Портрет бабочки.

Вокруг витала лишь кромешная темнота, но почему-то Гию различал все, и даже мог ощущать мягкий, будто покрытый ковром пол под своими ногами. Единственное, что парень мог увидеть в абсолютной пустоте-это стенд с холстом, стоящим прямо перед ним. На полотне располагался уже практически завершенный портрет его музы, но Томиока был недоволен тем, как он изобразил глаза. Выражение их прочно переплеталось с лукавой улыбкой и прочей мимикой лица, но в них не хватало той многогранной, спрятанной глубины, да и сиреневый оттенок был совсем не таким, как у оригинала. В остальном же, это была полностью готовая картина. Гию уже начал беспокоиться, что весь сон будет состоять лишь из жалкого подобия его богини, являвшейся в дремах и мечтах, но внезапно он ощутил мягкое прикосновение, а затем увидел её руки, обвившие его грудь. Всё его существо в один миг сладостно задрожало от осознания-богиня обнимает его! -Скажи. -тихо, на грани с шепотом попросил Томиока, всё еще не смея пошевелиться, чтобы не нарушить эту близость. -Тебе нравится? -Очень. -в голосе музы слышалась улыбка и даже некоторая нотка восхищения. -А тебе? -В целом... -Гию прищурился, внимательным взглядом окидывая полотно. Свое творение ему нравилось, он действительно не мог найти изьяна, картина выглядела как практически живая, но глаза...Глаза были не такие, и это всё портило. -Да, но глаза не такие. Я переделаю. -Зачем? -удивилась девушка и наклонилась вперед, с задумчивым удивлением рассматривая лицо темноволосого. -Мне и так нравится. -Это не на сто процентов ты. -упрямо продолжил гнуть свою линию Томиока, слегка сжав кулаки. -А я хочу именно тебя. -Ты хочешь меня? -хитро улыбнулась собеседница, поднимая брови вверх. Лицо её выражало то самое неподдельное удовлетворение от удавшейся пакости. -Ой, ну в смысле я...-щеки парня перекрасились в густой красный цвет, а синие глаза разбежались в стороны. -Я хочу нарисовать именно тебя. Чтобы это была на сто процентов ты. Такая же, как и тут. Иначе это не результат. -Эх, даже реинкарнация вас не изменила, Томиока-сан. -вздохнула муза и легонько толкнула его вперед. Внезапно, ноги не нашли под собой опоры, и Гию на страшной скорости полетел вниз, пока сладкий голос его богини гремел далеким эхом уносящегося сна. -Вы все также не цените себя и свой труд. Неужто так сложно понять, что не нужно ненавидеть себя? ****************************** Вздрогнув, Томиока проснулся. Пробуждаться от падения во сне было одним из самых бесячих для парня вариантов выхода из мира грез. Голова гудела и трещала по швам, и стоило взглянуть на красное табло часов, и становилось понятно, почему. Гию снова спал меньше трех часов. Уже четвертый раз подряд. Под глазами парня наплыли синие мешки, кожа его побледнела, а щеки покрыла легкая щетина. Встав с кровати, парень сразу же пошел в ванну, включил бритву и отодрал все наросшие волосы намертво, но несколько неаккуратно, царапая и рвя кожу на мелкие лоскуты, затем с трудом нашел разбросанную по всей квартире одежду, оделся и снова сел за журнальный столик, на котором покоился портрет его возлюбленной. Смысла врать самому себе Томиока не видел, и ответ на этот вопрос уже давно осел в его голове, как нерастворимый гидроксид. Да, он влюбился в ту, что снилась ему по ночам, выпивая жизненные соки через свой же портрет. Возможно, это была какая-то особая форма вампиризма, гипнотизирующего жертву, но парню было наплевать. Внезапно шкаф его распахнулся и оттуда действительно выпорхнула, словно бабочка, его муза-вампир. Практически белая кожа, зачаровывающий взгляд аметистовых глаз, длинные, жемчужно-чистые клыки и сильные, красивые пальцы приблизились к нему, хватая за горло, а нежный, холодный язык вспорол ему кожу, позволяя клыкам впиться в его жилистую плоть и начать высасывать из артерии на шее кровь, но Гию не чувствовал даже малейших признаков боли. Скорее лишь только приятное, расслабляющее жжение и нарастающую слабость по его телу, пока мертвые руки обвивали его грудь и заползали ледяными прикосновениями под одежду. Однако стоило Томиоке, как коту, зажмуриться, и наваждение пропало. Он был здесь абсолютно один, в своей квартире, а на столе перед ним лежал незавершенный портрет. И он обязан был его закончить. Обязан сделать глаза богини настоящими, живыми и такими же многогранными, как и во сне. Сиреневый цвет оказался неподходящим, глубина оттенка совсем не такая. Что же ему в таком случае изобразить? Как раскрасить глаза музы? Может, фиалковый? Однако пары мазков хватило Гию, чтобы понять, что этот цвет слишком пошлый. Тогда, быть может, лавандовый? И снова он не угадал, чересчур невыразительно. Что же ему нужно было сделать, чтобы получить тот самый аметистовый перелив и блеск, таящий в себе восьмое чудо света? Сливовый цвет? Фуксия? Баклажан? Быть может, индиго? Как бы Томиока не пытался, у него попросту не выходило добиться нужной консистенции, и это приводило парня в отчаянье. Паника и страх того, что он не сможет закончить работу, постепенно нарастали в груди вместе с колющей, острой болью и печением, будто внутрь его легких засунули небольшой костер, пожиравший его внутренности изнутри. Пламя свернулось в тугой комок, прокатилось вверх, сотрясая ребра и трахею, разорвало адской болью горло, и наконец вырвалось наружу тяжелым кашлем. Гию упал на диван, захлебываясь и задыхаясь, а из его рта длинной, непрерывной струей шла его кровь, заливая подбородок и белую рубашку на груди, вперемешку с незнакомыми, фосфоцирующими лепестками ядовито-пурпурного цвета. -Что это? -тихо спросил Томиока, едва продышавшись от внезапного приступа. В глазах у него слегка потемнело, все тело внезапно стало слабым и легким, а голова вертелась ходуном, но его занимали лишь цветы, вышедшие из его груди наружу. Загребя непослушными пальцами одну горсть с своей груди и шеи, Гию осторожно размял их в пальцах и растерянно прислушался к кислому, пряному запаху. -Глициния? Но почему? -недоуменно спросил, казалось бы у самого себя, темноволосый, пытаясь найти обьяснение такому посланию от своей богини. Однако ответ пришел практически сразу же, бледные губы расплылись в полубезумной, вялой улыбке и парень произнес в тишину, стоявшую в его квартире, обращаясь к кому-то не от мира сего. -Я понял. Я должен отдать тебе часть себя? Часть своей души? Не так ли, муза? Да, я понял...Я должен пожертвовать тебе частичку себя. Это как кровная клятва. Хорошо, я сделаю... Взяв из шкафчика небольшую тарелку, Гию набросал в неё все цветы глицинии и постарался выжать внутрь как можно больше своей крови, затем достал пачку столовой соды, выпотрошил её в этот замечательный коктейль, а затем поставил чайник кипятится. Это была его собственная уникальная технология изготовления красок из натуральных красителей, открытая им несколько лет назад, после урока химии в школьной лаборатории. Подавать патент парень тогда не стал, ибо посчитал эту технологию слишком уж дорогостоящей и бесполезной, ибо та же акварель уже красила намного лучше, но все же порой он использовал её, иногда получая довольно интересные оттенки и цвета. Главное-смешать компонент, соду и кипяток в соотношении два к одному к одному, подождать, пока остынет, и всё будет в кармане. Чайник закипел, обозначая готовность продолжать, и Томиока нервно смешал все три, точнее четыре, благодаря его крови, ингридиента. Размешав чайной ложечкой содержимое миски, Гию получил краску глубокого, пурпурно-черного, переливчатого оттенка с небольшим фосфоцирующим эффектом. Дождавшись, пока краска остынет, темноволосый намочил в ней кисточку и его руки вновь запорхали над полотном, придавая глазам тот самый магический блеск и многогранный оттенок. Портрет наконец-то был завершен... Однако, из колеи размышлений парня выбил внезапный звонок в дверь. Гадая, кого там могло принести, Томиока пошел открывать. Входная дверь со скрипом распахнулась, и Гию с удивлением обнаружил за ней Сабито. Глаза обоих парней недоуменно расширились: у Томиоки от внезапного гостя, у шрамированного пришельца от обильного вида крови на одежде товарища. -Сабито? -брови парня с рассеяно поднялись вверх. -Что ты тут делаешь? Что-то случилось? -Ты случился! -возмущенно воскликнул друг, всплеснув руками. Удивление быстро переросло злость, и Сабито попер на Гию, уперев тому палец в грудь. -Ты чего так долго пропадал? Две недели! Почему не сказал об этом никому? И почему ты в крови?! -Успокойся. -отмахнулся студент, пропустив товарища в квартиру. -Я рисовал картину. И как раз закончил её. И это не кровь, это...вишневый сок. -Ага, конечно, а еще американское ПВО сбили Советскую подводную лодку в степях Украины. -с львиной долей сарказма фыркнул его друг, сложив руки на груди. -Или ты пакет зубами открывал? Весь институт его бегает ищет, профессор Юширо волнуется, а он рисуночки, блять, делает. Браво, Гию! -Рисуночки?! -возмутился Томиока, глядя на то, как Сабито картинно хлопает в ладоши. В груди парня поднялась злость. Он посмел назвать рисуночком портрет его богини?! -Я тебе покажу рисуночек! Тонкие, бледные пальцы схватили уголки холста и вздернули его вверх, открывая обладателю персиковых волос картину, от которой у него невольно отвисла челюсть. В ночном полумраке, освещаемом лишь колесницей бледной луны, на темную гладь озера падали сотни серебристых лучей, заставляя крохотные волны, исходящие от одного точечного прикосновения, мерцать и переливаться. На этой шаткой поверхности парила неземной красоты девушка с пурпурными, перетекающими в густой розовый волосами, собранными на затылке заколкой в виде бабочки. Облаченная в черную форму и белое, полупрозрачное хаори с фасеточным узором, она едва касалась одним лишь носочком водной глади, что и провоцировало рябь на ней. Полы её одеяния взметнулись, подобно крыльям сказочного махаона, и так и повисли в воздухе, и впрямь напоминая собой огромную, удивительную бабочку или мотылька. Но самой красочной деталью картины, несмотря на её мастерство и точность, оставались глаза и улыбка таинственной девушки. Очи её были невиданного доселе оттенка блестящего аметиста, в середине хрусталика плавно перетекающего в индиго, а белозубая улыбка будто таила в себе сотни тысяч разных оттенков и эмоций, меняющихся в зависимости от ракурса обзора картины в самом разном порядке: радость, раздражение, умиротворение, счастье, заигрывание, печаль и задумчивость...Первой мыслью Сабито было, что Гию просто охренительно крутой художник, а вторая тут же проскочила в голове, напоминая о том, что кое где он эту девушку уже видел. -Это, бесспорно, потрясающе. -выпалил Сабито. -Однако я и не думал, что ты станешь таким ярым фанатом девушки с одного снимка в Инстаграме? -Что, прости? -нахмурился Гию, не поняв смысла фразы. -О, Господи, ну вот, смотри. -покопавшись в телефоне, Сабито зашел в свой инстаграм, дальше в подписки, оттуда в профиль Тенгена Узуя и начал листать вниз. Томиока поначалу отнесся к этому скептически, ибо он совсем не был фанатом знаменитого артиста, впрочем, как и кого-либо еще, пусть и очень уважал его за голос и порой душу раздирающие тексты, но стоило едва показаться одному фото двухнедельной давности с подписью "Я и моя фанатка-психолог Шинобу Кочо!", и у парня чуть глаза на лоб не полезли. На нем стоял никому не нужный Тенген Узуй с дурацкой улыбкой, а рядом с ним-его Богиня, муза. Да, одетая в обыкновенную серую толстовку и с ненужной фиолетовой помадой на немного пухлых губах, но несомненно она, ибо перепутать эту таинственную улыбку и неповторимые, черно-аметистовые глаза с чем-либо другим было невозможно. Глядя на это фото, Гию внезапно поплохело и он уселся на диван, закрыв глаза и приложив руку ко лбу. -Ну, что скажешь? -торжествующе спросил Сабито, убрал телефон и заговорщески улыбнулся. -Она? -Да. -тихо прошелестел Томиока, чувствуя, как звук с надрывом вырывается через пересохшие губы. -Тогда я тебе сочувствую. -расхохотался персиковолосый и хлопнул сникшего товарища по плечу. -Ибо ты в Вашингтоне, а она во Флориде, приятель. И вообще, она хоть знает, что ты к ней питаешь чувства? -Откуда ты знаешь, что это Флорида? -слабым, дрожащим голосом спросил Гию. -Фото сделано во Флориде. -пожал плечами Сабито. -А что? -А? Нет, ничего. Я...я... -вцепившись руками себе в волосы, темноволосый оперся локтями о колени и закрыл лицо ладонями, продолжая терзать свои черные пряди. -Мне нездоровится. Так и скажи всем. Да. Именно так. Подталкивая своего слегка приофигевшего друга к двери, Томиока выпроводил его из квартиры и с оглушительным хлопком закрыл её, сразу же поворачивая щеколду. Обернувшись, Гию уперся спиной в деревянную панель двери и сьехал по ней вниз, на грязный, мокрый пол. Глаза его сияли нездоровым, хищным блеском, немигающе выжигая одну точку на потолке. Руки парня слегка подрагивали от свалившегося будто с неба осознания. Его богиня, драгоценнейшая муза, перевернувшая всю его жизнь в лучшую сторону, была жива и материальна. Она существовала в одном вместе с ним мире, и это приводило Томиоку в неописуемый, лихорадочный восторг, заставляя буквально содрогаться в ознобе возбуждения. -Так значит вот как. -невнятно пробормотал Гию себе под нос. -Мы значит в одном мире. Ты реальна. Что же мне предпринять? Синие глаза переместились на лежащий на столе портрет, суставы парня заработали, поднимая его тело вверх, и он медленными шагами приблизился к полотну, пока его губы начинали кривиться в зловещей усмешке, а пальцы нервно дрожали. Ладони Томиоки уперлись в края столика, он наклонился, пристальным взглядом рассматривая свое творение, и гробовую тишину квартиры вновь сотряс возбужденный, быстрый, лихорадочный и несколько отчаянный шепот: -Что же мне предпринять?