Страх

Дайн всегда помнил эти леденящие просторы самой низкой точки в этом мире. Это место захватывало не только тело, но и душу. Время здесь ощущалось по-другому, как и всё остальное. Темнота удушала, а каждый шаг казался движением в пустоту. Селестия действительно сделала самое ужасное наказание для грешников. Но рыцарь всё также шёл вперёд. И сам не до конца понимал зачем. Он знал, что сюда его впустили специально — это не было оплошностью или ошибкой. Впереди становилось светлее. И бездна, что в начале была закрыта пеленой греха, начала заполняться сотнями звёзд. Это было похоже на оазис среди пустыни. Яркое помещение казалось непривычным. Внутри он увидел ту, кого и ожидал. Самый яркий свет в этой комнате. Её внешний вид не изменился со временем. Прямая спина и всё то же белое платье. Такой же мягкий и неторопливый поворот головы в его сторону. Она была похожа на аристократку. Её взгляд самого дорогого золота, хотя это скорее пыль солнечного света, был таким же отстранённым, как и последние сто лет. Для неё прошло возможно больше. Или меньше. Но это не имеет значение, существо перед ним давно потеряло ход времени: ещё задолго до их встречи. Она смотрит на него из-под полуприкрытых глаз с холодом, что сильнее самой бездны. Безжизненный взгляд выглядит властным, так смотрят не простые аристократы, а императоры и императрицы. Он выдерживает этот пустой взгляд в котором умудряется разглядеть все её чувства и эмоции. Ему кажется, что спустя такое количество времени он читает Люмин насквозь, но при этом не знает ничего. В её жестоких глазах ему мерещится нежность, что он ощущал пять сотен лет назад. — Зачем же ты пришёл, Дайн? — спокойно спрашивает она, не сокращая дистанцию в пятнадцать метров между ними. — Чтобы сказать мне то, что сказал и пятьсот лет назад? Он молчит, немного опуская взгляд вниз. Дайну сложно выдерживать подобный взгляд. Когда её глаза направлены на него, он внезапно вспоминает все те бреши в своей душе, что были закрыты его сознанием. Именно сейчас он чувствует начало колебания своего состояния. Дайнслейф ощущает собственное ничтожество. И эта боль кажется ему такой сладкой, такой приятной и нежной, ведь он так долго не чувствовал. Когда он ощущает эмоции, Дайн чувствует себя живым. И это его спасает. И каждый раз все его муки и сладости появляются из-за Люмин. Никто бы однажды не подумал, что мужчина такой садист. Да и разве это можно назвать садизмом?.. — Люмин… — нежность от которой сковывает сердце, — ты не передумала? — глухо спрашивает он. «Конечно нет.» Дайнслейф знает ответ, но всё равно спрашивает. Если её губы произнесут фразу с иным смыслом, это будет не Люмин. Но зачем же он тогда спросил это? Ответ простой: он больше не знает что сказать. Дайнслейф рад тому, что они вообще смогли стоять друг против друга в полном одиночестве. Он не мог забыть её голос, но в реальности он звучал намного лучше, чем в его сознании. Чистота её мыслей это то, чего не хватало его грешной душе. — Конечно нет, Дайн, — твёрдо говорит она, не спуская с него глаз, будто он собирается сбежать. Как и говорилось ранее, Дайнслейф знал ответ. И повторение его из её уст заставило сделать что-то легче в его душе. Люмин была всё той же. Он грустно усмехнулся и наконец поднял на неё свои глаза. — Тогда почему же ты позволила войти мне сюда. Значит тебе есть, что сказать? Дайнслейф ожидал у неё услышать то, что она впустила его только потому, что хотела выслушать его. Но в этот раз он не предугадал её слова. И это как раз пример той ситуации в которой Люмин действует неожиданно. Та самая сторона, которая постоянно будет неразгаданной в голове Дайнслейфа. — Это точно не из-за любви к тебе, — резко говорит она от чего Дайну становится тяжелее дышать. В голову будто ударила молния. Он не ожидал того, что Люмин внезапно заведёт разговор о их любви. Что означает её формулировка «…точно не из-за…»? Значит всё же она испытывает к нему любовь? Он хочет что-то произнести, но слова так и остаются где-то в тишине его сознания, что бушует сейчас словно море цвета его глаз. — Ведь я не люблю тебя, а ты не любишь меня. Причиной просто не может быть… Любовь. Ведь её нет, — её голос не меняет в себе эмоций, а взгляд такой же как и минуту назад. Дайнслейф не думал о том, что она скрывает свои эмоции и чувства, ведь был зациклен больше на себе в данный момент. — Разве то, что мы испытываем, не называется любовью? Люмин прикрывает глаза и выдыхает. Она идёт к нему, звук её сапогов эхом звучит в этой бездонной тишине. Он чувствует напряжение от её приближения. Люмин выглядит как стихия сейчас. И Дайнслейф покорно принимает её. — Ты ведь сам знаешь ответ на свой вопрос, Дайн. Смертные привыкли называть романтической любовью всё подряд: желание физической близости, восхищение, дружбу, внимание… Мало кто из людей действительно любит кого-то. Они не знают друг друга и не готовы принять. И это нормально для них. Для тех, чья жизнь мимолётна. Но бессмертие даёт тебе многое понять, ведь так, Дайн? — она уже совсем близко к нему, между ними меньше метра. Её величественные шаги всё ещё были перед его глазами, когда он обдумывал фразы произнесённые Люмин. — Любовь — это не то, что заставит тебя чувствовать себя прекрасно лишь единожды. Это не мимолётный физический контакт в темноте ночи. Такую простую истину, как эмоциональная близость, люди не принимают даже со временем. Их пороки постепенно убивают их собственную личность, превращая в серую массу. Но, заметь, грешниками всё равно являемся мы: те, кто хочет изменить такой мир. Теперь она стоит рядом с ним, подняв на него свою голову. Их взгляды связаны невидимою нитью: Дайн просто не может оторваться от неё. — Разве любовь имеет определённую форму и определение? — шепчет он. Его глубокий тихий голос может заставить пройти мурашки по коже, но Люмин внешне никак не реагирует на это. Она чувствует его лёгкое дыхание на своём лице. — Возможно для тех, кто там, сверху — нет. Но спустя тысячи лет наблюдений для меня настоящая любовь стала чётким определением в голове, — он ощущает дыхание Люмин на своих губах. По телу проходит приятная дрожь. Неужели она так близко? — В конце концов, если бы ты любил меня, пошёл бы за мной, а не страхом своей неудачи. Не Каэнри’аховцы ли считают, что всегда нужно мечтать не останавливаясь? Так почему ты предал эту мысль? Ты просто трус, Дайн. И твой страх не исчез даже спустя сотни лет. Она поднимает свою руку, пока он молчит, проводит ей по его щеке, бледная кожа кажется грубой. Её взгляд останавливается на маске, что закрывает его правую сторону лица. — Но я не виню тебя. Ведь я поступаю точно также. Если бы любила тебя, то сдалась бы и была вместе с тобой. Так ведь это должно работать? Она снимает его маску, а он не препятствует. Её движения ощущаются как крылья бабочки на коже. Мягкие нежные движения сбивают с мыслей и до боли в голове опьяняют. Она небрежно откидывает маску куда-то вдаль, проводя пальцами по следам проклятья, что доказывают о грешности этой души. Эти следы кажутся совсем гладкими по сравнению с его кожей. То, что скрыто под маской, чище того, что находится снаружи. — Эта маска… Не означает ли она то, что ты отверг своё прошлое? Родину? Ты ведь пытаешься ей скрыть не только проклятье, но и то, что было. Она тянет вторую руку к его волосам: они уже намного мягче, чем его кожа. Гладкие и нежные. Дайнслейф не может выдержать этого и закрывает глаза. Мягкий движения изучают его лицо, очевидно пытаясь проникнуть в душу. — Я не согласен с тобой. — Неудивительно. Когда ты был согласен со мной за эти пятьсот лет? Он выдыхает. Дайнслейф не знает что значат его чувства, но самое подходящее определение им «любовь». Это не ненависть. Так чем же ещё это может быть? Привязанность? Зависимость? Чувства Дайна эгоистичны. — Нашу ситуацию невозможно объяснить словами. И ты понимаешь это, Люмин. Наши действия и решения не связаны с ненавистью. Я… Никогда не ненавидел тебя. И вряд ли смогу это сделать. Она улыбается прищуривая глаза. — А что же ты чувствовал тогда, когда я пыталась добиться от тебя поддержки, а всё что ты мог сделать — это стоять и смотреть на рушившуюся надежду? Он резко раскрывает глаза и смотрит на Люмин. Их взгляды опять связаны, он тихо вздыхает, осознавая касания таких родных пальцев к его коже. Тот момент… Его невозможно описать. Хватит нескольких слов: «он потерял всё». Это описывает его состояние в тот момент. Тогда Дайн пытался сформулировать все свои мысли в единое целое, но были лишь какие-то одинокие отголоски, что застряли в глубине сознания. Его брови опускаются, а губы принимают сожалеющий вид. Он не выдерживает спокойного взгляда Люмин с лёгкой печальной улыбкой, просто отворачивая голову в сторону. И так всегда. Он просто уходит от проблемы. Страх — это то, что овладело им больше, чем любовь к Люмин. Страх останавливает его. Он рушит его жизнь… Ха-ха, какая уж там жизнь? Слишком громкое заявление. Существование постоянно теряет свои и так серые краски. Он боится немногих вещей. Дайнслейфу страшнее всего потерять Люмин и остатки нации. Они с Люмин понимали, что её действия могут привести её к ещё более худшему исходу в ходе которого её просто не станет. Либо эта величественная звезда будет страдать сильнее, чем любой грешник. Только вот Люмин было плевать, а Дайну нет. Он эгоистично считал, что Люмин должна жить, пока жив он. Но только проблема в том, что её невозможно удержать. Люмин существо с отточенными принципами, которые никто не может нарушить. Она внезапно касается его губ, словно пытаясь вынуть ответ из него. Дайнслейф вздрагивает, вырываясь из потока мыслей. Мужчина застыл тяжело дыша. Люмин нежно провела языком по его сухим губам, Дайнслейфу внезапно стало так тепло, он хотел ответить ей «поцелуем», но девушка уже отстранилась. — Что ты почувствовал? Он с дрожью выдохнул, смотря в её золотые глаза. Они грели и холодили душу одновременно. Ему видна та сторона, что скрыта ото всех и это вызывает восхищение в его груди, ощущение избранности. Не такое как у владельцев Глаза Бога, а иное — человеческое. Хотя на самом деле его просто выбрал другой Бог, что не принадлежит этому ложному миру. Он никогда не чувствовал себя избранным, у него никогда не было и не будет Глаз Бога, что управляет людской сущностью. Чувствуют ли себя люди также при его получении? Он сомневается. — Мои чувства неоднозначны. Я чувствую печаль и радость. И… Страх. Я думаю, что это вызвано любовью. — А я испытала неприязнь, — резко отрезает Люмин, заставляя брови Дайна чуть опуститься вниз. На самом деле он даже не подозревает насколько печальным выглядит на протяжении их разговора. Люмин видит это скрытое чувство вины и неопределённость в нем. Они оба часто думают о своих чувствах друг к другу. Дайн, поглощенный одиночеством, каждый день размышлял об этом. — К себе… К тебе… К нам обоим. Их любовь нельзя назвать идеально чистой, но она определённо чище, чем любая другая. Это нечто возвышенное, мало кем понятое. В этом мире нет ничего однозначного: белого или черного, и такие же их чувства друг к другу. От её слов так больно, но так приятно. Дайн получает удовольствие от самого факта того, что он чувствует. Он не хочет разрывать этот момент, но всё имеет конец. И для него он наступает сейчас. Она отходит от него и разворачивается. Люмин некоторое время стоит, видимо желая каких-то слов. В глубине души, очевидно, она ждала тех слов отрицания. Что Люмин не права и он готов пойти за ней. Но эти мысли эгоистичны. Им просто не суждено быть вместе. — Надеюсь, ты однажды перестанешь бояться, — лишь бросает она напоследок, по-особенному отчаянно. Люмин уходит вглубь бездны, а они так и не сдвигаются с мёртвой точки. Он вновь потерял её. И вряд ли обретёт её внимания опять. Это конец. Не эрозия его убивает, а страх. Дайнслейф является причиной всех собственных переживаниях. В конце концов всегда виноват сам человек, а не что-то иное. Мечтать?.. Раньше он много мечтал. Сейчас этого не происходит. Его мир давно подошёл к концу. Сейчас он жил, через минуту начнёт просто существовать. Как только Люмин исчезнет в темноте, оставшись привычным светом в его сознании… Он зажмуривает глаза и сжимает кулаки. Кто такой Дайнслейф? Грешник? Человек? Рыцарь? Глава королевской стражи? Каэнри’аховец? Все эти определения звучат не в прошлом времени. Всё это описывает его сейчас: сознание говорит ему о том, кто он есть на самом деле. Он человек великой нации, чьё величие давно исчезло, но страницы истории до сих пор дрожат от одного её упоминания. Каэнри’ах не пала. И глупо дарованное Богами бессмертие лишь укрепило это утверждение. Их государство бессмертно. Он грешник для этого мира, но не для людей. Он хочет жить, а не существовать. Потому что он — человек со своей сутью и сущностью. Он сделал резкий рывок вперёд, в мгновение догоняя Люмин. Она слышит движение за своей спиной и как только начинает оборачиваться её спину вдруг схватывают в крепкое кольцо объятий. Её глаза расширяются, не смея переводить взгляд на макушку, что отчаянно легла на её плечо. — Люмин… — хрипло шепчет он, а девушка чувствует дыхание на своей шее. Подтверждение того, что это не сон. По её плечам и шее идёт ощутимая дрожь. — Я люблю тебя. Эти слова значат многое. Намного больше, чем любые другие. Это его ответ в который он так давно не верил из-за страха. Она улыбается, в по щекам внезапно идут хлынувшие слезы, что так долго держались внутри. — Добро пожаловать в Орден Бездны, — пальцы Люмин касаются его головы и гладят растрепавшиеся волосы, что безобразно разбросаны по её плечу.