве думал, а о квартальном отчёте, что уже на носу, — хмыкает неназванный блондин сразу после оглашения заказа официанту. Молния на шортах Зари в миг расходится, обнажая идеально выбритую, светлую промежность всему залу. — Босс свалил на нас вчера целую кипу бумаг, и сомневаюсь, что мы разберемся с ними до пятницы. — Если бы вы все не жили в курилке, вместо работы, такой бы ситуации никогда не возникло, — отвечает Аллан, наконец поднимая голову парня с члена, но лишь для того, чтобы насадить вновь. — А вообще, у нас с Милли всё давно к разводу идёт. Она, мне кажется, в нашем квартале не переспала только с собаками, и то вскоре исправит.       Пока рот Амави был слишком занят для светских бесед и наблюдений за происходящим, на фоне раздались приторно сладкие стоны Зариила. Блондин, что так легко нашёл общий язык с волчьим, сейчас проник пальцами в сжатое кольцо мышц юноши. Зари плотно прижался к мужчине грудью и обнял руками, простонал и расставил ноги шире, едва потеснив Аллана с Амави. — Да, мне так приятно, продолжай, — произнёс юноша, с откровенной похотью заглядывая в глаза гостю. — Пожалуйста, да… — Какая мерзость, — комментирует вдруг Аллан. Брюнет отодвигается чуть в сторону от происходящего по правую руку. — И чем тебе понравился этот гламурный пёс, — хмыкает он, отпуская наконец руку. Свободная рука тянется до кальяна, гость сжимает губами мундштук и вдыхает сладкий дым, выпуская здоровое облако в воздух. — Он послушный и милый, что ещё надо? — посмеялся мужчина. Одарив Зари кратким поцелуем, он не прекращал пальцами вторгаться позади. — Нам здесь ещё два часа тусоваться, смотри не выжми из юнца все силы раньше времени.       На протяжении следующих двадцати минут мужчины только и делали, что разговаривали о работе да женах, попутно покуривая кальян и глотая крепкие, холодные напитки. Горло юноши уже изрядно саднило чужим размером и грубым обращением. Пару раз его почти вырвало, пару раз он чуть не задохнулся. Спасали только лёгкие, просящие шлепки по бедру, что напоминали о естественной потребности в воздухе. Мужчина кончил ожидаемо в рот, Амави проглотил всё до последней капли, ведь Аллан, его личный клиент, предусмотрительно закрыл гибриду рот сразу после оргазма.       Напитков парню гость не предлагал, как и закусок, поэтому с тошнотворно горьким вкусом Амави был вынужден пребывать до конца. А Зари, чью промежность на обозрение всем уже изрядно растянули, сейчас просто мирно попивал коктейль через трубочку, не вмешиваясь в разговоры. — Слушай, у меня есть идея, — ухмыльнулся вдруго блондин. Заметив, что друг наконец-то кончил, он натягивал штаны да бельё обратно. — Что, если мы заставим одного — трахнуть другого?       И тут Зари заметно сменился в лице. Его похолодевший, сразу видно, расчётливый взгляд, тут же устремился на шорты мирно сидящего Амави, оценивая размеры достоинства. Тот же заметно смутился, и тем, что сказал гость, и тем, как между ног упёрся взглядом Зари. Выдохнув, коллега покачал головой и моментально стал таким же слащавым, как был раньше, теперь обращая взгляд зелёных глаз к клиенту. — За это идёт отдельная оплата, дорогой, — надул губы Зари, в миг позволяя Амави выдохнуть с облегчением. Неужели, размер Честерса ему не по зубам? — Может быть, вы желаете чего-то другого? Я весь к вашим услугам!       Никаких полезных навыков в оставшиеся два часа Амави не приобрел. К счастью, в этот вечер ничего с остальным телом не случилось, хотя опасность такая существовала. Блондин, имя которого в разговоре так и не было названо, обладая завидным воображением и желанием экспериментировать, просто предложил другу использовать Амави вместо подставки для бокала. И не просто так, а в неудобной позе животом в стол. Молния на шортах ожидаемо расстегивается и какое-то время мужчины, напару с Зари, у которого спросили экспертное мнение, обсуждали промежность Амави, который со стыда лицо в согнутых руках спрялал. Казалось бы, задача не самая сложная, просто стоять на коленях и не двигаться, не скидывать чужой бокал, но на практике всё оказалось сущей пыткой.       Чувство напряжения не спаладало до конца. Амави не мог даже дышать полной грудью, боясь уронить холодный бокал, не мог поднять головы со стыда и постоянно слышал голоса за спиной, которые так уверенно обсуждали именно его. Он знал, что обязан быть достаточно покорным, чтобы Реджинальд вновь не пострадал, но… В такие моменты Честерс искренне желал устроить такой погром, о котором никто и никогда не забудет. Смех, шутки и неуместные характеристики — не то, что привык терпеть гибрид. На родине, в Тиаридари, подобные ситуации он всегда решал языком кулаков. Сейчас нельзя. Кто знает, переживет ли Реджинальд новую порцию тумаков от Ульриха. — Он постарше меня будет, поэтому неудивительно, что дела обстоят именно так, — пожав плечами, отозвался Зари, уже не слишком реагируя на чужие поглаживания между ног. — Я слышал, что у него уже есть двое детей, поэтому не судите строго. — Получается вы, как и женщины, рожаете вот отсюда? — хмыкнув хмуро, спрашивает Аллан. Он двумя пальцами касается вагины Амави, пару раз хлопнув прямо по входу. Парень содрогается на секунду, жмурится, морщится, но удерживается в одном положении, не посмев опрокинуть чужой бокал. — Так смешно вздрагивает, я не могу. — Да, именно оттуда, — уверенно кивает Зари, следуя за чужими руками, разворачиваясь задом к блондину. Тот уже в полной боевой готовности, уже стянул с себя белье и смазал член прилагающейся к каждому столику смазкой. — Но так как я пока не рожал, я не могу вам рассказать обо всём по данному вопросу. — Как там тебя, Амави? — небрежно интересуется Аллан, забирая бокал с задницы, отпивая несколько глотков. Амави не слишком желал вступать в диалоги с мужчинами, но ситуация начала того требовать. Теперь уже Честерсу казалось, что уединенные заказы один на один с человеком давались намного проще, чем то, что происходит прямо у всех на глазах. — Амави, — отзывается коротко он, не поднимая головы от стола и не двигаясь. Хвост тем временем был направлен к левому бедру, не закрывая обзор мужчинам. — Говорят, у тебя уже есть выродки, да? — ухмыльнулся он, несильно пнув по ноге парня, всё-таки отставляя бокал на стол. На фоне слышались громкие, сладкие стоны Зари, которому сейчас совсем было не до разговоров. — Они уже работают здесь или только собираются? Сколько стоит трахнуть твоего сыночка, а, горе-мамаша?       Амави напряжённо сжимает кулаки. Больше, чем оскорбления мужа, ранили и выводили из себя лишь оскорбления детей. Если Реджи, в той или иной степени, даже больной, мог постоять за себя, то дети находились в совершенно беззащитном положении без опеки родителей. Парень был готов растерзать любого за одно только неуместное слово в их адрес. Кровь тут же закипала в венах, а глаза меняли свой вид, но… Амави четко усвоил урок, который преподали ещё месяц назад. Если он вдруг поддастся чувствам и вновь навредит одному из клиентов, угрозы Синта об изнасиловании Реджи вполне могут стать реальностью. Стоит ли здоровье мужа того, чтобы отстоять честь своих детей, находящихся, к счастью, в полной безопасности? — Отвечай, когда с тобой разговаривают, сука! — восклицает резко брюнет, влупив звонкий удар по заднице, самому себе же обжигая руку. — Их здесь нет и не будет, — вновь сухо и коротко выдает Амави. Парень челюсти стиснул до боли, стараясь не сказануть лишнего. — Пожалуйста, не говори плохо о моих детях. — О, ты просишь меня, да, шлюха? — поднял брови он. Забрав стакан со стеклянного стола и осушивав до конца, он оставил лишь кубики льда, что не успели растаять. — Надеюсь, ты поведаешь им историю о том, как глотал литры спермы в этих стенах, — посмеялся Аллан, как-то внимательно поглядывая на лёд, а затем и на задницу парня. — Я бы и твоему сыну под хвостик накидал, будь он здесь. — Себе под хвостик накидай, животное, — сквозь зубы цедит Амави, сжимая кулаки до побеления сильно.       Сказано весьма чётко и разборчиво, так, что мужчина удивлённо глаза выпучил, да и не только он. Даже Зари, который, казалось бы, в полном экстазе прыгая на чужом члене не замечал ничего, именно эту фразу заметил, на секунды останавливаясь в одном положении.       И тем не менее, Амави по-прежнему стоит на коленях перед ним, стараясь послушно выполнять данный уже давненько приказ. Не станут же Реджи бить из-за одной колкой фразы, верно? — А ты характерная шлюшка, да? — наконец спрашивает Аллан, отходя от мимолётного шока. Никто и никогда ранее не грубил в этих стенах, учитывая, сколько денег он тут оставил. — Ну ничего, мы слегка погасим твой пыл.       За соседним столиком располагался очередной волчий в компании мужчин, что так смутно походил на гибрида. Пусть ростом и не выше, но в плечах чуть шире, в массе чуть больше. Да и запах от него совсем другой. Он начал работу с гостями вскоре после того, как Амави оказался лежать лицом в стол, поэтому сразу разглядеть знакомые черты не удалось. Он, мирно обслуживающий двух мужчин только руками за столом, вдруг заинтересовался происходящим сильнее прежнего. Волчий прекратил обслуживание с извинениями, дабы потратить несколько драгоценных минут на строгое замечание: — Нанесение физического вреда сотрудникам борделя запрещено, — раздаётся спокойный, чем-то знакомый Амави голос. — Если вы, господин, желаете что-то сделать со льдом — попрошу не засовывать его внутрь сотрудника, ограничиваясь внешней стимуляцией, — выдохнул он, покачивая сочувствующе головой. — В противном случае, вы навредите гибриду и получите штраф, а также вас могут внести в чёрный список заведения.       Амави перекладывается с одной щеки на другую, дабы наконец рассмотреть личность говорящего. Знакомые, феминные черты лица, хрупкое для истинного пола телосложение, а между ног здоровая дубина. Самец по имени Илай решил вступиться, Честерс был наслышан о нём на родине и видел вживую всего пару раз. Амави, как и многие другие, насмехались над природной женственностью самца, а в конце концов… Они теперь здесь, вместе, в одной тонущей лодке. Кручевальды украли Илая исключительно по вине женственности? — Займи чем-нибудь свой рот и не смей указывать мне, ты такая же бордельная шлюха, как и он, — категорично осаживает пыл Илая он, абсолютно не воспринимая сказанное всерьёз.       Илай отступает, значительно теряет уверенность и прижимает уши к голове. Он пытался помочь, пытался помешать, но мужчина оказался прав — полномочий на запрет какого-либо действия у него нет. Самец вернулся к гостям, мельком подавая сигнал одному из самых наблюдательных охранников в зале. Стоит признать, одному из самых странных.       Если бы Амави мог это видеть, то заметил бы, что весь последний час за ним наблюдала всего одна пара глаз со стороны. Мужчина, сидящий за пустым столиком, был одет в форму местной охраны и не имел какой либо компании, он молчаливо прожигал взглядом Амави. В них легко читалась похоть с неким подобием влюбленности, это не раз замечали коллеги, и сейчас он был готов перейти к действиям в любой момент. Сигнал Илая послужил ключевым толчком, развязывающим руки.       Лёд, на который с неподдельной, истинно садистской улыбкой смотрел Аллан, теперь оказывается между пальцев. Холод слегка обжигает, кубик начинает таять под теплом рук, и пока тот не превратился в мокрый след на ладони — мужчина свободной рукой оттягивает ягодицу Амави в сторону. Все прекрасно знали, что тот хочет сделать, знал и Зари, и блондин, что почти излился в чужую задницу, и охранник, что с таким вожделением поглядывал на парня лицом в столе. Знал и Илай, но никак не смог помешать.       Амави ожидал почувствовать в своей заднице пальцы, член, может даже какую-то игрушку, но никак не кусок льда с остатками виски. Лёд легко проскальзывает внутрь под нажимом пальцев, заставляя парня пронзительно вскрикнуть и совершить попытку подняться. Руки предусмотрительно придавливают сверху, не позволяя и на сантиметр оторвать грудь от стеклянного стола. Кубик постепенно тает внутри, доставляя тому намеренный дискомфорт, мышцы сокращаются, сжимаюся вокруг проклятой ледышки, но ощущения никуда не уходят, заставляя брыкаться и вопить. Это, естественно, привлекло внимание абсолютно всех в клубе, даже парочка гостя с Зари остановились, но помешать издевательствам вызывается только тот самый мужчина в форме. — Ты в своём уме, мужик? — начинает разборки с откровенного наезда и толчка в грудь охранник. Тот едва отшатывается, искренне не понимая чего такого он сделал, тем самым отпускает из хватки Амави. Юноша скатывается на пол. — Ты ему лёд в задницу запихал? Серьёзно? — Да, а чё такого? — скрещает руки на груди он, изгибая бровь с очевидной претензией. Отступив назад, гость только сейчас начал понимать, что явно пересёк рамки дозволенного, но отступать уже поздно. Надо сделать уверенный и угрожающий вид, дабы не упасть перед всеми, в том числе и перед другом, лицом в грязь. — Вы сами сказали: делай чё хочешь, только не колечь. Эта ледышка, готов поспорить, уже растаяла в его заднице, её там больше нет. Я же не бутылку ему в зад засунул, в конце то концов! — Ты больше в наш клуб и шагу не ступишь, понял? — категорично отзывается охранник, помогая Амави подняться на ноги. Лёд и правда к тому времени растворился внутри, однако обжигающие ощущения никуда не делись, лишь став слабее. — Пошли, Амави, приведем тебя в порядок. Уходя, Честерс не забыл бросить взгляд на Илая, что был также причастен к спасению. Впервые Амави решил, что в проклятом места у него мог появиться друг, пусть и с особенностями. Если они оба обмануты, если оба угодили в бордель злой волей судьбы, то им точно найдется что обсудить. И всё же, встретиться взглядом с самцом не удаётся — каштановая голова уже находится где-то в паховой области одного из гостей. Ожидаемо.       К слову, разбрасываться подобными заявлениями один из охранников не имел никакого права. В классической ситуации, где охрана не испытывала к исполнителю услуг никаких чувств, гостю должны были сделать лишь небольшое замечание касаемо обращения с персоналом, когда как мужчина устроил целый скандал.       Вдумываться в мотивы действий незнакомца у Амави сейчас банально не оказалось сил. Сразу после того, как за руку его повели куда-то прочь из зала, он наконец застегнул молнию тесных шортиков, ощущая себя почти в безопасности. В сравнении с тем, что сделал с ним самый первый клиент, эта ситуация казалась цветочками, и парень был непомерно рад, что издевательства быстро прекратили.       Парень не сразу заметил, что они следуют по каким-то новым, неизвестным ранее коридорам. Вошли они не в ту дверь, из которой изначально вышли, шли не тем прямым путем, а более извилистым, и даже свет в этих коридорах был каким-то иным. Всё выглядело слишком прилично, без сладких, удушающих запахов, без приглушенного света и голых, бетонных стен. Сперва он смотрел только себе под ноги, не желая оглядываться по сторонам, и только под конец заметил, что здесь явно что-то изменилось.       Мужчина открыл дверь одиночным ключом, а не связкой, какую обычно носят охранники и долго возятся с поиском нужного ключа. И как только дверь открылась, Амави понял, что привели его в личную, никак не рабочую комнату. — Зачем ты меня сюда привёл? — с опаской спрашивает Амави. Осторожно шагнув вперёд, когда дверь за спиной предусмотрительно закрыли, гибрид оглянулся по сторонам. Услышав то, как проворачивается ключ в замке, парень начал жалеть о том, что его вовсе «спасли». — Дай угадаю, ты тоже хочешь меня трахнуть, — хмуро бормочет он, скрестив руки на груди. — Я хочу тебе помочь, — вдруг выдает он, убирая ключ в задний карман комбинезона. Мужчина медленно, но верно надвигается на юношу, который в свою очередь, шаг за шагом отступает назад, не отрывая глаз от высокого охранника. — Не бойся, я не буду тебя к чему-то принуждать, Амави. Я люблю, когда всё добровольно. — Тогда ты, может быть, прекратишь так угрожающе на меня идти? — изгибает растерянно бровь Амави, сглатывая собравшийся комок нервов в горле. — Чем ты можешь мне помочь? — Тебе ведь не нравится здесь, да? — подозрительно тихо говорит он, как-то жутковато выпучив карие глаза. Смотрел с любовью, но не той, которую Амави привык видеть в глазах Реджинальда. С особенной, одержимой и даже безумной любовью. — Я могу организовать твой побег когда угодно, ты только скажи. Взамен я попрошу совсем немного…       Амави резко упирается задней частью ног во что-то твердое и падает, по факту узнавая, что позади была двухспальная кровать. Он хотел было забраться на постель с ногами, проползти назад, прочь от угрожающе наступающего мужчины с безумным взглядом, но тот легко блокирует дальнейший уход, уложив руку на обнаженное колено, с силой сжимая. — Я не могу бежать отсюда, пока мой муж находится здесь, — логично выдает он и наконец разрывает зрительный контакт. Амави видит, как лицо горе-спасителя становится всё ближе. — Я не смогу оставить Реджи здесь одного, поэтому вынужден отказаться от твоего предложения. — Чёрт с ним с мужем, Амави! — вдруг рявкнул неизвестный мужчина, ударив кулаком по постели рядом с Честерсом. Тот вздрагивает и кривится в лице брезгливо, но не сходит с места. — Ты сможешь найти помощь и вызволить его! Пока ты здесь подставляешь зад всем и каждому, послушно выполняя любую прихоть этих извращенцев, ты никогда не приблизишься к желанной свободе! — Я подумаю над твоим предложением, хорошо? — с опаской, аккуратно спрашивает Амави, наблюдая лицо охранника уже вплотную к себе. Отвернувшись, он вновь напряжённо сглотнул и пальцами сжал постель под собой, размышляя о том, на что может быть способен перевозбужденный мужчина. — Можно я вернусь к остальным? — Если что, то я всегда буду рядом, — говорит он, опуская взгляд ниже лица. Глазами мужчина медленно проходится по шее и груди к обнаженному животу, останавливаясь на бёдрах, обтянутых чёрными шортами. — Если тебе понадобится помощь — только скажи, — полушепотом продолжает мужчина. Теперь он едва ощутимо касается кончиками пальцев обнаженного живота, что моментально напрягся, демонстрируя очертания пресса. — Такой красивый…можешь оказать мне услугу за моё небольшое спасение? — Какую? — с тяжёлым выдохом спрашивает парень. Заметно вздрогнув всем телом, он буквально чувствовал чужое дыхание и взгляд на себе. Честерс ждал чего угодно, от простого минета до позы шестьдесят девять под потолком, но никак не мог ожидать, что в конечном итоге услышит следующее. — Поцелуй меня, — с несвойственной робостью просит он и в глаза щенячьим взором заглядывает. — Я надеюсь, тебе не будет сложно, ведь так? Я очень рискнул, когда защитил и забрал тебя из зала, поэтому думаю, что моя просьба не станет для тебя проблемой. — Тогда ты меня отпустишь? — осторожно уточняет Амави, скривившись, когда заглянул в глаза. — Я тебя и не держу, — качает головой он, якобы безоружно руки в воздух поднимая. — Просто решил уединённо обсудить с тобой сделку, только и всего.       Амави набирает воздуха в лёгкие. Как оказалось, поцеловать кого-то столь жуткого и странного намного сложнее, чем сделать минет незнакомому мужчине прямо посреди оживленного зала. Незнакомец моментально показался максимально уродливым, хоть таковым по факту не являлся. В нос ударил запах чужого пота, а абсолютная тишина начала давить на виски, ожидаемо вызывая головную боль.       Спаситель глаза прикрывает, принимая молчание за согласие, он укладывает руку на затылок юноши. Амави был готов буквально срыгнуть прямо на чужую кровать от напряжения, настолько противным казался охранник. Их губы наконец соприкасаются под давлением руки позади и парень решает действовать по проверенной схеме, представляя на месте пугающего мужчины — Реджи. И прямо как в первый раз, фокус не срабатывает, вынуждая юношу отказаться от лишних фантазий.       Сухие, растресканные губы с колючей щетиной над губой совсем не похожи на Реджи. Сминают грубо, неосторожно, даже жадно, пытаясь за считанные секунды вдоволь насладиться моментом. Кривые зубы прикусывают Амави за нижнюю губу, и тот уже скулит от безысходности, а мужчина принимает этот звук за стон удовольствия. Вгрызается сильнее, давит своим телом в постель, упирается носом в щеку парня и едва рычит, откровенно наслаждаясь чужими губами.       Поцелуй прекращается, когда охранник в очередной раз цепляет зубами губу, в этот раз прокусывая до кровоточащей раны. — Ты очень больно кусаешься, — хмурит темные брови Амави. Гибрид невольно слизывает кровь с губ, ощущая неприятный, ржавый привкус во рту. — Прости, — кратко отзывается он и продолжает сверлить юношу томным, крайне возбуждённым взглядом.              В комнате воцаряется тишина, которую едва нарушало тяжёлое, явно возбужденное дыхание незнакомого мужчины. — Я могу идти? — вновь с опаской спрашивает Честерс, молясь всем богам, чтобы дело не перешло к большему. — Да, конечно, иди, — хмыкнул мужчина как-то обиженно. Он наконец поднимается на ноги, более никак не ограничивая свободу действий парня.       В моменте, Амави радовался, что успел покинуть комнату до того, как случилось что-то непоправимое. Даже от первого, самого жестокого клиента, парень не ощущал такого откровенного ужаса и омерзения. Один лишь поцелуй, обычный поцелуй, хоть и слегка болезненный, заставил парня уходить на трясущихся ногах из комнаты. На них же он следовал по извилистым коридорам, не представляя как будет продолжать работу. Странное предложение Амави примет во внимание лишь потом, когда, казалось бы, иные выходы перестанут существовать. Сейчас он просто рад, что помешанный охранник не являлся клиентом.