Джедай, который… Выжил?

      – Подъем! Вставай! Поднимайся!       Гарри вздрогнул и проснулся.       Это утро не могло начаться иначе.       Учеба подходила к концу. Все школьные шишки на голову Гарри уже отпадали. Радоваться тут, впрочем, было нечему, потому что ожидали его летние ураганы, именовавшиеся так или иначе в честь кузена. Казалось, что было бы веселее, чем вращающийся, как балерина, Дадли? Наверное, только Дадли, делающий это в день своего рождения по приказу Гарри. Увы, это была бы совсем уж невероятная магия.       Напряжение в последние дни было столь отчетливым, что он даже не забыл об этом скверном дне! Буквально ночью вспомнил, как что-то само собой разумеющееся. Точнее, ему напомнили. Посреди столь прекрасного сна, в котором он рассекал на мопеде воздушный океан, собственный транспорт повернулся к нему фарой и сказал, что о дне рождения кузена он помнить все еще обязан… Нет, то, что мопед говорящий, было не странно – но то, что он знал о существовании Дадли… Хотя это же его голова, его сон. Во снах и не такое случается.       Более всего странным было другое. Последние полгода у Гарри было такое чувство, будто за ним кто-то постоянно наблюдает. Ходит за ним по пятам и тщательно изучает…       И в этот напряженный момент размышления Гарри, когда, казалось, тетя Петунья была готова выломать дверь, в голове раздался голос.       «Не стоит злить ее, Гарри, во всяком случае не сегодня».       – Простите, я сейчас встану.       – То-то же.       Гарри ничего не понял.       Да, он послушал этот голос, и сам собой извинился… Без того, чтобы заставить себя это сделать, как происходило обычно. Снова какие-то дурацкие странности, которые обычно только жизнь портят. Прям ощущается, что день сегодня пойдет не так, как надо.       – Причешись! – традиционно рявкнул с места дядя Вернон, когда Гарри вышел из чулана. «Заткнись!» – отнюдь нетрадиционно для себя подумал Гарри… И чуть было не сказал. Только вот словно по наитию прикусил себе язык. Слегка, конечно, чтобы Дурсль чего нехорошего не услышал и не подумал. Но ведь раньше Гарри так не делал?       Даже процесс переворачивания бекона и осмотра подарков прошел как в тумане. Кто этот голос? Его интуиция, что намекала на проблемы и даже управляла его телом? Инстинкт самосохранения? Но почему он появился сегодня?       Почему сегодня, стало ясно довольно быстро. Во-первых, у Дадли было премерзкое настроение, ведь родители умудрились прогадать с числом подарков, да еще как… Всего тридцать два! Даже Гарри запомнил, что в прошлом году их было аж тридцать восемь. Пришлось дяде и тете серьезно успокаивать несчастного Дадличку, плакавшего крокодильими слезами по недодаренным подаркам, пока бедный и несчастный мальчик смотрел на Гарри как на потенциальный ужин. Даже пришедший Пирс Полкисс не исправил ситуацию – только напомнил Дадли, что он вроде как пацан, и ныть ему не положено, но зато дал лишний повод глядеть на Поттера как на потенциальную жертву для получения ударной дозы с утра пораньше.       Ну и во-вторых – плохое настроение было у дяди Вернона. Настолько, что Гарри после получения новости о сломанной ноге миссис Фигг одного дядюшкиного взгляда хватило для молчаливого осознания своей судьбы и своей функции – ехать с ними и молчать всю дорогу. Дядюшка словно чего-то сильно боялся, и потому, уже будучи за рулем, одаривал своим гневом всех подряд.       Сегодня всеми подряд был не Гарри. Его место заняли подростки на мопедах. Они продирались сквозь пробку, едва не царапая машины, чем выводили дядюшку из себя (в этот момент Гарри едва хватило сил, чтобы не представить Дурсля, буквально вылезающего из собственной кожи, как змея).       – Носятся как сумасшедшие, вот мерзкое хулиганье!       Гарри уже хотел что-то сказать, но внезапно его словно проняло. И вновь, и вновь этот голос!       «Он заносчив и глуп. Не трать на него свое время».       И да, голос был прав, Гарри знал это, но ведь он только что хотел сказать, что ему снилось сегодня!.. А потом понял, что если бы он сказал про летающий, а то и не приведи боже говорящий мопед, то его бы просто заклевали все, кто сидел в этой машине, оставив лишь крошки на съедение всем летающим мопедам мира – то есть не оставили бы ничего, потому что мопеды не летают! Аж противно было это говорить, так и слышался непередаваемо яростный голос дяди Вернона.       Хотелось, чтобы куда более приятный голос, сидевший в его голове, произнес еще хоть слово – но тот, как назло, оставил Гарри в невыносимо глубоком одиночестве посреди переполненной Дурслями и Полкиссами машины. И затем, когда день шел на редкость, очень большую редкость (примерно как хорошее отношение тети Петунии к Гарри), голос тоже предпочитал отмалчиваться, наблюдая за тем, как Гарри получает дары богов – фруктовый лед, который ему предложила мороженщица и от которого Дурсли постеснялись отказаться, и кусочек тортика, отвергнутый Дадли в пользу настоящего, достойного его размеров куска.       Хорошие дни всегда заканчиваются. В случае с Гарри обычно где-то посередине.       Уже в террариуме Дадли и Пирс возжелали посмотреть в зеркало – в смысле на всяких змеюк разной степени ядовитости и удушливости. Хотя Гарри ни разу не сомневался, что любая из этих змей добрее обоих парней – просто потому что рептилии своих жертв без обиняков ели, оканчивая их мучения сразу, а не растягивая на годы. Мальчик, не желавший испытывать на себе дядюшкин гнев, поспешил с ними, лелея надежду, что при нем обитатели террариума постесняются есть Дадли сразу и оставят время чутка поиздеваться в ответ.       Страдающие любовью ко всему гигантскому, пусть и каждый по-своему, Дадли и Пирс устремились мгновенно к самой большой змее в мире. Милость сменилась на гнев, стоило гиганту мира рептилий посметь проигнорировать нескольких весьма жирных и глупых ящерок, что по счастливому для них стечению обстоятельств находились за стеклом. А когда они ушли…       Змея проснулась, подняла свою голову, так, что та оказалась на одном уровне с головой Гарри и… Подмигнула.       Ему. Не просто моргнула. Подмигнула.       Глаза Гарри сами собой раскрылись во всю ширь. И даже очки не казались уже столь широкими для его глаз. Змеи ведь не подмигивают?       «Ну, эта, очевидно, умеет. Поговори с ней, ей же скучно».       Голос возник снова, словно из ниоткуда. Зажатый меж двух чудес, Гарри не знал, куда деться, а потому просто подмигнул змее в ответ и даже выдавил подобие улыбки.       Змея, как будто подмигнуть ей было мало, покосилась в сторону отошедших Дурслей и закатила глаза. Что она думает о таких вот посетителях, стало очевидно для Гарри без слов.       – Надоели они, да? Спать мешают? – пробормотал Гарри почти что шепотом, так, словно боялся – а он боялся! – что их разговор прервут.       Змея закивала головой, да так энергично, что можно было заподозрить ее в периодическом прослушивании самых тяжелых метал-альбомов десятилетия. А потом показала на табличку. Она гласила: «Боа констриктор, Бразилия. Данная змея родилась и выросла в зоопарке».       – Как я Вас понимаю… Хотите домой, да?       Продолжить разговор им не дали. Дадли, разрывая криками густую тишину террариума, откинул Гарри от вольера, буквально впечатавшись лицом в стекло.       Дальнейшие события заставили Гарри усомниться в адекватности уже мира в целом, а не самого себя.       Стекло исчезло прямо перед носом у возбужденного необычным поведением боа Дадли. Едва не задев змею, он кубарем повалился в вольер под испуганные возгласы Пирса. Змея же, совершенно никак не реагируя на происходящее, бросила в сторону Гарри совершенно искреннюю благодарность (на одному Поттеру, очевидно, понятном языке, потому что остальные посетители от этого шипения предпочли ретироваться) и уползла в сторону, кажется, туалета.       Прибежавшая охрана принялась вытаскивать Дадли, похожего теперь на дождевую тучу, и Гарри чуть не засмеялся в голос… Чуть. Голос снова спас его от казуса.       «Исчезнуть стекло заставил именно ты. Не все так умеют, но это нормально. Не показывай никому удивления или радости, и никто не подумает на тебя».       Спасибо, голос, все-таки это был хороший день. Он, наконец, увидел ураган «Дадлина».       Пирс и Дадли, уже будучи в машине, половину обратной дороги рассказывали, как боа констриктор (или, как называли ее они, «гигантская змеюка с зубами до пола и хвостом до соседнего квартала») их чуть не покусал-задушил-проглотил-утащил. Гарри все порывался сказать, что змея просто домой хотела, но его останавливал тот банальный факт, что взрослые могут спросить о причинах возникновения столь необычной мысли, и тогда его снова оставят в чулане на несколько дней без еды.       Но в середине дороги произошло нечто ужасное, настолько, что Гарри сам чуть не захотел запереться в чулане.       Пирс что-то вспомнил.       Этому задире вообще редко приходили в голову дельные мысли, только если они не были связаны с потаканием источнику бесплатных развлечений, подозрительно часто для своего уровня интеллекта отзывавшемуся на имя «Дадли». И они не приходили бы и дальше, но Гарри прям-таки заметил, как Пирс смотрит на расстроенного неприятным происшествием Дадли и думает, чем ему угодить. Течение мысли от страха и хронического тугодумия напоминало таковое в засорившейся канализационной трубе, но рано или поздно желание угодить Дадли пробивает этот непоколебимый ранее засор.       Кажется, Пирс вспомнил, что Поттер говорил со змеей. Как Гарри это понял? Очень просто. Он это почувствовал. Словно прочитал его мысль. Словно нечто потустороннее направило его взгляд на Пирса, на его крысиное, приправленное щепоткой вечного потакания лицо, и подсказало, что он скажет что-то, способное вычеркнуть ближайший месяц из жизни Гарри… Но как можно ему помешать?       Ответ снова пришел из головы.       «Сейчас он скажет что-то нехорошее, просто посмотри ему в глаза и приложи палец ко рту».       К удивлению Гарри, это сработало. Мальчик, что еще пару секунд назад хотел сказать что-то про Поттера, внезапно смолк и опустевшим взглядом уставился в окно.       Дядя Вернон все равно запер Гарри в чулане. Не имея никаких доказательств, он решил просто избежать проблем. До конца учебы оставалась неделя, и Гарри чувствовал, что просидит ее в своей комнатушке… А мог бы стоять – сидеть после сеанса ремнетерапии, как правило, больно. Да и еду у него отбирать никто не стал – Гарри нутром чуял, что если бы не его действие, если бы не подсказки… В общем, по-хорошему, на этот раз он не своему собственному везению был обязан относительно хорошей жизнью.       И Гарри это понимал.       Не понимал он только, кто сидит в его голове. А спрашивать было как-то… Неудобно. Ведь этот неизвестный не просто сидел и наблюдал – он помогал ему. Пытался исправить царивший сегодня весь день бардак. Но ведь если он сидит в голове и способен говорить… Разве он может существовать?       Это определенно не нравилось Гарри. Не факт наличия в его голове постороннего – факт неопределенности их взаимоотношений. Да и взаимоотношений не было – Гарри ему даже ни разу не ответил, что уже само по себе верх невежливости!       Наконец, Гарри решился.       – Я весь день чувствую Вас в моей голове, сэр. Ваши советы полезны, Ваши слова мудры. Однако, хоть мне неудобно Вам это говорить, но сидеть в моей голове невежливо.       Внутри головы Гарри раздалось легкое эхо, щекотавшее его извилины. Мальчик не мог понять, что происходит, но где-то в глубине души слышал… Смех? Да, смех. Голос в его голове смеялся, заливисто и звонко, так, будто услышал самую веселую и невинную шутку на свете.       Если бы смех не был столь добродушным, Гарри бы подумал, что голос в голове над ним издевается. Но все нормально, Гарри просто немного сошел с ума.       Смех сразу прекратился, словно голос почувствовал, что сделал что-то не то. Словно он… Читал его мысли?       «Прости. Но я появился внутри тебя не по своей воле, и уйти не могу. По крайней мере, дальше ста метров».       Гарри, наконец-то получивший возможность расслабиться, прислушался к незнакомцу. Голос был мужским. Довольно низким, с нотками уверенности в себе, но не как у Дадли, когда он бьет кого-то, а как у офицера Спенсера, отставного военного из соседнего квартала, который регулярно ловит мальчишек на краже его яблок и отчитывает их за такое недопустимое преступление.       Гарри внезапно понял, что не так.       – Вы и ходить можете?       И снова эхо. И снова смех.       «Правильный вопрос. Могу. И говорить. Но лучше тебе говорить с самим собой… Как с самим собой, а не вслух. Мне так будет легче».