Темный Союз I

Глава 8. Грегор из Гроттов Грегор Гротт поморщился и, развалившись в кресле поудобнее, потер глаза, которые начинали слипаться. Дорога выдалась слишком долгой, усталость давала о себе знать. Путь занял почти месяц. Он уже давно не странствовал, и вот тебе — внезапные приключения на седую голову! И теперь (Неужели!) он добрался до Высьдома. И все тут по-прежнему: птички поют, цветочки цветут, а вместе с ними Катэль, который ни капли не изменился… а вот сам Гротт уж превратился в старца, ибо время — самый беспощадный враг. Но дело не в одном лишь перемещении из Гуар Данна в школу обладателей, эльф добавил Гротту хлопот одним «поручением». Еще и клетку делали целую вечность! Конечно, куда им спешить? Ведь жизнь у эльфов долгая! Не то что у гуммов… — Тащите еду и питье, чего встали?! — приказал он эльвинам, которые выстроились перед ним в зале, где их расположили. — Видимо, тут так и не привыкли к веселью и радушному приему, но нам хорошая пирушка не повредит! Мы приехали, груз приперли! Чего же еще? Те поклонились и поспешили выполнить поручение хозяина. В основном, служили ему и его делу простые эльвины-работяги, которых обладание обделило присутствием. Но после избавления от эскуры, он взял на службу троих из полу-ушастиков. Сейчас с ним приехал один из таких эльвинов, два других остались в штабе Конксурата. «Треклятые деньки, будь они неладны! Слишком многое на меня навалилось, — подумал Гротт. Он пребывал в плохом настроении, впрочем, как и всегда, — поэтому ворчал даже в мыслях. Отдых, еда и выпивка, бесспорно, могли улучшить его состояние… но что-то он не наблюдал — ни первого, ни второго, ни третьего! — Доставить ее, разобраться с вновь появившемся эскуридом, на моей памяти в самом Высьдоме никогда не выявлялись обладатели тьмы! Да еще и взяться за обучение сопливого принца из Гладии. Как вообще все это случилось одновременно?» Конксур Грегор из Гроттов провел почти всю жизнь в землях Эльфината (хотя не особо жаловал эльфов, за исключением Катэля — с которым более-менее приятельствовал, назовем так). Однако его услуги крайне востребованы и высокооплачиваемы, а богатые (до одури!) эльфы не скупились в таких вопросах, платили больше, чем мог предложить кто-либо в Мэриеле. Гротт помнил голодное детство в Нуде, как его родные умерли от болезней в нищете, и как он ребятёнком остался совсем один. Как радовался, обнаружив у себя обладание, спасшее ему жизнь… Только оно и вырвало его из лап смерти. Это многое меняло. Теперь ему открыты любые пути. А когда во время испытания выяснилось, что он чистый конксур — гордость и радость Грегора не знали предела, жаль, конечно, другого обладания у него не оказалось, но конксурия — и так величайший из даров. Желать большего — проявление невероятной алчности. Но Гротта всегда обуревала жадность, он частенько помышлял, что ему нужно нечто большее — еще, еще, еще! «А как вы сами поступаете? Точно так же, — твердил он по юности удивленным товарищам, — не надо тут говорить обратное». Теперь же и оправдываться ни перед кем не нужно. Только перед собой — в тех самых ворчливых думах. Учился он прилежно, управлялся с обладанием исправно. И Владычество сразу купило талантливого ученика. С возрастом Гротт смирился с этим, уяснив одно — что угодно можно продать и купить, и настанет день, когда и он сможет заплатить за всё и вся. На что потребовались долгие годы, по гуммским меркам, конечно же. Но цель достигнута. Грегор стал главой ордена конксуров. Теперь у него сотни эльвинов в услужении, горы золота, замки, корабли и лошади. Но эти богатства не имели бы смысла, если не завести семью, которая впредь никогда не будет ни в чем нуждаться. И Гротт женился. Плодить эскуридов или эльвинов он не собирался, вот почему эльфийки и нударки его никогда не интересовали. Он вообще испытывал к ним отвращение. И даже в эльвинские бордели никогда не ходил. Грегор нашел простую и скромную девушку родом из Гладии, которую отправили работать в погодную башню. Изабелла, так ее звали… Старик вспомнил лицо супруги, отчего стало еще грустнее. Жена умерла. Никакие эльфийские арборы и люксоры не сумели ее исцелить. И она тоже не помогла… Эх, пустая надежда! Никто бы не смог изменить судьбу. Такой ей отпущен срок в этом бренном мире. И что поделать? Вся их жизнь пролетела мгновеньем… И собственную он потратил… На что? — на погоню за эльфийским золотом! Пропустив, как их дети выросли, занялись собственными делами, реже и реже посещали ворчливого старика, пока бесповоротно не пропали из виду. И теперь Гротт четче осознавал (но ничуть сие не принимал), — пройдет пара лет… и его самого не станет. И ничего у него теперь нет. Ни-че-го. Кроме службы, долга и… конксурии. Ну и треклятого золота… Новые конксуры не появлялись долгие годы, последних он учил так давно, не мог и припомнить когда, но и они теперь заметно постарели. Его ученики: земляк-северянин Шорьше — стал конксуром Нуда, а зунарка Хатидже — вернулась в родной Аразих. От их услуг, кстати, Гладия отказалась, оставшись единственной страной «без щита». «Сколько лет прошло с той поры, как я обучил сопляков? Лет двадцать точно! И вот, бах! Принц Гладии! Где наши услуги якобы не нужны! Ойра круглая все-таки… — Гротт скинул плащ, бросил на пол. Потом стянул сапоги и тоже отправил их в полет. Как же ноги устали от них! Прислуга спешно подобрала вещи. — Конксур… и еще комбинатор с террестрией! — если верить Катэлю… Ваше величество! Позвольте пригласить Вас к нашему столу рассыпающихся в пыль поглотителей! Хотелось бы увидеть лицо его папаши Дагдара — тот еще надменный козел по моей памяти!» Вернулись эльвины, которых он отправил доставить еду и питье — наконец-то! Старик нетерпеливо схватил кувшин, наполнил кубок и воздел руку, расплескивая вино. — Теперь вы моя семья, бездари неотесанные! Тост за вас! — выпалил он, жадно пригубив напиток. — Пируем! — За нашего мастера! — раздалось в зале. — И организуйте музыку! Скучно тут как-то! Мы же не на похоронах! Эльвины чуть оживились, пользуясь моментом, когда глава Конксурата стал чуть мягче, чем обычно. — Если мальчишка-эскурид — толковый, то заберем его с собой! А теперь — не вешать носы, уши острые торчком и напьемся до беспамятства! Мы заслужили! Виллем, давай-ка, наливай! После смерти жены, единственной отдушины, Гротт начал пить, и тратить нажитое, вовсе не на благотворительность, хотя мог бы. Судьбы бедняков в их собственных руках! Или же пусть правители поднимут задницы с тронов и сделают то, что нужно! — так рассуждал старый конксур. Например, ему и его семье никто в трудные времена не помог. Не окажись он обладателем, Гротт бы сейчас тут не пировал, отдавая приказы и ловя раболепные взгляды свиты. Но смотрели на него подчиненные с благоговением отнюдь не из-за страха пред ним. Эльвинам Гротт платил жалование, хотя и не должен (они — собственность Эльфината, Конксурата и его). Старик не кривил душой, говоря, что ушастики стали для него подобием семьи (ее заменой) — это действительно так. В нем много дурного, начиная от манер, заканчивая характером — но он же не настолько плохой? — по крайней мере, так он себе твердил. И иногда, довольно редко, а теперь и подавно, Гротт делал что-нибудь хорошее. Он просто лишился цели. Достиг желаемого. А чего он, собственно, желал-то? Золота? На, получи. Обучение таких же, как и он, учеников, могло стать новым смыслом жизни, но конксуры больше не рождались, обучать некого… И старик смирился с тем, кем он стал: ворчун и пропойца… и лишь порой — кара и назидание для провинившихся обладателей. За время службы Гротт подавил несколько мелких восстаний во Владычестве, ведь он занимался не только поиском и отловом скрывающихся эскуридов. Днем с калидией не броди, найдутся недовольные среди прочих, казалось бы, законопослушных обладателей. Многих (и очень многих — но то в прошлом) он лишил дара — а для того, кто отмечен подобной благостью, жизнь без силы становилась хуже смерти — оттого Гротта ненавидели и боялись. «Ненавидели и боялись… ну хоть что-то… теперь и это у меня отняли…» Изабелла померла, их дети — Герд и Гволк… давно оставили отчий дом («Ты сам их выгнал, старый болван, неужто запамятовал?!»), ученики — у каждого собственный путь… Затем — она… («Да, Фидес, теперь твой черед. Ты тоже оставишь меня, что к лучшему… потому что старику нечего тебе предложить, кроме неволи».) «И вот так я потерял всё и всех… Себя самого… Чтобы наконец встретить тебя, Варлаг, принц Гладии и… новый конксур… Ох, сколько я просил судьбу о твоем появлении! И не слишком ли поздно она откликнулась? Даже не знаю…» — Гротт осушил кубок залпом, затем еще раз. Старик воззрился на эльвинов; один из них, Виллем (один из троицы элиминированных эскуридов, к слову), ощутил на себе пристальный взор мастера, обернулся и кивнул с улыбкой. Гротт ответил тем же и волей-неволей задумался об эскуридах: «Ведь клятые паскудники, появляются и появляются, оттого, опять же, что Владычество не может запретить сношаться дражайшим чистокровным эльфам с нударами и гуммами… А мне потом разгребать за ними дерьмо! Интересно, скоро ли ждать очередных неприятных сюрпризов? Помимо, разумеется, тех, что уже созрели». Еще в памяти нехотя всплывали времена пробуждения силы в Шорьше и Хатидже — теперь он понимал, что обращался с теми чересчур жестоко… Получится ли обучить юнца ладно-складно на сей раз и даже испытать его на эскуриде? Конксурия и эскура — не только враги, но и сестры, идущие нога в ногу, цепляющиеся друг за друга… Не потому ли в Высьдоме появился один из их обладателей тьмы? Совпадения, конечно, крайне благоприятные, чтоб привезти сюда редринку, но конксура не покидало ощущение, что грядет нечто еще… То, что растормошит эльфов и нарушит их незыблемые законы. Мир оставался спокойным, тихо плывущим по течению реки времен корабликом — без масштабных войн, конфликтов и столкновений — слишком долго. И хоть Владыки полагают, что никакой опасности больше нет — ведь они подмяли всех под себя, как ни крути, но время стариков проходит… Ему ли не знать? — руки держат клинок уже не так крепко, а ноги стоят на земле не столь твердо… К тому же, учитывая положение дел, случившееся в Высьдоме уже бросает тень на их величие. Фидес, молодой конксур, новоявленный эскурид… И Катэль, который непременно захочет извлечь из днесь случившегося выгоду. «Во что ты вляпался, дурья башка!» Грегор Гротт надеялся, давешняя сутолока быстро сойдет на нет — тогда-то можно снова выдохнуть, вернуться домой и заняться обучением юнца — до поры, до времени… покуда в Мэриеле снова не случится чего-нибудь. Но, возможно, решать очередные проблемы придется уже не ему. «Варлаг, Варлаг, — Старик встал из-за стола и, пошатываясь, принялся искать, куда служка прибрал отброшенные им сапоги, — не завидую я тебе».