Беспокойство Аято

Ночное небо, усыпанное несчетным количеством золотых светил, сообщало о том, что людям пора погрузиться в царство грёз. Для кого-то плодотворный и насыщенный день наконец подошёл к концу, и теперь можно отдаться покою, забыв обо всех делах. Но некоторые жители страны Вечности все же бодрствовали, так как обязательства не позволяли им сойти со своих постов. В комиссии Ясиро во всю кипела жизнь и, казалось, что все прелести отдыха обходят её стороной. Прислуга занималась поддержанием порядка в поместье и исполняла приказы своего хозяина. Сам глава Камисато был окружен кипами документов и уже неизвестно сколько находился в своем кабинете. Особой усталости он не чувствовал, ведь давно свыкся с подобным режимом. Аято ловко управлялся со всеми сведениями, а на бумаге то и дело появлялся изящный почерк, подтверждающий или отклоняющий написанное в текстах. Рядом с ним находилась его гостья, которой уже порядком наскучило пребывание здесь. Пшеничного цвета волосы касались стола, а голова девушки лежала на руках, которые смягчали жесткую поверхность красного кедра. Янтарные глаза вглядывались в содержание документов, заполнением которых и занимался Аято, но чем дольше она находилась в таком положении, тем сильнее её одолевала скука. Глава клана не захотел нагружать Путешественницу этой муторной работой и потому Люмин оставалось лишь молча сидеть здесь, да изредка поглядывать на парня, находящегося в полной сосредоточенности. – Господин Камисато… – перебрав в голове все варианты своих дальнейших действий, Путешественница собрала волю в кулак и обратилась к главе клана. – Просто Аято… – тотчас поправил он, – Ты меня услышала? Тон его голоса показался девушке холодным и потому по всему телу прошлась легкая дрожь. В голове стали появляться мысли, касательно того, что все-таки не стоило мешать Аято, но обратного пути уже не было. – Господин Аято... – не решившись обратиться к нему по имени, она с долей сомнения произнесла эти слова. Особой реакции за этим не последовало и Люмин ненадолго замолчала, чтобы обдумать, что ей лучше сказать. В это время Аято всё ещё был погружен в документы и кистью вырисовывал иероглифы на них. – Обязанности председателя комиссии кажутся интересными. Но… – неуверенно начала она и, на секунду замявшись, продолжила, – Есть ли какие-то проблемы, с решением которых я могу вам помочь? – Проблемы? – его рука остановилась, а кисть застыла в пальцах. – Я сам могу справиться, – коротко отрезал Аято, а после добавил, – Почему спрашиваешь? – Если бы я смогла помочь тебе, то сумела... – на лице появился легкий румянец, а глаза стали полны любопытства. – Ну… Узнать тебя получше. Услышав подобное, Аято задумчиво приложил руку к подбородку, а после усмехнулся. Довольная улыбка, тотчас появившаяся на его лице, была признаком того, что слова Люмин пришлись ему по душе. – Всякий раз, когда меня что-то беспокоит, – сделав акцент на последнем слове, он прибегнул к небольшой паузе, чтобы усилить интерес девушки, а после продолжил, – Сюмацубан незамедлительно избавляется от неприятностей. Они обучены разбираться с подобными делами. На лице Путешественницы пронеслось некоторое изумление, когда Аято начал объясняться. Она не могла понять к чему он хочет подвести разговором о Сюмацубан, а потому с интересом слушала парня. – Но… Растянув это слово, он повернулся к своей собеседнице и попытался заглянуть ей в глаза. Девушка тотчас вздрогнула, а по телу прошлись мурашки от такого прожигающего взгляда. Она на мгновение отвернулась, но после снова установила зрительный контакт. Взгляд устремился вверх и встретился с сапфировыми глазами, которые, казалось, уже давно утратили прежний блеск. Тяжелое детство, проведенное в борьбе за свою жизнь и свой клан, оставило сильный след на Аято. Равнодушные и ледяные глаза казались несовместимыми с маской доброго человека, но его обаятельная улыбка и умение подстраиваться под ситуацию помогали с легкостью втираться в доверие, дабы уничтожить своих оппонентов. Но еле заметное изменение пронеслось в его глазах, когда те несколько раз столкнулись с жизнерадостным взглядом той, что походила на лучезарное солнце, всегда согревающее и освещающее тусклую рутину жизни. Когда-то это светило закрывали грозовые облака, принося вместе с проливным дождем одну горечь, но со временем небо прояснялось и с высоко поднятой головой Путешественница шла вперед. И сейчас Аято уже не мог представить своё существование без златовласой девушки, обладающей храбрым и добрым сердцем. – Когда кто-то доставляет мне неприятности… – приложив палец к щеке, Аято немного склонился влево, и произнес это, специально не договорив. На его губах заиграла хитрая улыбка, а лисьи глаза не могли оторваться от своей жертвы. По всему телу Люмин прошелся холодок и она в очередной раз вздрогнула. Сейчас парень и правда казался опасным хищником, что загнал бедного зверька в ловушку и специально растягивал удовольствие. – Насчет моей текущей проблемы… Его рука потянулась к кисти девушки и снова раздался леденящий кровь, прекрасный голос, который достигая ушей, пробирал до самого дна её души. Жертва окончательно потеряла дар речи и замерла в ожидании того, что выкинет глава Камисато. – Как я должен поступить с тобой? – Аято не отрывал взгляда от изумленной девушки, а на губах играла довольная улыбка. – Г-господин Аято… – дрожащим голосом начала Люмин, но её тут же прервали. – Аято. Вновь поправив Путешественницу, парень взял её за подбородок и смерил долгим, пристальным взглядом. Левая рука зафиксировала милое личико так, чтобы она смотрела только на него. И чем быстрее укорачивалось расстояние между ними, тем сильнее Люмин поддавалась панике. – …Аято. Я-я прошу прощения за то, что побеспокоила тебя, – ела выдавила она, не скрывая дрожи в голосе. Всё ушло в совсем не то русло и ситуация совсем вышла из под контроля. Но попытка исправить положение не привела к нужному результату. Лицо тут же залилось румянцем, а в глазах отразилась довольная ухмылка, красующаяся на лице Аято. Взглядом, полным обожания, он осмотрел Путешественницу, наслаждаясь её сменяющимися эмоциями. – Даже не знаю… – правая рука медленно скрепилась с пальцами Люмин, а губы были уже в паре сантиметров друг от друга, – Докажи мне, что ты искренне сожалеешь. Но когда его жадные губы вцепились в её, Путешественница совершенно забылась. Все переживания и тревога вмиг испарилась, а разум сосредоточился на новом чувстве, трепещущем в груди. Жар стал распространяться по всему телу, а время словно перестало идти. Ветер прекратил качать ветви сосен, и даже прислуга на мгновение отвлеклась от своей работы. Никакой нежности, никакой ласки – лишь впивающиеся в уста девушки клыки, и язык, то и дело изучающий нёбо. Получаемое удовольствие от так желаемой связи не могло сравниться ни с чем. И Аято был в восторге от того, что Путешественница сама завела себя в ловушку. И теперь обратного пути нет. Но вот для Люмин приходит осознание того, что ей совсем не хватает воздуха. Захлестнувшие эмоции затуманили её разум и слишком поздно к ней пришло осознание, что это от слова совсем не похоже на поцелуй, приносящий удовольствие обоим. Ранки на губах неприятно щипали, а на языке чувствовался привкус крови. Осознав это, она машинально попробовала оттолкнуть парня, но тело Аято осталось неподвижным. И тут в кабинет заглянул Тома, сопровождающий юную госпожу Камисато. Суматоха, смущение, и переживания вошедших позволили Люмин освободиться от болезненного поцелуя. Кровь каплями стекала с губ, окрашивая кожу и одежду в красный. Сердце бешено стучало, каждым ударом отдаваясь в голове, а мозг не мог до конца осмыслить ситуацию. Нервы дали о себе знать и перед глазами всё помутилось. Звон в ушах сумел заглушить даже сердце и Путешественница потеряла сознание.

***

Звон железных цепей обрывками отдавался в помутненном сознании, а в голове творился настоящий хаос. Воспоминания были обрывочными, а мозг не успевал обрабатывать поступающую информацию. Продрав глаза, девушка оглянулась вокруг и никого не обнаружила рядом с собой. Странные звуки, значит, оказались лишь сном. С облегчением вздохнув, Люмин попыталась встать, как вдруг всё её тело охватил ужас. В темноте блеснули сапфирового цвета глаза, а после до ушей донесся леденящий душу голос: – Теперь нам никто не помешает, милая.